– Сударыня, – смущенно пробормотал он, отпуская ее. – Тысячу раз прошу извинений, но у меня нет глаз на затылке, и, клянусь Небом, я не мог знать, что вы окажетесь девушкой.
Та же продолжала смотреть на него широко раскрытыми глазами, но страх в них сменился удивлением, а за удивлением последовала подозрительность. Дик, от которого не укрылась эта перемена, впервые подумал о том, какая опасность может грозить ему во вражеском доме.
– Прекрасная девушка, – промолвил он, всем видом изображая беззаботность, – позвольте мне поцеловать вашу руку в знак того, что вы простили меня, и я пойду с миром.
– Странный вы монах, молодой сэр, – сказала на это девушка, пристально и уже безо всякого страха всматриваясь в его лицо. – Когда изумление мое немного прошло, я начинаю слышать в каждом вашем слове мирянина. Что вы здесь делаете? Зачем вы переоделись в костюм монаха? Это ведь святотатство! Вы здесь с миром или с войной? И для чего вы, как вор, шпионили за леди Брэкли?
– Сударыня, – молвил в ответ Дик, – во-первых, прошу вас, будьте уверены, что я не вор. И если я пришел сюда с войной – а в этом есть определенная доля правды, – то в намерения мои не входит воевать с прекрасными девицами, а потому я умоляю вас последовать моему примеру и отпустить меня. Поверьте, вам достаточно лишь вскрикнуть, если на то будет ваше желание, вскрикнуть один лишь разочек и рассказать, что вы увидели, и несчастный, который сейчас стоит перед вами, погибнет. Не может быть, чтобы вы оказались столь жестокосердны, – добавил Дик, и, взяв нежно ее ладонь в свои руки, он заглянул ей в лицо с учтивым восхищением.
– Так вы шпион?.. Сторонник Йорков? – спросила девушка.
– Сударыня, – ответил он. – Я действительно сторонник Йорков и в некотором смысле шпион. Но то, что привело меня в этот дом, и то, что наверняка заставит ваше доброе сердце сжалиться надо мной, не имеет никакого отношения ни к Йоркам, ни к Ланкастерам. Я расскажу вам все и доверю вам свою жизнь. Я влюблен, и меня зовут…
Но тут девушка неожиданно накрыла его рот ладонью, быстро посмотрела вверх и вниз, на восток и на запад и, увидев, что горизонт чист, с силой потянула за собой молодого человека вверх по лестнице.
– Молчите! – прошептала она. – И следуйте за мной. Поговорим позже.
Несколько сбитый с толку, Дик позволил увлечь себя наверх, поспешно провести по коридору и неожиданно втолкнуть в комнату, освещенную, как и все остальные, пылающим камином.
– Итак, – промолвила девушка, усаживая его на стул. – Сидите здесь и внимайте моей высочайшей воле. Ваша жизнь и ваша смерть в моих руках, и я воспользуюсь своей властью без колебаний. Смотрите сами: вы жестоко поранили меня. Он, видите ли, не знал, что я девушка! Знай он, что я девушка, он бы, надо полагать, взялся бы за ремень!
С этими словами она выпорхнула из комнаты, предоставив Дику возможность проводить ее изумленным взглядом и задуматься, не спит ли он.
– Взялся бы за ремень! – медленно повторил он. – За ремень… – И воспоминания о том вечере в лесу вмиг заполнили его воображение, и он снова увидел дрожащего Мэтчема и его преисполненный мольбы взгляд.
Но потом ему снова напомнили о том, в каком опасном положении он находится. За стеной он услышал какой-то тихий звук, как будто там кто-то прошелся по комнате. Затем последовал вздох, который прозвучал на удивление близко, и снова раздалось шуршание юбок и звук шагов. Прислушиваясь, он увидел, как по развешанным на стене гобеленам прошла волна, потом скрипнула дверь, раздвинулись портьеры и в комнату со светильником в руке вошла Джоанна Сэдли.
Она была одета в дорогие одежды насыщенных теплых цветов, подходящих для зимы и снега. Волосы ее были собраны наверху и венчали голову, словно корона. И та, которая казалась такой маленькой и нескладной в облике Мэтчема, теперь была высока и стройна, точно молодая ива. Она проплыла по комнате, словно презирала столь низменное занятие, как ходьба.
