- Покой мне не нужен, доктор! - отчаянно вскрикнул Минчев. - Я очень тороплюсь, доктор! Вы можете сделать так, чтобы я ушел от вас здоровым человеком и мог дойти туда, куда мне нужно?
- Чудес, не делаю, я не бог!
- Я не так сказал, извините, доктор! - торопливо заговорил Йордан. - Помогите мне! Чтобы я идти мог! Хоть бы мне часов пять-шесть пройти! - вырвалось у него чуть ли не со стоном.
- Пройдете, если хватит сил и терпения.
- Мне очень надо, доктор. У меня такие важные дела! - умоляюще продолжал Минчев, опасаясь, как бы добросердечный лекарь не оставил его у себя и не уложил в постель.
Пока врач промывал ссадины и перебинтовывал грудь старым полотенцем, Минчев обдумывал, не спросить ли у него о проходах через Балканы. Не доводилось ли ему самому преодолевать их?
Йордану рекомендовали присмотреть опытного проводника в горы, но как начать разговор, чтобы не выдать себя первым же словом?
- Доктор, а Балканы в этих местах перейти можно? - осторожно начал он. - Причем не пешком, а на конях, да еще с большим грузом. И не одному, а многим людям.
- А почему бы и нет? - оживился доктор. - В двухсот пятидесятом году после рождества Христова семьдесят тысяч готов прошли Шипкинским проходом, напали на римское войско у нашей Эски-Загры и изрядно его потрепали. Римский император Деций так, кажется, и не собрал его потом.
- А позднее?
- И позднее переходили, - быстро ответил доктор. - Например, в 1190 году византийский император Исаак Ангел. Правда, его при переходе через Среднюю гору сильно побили наши предки. Многими годами позже, лет двести подряд, проход напоминал оживленную ярмарку: по нему везли товары в нашу древнюю столицу Тырново.
- А еще позднее? - с нетерпением спросил Минчев, понявший, что доктор хорошо знает болгарскую историю и может привести не один десяток примеров, относящихся к древним и средним векам. А ему нужно знать, можно ли пройти сейчас. Жаль, что сам Йордан не попытал счастья проникнуть на Балканы разными проходами, опасными и безопасными.
- В 1810 году отряд князя Вяземского преодолел горы, занял Габрово и Тырново, но, к нашей беде, ненадолго, - сказал доктор.
- А вам лично не доводилось перебираться на ту сторону Балкан? - с надеждой спросил Минчев.
- Мне лично нет, но такие были, - ответил доктор.
- И вы их знаете? - вскочил с места Минчев.
Доктор положил ему на плечо руку и усадил в кресло.
- Если вы будете так прыгать, - сказал он, - ваше бедное ребро никогда не срастется, - Внимательно посмотрел на своего пациента, видимо, почти догадываясь, почему ему понадобилось искать проходы для доставки больших грузов в такое неспокойное время. - Я слышал от болгар и от турок, что лучшими проходами считаются Шипкинский и два Еленинских, через Твардицу и на Сливен. Самыми трудными - на Яксыли и на Хаинкиой. Особенно труден последний. Турки, как вы знаете, верят в приметы. У них есть предание, что много столетий назад по Хаинкиойскому проходу двигалась огромная турецкая армия, что аллах по какой-то причине разгневался на правоверных и в этом проходе загубил всех. Турки называют этот проход ущельем Хама и убеждены, что всякий, осмелившийся пройти этим ущельем, будет наказан аллахом и домой не возвратится.
- Но у нас другой бог, мы аллаху не подвластны! - усмехнулся Йордан, потирая худощавый, заросший жесткими волосами подбородок.
- Это верно, - согласился доктор, - но и болгары весьма нелестно отзываются об этом проходе. Лично я не слышал ни одного доброго слова про Хаинкиой.
- Выбирать проходы - не мое дело, - Минчев не хотел на этом заострять внимание доктора, - Выберет кто-то другой. И для меня. Чтобы легче перебраться на ту сторону.
- А вам-то зачем? - искренне удивился доктор, - Вы же не турок, чтобы спасаться от русских!
