Твен посетил Южную Африку незадолго до событий, предшествовавших захватнической войне англичан против буров. Обстановка была сложная, разобраться в ней было нелегко. Но он уловил главное: Сесиль Родс, возглавлявший борьбу с бурами, и те, кто с ним связан, - захватчики, поработители. Он пишет о Родсе: "Я восхищаюсь им, признаюсь в этом со всей откровенностью, и когда его повесят, я куплю кусок веревки на память!"
Родса не повесили. Силы империализма настойчиво выдвигались на авансцену не только в Англии, но и в США. И именно заокеанская республика, которую многие называли бастионом демократии, развязала первую войну империалистической эпохи. В том самом 1898 году, когда американцы, потопив испанский флот, захватили Кубу и Филиппины, Твен опубликовал рассказ "Репортаж в "Лондонском таймсе", действие которого перенесено в XX век. Он славит величие науки и выражает сочувствие Дрейфусу - жертве французских реакционеров. Этим рассказом Твен как бы заявлял, что не ушел от современности, что его волнует все происходящее на свете, что его место в рядах тех, кому дорога справедливость.
Тогда же был написан один из самых глубоких и художественно-совершенных рассказов Твена - "Человек, который совратил Гедлиберг" (1899). Автор рассказа не мечется в лабиринте противоречивых настроений, он точно знает, что хочет сказать, и уверенно ведет за собой читателя. Твен показывает, что люди бесчестны, хищны и наглы, но не все люди, а богачи, "цвет" городка, "цвет" нации. Ему претит лживое утверждение, будто в Америке господствуют неподкупность и свобода. Нет, в верхах властвуют хищничество и обман. Богачи не прочь бы выглядеть "непогрешимыми›› и "неподкупными", но в них нет и грана чести. Таков подлинный моральный облик хозяев Америки в эпоху империализма.
Начался заключительный, четвертый этап творчества писателя, охватывающий последние двенадцать лет его жизни.
В связи с испано-американской войной Ленин указывал, что американский народ, который в XVІІІ веке дал миру образец революционной борьбы против феодального рабства, "душил Филиппины, под предлогом "освобождения" их". Апологеты империализма пытались представить захватническую войну актом великодушия со стороны США: разве американцы не помогают народным массам Кубы и Филиппин освободиться от испанского владычества?! Эта демагогия на короткое время обманула Твена. Но как только выяснилось, что вашингтонское правительство прибрало Филиппинские острова к рукам и начинает против туземцев кампанию истребления, писателю открылась истина.
Тяжело переживая акт вероломства США по отношению к филиппинцам, Твен пытался понять, как все это стало возможным. Он так и не воспринял идей социализма, и банкротство буржуазной демократии начинало представляться ему банкротством человека вообще. Тогда-то он и довел до логического конца свою глубоко ошибочную концепцию природной низости людей. В книге "Что такое человек", написанной в конце века, но появившейся в печати лишь в 1906 году, люди изображены существами, лишенными истинно-человеческих чувств, своего рода машинами. "Я не вижу большой разницы между человеком и часами…" - говорит писатель. Человек - орудие Сатаны, "собрание нечистот", писал Твен в другой своей книге - "Таинственный незнакомец", которая вышла в свет уже после его смерти.
Писатель-демократ был слишком близок, однако, к простому народу, чтобы всецело оставаться на позициях неверия в человека. Не с холодным равнодушием, а с гневом взирает он на мерзости империализма, Твен хочет знать, кто именно повинен в новых фактах бесчеловечности американских войск на Филиппинах, варварских действиях англичан в Южной Африке, зверствах империалистов в Китае. Он выражает ненависть не к человечеству в целом, а к правителям США и других "христианских держав" (по его ироническому выражению), генералам, богачам. Твен выискивает самые ядовитые слова, чтобы нанести своим врагам удар покрепче. В эти годы с новой силой оправдалось замечание сатирика, что смех - это оружие, грозное оружие в борьбе за правду. Сатана говорит в "Таинственном незнакомце››, что при всей своей бедности человечество имеет "одно мощное оружие - смех… Против смеха ничто не устоит".
В последние годы жизни Твен создает много статей, рассказов, памфлетов, в которых мужественно выступает против захватчиков, миллионеров, милитаристов. Собственно говоря, пессимистические рассуждения Твена о человеке тоже нередко представляли собой форму критики империализма. Так, в "Таинственном незнакомце" писатель саркастически говорит о прогрессе как о поступательном движении человечества на пути создания все более ужасных средств убийства. В этой повести, действие которой развертывается в средние века, есть прямая перекличка с тем, что творилось в Америке на пороге нового столетия.
