- Он очень мил! - воскликнула Энн. - Какое прелестное деревце! - Она отозвалась о Мартине и о дереве с одной и той же интонацией.
Они задержались, чтобы посмотреть на покрытое розовыми цветками дерево, стоявшее у двери в фарфоровом горшке. Одни цветы уже совсем распустились, другие были еще в бутонах. Пока женщины смотрели, с дерева упал лепесток.
- Жестоко держать его здесь, - сказала Китти, в такой жаре.
Они вошли в гостиную. Во время ужина слуги открыли раздвижные двери и зажгли в дальней комнате свет, поэтому казалось, что дамы вошли в помещение, только что подготовленное для них. В камине между двумя массивными подставками для дров ярко горел огонь. Но он скорее украшал гостиную и создавал уют, чем обогревал. Две или три дамы стояли у камина, протянув к огню руки и шевеля пальцами. Они подвинулись, чтобы пропустить хозяйку.
- Как мне нравится этот портрет, Китти! - сказала миссис Эйзлэби, глядя на портрет леди Лассуэйд в молодости. В то время ее волосы были ярко-рыжими, на картине она была изображена с корзиной роз. Она выглядела одновременно страстно и нежно, как бы появляясь из облака белого муслина.
Китти глянула на полотно и отвернулась.
- Свои портреты никогда не нравятся, - сказала она.
- Но ведь это вылитая вы! - возразила другая дама.
- Уже нет, - сказала Китти, неловко рассмеявшись комплименту. После ужина женщины всегда обмениваются комплиментами по поводу платьев и внешности, подумала она. Она не любила оставаться среди женщин после ужина, потому что стеснялась их общества. Она стояла, выпрямившись, среди них, пока лакеи разносили на подносах кофе. - Кстати, надеюсь, вино… - она сделала паузу, чтобы взять кофе, - не слишком запачкало вам платье, Синтия? - Она обращалась к молодой замужней женщине, которая так хладнокровно восприняла эту неприятность.
- А платье такое прелестное, - сказала леди Маргарет, перебирая между большим и указательным пальцами складки золотого атласа.
- Вам нравится? - спросила молодая женщина.
- Просто прелесть! Я любуюсь на него весь вечер! - вступила миссис Трейер, женщина восточной внешности, у которой из прически торчало перо, гармонировавшее с ее еврейским носом.
Китти смотрела на почитательниц прелестного платья и думала: вот Элинор умеет избегать этого. Она отказалась от приглашения на ужин. Китти было досадно.
- Скажите, - перебила ее мысли леди Синтия, - кто это сидел рядом со мной? У вас в доме всегда встречаешь таких интересных людей.
- Кто сидел с вами рядом? - Китти на секунду задумалась. - Тони Эштон.
- Тот, что читал лекции по французской поэзии в Мортимер-Хаузе? - вклинилась миссис Эйзлэби. - Я мечтала на них пойти. Говорят, удивительно интересно.
- Милдред ходила, - сказала миссис Трейер.
- Почему мы все стоим? - сказала Китти. Она сделала движение руками в сторону кресел. Она имела обыкновение производить такие жесты столь внезапно, что ее за глаза прозвали "гренадером".
Все разошлись в разные стороны, а сама Китти, проследив, как распределились пары, села рядом со своей старой тетушкой Уорбертон, которая была водружена в огромное кресло.
- Расскажи мне о моем дорогом крестнике, - попросила старуха. Она имела в виду среднего сына Китти, который служил во флоте и сейчас находился на Мальте.
- Он на Мальте… - начала Китти.
Она устроилась на низком стульчике и стала отвечать на вопросы. Но жар от камина был слишком силен для миссис Уорбертон. Она подняла свою узловатую старую руку.
- Пристли хочет зажарить нас, - сказала Китти.
Она встала и подошла к окну. Дамы улыбались, пока она шла через комнату и поднимала фрамугу. Раздвинув занавески, она мельком взглянула на площадь за окном. На мостовой тени от листьев смешивались с фонарным светом в пеструю сетку; всегдашний полицейский балансировал на своем посту; всегдашние мужчины и женщины, с высоты казавшиеся коротышками, спешили вдоль тротуарных ограждений. Утром, чистя зубы, Китти видела их так же спешащими, но в другую сторону. Затем она вернулась и села на низкий стульчик рядом с тетушкой Уорбертон. Старая жизнелюбка была по-своему искренна.