- Надо, доктор, надо.
- Если надо, значит, надо. - Доктор очень внимательно посмотрел на Минчева. - Значит, вам нужен опытный и верный вожатый, который мог бы перейти Балканы и провести за собой тысячи пеших и конных? Так?
- Так, - ответил Минчев.
- На краю села, с правой стороны, живет такой человек: он на своей двухколесной арбе изъездил Балканы вдоль и поперек. Вот к нему и наведайтесь!
Доктор вывел Минчева на крылечко и показал, где живет болгарин-путешественник, знавший каждую тропу на Балканах. Йордан пришел к его дому и постучал в дверь. Встретил его сам хозяин - небритый, большеусый, сухопарый, с маленькими настороженными глазками. Одет он по-домашнему - в длинный и полинялый халат, на ногах рваные, заплатанные опанцы. С первой же минуты он показался Минчеву злым и нелюдимым. Сесть не предложил, Посмотрел на него косо, буркнул себе под нос: "Что угодно?", и отвел глаза. Когда Минчев сообщил, что ему нужен человек, знающий все проходы через Балканы, он насторожился еще больше.
- А зачем их переходить? - сердито прохрипел он.
Минчев решил действовать в открытую. На это его подтолкнули старые литографии, висевшие в красном углу по соседству с иконами: эпизоды из Крымской войны и портреты русских генералов, отличившихся в тех жарких делах, - друг турок такое у себя не повесит!..
- Нужно срочно провести русскую армию! - решительно объявил он.
- А кто ты такой будешь, что за них хлопочешь? - низким голосом допрашивал крестьянин.
- Я ими послан, чтобы найти проводника в Балканы, - почти торжественно сообщил Минчев.
- Если ты ими послан и если я гожусь для такого дела, то я готов, - сказал хозяин дома.
- Проходы очень трудные? - деловито осведомился Йордан.
- Трудные. Но если надо - перейдем. Велишь закладывать арбу? Куда будем ехать: к Габрову или к Тырнову?
- Куда окажется легче.
Крестьянин покачал головой и отправился во двор, чтобы запрячь вола и этой же ночью двинуться навстречу наступающей русской армии.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
I
Иосиф Владимирович Гурко и Михаил Дмитриевич Скобелев кончали свой завтрак, когда им доложили, что казачий разъезд доставил двух подозрительных, потребовавших встречи с самыми высокими русскими начальниками. Минут через пять задержанные уже входили в большую комнату: один долговязый, носатый, со следами побоев на усталом и загорелом лице, другой низенького роста, сухой и с выражением покорности в темных глазах. Долговязый мгновенно признал Скобелева.
- Ваше превосходительство! - обрадовался он. - Я Йордан Минчев! Вы меня помните?
- Не только помню, - обрадовался и Скобелев, - а и жду от вас новых вестей, Минчев. Правда, кое-что я получил. Но главное мое поручение вы пока не выполнили: разузнать все о проходах через Балканы.
Скобелев пожал руку Минчеву, да так крепко, что у того хрустнули пальцы. Пожал руку и его товарищу, который с изумлением смотрел на золотые генерал-адъютантские эполеты Михаила Дмитриевича, на его крестики, медали и пышные рыжие усы, переходившие в такую же пышную рыжую бороду.
- Турки меня схватили, - сказал Минчев, - убежать было очень трудно. А когда стало можно, убежал.
- Вас покормить или мы приступим к делу? - спросил Скобелев.
- Нас уже хорошо покормили казаки, спасибо, - улыбнулся Минчев.
- Иосиф Владимирович, - обратился Скобелев к Гурко, - прошу прощения, это наш человек, в свое время я посылал его с заданием. Он уже успел хорошо поработать на русскую армию и представлен мною к награде.
Гурко приподнялся с длинной скамейки, покрытой ковром, и тоже пожал руки болгарам.
- Продолжайте, Михаил Дмитриевич, - попросил он.
- Садитесь, - предложил Скобелев и показал на скамейку, что стояла за длинным столом. - Прежде всего, что собой представляет Шипка и почему она так называется? Как точнее: Шипка или Шибко?