Свои мизантропические теории Твен порою преподносит под таким углом, что они теряют всякий смысл, звучат пародийно. В памфлете "В защиту генерала Фанстона" изображен американский генерал, предательски захвативший в плен вождя филиппинских повстанцев Агвинальдо. Писатель презирает этого империалиста, нарушившего все законы человеческой морали. И в своей "защите" Фанстона он исходит из того, что во всем виновата "подлая" человеческая природа. Это "натура" Фанстона "всему виной, а вовсе не Фанстон. Его натуру всегда тянуло к моральному шлаку". Твен здесь явно иронизирует. На самом деле, явствует из его слов, в злодеяниях, осуществленных Фанстоном, виноват он сам, этот американский генерал, а не человек вообще. Писатель полон сочувствия к колониальным народам и откровенно издевается над Фанстоном, чья совесть "испарилась сквозь поры его тела, когда он был еще маленьким". По существу и твеновская теория природной низости человека становится предметом издевки.
Твену-антиимпериалисту во многом были близки позиции тех "последних могикан буржуазной демократии" в США, которые, как отмечает Ленин, называли войну Америки против Испании "преступной", объявляли "обманом шовинистов" поступок по отношению к Агвинальдо, но боялись "признать неразрывную связь империализма с трестами и, следовательно, основами капитализма…"
Вместе с тем, осуждая империализм, Твен выражал чувства и мысли широчайших демократических слоев, народный протест против власти монополистов и поработителей чужих народов.
Антиимпериалистические памфлеты, созданные Твеном на рубеже ХІХ и XX веков, - великолепные образцы этого жанра. Они жгут и жалят, дышат яростью.
Перед Твеном раскрывались все новые примеры кровожадности и предательства, гнев его нарастал от одного памфлета к другому. Благородному. пафосу антиимпериализма обязан писатель некоторыми из самых блестящих своих художественных находок. Ярость писателя-демократа была проводником правды.
Читая памфлет "Человеку, ходящему во тьме", видишь, как чуткая совесть, нетерпимость ко всякому хищничеству и насилию позволили Твену в одном факте обнаружить ключ к целой эпохе. Писатель узнал, что американские миссионеры в Китае после "боксерского восстания" потребовали огромной компенсации за свои "потери" и "убытки". Гнев против вымогателей помог Твену увидеть в их действиях нечто характерное для всей "цивилизации" империализма.
Реакционная печать утверждала, что миссионеры приносят "свет" язычникам, "ходящим во тьме". В памфлете Твена напыщенная и лицемерная фразеология певцов колониальных захватов становится оружием, бьющим по лагерю самих империалистов. Автор воспринимает "привычную святошескую трескотню" буквально. И вот выясняется, что "Факелы Прогресса и Просвещения" пригодны для поджога деревень, что "дары цивилизации" - это просто стеклянные бусы, пулеметы, молитвенники, виски, а "тьма", в которой ходят язычники, в конечном счете недостаточно черна для спокойствия "просветителей".
Сопоставление видимости и сущности всегда было первейшей заботой Твена-сатирика. Но никогда раньше он так открыто не провозглашал, что цель его - сорвать яркие, красивые, заманчивые "обертки", прикрывающие "подлинную суть". А "подлинная суть" современной капиталистической цивилизации - империализм, и за нее обитатели колоний и полуколоний расплачиваются "слезами и кровью, землей и свободой".
Осуждая буржуазную цивилизацию, писатель до конца жизни нередко называл своего ненавистного противника "феодализмом". Даже в его антиимпериалистических памфлетах мелькает мысль, что главное зло - европейский феодализм и что американцы лишь следуют "европейскому плану". Однако, обращаясь к конкретным делам отечественных империалистов, Твен порою улавливал связь между тем, что творили американские войска на Филиппинах, и господством в США "всемогущего доллара". Он угадывал, по чьей вине политические заправилы Америки "разгромили обманутый доверчивый народ" (филиппинцев), ввели пытки, убивали туземных женщин и детей. И он сделал язвительнейшее предложение, чтобы Америка изменила свой флаг: "Пусть даже останется старый флаг, только белые полосы на нем закрасим черным, а вместо звезд изобразим череп и кости".