- А рыжий хулиган, которого я обожаю? - спросила она. Мальчик, учившийся в Итоне, был ее любимцем.
- Он набедокурил, - сказала Китти. - Его высекли. - Она улыбнулась. Он был и ее любимцем.
Старуха ухмыльнулась. Она питала слабость к мальчикам, которые бедокурят. У нее было желтое клиновидное лицо с редкими волосками на подбородке. Ей было за восемьдесят, но сидела она будто в седле охотничьей лошади, подумала Китти, глядя на ее руки. Они были грубые, с утолщенными суставами; красные и белые искры играли на ее перстнях, когда она шевелила пальцами.
- Ну, а вы, моя дорогая, - спросила она, пронизывающе глядя на Китти из-под кустистых бровей, - как всегда, в делах?
- Да. Как обычно, - сказала Китти, избегая проницательных старых глаз, поскольку она втайне поделывала и то, что вон те дамы не одобрили бы.
Дамы болтали между собой. Хотя беседа звучала оживленно, для слуха Китти она была лишена сути. Дамы просто перебрасывались словами, точно воланом при игре в бадминтон, чтобы лишь скоротать время до того момента, когда откроется дверь и войдут мужчины. Тогда они умолкнут. Сейчас же они обсуждали дополнительные выборы. Китти слышала, как леди Маргарет рассказала историю, которая, вероятно, была грубовата - в духе восемнадцатого века, - судя по тому, как она понизила голос.
- …перевернул ее и отшлепал, - донеслось до Китти. Последовал смех, похожий на щебет.
- Я так рада, что он попал в парламент, несмотря на них, - сказала миссис Трейер. Все говорили вполголоса.
- Я надоедливая старуха, - сказала тетушка Уорбертон, прикоснувшись узловатой рукой к плечу Китти. - Но теперь я попрошу вас закрыть это окно. - Сквозняк добрался до ее ревматического сустава.
Китти направилась к окну. "Будь прокляты эти женщины!" - сказала она про себя. Она взяла длинный шест с клювом на конце, стоявший у окна, и ткнула им в створку. Но окно заклинило. Китти хотелось бы сорвать с них наряды, драгоценности, интриги, сплетни. Окно захлопнулось. Энн стояла в сторонке, ей было не с кем говорить.
- Идите, побеседуйте с нами, Энн, - сказала Китти, подзывая ее рукой. Энн придвинула низкую скамеечку и села у ног тетушки Уорбертон. Последовала пауза. Престарелая миссис Уорбертон не любила юных девиц; однако у них были общие родственники.
- Где сейчас Тимми, Энн? - спросила она.
- В Хэрроу, - сказала Энн.
- Ах да, ваших всегда отдавали в Хэрроу, - сказала тетушка. Затем старуха, демонстрируя благородные манеры, заменявшие человеческую теплоту, польстила девушке, сравнив ее с ее бабкой, известной красавицей.
- Мне так жаль, что я не знала ее! - воскликнула Энн. - Расскажите - какая она была?
Старая дама начала отбирать воспоминания, создавая именно корпус избранного, текст со звездочками на месте пропусков, потому что полностью он едва ли предназначался для ушей девушки в белом атласе. Мысли Китти потекли в другом направлении. Если Чарльз надолго задержится внизу, думала она, глядя на настенные часы, то она опоздает на поезд. Можно ли доверить Пристли несколько слов, которые следует шепнуть ему на ухо? Она даст им еще десять минут. Китти вновь повернулась к тетушке Уорбертон.
- Наверное, она была чудесная! - говорила Энн. Она сидела, обхватив руками колени и глядя в глаза бородатой старой вдовы. На мгновение Китти почувствовала жалость. Ее лицо станет таким же, как у них, подумала она, посмотрев на группу людей в другом конце комнаты. Их лица выглядели утомленно, тревожно, их руки постоянно двигались. И все же это смелые люди, и великодушные. Они дают не меньше, чем берут. Какое право имеет Элинор презирать их? Разве она больше сделала в жизни, чем Маргарет Мэррабл? Или я? - думала Китти. Или я… Кто прав? Кто заблуждается?.. Но тут пришло спасение - открылась дверь.
