Глава двадцатая
Легкоконный отряд
Jaffiеr
Не amongst us
That spares his father, brother, or his friend
Is damned.
Otway, Venice preserved
Вечером 24 августа легкоконный отряд вступал в Париж через Сент-Антуанские ворота. Конники, судя по их запыленным сапогам и платью, совершили большой переход. Последние отблески заходящего солнца освещали загорелые лица солдат. На этих лицах читалась та безотчетная тревога, какую обыкновенно испытывают люди перед событием еще неведомым, но, как говорит им сердце, мрачным.
Отряд шагом направился к обширному пустырю, тянувшемуся около бывшего Турнельского дворца. Здесь капитан приказал остановиться, затем отрядил в разведку десять человек под командой корнета, самолично расставил при въезде в ближайшие улицы караулы и, словно в виду неприятеля, приказал им зажечь фитили. Приняв эти чрезвычайные меры предосторожности, он вернулся и остановил свою лошадь перед фронтом отряда.
- Сержант! - крикнул он; тон у него сейчас был более строгий и властный, чем всегда.
Старый конник с расшитой перевязью и в шляпе с золотым галуном почтительно приблизился к своему командиру.
- У всех ли наших конников есть фитили?
- У всех, господин капитан.
- Пороховницы полны? Пуль достаточно?
- Достаточно, господин капитан.
- Отлично.
Капитан шагом поехал перед фронтом малочисленного своего отряда. Сержант следовал за ним на расстоянии, которое могла бы занять лошадь. Он заметил, что капитан не в духе, и долго не решался подъехать к нему. Наконец осмелел.
- Господин капитан! Разрешите конникам задать лошадям корму! Ведь лошади с утра ничего не ели.
- Нельзя.
- Ну хоть горсточку овса? Мы бы это мигом?
- Не сметь разнуздывать ни одну лошадь!
- А ведь если… как я слышал… лошадям ночью предстоит потрудиться… то, может быть, все-таки…
Офицер сделал нетерпеливый жест.
- Займите свое место в строю, - сухо сказал он и поехал дальше.
Сержант вернулся в строй.
- Ну что, сержант, стало быть, правда? Что же будет? Что такое? Что сказал капитан?
Ветераны забросали сержанта вопросами - на эту вольность по отношению к своему начальнику им давали право боевые заслуги и то, что они с давних пор вместе тянули солдатскую лямку.
- Жарко будет нынче, - сказал сержант тоном человека, который знает больше, да только не хочет рассказывать.
- А что? А что?
- Разнуздывать не велено ни на один миг… потому… кто его знает? Каждую минуту можем понадобиться.
- Стало быть, драка? - спросил трубач. - А с кем, хотел бы я знать?
- С кем? - чтобы дать себе время обдумать ответ, переспросил сержант. - Дурацкий вопрос! С кем же еще, черт бы тебя подрал, как не с врагами короля?
- С врагами-то с врагами, да кто они, эти враги? - упорно продолжал допытываться трубач.
- Он не знает, кто такие враги короля!
Сержант соболезнующе пожал плечами.
- Враг короля - испанец, но он бы так, тишком, не подобрался, его бы заметили, - высказал предположение один из конников.
- Нет, это что-то не то, - вмешался другой. - Мало ли у короля врагов, кроме испанцев?
- Бертран прав, - заключил сержант, - я знаю, кого он имеет в виду.
- Кого же?
- Гугенотов, - отвечал Бертран. - Не надо быть колдуном, чтобы догадаться. Всем известно, что гугеноты заимствовали свою веру у немцев, а немцы - наши враги, что-что, а это уж я знаю наверное: мне в них не раз приходилось стрелять, особливо под Сен-Кантеном - они там дрались, как черти.
- Так-то оно так, - снова заговорил трубач, - но ведь мир-то заключили, и, если память мне не изменяет, шум из-за того был изрядный.
- Нет, они нам не враги, - подтвердил молодой конник, одетый лучше других. - Мы ведь собираемся воевать с Фландрией, и легкоконными войсками будет командовать граф Ларошфуко, а кто не знает, что Ларошфуко - протестант? Провалиться мне на этом месте, если он не протестант с головы до ног! У него и шпоры-то кондейские и шляпа гугенотская.
- Чума его возьми! - воскликнул сержант. - Ты, Мерлен, этого не знаешь, ты тогда еще в нашем полку не служил. Во время той засады, когда мы все чуть было не сложили головы в Пуату, под Ла-Робре, нами командовал Ларошфуко. У него всегда за пазухой нож.
- И он же говорил, что отряд рейтаров лучше, чем легкоконный эскадрон, - вставил Бертран. - Я это знаю так же верно, как то, что эта лошадь пегая. Мне рассказывал паж королевы.
Слушатели выразили негодование, однако это чувство скоро уступило место желанию узнать, с чем связаны воинские приготовления, против кого направлены те чрезвычайные меры предосторожности, которые принимались у них на виду.