В годы, когда Америка предстала перед миром как крупнейшая империалистическая держава, писатель создавал также произведения, полные лирического юмора и затейливых шуток. Но общий характер его творчества определила тогда прежде всего сатира. В памфлете "Соединенные линчующие штаты", написанном в начале XX века, но опубликованном полностью лишь два десятилетия спустя, Твен громит линчевателей и лицемеров. В "Военной молитве" он заклеймил злодеев, молящих бога помочь им расправиться с ни в чем не повинными людьми. Твен обрушивал свои инвективы на представителей высших классов США и Англии, которые, как он писал, гордятся принадлежностью к числу воров, разбойников, пиратов.
Динамитом своей сатиры писатель взрывал "священные заветы", о которых с замиранием сердца говорила американская печать, говорили священники, буржуазные политики, романисты, воспевавшие "бизнесменов" и "сильных людей". Он высмеивал фальшивый патриотизм фанстоновского типа, "патриотизм" империалистических захватчиков, бичевал "христианские добродетели" убийц и с гордостью признавал себя "изменником".
О том, какая обстановка сложилась тогда в Америке, можно судить по нескольким строкам из письма Верещагина, устроившего за океаном выставку своих картин. "Сегодня, на предложение мое, - писал он жене из США в 1902 году, - водить на выставку, по дешевой цене, детей, я получил ответ, что картины мои способны отвратить молодежь от войны, а это, по словам этих господ, нежелательно…"
Твен не считался с тем, что казалось желательным или нежелательным подобным господам. Он печатал свои антиимпериалистические статьи в журналах, издавал их в виде брошюр, зачитывал как речи. Когда издательство "Харпер" отказалось опубликовать памфлет Твена "Монолог короля Леопольда", в котором бельгийский, король назван "диким зверем" (ведь он "денег ради ежегодно калечит, убивает и обрекает на голодную смерть полмиллиона бедных, беспомощных туземцев Конго"), автор предложил Ассоциации реформ в Конго принять этот памфлет к изданию без какой-либо оплаты. В американские собрания сочинений Твена памфлет не включен и по сей день. Единственный известный нам отрывок из саркастического "Приветствия от ХІХ века XX веку", в котором говорится, что "христианские державы" обесчещены пиратскими налетами на Китай, Южную Африку и Филиппины и что их "душа полна подлости, карманы полны наживы, рот полон святошеских лицемерных слов", был напечатан в газете, а затем воспроизведен Антиимпериалистической лигой.
Несколько лет подряд Твен диктовал воспоминания о прошлом и заметки о событиях современности, составившие то, что теперь обычно называют его "Автобиографией". Он прерывал рассказ о счастливых днях раннего детства на ферме дяди Кворлза, чтобы излить желчь по поводу нового преступления американских милитаристов, хладнокровно уничтожавших филиппинские племена.
Писатель касался не только сфер внешней политики. С недоброй усмешкой писал Твен об упражнениях мультимиллионера Джона Д. Рокфеллера-младшего по части толкования библии. Он создал убийственный портрет американского сенатора Кларка, пустослова и мошенника, а также людей, подхалимничающих перед Кларком и ему подобными. Если политиканы и капиталисты периода "позолоченного века", подобные Джею Гулду, подорвали, как говорит Твен, "высокие моральные принципы", то в XX веке их последователи - кларки, гугенгеймы и другие - умудрились "сгноить всю постройку от крыши до погреба и расшатать ее так, что уже, видимо, никакой ремонт не поможет".
Мысль о том, что создавшееся в Америке положение невозможно исправить при помощи "ремонта", Твен повторяет настойчиво, упорно. Показательны его полные трагизма письма друзьям: священнику Твичелю, Гоуэлсу и другим.
Только тогда, когда увидят свет сотни еще не известных писем и десятки ненапечатанных произведений Твена, в которых он осуждал "свой век, свою страну, человеческую породу" (так пишет консервативный биограф Кеннет Эндрюз, имевший доступ к некоторым его неопубликованным рукописям), только тогда в полной мере раскроются перед миром тайники сознания писателя. Но и те письма, которые уже появились в печати, позволяют получить представление о глубине отчаяния, охватывавшего Твена. Видимо, не зря в своих ответных письмах Твичель испуганно упрашивал его отказаться от "ужасных еретических мыслей", прятать их от всех и уж во всяком случае не обнародовать их в печати.
В одном письме начала века Твен, подводя итоги всем своим раздумьям о смысле буржуазного прогресса, резко осуждает его с этической и социальной точки зрения. "ХІХ век добился прогресса… гигантского прогресса! - восклицает он. - Но в чем? В создании материальных ценностей. Крупные успехи… которые увеличивают благосостояние многих и делают жизнь более трудной для не меньшего числа людей. Но стало ли на свете больше справедливости? Можно ли это утверждать? Думаю, что нет… Высочайшим идеалом сделались деньги. Жажда денег существовала всегда, но до нашего времени не было… такого безумия, такого сумасшествия. Эта жажда денег привела к загниванию целых наций, она сделала их жестокими, убогими, бездушными, бесчестными, превратила их в угнетателей".