Не удивившись, не вздрогнув, она подняла светильник и посмотрела на молодого монаха.
– Что вы здесь делаете, добрый брат? – спросила она. – Наверняка вы попали сюда по ошибке. Вы кого-то ищете? – И она поставила лампу на подставку.
– Джоанна, – промолвил он и осекся. – Джоанна, – снова начал он, – ты говорила, что любишь меня, и я, безумец, поверил тебе!
– Дик! – воскликнула она. – Дик!
И тут, к изумлению юноши, эта прекрасная богиня сделала шаг к нему и, крепко обняв, стала покрывать его губы, щеки, подбородок поцелуями.
– О глупый! – пробормотала она, улыбаясь. – Милый Дик, если бы ты видел себя со стороны… Ох! – добавила вдруг она. – Я все испортила, Дик! Я стерла тебе краску… Но ничего, это можно поправить. Но вот чего нельзя поправить – как же я боюсь, что этого нельзя поправить! – моей свадьбы с лордом Шорби.
– Так, значит, все уже решено? – спросил юноша.
– Завтра, в полдень, Дик. В церкви аббатства, – ответила она. – Джона Мэтчема и Джоанну Сэдли ждет печальная участь. Если бы слезами можно было помочь делу, я бы выплакала все глаза. Я молюсь не переставая, но Небеса не слышат моих просьб. И, милый Дик… Добрый Дик, ты не сможешь увести меня из этого дома, поэтому мы должны поцеловать друг друга и сказать "прощай".
– Нет! – твердо молвил юноша. – Это не по мне. Я никогда не скажу этого слова. Это все равно что сдаться! Ведь надежда умирает последней, Джоанна. И я буду надеяться. И, клянусь Небом, добьюсь своего! Вспомни, когда я не знал, что ты это ты, разве я не пошел за тобой? Разве не поднял добрых людей? Разве не рисковал своей жизнью? А теперь, когда я вижу, какая ты на самом деле – самая красивая, самая прекрасная девушка во всей Англии, – ты думаешь, я оставлю тебя? Если бы между нами лежало синее море, я бы, не раздумывая, бросился в него! Если бы на дороге к тебе мне встретилась стая львов, я бы разогнал их, как мышей.
– Ах, Джек, – насмешливо сказала она, – не слишком ли много шума из-за голубого платья?
– Нет, Джоанна! – горячо возразил Дик. – Дело не только в платье. Тогда ты была переодета. А теперь на мне маска. Скажи честно, я смешно выгляжу в этом костюме? Не правда ли, дурацкий наряд?
– Да, Дик, выглядишь ты и впрямь смешно, – ответила она с улыбкой.
– Так вот, несчастный Мэтчем! – воскликнул он торжествующе. – Так же смешно и ты выглядел в лесу. По правде сказать, на тебя без смеха вообще смотреть нельзя было. Не то что сейчас!
Так они продолжали ворковать, взявшись за руки, глядя друг другу в глаза и не замечая времени. И так они могли проговорить всю ночь. Но вдруг со стороны раздался шум, и, повернувшись, они увидели невысокую девушку, которая держала палец у губ.
– Святые угодники! – воскликнула она. – Что вы так расшумелись? Вы можете говорить тише? И, Джоанна, прекрасная дева лесная, что ты дашь своей подруге за то, что она привела твоего милого?
Вместо ответа Джоанна подбежала к ней и от всей души крепко обняла.
– А вы, сэр? – добавила девушка. – Как вы отблагодарите меня?
– Сударыня, – ответил Дик. – Я не решаюсь просить вас позволить мне отплатить вам той же монетой.
– Отчего же? – улыбнулась девушка. – Я вам разрешаю.
Но Дик, краснея, как пион, лишь поцеловал ей руку.
– Вас чем-то смущает мое лицо? – спросила она, приседая до самого пола. А потом, когда Дик все-таки робко обнял ее, сказала: – Джоанна, твой милый пред тобой так робок, но уверяю тебя, когда он первый раз увидел меня, он был куда решительнее. Я вся в ссадинах и синяках! Можешь мне никогда больше не верить, если я лгу! Ну а теперь, – продолжила она, – вы уже наговорились? Ибо я должна скоро удалить верного рыцаря.