- Правильно будет сказать: Шипка. По-русски это означает "шиповник", - ответил Минчев. - Много его там растет, ваше превосходительство. А повыше Шипки будет другая гора, это Святой Николай.
- Турок там много? - нетерпеливо спросил Скобелев.
- До двадцать седьмого июня турки охраняли только Шипкинский перевал, было их там мало: человек двести мустахфиза. А вот двадцать седьмого стали прибывать, и сейчас их много, ваше превосходительство!
- Сколько же? - уточнил Скобелев.
- На Шипку прибыло батальонов пять арабских войск с горными орудиями. Порядочно появилось и башибузуков, - сказал Минчев. - Ходят слухи, что со стороны Казанлыка спешно перебрасываются крупповские орудия. Их турки намерены поставить в своих укреплениях.
- Но пока их там нет? - спросил Скобелев.
- Пока нет, - ответил Минчев.
- Это уже хорошо! - обрадовался Скобелев. - Ну а что говорят болгары о проходах? Какие, по их понятиям, самые удобные?
Минчев сел на скамейку: почему-то сильно заныло поломанное ребро, взглянул на Скобелева, Гурко и неторопливо сообщил все, что знал о проходах, не забыв добавить, что самые удобные из четырех - это Шипкинский и на Елену, а плохими можно назвать на Яксыли и Хаинкиой. Все, что сказал сейчас Минчев, он тут же перевел по-болгарски своему товарищу. Тот решительно покачал головой.
- Он не согласен с вами? - удивился Скобелев.
- Согласен. - Минчев улыбнулся. - Это по-нашему, ваше превосходительство, знак согласия.
- Вот знаю об этом, но никак не могу привыкнуть к этой странной манере, - усмехнулся Скобелев, Товарищ Минчева стал говорить что-то быстро и сбивчиво, Скобелев и Гурко с интересом наблюдали за ним, однако ничего не понимали и ждали, когда он кончит И когда Минчев переведет его торопливый рассказ.
- Он говорит, что если выбирать проход, то лучше всего Шипкинский или на Елену. На Яксыли плох, а на Хаинкиой очень плох, и турки давно его прокляли. Они даже подходить к нему не решаются. Никуда негодный проход! - Минчев презрительно сморщился и махнул рукой.
- А может ли ваш друг провести русские войска по любому Из этих четырех проходов? - спросил Гурко.
Минчев перевел слова Гурко, выслушал быстрый, уверенный ответ и сообщил его генералам:
- Может. Он проходил их много раз. Но он повторяет: не идите на Хаинкиой. Там не пройдешь и не проедешь. А о пупьках и думать нечего: их не провезешь.
- Прекрасно! - почему-то воодушевился Скобелев.
- Позвольте" ваше превосходительство, доложить еще об одном, - Минчев обернулся к Скобелеву, - Вы поручили мне разузнать про ружья Пибоди, сколько их в турецких таборах…
- Разузнали? - Скобелев внимательно посмотрел на соглядатая.
- Так точно: в таборах две трети ружей - это Пибоди. Случалось видеть и больше, но не часто.
- Так мы и полагали, - быстро отозвался Скобелев, - До Семидесяти процентов. А другое оружие - Снайдера?
- Снайдера. Почти все остальные ружья снайдеровские, ваше превосходительство.
- А новые американские пушки не замечали? - полюбопытствовал Скобелев.
- Пока не видел, но турки говорят о них много. Хвалятся: мол, они уже доставлены в Стамбул и вот-вот будут здесь.
- Наверняка будут, - задумчиво проговорил Скобелев, - Спасибо, все это для нас очень важно.
- Рад стараться, ваше превосходительство, - бодро произнес Минчев.
- От имени русской императорской армии я тоже благодарю вас, братушки, - сказал Гурко. - Вот вам пока по золотому; деньги пригодятся, отдыхайте и набирайтесь сил. Ваша помощь потребуется очень скоро!
Он отпустил болгар и задумался, поглаживая большую мягкую бороду.