- Сержант, а сержант! - заговорил трубач. - Правда, вчера было покушение на короля?
- Бьюсь об заклад, это все орудуют… еретики.
- Когда мы завтракали в Андреевском кресте, хозяин передавал за верное, что они собираются упразднить мессу.
- Тогда все дни будут у нас скоромные, - философически заметил Мерлен. - Вместо котелка бобов кусочек солонинки - это еще беда невелика!
- Да, но если гугеноты возьмут верх, то первым делом они перебьют, как все равно посуду, легкоконные отряды и заменят их этими псами - немецкими рейтарами.
- Ну, коли так, я бы им ребра пощупал. Тут поневоле станешь правоверным католиком, убей меня бог! Бертран! Ты служил у протестантов, - скажи: правда, что адмирал платил конникам всего лишь по восьми су?
- Да, и ни одного денье больше. У, старый сквалыга! Потому-то я после первого похода от него и удрал.
- А капитан-то нынче не в духе, - заметил трубач. - Малый он хороший, с солдатами поговорить любит, а тут за всю дорогу звука не проронил.
- Вести недобрые, - ввернул сержант.
- Какие вести?
- Уж верно, что-нибудь насчет гугенотов.
- Опять гражданская война начнется, - сказал Бертран.
- Тем лучше для нас, - подхватил Мерлен: он во всем видел хорошую сторону. - Знай себе круши, села жги, гугеноток щекочи!
- Они поди затевают то же, что когда-то в Амбуазе, - сказал сержант. - Потому-то нас и вызвали. Ну, мы порядок быстро наведем.
В это время из разведки вернулся корнет, приблизился к капитану и стал тихо ему докладывать, а его солдаты присоединились к товарищам.
- Клянусь бородой, ничего не понимаю, что творится в Париже! - заговорил один из тех, кто ходил в разведку. - На улицах мы ни одной кошки не встретили, зато в Бастилии полно солдат. На дворе швейцарские пики торчат - чисто колосья в поле!
- Их там не больше пятисот, - возразил другой.
- Гугеноты покушались на короля, вот это я знаю наверное, - продолжал первый, - и во время свалки великий герцог Гиз собственноручно ранил адмирала.
- Так ему, разбойнику, и надо! - вскричал сержант.
- Дело до того дошло, - продолжал конник, - что швейцарцы на своем чертовом тарабарском языке говорили: мол, слишком долго во Франции терпят еретиков.
- И то правда, за последнее время они что-то уж очень стали нос задирать, - сказал Мерлен.
- Уж так важничают, уж так спесивятся - можно подумать, что это они нас побили под Жарнаком и Монконтуром.
- Они бы рады съесть мясо, а нам оставить кость, - молвил трубач.
- Добрым католикам давно пора их проучить.
- Доведись до меня, - сказал сержант, - прикажет мне король: "Перебей эту сволочь", - да пусть меня разжалуют, если я заставлю повторить этот приказ!
- Бель-Роз! А ну-ка, расскажи, что делал в городе корнет, - обратился к нему Мерлен.
- Он говорил с одним швейцарцем, похоже, с ихним офицером, но только я не расслышал, о чем. Тот ему сообщал что-то, знать, любопытное, потому корнет все только: "Ах, боже мой, боже мой!"
- Гляньте: к нам конники летят во весь мах. Уж верно, с приказом!
- Кажется, двое.
Капитан и корнет поехали к ним навстречу. Двое всадников быстро двигались по направлению к легкоконному отряду. Один из них, нарядно одетый, в шляпе, украшенной перьями, с зеленой перевязью, ехал на боевом коне. Спутник его, толстый, приземистый, коренастый, в черном одеянии, держал в руках большое деревянное распятие.
- Будет драка, это уж как пить дать, - сказал сержант. - Вон и священник - его послали исповедовать раненых.
- Не больно-то весело драться на голодное брюхо, - проговорил Мерлен.
Двое всадников попридержали коней и, вплотную подъехав к капитану, остановились.
- Целую руки господину де Мержи, - заговорил человек с зеленой перевязью. - Узнаете своего покорного слугу Тома де Морвеля?
До капитана еще не успела дойти весть о новом злодеянии Морвеля; он знал его только как убийцу славного де Муи. Вот почему он очень сухо ответил Морвелю:
- Я никакого господина де Морвеля не знаю. Полагаю, что вы явились объявить нам наконец, зачем мы здесь.
- Милостивый государь! Дело идет о спасении доброго нашего государя и нашей святой веры: им грозит опасность.
- Какая такая опасность? - презрительно спросил Жорж.
- Гугеноты злоумышляли на жизнь его величества. Однако преступный их заговор был, слава богу, вовремя раскрыт; ночью все истинные христиане должны объединиться и перерезать их сонных.
- Так муж силы Гедеон истребил мадианитян, - вставил человек в черном одеянии.
- Что такое? - содрогнувшись от ужаса, воскликнул Мержи.