Но на это они вместе воскликнули, что вовсе не поговорили, что еще совсем рано и что еще не время разлучаться.
– А как же ужин? – спросила девушка. – Мы ведь должны спуститься к ужину.
– Ах! – воскликнула Джоанна. – Об этом я совсем забыла.
– Тогда спрячьте меня, – сказал Дик. – Спрячьте за занавеску, заприте в сундуке или где угодно, чтобы я мог дождаться здесь вашего возвращения. Помните, прекрасная леди, – добавил он, – в каком отчаянном положении мы находимся и что можем никогда больше не увидеться до самой смерти.
Как видно, это тронуло юную леди, и, когда чуть позже звон колокола созвал обитателей дома сэра Дэниэла на ужин, Дик был крепко вжат в стену за гобеленом в том месте, где разделение в ткани позволяло ему свободно дышать и даже давало возможность обозревать комнату.
Совсем недолго Дик пробыл в этом тайнике, когда был неожиданно потревожен довольно необычным образом. Тишина, царившая на этом, самом верхнем, этаже здания, нарушалась лишь потрескиванием камина и шипением в дымоходе, но вдруг напряженный слух Дика уловил звук крадущихся шагов, и через какое-то время дверь в комнату приоткрылась, и в ней показалась голова черноликого карлика, а потом и все его уродливое тело в одеждах цветов лорда Шорби. Рот его был приоткрыт, как будто для того, чтобы лучше слышать, а удивительно яркие глаза метались быстро и беспокойно. Он несколько раз прошелся по комнате, ударяя время от времени по коврам на стенах, но каким-то чудом Дику удалось остаться незамеченным. Потом карлик заглянул под мебель и осмотрел светильник. После этого с видом величайшего разочарования на лице так же беззвучно, как и появился, направился было к двери, но вдруг свалился на колени, поднял что-то с покрывавших пол камышей, осмотрел находку и обрадованно спрятал ее в сумку у себя на ремне.
Сердце Дика так и сжалось, ибо обнаруженный предмет был не чем иным, как кисточкой от его собственного пояса, и он не сомневался, что этот крошечный шпион, упивавшийся своими кознями, поспешит отнести находку хозяину, барону. Первым его желанием было рвануть в сторону занавесь, наброситься на негодяя и с риском для жизни отнять у него улику, но, пока он колебался, произошло еще одно событие, которое заставило его волноваться еще больше. Громкий грубый голос, охрипший от выпивки, раздался на лестнице, а потом из коридора донеслись неровные тяжелые шаги.
"Неужто любо вам скитаться по лесам? – пропел голос. – Пьянчуги, любо ль вам?.." – прибавил он и разразился пьяным хохотом. А потом он снова запел:
Отец мой Джок-брюхо-с-мешок,
Вино если любишь ты,
Коль я буду есть, а ты будешь пить,
Кому же молебен служить?
Увы! Это был Лоулэсс. Наверняка он напился и пошел бродить по дому в поисках места, где можно спокойно отоспаться. Дик вознегодовал. Шпион, который сперва пришел в ужас, теперь приободрился, когда понял, что ему придется иметь дело с пьяным. С кошачьей скоростью и ловкостью он выскользнул из комнаты и исчез с глаз Ричарда.
Что делать? Ведь без Лоулэсса он словно без рук. Без его помощи он не сможет вызволить Джоанну. С другой стороны, может статься, что шпион все еще находится где-то поблизости, и, если осмелиться окликнуть захмелевшего разбойника, это может привести к гибельным последствиям.
И все же Дик решился на последнее. Выскользнув из-за гобелена, он встал у двери и поднял руку предупреждающим жестом. Лоулэсс, багровый, с налитыми глазами, качаясь из стороны в сторону, неверной походкой приближался по коридору. Наконец его мутный взгляд упал на командира, и он, не обращая внимания на отчаянные знаки Дика, радостно и громко приветствовал его по имени.
Дик выпрыгнул в коридор и с силой встряхнул бражника.