- А какой бы из этих четырех проходов выбрали бы вы, Михаил Дмитриевич? - спросил Гурко.
- Я? А на Хаинкиой! - живо ответил Скобелев.
- Почему?
- А потому, ваше превосходительство, что там нас не ждут!
- А ведь я тоже так подумал, - сказал Гурко. - И еще я подумал, Михаил Дмитриевич, что турок нужно укрепить в этой вере. Надо пустить слух, что русские собираются идти на Елену, что, мол, их вполне устраивают хорошие дороги. Но Шилкинским проходом мы тоже воспользуемся, он нам пригодится.
Гурко встал со скамейки и стал ходить по длинной комнате, изредка поглядывая то в окно, то на Скобелева, который что-то чертил на небольшом листке бумаги.
- Михаил Дмитриевич, план мой таков, - начал Гурко, отмерив в комнате не одну сотню шагов. - Для преодоления Балкан мы избираем Хаинкиойский проход и движемся через Присово, Планово, Войнежу, Райковцы и Паровцы. Этим путем мы выходим в долину Гунджи.
- Всеми силами Передового отряда? - уточнил Скобелев.
- Исключая тридцатый Донской полк, которому будут приданы два орудия. Они поведут демонстративную атаку с фронта, чтобы отвлечь турок к востоку и дать мне возможность выполнить главную задачу.
- А я набросал свой вариант, - сказал Скобелев, поворачивая к Гурко испещренные листки. - В общих чертах он схож. Но если мне будет позволено высказать свое мнение…
- Прошу, прошу, - выразил готовность Гурко.
- Со стороны Габрова я провел бы не демонстративную атаку, а тоже наносил бы удар, пусть и не главный, - продолжал Скобелев. - На войне всякое бывает: иногда вспомогательный удар перерастает в главный… Из двух шансов легче быть удачным одному, чем из одного.
- Мой план не окончательный, - пояснил Гурко. - Что-то мы уточним сами, что-то нам подскажет главнокомандующий. Чем больше голов, тем больше умов. Не так ли?
- Да будет мне прощена дерзость: не всегда так. Много глупых голов не заменят и одной умной, Иосиф Владимирович!
- Да, это так, - согласился Гурко.
- Что же получу я, ваше превосходительство?
- Для такой головы дело будет, - уклончиво ответил Гурко.
- А все же?
- Какой-то из отрядов я поручу вам. В тылу Скобелев-младший не останется.
Теперь они поменялись местами: Гурко присел на край скамейки, а Скобелев стал ходить, энергично разрубая воздух ладонью. Речь его становилась быстрой и пылкой.
- Я рад, ваше превосходительство, что попал в Передовой отряд. Это же ве-ли-ко-лепно! Мы перейдем Балканы, и никакой паша нас не остановит! А за Балканами у нас один путь: на Константинополь! Как-то я поклялся своему священнику, который крестил меня и благословил, что смогу умереть спокойно только тогда, когда освобожу братьев болгар и заменю полумесяц на святой Софии православным крестом!
- Не торопитесь умирать, Михаил Дмитриевич, - с улыбкой остановил его Гурко, - Вам чуть больше тридцати, а болгар мы освободим через месяц-другой. Бог даст, к осени будем в Константинополе.
- Я сказал на тот случай, что не умру спокойно, пока не освобожу болгар и не подниму крест на святой Софии в Царь-граде, - повторил Скобелев. - А пожить-то еще надо, этот свет ко мне милостив!
- Вы, Михаил Дмитриевич, большой жизнелюб! - заметил Гурко.
- Вы правы! - признался Скобелев, - Хотя на жизнь и не цепляюсь. От пуль не бегаю, от осколков не прячусь.
- Пуля-то, сударь, как известно, первым отыскивает труса, а уж потом и героя, - как бы заключил Гурко, - Что ж, для каждого героя в Передовом отряде всегда будут вакансии.