Вошли мужчины. Они появились как бы нехотя, весьма неторопливо, словно только что прекратили разговор, вынужденные взять курс на гостиную. Они слегка раскраснелись и еще посмеивались - видимо, беседа прервалась на середине. Они вошли вереницей, и благородного вида старик прошествовал через комнату, похожий на корабль, входящий в порт, и все дамы зашевелились на своих местах. Игра закончилась, волан и ракетки были отложены в сторону. Они похожи на чаек, высмотревших рыбу, думала Китти. Кто-то вспорхнул, кто-то хлопал крыльями. Величественный мужчина медленно опустился в кресло рядом со своей старой знакомой леди Уорбертон. Он сцепил пальцы и начал: "Итак…" - будто собирался продолжить беседу, прерванную накануне. Да, подумала Китти, в этой престарелой паре что-то есть такое - человечное? устоявшееся? - она не могла найти нужного слова - как будто они вели свой разговор последние пятьдесят лет… Все увлеченно разговаривали. У них была важная задача: добавить очередную фразу к повествованию, которое должно было вот-вот закончиться, или находилось в середине, или только собиралось начаться.
Однако Тони Эштон стоял в одиночестве, не имея возможности прибавить к этому повествованию ни слова. Поэтому Китти подошла к нему.
- Вы давно видели Эдварда? - спросил он ее, как обычно.
- Нет, сегодня, - сказала Китти. - Я обедала с ним. Мы погуляли в парке… - Она замолчала. Они гуляли в парке. Там пел дрозд, и они остановились послушать. "Умный дрозд поет свою песню дважды…" - сказал он. "Правда?" - невинно спросила она. А это была цитата.
Она почувствовала себя глупой. Оксфорд всегда заставлял ее чувствовать себя глупой. Она питала к Оксфорду неприязнь, однако Эдварда уважала, и Тони тоже, подумала она, глядя на него. На вид - сноб, внутри - ученый… У них есть принципы… Впрочем, пора было вернуться к настоящему.
Она хотела поговорить с какой-нибудь умной женщиной - миссис Эйзлэби или Маргарет Мэррабл. Но обе были заняты, обе весьма энергично нанизывали фразы. Повисла пауза. Я плохая хозяйка, подумала Китти. Такие запинки происходили на ее приемах всегда. Так, Энн. Ее сейчас займет знакомый ей молодой человек. Однако Китти подозвала ее. Энн подошла - сразу же и покорно.
- Идемте, я вас представлю мистеру Эштону, сказала Китти. - Он читал лекции в Мортимер-Хаузе, - объяснила она. - Лекции о…. - Она заколебалась.
- О Малларме, - сказал Тони, издав скрипучий звук, как будто ему сдавили горло.
Китти обернулась. К ней подошел Мартин.
- Блистательный прием, леди Лассуэйд, - сказал он со своей всегдашней надоедливой иронией.
- Этот? Ерунда, - резко ответила Китти. Это вообще был не прием. Ее приемы никогда не бывали блистательными. Мартин, как обычно, пытался поддразнить ее. Она опустила взгляд и увидела его поношенные туфли. - Иди сюда, поговори со мной, - сказала Китти, почувствовав возвращение старинных родственных чувств.
Она с приятным удивлением заметила, что он слегка раскраснелся. Немного, как говорили няни, "воображает". Сколько еще "приемов" понадобится, думала она, чтобы превратить ее насмешливого, бескомпромиссного кузена в покорного члена общества?
- Давай сядем и как следует поговорим, - сказала она, опускаясь на небольшой диванчик. Он сел рядом. - Расскажи, что поделывает Нелл? - спросила Китти.
- Передает тебе привет. Она велела сказать, что очень хотела тебя увидеть.
- Что же она не пришла? - удивилась Китти. Она чувствовала себя уязвленной и ничего не могла поделать.
- Не нашла подходящую заколку, - сказал Мартин со смешком, глядя на свои туфли. Китти тоже посмотрела на них. - Мои туфли, как видишь, не столь важны. Но ведь я мужчина.