– Ты – животное, – зашипел Дик. – Скотина, а не человек. Быть таким тупоголовым – это хуже, чем предательство. Из-за твоего пьянства мы можем погибнуть!
Но Лоулэсс лишь рассмеялся и, пошатнувшись, попытался хлопнуть юного Шелтона по спине.
В ту же секунду настороженный слух Дика уловил быстрое шуршание за ковром. Он подскочил к тому месту, откуда послышался этот звук. Полог полетел со стены. Дик и карлик, запутавшись в его складках, упали на пол. Молчаливые в своей смертоносной ярости, они, сцепившись, катались по полу, пытаясь схватить друг друга за горло. И все же Дик был намного сильнее. Вскоре шпион уже лежал, придавленный его коленом к полу. Блеснувший в воздухе длинный кинжал оборвал его дыхание.
Глава третья
Мертвый шпион
Пока длилась эта яростная и стремительная схватка, Лоулэсс продолжал стоять рядом, тупо глядя на дерущихся, и, даже когда все было кончено и Дик снова поднялся на ноги и стал напряженно прислушиваться к звукам, доносившимся с нижних этажей, старый бродяга, раскачиваясь, как камыш на ветру, продолжал смотреть на лицо мертвеца.
– Хвала святым, нас никто не услышал! – наконец сказал Дик. – Только что теперь делать с этим несчастным шпионом? Хотя бы заберу свою кисточку.
Дик раскрыл сумку и нашел внутри несколько монет, кисточку и письмо, адресованное лорду Уэнслидэйлу и запечатанное личной печатью милорда Шорби. Имя было знакомо Дику, и он, не задумываясь, взломал воск и прочитал письмо. Оно было коротким, но, к удовольствию Дика, неопровержимо свидетельствовало о том, что лорд Шорби вел тайную переписку с домом Йорков.
Юноша обычно носил с собой письменные принадлежности, и теперь, опустившись на колено рядом с телом убитого шпиона, он написал на уголке послания такие слова:
"Милорд Шорби, вы, написавший это письмо, знаете ли вы, почему был убит ваш человек? Предупреждаю вас: не женитесь.
Джон В-долгу-не-останусь".
Он положил бумагу на грудь трупа, и тут Лоулэсс, к которому уже начали возвращаться какие-то обрывки сознания, достал из-под рясы черную стрелу и приколол ею письмо к мертвому телу. Столь неуважительное или даже жестокое отношение к мертвецу заставило юного Шелтона вскрикнуть в ужасе. Но старый бродяга лишь рассмеялся.
– Я должен поддержать доброе имя своего братства, – сказал он, икая. – Мои веселые братья должны получить и свою часть… Доброе имя, брат мой! – И тут, зажмурив глаза и раскрыв рот, как певчий церковного хора, он забасил: – "Коль я буду есть, а ты будешь пить…"
– Тише ты, пьяный дурень! – воскликнул Шелтон и с силой прижал его к стене. – Я объясню тебе в двух словах, если человек, в котором больше вина, чем мозгов, способен понять хоть два слова. Именем Пречистой Девы, уходи из этого дома. Если ты будешь продолжать буянить, то погубишь не только себя, но и меня. Убирайся отсюда, да поживее, или, клянусь Небесами, я забуду, что я – твой командир и должник. Ну! Иди!
В голове ряженого монаха постепенно прояснялось, и гнев в голосе Дика и сверкание его глаз помогли ему уразуметь сказанное.
– Клянусь Священным Писанием, – взревел он, – если моя помощь не нужна, я могу и уйти! – Он, шатаясь, прошел по коридору и стал спускаться по лестнице, придерживаясь за стену.
Как только он скрылся из вида, Дик вернулся в свой тайник с твердым намерением узнать, чем все это закончится. Здравый смысл убеждал его уйти, но любовь и любопытство перевесили.
Время текло медленно для молодого человека, прижавшегося спиной к стене за гобеленом. Огонь в камине горел уже не так ярко, светильник потухал и начал коптить. Но обитатели верхних этажей все не возвращались. Снизу по-прежнему доносились голоса пирующих и звон посуды, и по-прежнему все было тихо в засыпаемом снегом Шорби.