II
Все в это утро радовало подпоручика Кострова: и то, что он снова в походе, и выступавшие на горизонте Балканы, и свежесть раннего утра, и приветливые лица болгар, провожавших в трудную дорогу улыбками, крестным знамением и добрыми словами. Добрых слов он понаслышался на всем пути от Систова, где несколько дней пролежал после ранения, до Тырнова. Благодарственный колокольный звон в Тырнове запомнил на всю жизнь. И слова со слезами радости на глазах: "Добре дошли!" Что означало по-болгарски: "Добро пожаловать!"
В целом-то Костров считает, что язык болгарский так похож на русский, что понять его совсем нетрудно. Многие болгарские слова пишутся и произносятся точь-в-точь, как и русские, а если и есть разница, то она совершенно незначительна. Толмач, то бишь переводчик, считает Костров, явно не потребуется: малко - мало, бедничко - бедненько, безвлас - безволосый, девойка - девушка, любимка - любимица, глупак - дурак, похабен - испорченный… Да кто тут не поймет! Костров смеялся до слез, когда услышал, что болгарское "бабупшерница" переводится по-русски как "старая карга" и "хрычовка". Конечно, он знал, что есть и такие слова, которые далеки от русских, но его больше всего интересовало сходство, роднящее два народа. Даже в одежде он находил много общего. Если бы. ему поручили подготовить проект устройства Болгарии на будущее, возможно, он назвал бы ее великим княжеством Болгарским, чтобы возвысить ее по достоинству. А кто потом отважится напасть на великое княжество Болгарское, союзное великой России?
По мере продвижения вперед дорога становилась все более крутой и узкой. Костров смотрел на подступающие Балканы и думал о том, что это только начало. Впереди еще много трудностей. по они их преодолеют: иначе зачем же посылали сюда крупные силы?
Солдаты уже поснимали кепи и шли обливаясь потом. Они успели сильно загореть и пропылиться. Панас Половинка, прибывший в роту вчера из госпиталя, явно устал и дышит трудно: не окреп еще после ранения. "Нет, его нельзя посылать к артиллеристам, пусть он несет себя самого, для него и этого достаточно!" - решил Костров. Он пропускал перед собой бредущую роту, цепким взглядом отбирал солдат посильнее и приказывал им выйти из строя. Когда их набралось с десяток, он поднял руку, призывая к вниманию.
- Ребята, будем помогать артиллеристам тащить горные орудия! - объявил Костров.
- У них же есть кони, - возразил кто-то глухо и робко.
- Кони не умеют думать, - вполне серьезно ответил Костров. - А тут без человеческой головы, без его рук не обойдешься!
Он приказал роте не торопиться, держаться поближе к артиллеристам, чтобы в любой момент прийти им на помощь и не позволить орудиям скатиться в пропасть, мимо которой предстояло идти долго, неизвестно сколько часов.
Костров подошел к обрыву и глянул вниз. Сердце у него сразу же замерло - так бывает при полете на качелях. Зияла мрачная пропасть - глубокая, сырая и промозглая. Стоит поскользнуться - и нет на свете подпоручика Кострова! Разве что соберут кости, чтобы предать земле по христианскому обычаю. Да и кто полезет в эту преисподнюю, чтобы собирать кости подпоручика и рисковать собственной жизнью? А справа громоздится отвесная скала, уходящая чуть ли не в поднебесье. К ней причудливо прилепились камни величиной с двухэтажный дом. И как они только держатся? А если сорвутся, что тогда останется от роты подпоручика Кострова?
Солдаты впряглись в лямки. Они натянулись, как тугая тетива. Горное орудие упрямо скользило к зловещей пропасти, куда вел отлогий и опасный скат. Лошади едва тащили, упираясь, падая, готовые порвать постромки: они дышали тяжело и с храпом, бока их то раздувались, то подбирались, вырисовывая упругие ребра; с удил и ляжек коней непрерывно стекала желтая разогретая пена.
- Раз, два, три - бери! - послышались солдатские голоса, когда орудие с еще большим нажимом заскользило к обрыву.
Костров мгновенно сообразил, что на этот раз пушку не удержать, что решение надо принимать очень быстро, иначе под откос пойдут не только кони, но и люди.
- Снять лямки! - властно крикнул он. - Взять лямки в руки! Рота, на помощь!