В "Деревенских жителях 1840-1843" (это неопубликованное произведение, из которого читателям известны только отдельные отрывки, было написано Твеном, по-видимому, в самом конце его жизни) Твен говорит, что погоня за богатством в Америке, связанная с открытием золота в Калифорнии, породила жестокость и цинизм, столь характерные для современности.
Есть данные, что Твен хотел написать социальную историю США, историю подъема цивилизации в самой сильной, самой богатой капиталистической стране мира. Какова была точка зрения писателя на эту цивилизацию, можно судить по следующим строкам из незаконченной рукописи Твена, приведенным в книге К. Эндрюза "Нук Фарм" (1950): "Это цивилизация, которая уничтожит простоту и спокойствие жизни, заменила удовлетворенность, поэтичность, нежные романтические мечты и видения золотой лихорадкой, убогими идеалами, вульгарными устремлениями и сном, который не освежает; она придумала тысячи ненужных предметов роскоши и превратила их в необходимость; она создала тысячи жадных желаний и не удовлетворила ни одного из них; она свергла бога с его престола и поставила на его место деньги".
Тревога за судьбы его родины порою заставляла Твена с ужасом вглядываться в будущее, которое ожидает Америку монополий. В одной незаконченной работе исторического характера писатель говорит о том, что республика родилась, расцветает, снижается до плутократии и захвачена сапожником, которого наемники-милитаристы н миллионеры делают королем. В своих неопубликованных статьях Твен предвидит диктатуру финансистов и гибель гнилой республики.
Какие сокровища, созданные пером сатирика, еще не увидели света и хранятся за семью замками в сейфах владельцев его рукописей, можно догадываться по рассказу-памфлету "Письмо ангела", который был издан только десяток лет тому назад, хотя Твен написал его, вероятно, еще в прошлом веке. В рассказе идет речь о реальном человеке, родственника жены Твена, но "Письмо ангела" - это произведение о типическом, об американском капиталисте, каких много. Твен создает образ ханжи и "самого алчного скряги, какой когда-либо жил на земле". С первых же строк рассказа, где, пародируя чиновничье-бюрократический язык, писатель говорит об оценке "небесной канцелярией" молений углепромышленника Эндрью Ленгдона "за последнюю неделю", и до заключительных замечаний "ангела›› о "радости", которую вызвали в раю жалкие пожертвования этого скупца, - все в рассказе пронизано сарказмом. Своим сатирическим скальпелем Твен снимает наслоения лжи, лицемерия, фальшивых претензий, и вот перед нами истинное лицо закоренелого дельца, в котором не осталось ничего человеческого.
Этот комический и гневный рассказ, пролежавший под спудом более трети века после смерти писателя, войдет в историю литературы как одна из вершин американской сатиры.
И в последние годы жизни, когда Твен с такой силой, как никогда раньше, ощущал враждебность ему господствующих в США буржуазных устоев, он все же не был только желчным сатириком, злым ипохондриком, - он продолжал любить шутку, был другом и советником простого человека.
За три года до смерти писатель напечатал одно из лучших и характернейших своих произведений - "Путешествие капитана Стормфилъда в рай" (1907). Над этим рассказом он работал несколько десятилетий, и в нем подведены итоги философским размышлениям целой жизни о религии, справедливости, счастье.
Рассказ создан человеком, который глубоко презирает церковные догмы. В "Путешествии капитана Стормфильда в рай" высмеиваются те представления о рае, на которых воспитывались и воспитываются сотни миллионов христиан. Арфа, венец, пальмовая ветвь, ангельские крылья - все эти аксессуары рая лишены всякого смысла. Райское безделье… но как же можно существовать и радоваться жизни без труда?! Библейские пророки - да это просто зазнавшиеся аристократы…
В рассказе много молодого и задорного юмора. Мчащийся в рай "покойник" капитан Стормфильд напоминает нам одновременно и комету и быстроходный пароход на Миссисипи; он обгоняет попутные пароходы-кометы, дразня их капитанов. Все в рассказе смешно - применение разговорного языка для характеристики небесных явлений, сопоставление необычайного с повседневным бытом, простонародная трезвость в оценке жизни в райских сферах. А сколько мудрости вложено в некоторые комичные "нелепицы".