Но наконец настало время, когда с лестницы послышались приближающиеся шаги и голоса, несколько гостей сэра Дэниэла поднялись на третий этаж, завернули за угол коридора и увидели сорванный полог и тело шпиона.
Кто-то побежал вперед, кто-то бросился назад, все закричали.
В ответ на эти крики гости, охранники, дамы, слуги, – короче говоря, все, кто был в доме, стали сбегаться со всех сторон и присоединять свои голоса к всеобщему переполоху.
Вскоре толпа расступилась, пропуская самого сэра Дэниэла и следовавшего за ним жениха милорда Шорби.
– Милорд, – сказал сэр Дэниэл, – я, кажется, рассказывал вам об этом сборище мерзавцев, о "Черной стреле? Вот вам доказательство. Возьмите ее в руки. И смотрите, она воткнута в одного из ваших людей, если он не украл вашу ливрею.
– Да, это мой человек, – ответил лорд Шорби, отступив на шаг. – И он был одним из лучших. Нюх у него был, как у гончей, и язык он умел держать на замке.
– В самом деле? – насторожился сэр Дэниэл. – И зачем же ему понадобилось подниматься сюда, наверх? Что он вынюхивал в моем доме? Но он об этом уже не расскажет.
– С вашего позволения, сэр Дэниэл, – сказал тут кто-то, – у него на груди какая-то бумага.
– Подайте. Вместе со стрелой, – приказал рыцарь. Когда ему передали стрелу, он некоторое время смотрел на нее, хмуро сдвинув брови. – Меня, – сказал он, обращаясь к лорду Шорби, – давно преследуют ненавистники. Эта черная стрела или ее близнец когда-нибудь сразит и меня. Позвольте мне предостеречь вас от повторения моих ошибок: если когда-либо кто-то из этих псов пойдет по вашему следу, бегите! Это как неизлечимая болезнь – она преследует тебя, тяготит день ото дня, не переставая. Но давайте посмотрим, что они написали… Как я и думал, они уже отметили вас, как старый дуб лесорубом. Завтра или на следующий день топор падет. Но что написано в письме?
Лорд Шорби снял со стрелы бумагу, прочитал ее, потом скомкал и, преодолевая отвращение, которое до сих пор держало его в стороне от трупа, бухнулся перед ним на колени и стал нетерпеливо шарить в его сумке.
Поднялся он с неопределенным выражением на лице.
– У меня и в самом деле пропало одно очень важное письмо, – сказал он. – Попадись мне тот мерзавец, который взял его, я его своими руками вздерну. Но давайте сперва перекроем все выходы из дома. Клянусь святым Георгием, зла и так совершено слишком много.
Вокруг дома и сада было расставлено плотное кольцо охраны. На каждой лестничной площадке стоял страж, целый отряд охранял главный вход в здание, еще один стоял во дворе у костра. В помощь воинам сэра Дэниэла были призваны воины лорда Шорби. Людей и оружия было более чем достаточно для защиты дома или для того, чтобы изловить врага, если он затаился внутри.
Тело шпиона снесли под падающим снегом в аббатскую церковь.
И только после того, как вся эта суматоха закончилась и дом погрузился в настороженную тишину, две девушки вытащили Ричарда Шелтона из его укрытия и объяснили ему, что случилось. Он же в свою очередь рассказал, что произошло с ним.
Джоанна сильно побледнела и прислонилась к стене.
– Все это ничего не изменит, – промолвила она упавшим голосом. – Меня все-таки выдадут завтра утром замуж!
– Нет! – воскликнула ее подруга. – Вот же паладин, который разгоняет львов, точно мышей! Вам не хватает веры. Теперь вы, мой друг, гроза львов, успокойте нас. Скажите что-нибудь мужественное, дайте мудрый совет.
Дик смутился, когда была повторена его собственная несдержанная похвальба, но, хоть юноша и покраснел, голос его не дрогнул.
– Это верно, – промолвил он. – Мы в отчаянном положении. И все же я не сомневаюсь, что, если я покину этот дом на полчаса, все будет по-нашему. А венчание… Венчание будет предотвращено.
– А львы будут разогнаны, – произнесла девушка, повторяя его интонацию.