- Это такая чепуха… - начала Китти. - Какая разница…
Однако смотрела она уже за Мартина, на группы великолепно одетых женщин; потом - на картину.
- Твой портрет над камином - жуткая мазня, - сказал Мартин, глядя на рыжеволосую девушку. - Кто его писал?
- Я забыла… Не будем туда смотреть, - ответила Китти. - Давай говорить… - Она осеклась.
Мартин обвел комнату взглядом. Она была полна людей; на маленьких столиках стояли фотографии, на изящных горках - вазы с цветами; стены были отделаны желтой парчой. Китти почувствовала, что он осуждает и гостиную, и ее саму.
- Мне все время хочется взять нож и содрать все это, - сказала Китти. Но что толку? - подумала она про себя. Если она уберет какую-нибудь картину, ее муж скажет: "А где дядя Билл на лошади?" - и придется вешать обратно. - Похоже на гостиницу, да?
- На вокзал, - сказал Мартин. Он сам не знал, зачем ему хочется уколоть ее; но ему хотелось, в этом сомнений не было.
- Я все удивляюсь, - он понизил голос, - зачем выставлять такие картины, - он кивнул на портрет, - если у тебя есть Гейнсборо…
- И зачем, - Китти тоже понизила голос, передразнивая его интонацию, в которой слышалась и издевка, и добродушный юмор, - приходить и есть их еду, если презираешь их?
- Вовсе нет! Ничуть! - воскликнул он. - Я получаю огромное удовольствие. Мне приятно тебя видеть, Китти. - Это была правда, Китти всегда была ему по душе. - Ты не забыла бедных родственников. Очень любезно с твоей стороны.
- Это они забыли меня, - сказала Китти.
- А, Элинор. Старая чудачка.
- Это все так… - начала Китти. Но тут она заметила какую-то неправильность в расположении гостей и не договорила. - Ты должен побеседовать с миссис Трейер, - сказала она, вставая.
Зачем я это делаю? - думала Китти, ведя за собой Мартина. Он хотел поговорить с ней, ему нечего было сказать гарпии азиатского вида с фазаньим пером на затылке. Но, если пьешь доброе вино благородной графини, кланяясь, сказал себе Мартин, надо развлекать и ее менее приятных гостей. Он повел даму к дивану.
Китти подошла к камину и ударила кочергой по углям, от чего в дымоход полетел сноп искр. Она была раздражена, ее терзало беспокойство: если они задержатся еще надолго, она опоздает на поезд. Украдкой она приметила, что стрелки часов приблизились к одиннадцати. Гости скоро должны были разойтись, ее прием был лишь прелюдией к другому приему. Но они все говорили и говорили, как будто вообще не собирались уходить. Она посмотрела на группы, казавшиеся незыблемыми. Затем часы исторгли из себя серию капризных ударчиков. На последнем открылась дверь, и вошел Пристли. Глядя непроницаемыми глазами дворецкого и скрючив указательный палец, он вызвал Энн Хильер.
- Это мама меня зовет, - сказала Энн и порхнула через гостиную.
- Она отвезет вас? - спросила Китти. Зачем? - подумала она, глядя на миловидное личико, на котором не было ни следа ни мысли, ни характера; оно напоминало лист бумаги, на котором не написано ничего, кроме юности. Китти взяла ее за руку. - Вам обязательно уходить?
- Боюсь, что да, - сказала Энн, освобождая руку.
Гости зашевелились и начали вставать, похожие на потревоженных белокрылых чаек.
- Поедете с нами? - Мартин услышал, как Энн обратилась к молодому человеку, по чьим волосам как будто прошлись граблями. Проходя мимо Мартина, который стоял, протянув вперед руку, Энн едва кивнула ему, точно его образ уже стерся из ее памяти. Он был обескуражен. Его чувства оказались непропорциональны объекту. Он ощущал сильное желание поехать с ними куда угодно. Но его не пригласили. А Эштона пригласили, и он прошествовал за ними.
Подхалим! - подумал Мартин с обидой, которая удивила его самого. На мгновение он почувствовал странную ревность. Похоже было, что все "двинулись дальше". Остались только старички, - а, нет, величественный тоже собрался на выход. Лишь старуха ковыляла по гостиной, держась за Лассуэйда. Она хотела уточнить что-то сказанное насчет миниатюры. Лассуэйд снял картинку со стены и подставил под лампу, чтобы старуха могла вынести свое заключение. Это дедушка на лошади или дядя Уильям?
- Садись, Мартин, будем говорить, - сказала Китти.
Он сел. Но у него было ощущение, что она желает его ухода. Он заметил, как она смотрела на часы. Они немного поболтали. Затем к ним подошла старуха. Она уверяла, что, без сомнений, исходя из семейных преданий, которых она знала больше, чем кто бы то ни было, на лошади сидел дядя Уильям, а не дедушка. Она собралась уходить. Но не спешила. Мартин подождал, пока она, опираясь на руку племянника, миновала двери. Он колебался: теперь они одни, уйти ему или нет? Но Китти уже вставала и протягивала ему руку.
- Приходи еще поскорее, когда я буду одна, - сказала она.
Он почувствовал, что его отсылают прочь.
Люди всегда так говорят, думал он, медленно спускаясь по лестнице вслед за леди Уорбертон. Приходите еще. Но я не уверен, что мне стоит… Леди Уорбертон ползла вниз, как краб, цепляясь за перила одной рукой, а другой держась за локоть Лассуэйда. Мартин топтался позади. Он еще раз посмотрел на полотно Каналетто. Хорошая картина, но копия, подумал он. Он глянул поверх перил и увидел черно-белые плитки на полу в передней.
Подействовало, заключил он, проходя ступеньку за ступенькой. С переменным успехом, конечно. Но стоило ли? - спросил он себя, когда лакей подавал ему пальто. Двойные двери были широко открыты на улицу. Мимо прошел человек, потом еще один. Они с любопытством заглядывали внутрь и видели лакея в большом ярко освещенном зале и старую даму, которая остановилась на черно-белом шахматном полу. Она одевалась. Сначала приняла свое манто с фиолетовым разрезом, затем меха. С ее запястья свисала сумочка. Старуха была увешана цепочками, пальцы унизывали перстни. Острое землисто-серое лицо, расчерченное морщинами и бороздами, выглядывало из мехов и кружев, как из уютного гнезда. Глаза еще хранили блеск.
Девятнадцатый век отправляется спать, сказал себе Мартин, глядя, как она с трудом, опираясь на лакея, одолевает ступени парадного. Ей помогли сесть в экипаж. Затем Мартин пожал руку хозяину, который выпил вина как раз столько, сколько ему требовалось, чтобы не повредить здоровью, и пошел по Гроувнер-сквер.
В спальне на верхнем этаже дома Бэкстер, горничная Китти, наблюдала из окна, как разъезжаются гости. А, вот и старуха. Бэкстер хотелось, чтобы они поспешили: если прием слишком затянется, ее собственная увеселительная поездка сорвется. Назавтра она запланировала прокатиться вверх по реке со своим молодым человеком. Бэкстер обернулась и оглядела комнату. Все было готово - пальто ее госпожи, юбка и сумка с билетом в ней. Уже давно пробило одиннадцать. Бэкстер постояла в ожидании у туалетного столика. Трехстворчатое зеркало отражало серебряные плошки, пудреницы, гребешки, щетки. Горничная наклонилась и усмехнулась своему отражению - вот так она будет выглядеть, когда отправится по реке. Затем она подобралась, потому что услышала шаги в коридоре. Госпожа шла к себе. Вот и она.
Вошла леди Лассуэйд, снимая с пальцев перстни.
- Простите, что так поздно, Бэкстер, - сказала она. - Теперь мне надо поторопиться.
Бэкстер молча расстегнула ее платье, ловко сдернула его к ногам и убрала. Китти села за туалетный столик, сбросила туфли. Атласные туфли всегда жмут. Она посмотрела на часы, стоявшие на столике. Времени как раз.
Бэкстер подала пальто. Затем - сумочку.
- Билет здесь, миледи, - сказала она, прикоснувшись к сумочке.
- Теперь шляпку, - сказала Китти.