- Горожане вооружены, - продолжал Морвель, - в город стянуты французская гвардия и три тысячи швейцарцев. Наши силы исчисляются примерно в шестьдесят тысяч человек. В одиннадцать часов будет подан сигнал - и пойдет потеха.
- Подлый душегуб! Это все мерзкая ложь! Король не дает распоряжений об убийствах, в крайнем случае он за них платит.
Однако Жорж тут же вспомнил о разговоре, который несколько дней тому назад вел с ним король.
- Потише, господин капитан! Если бы служба королю не поглощала все мои помыслы, я сумел бы ответить на ваши оскорбления. Слушайте меня внимательно: я прибыл к вам от его величества с требованием, чтобы вы и ваш отряд следовали за мной. Нам вверены Сент-Антуанская улица и прилегающий к ней квартал. Я привез вам точный список лиц, которых нам надлежит отправить на тот свет. Его преподобие отец Мальбуш обратится к вашим солдатам с наставлением и раздаст им белые кресты - такие кресты будут у всех католиков, а то в темноте можно принять своего за еретика.
- Я ни за что не приму участия в избиении спящих людей.
- Вы католик? Вы признаете Карла Девятого своим королем? Вам известна подпись маршала Ретца, повиноваться которому - ваш долг?
С этими словами Морвель достал из-за пояса бумагу и передал капитану. Мержи подозвал одного из своих конников, тот зажег о фитиль аркебузы пучок соломы и посветил капитану, и капитал прочел составленный по всей форме указ, именем короля обязывавший капитана де Мержи оказать поддержку городскому ополчению и поступить в распоряжение г-на де Морвеля для несения службы, коей суть вышеназванный г-н де Морвель ему изъяснит. К указу был приложен перечень имен под заглавием: Список еретиков, подлежащих умерщвлению в Сент-Актуанском квартале. Легкоконники не знали, что это за указ, они только видели при свете факела, который держал один из них, как глубоко он взволновал их начальника.
- Мои конники никогда не станут заниматься ремеслом убийц, - сказал Жорж и бросил бумагу в лицо Морвеля.
- При чем же тут убийство? - хладнокровно заметил священник. - Речь идет о справедливом возмездии еретикам.
- Орлы! - возвысив голос, крикнул Морвель легкоконникам. - Гугеноты хотят умертвить короля и перебить католиков. Их надо опередить. Ночью, пока они спят, мы их всех порешим. Их дома король отдает вам на разграбление!
Хищная радость звучала в крике, прокатившемся в ответ по рядам:
- Да здравствует король! Смерть гугенотам!
- Смирно! - громовым голосом крикнул капитан. - Здесь я командую, и больше никто… Друзья! Этот негодяй лжет. Но если даже и есть такой указ короля, все равно мои легкоконники не станут убивать беззащитных людей.
Солдаты молчали.
- Да здравствует король! Смерть гугенотам! - крикнули Морвель и его спутник.
Конники повторили за ними:
- Да здравствует король! Смерть гугенотам!
- Ну так как же, капитан? Повинуетесь? - спросил Морвель.
- Я больше не капитан! - воскликнул Жорж и сорвал с себя знаки отличия: перевязь и полумесяц.
- Задержите изменника! - обнажив шпагу, крикнул Морвель. - Убейте мятежника - он отказывается повиноваться королю!
Но ни один солдат не поднял руку на своего начальника… Жорж выбил шпагу из рук Морвеля, но убивать его не стал, он лишь ударил его эфесом по лицу, и при этом с такой силой, что тот полетел с коня.
- Прощайте, трусы! - сказал конникам Жорж. - Я думал, вы солдаты, а вы, как я посмотрю, убийцы, а не солдаты.
Затем он обратился к корнету:
- Альфонс! Если вы хотите, чтоб вас произвели в капитаны, то вот вам удобный случай: станьте предводителем этой шайки.
С этими словами он дал шпоры коню и галопом понесся в город. Корнет двинулся было за ним, однако немного погодя придержал коня, пустил его шагом, а потом и вовсе остановился, поворотил коня и присоединился к отряду, очевидно, решив, что хотя капитан дал ему совет в запальчивости, однако последовать ему стоит.
Все еще оглушенный ударом, Морвель, чертыхаясь, влез на коня. Монах, подняв распятие, призвал солдат не оставить в живых ни одного гугенота и утопить ересь в крови.
Упреки капитана внесли некоторое смятение в умы солдат, по как скоро он избавил их от своего присутствия и перед ними открылась перспектива вволю пограбить, они взмахнули саблями и поклялись исполнить все, что Морвель им бы ни приказал.
Глава двадцать первая
Последнее усилие
Soothsayer
Beware the Ides of March!
Shakespeare, Julius Caesar
В тот же вечер Бернар в обычное время вышел на улицу и, закутавшись в плащ под цвет стены его дома и нахлобучив шляпу, отправился, соблюдая надлежащую осторожность, к графине. Сделав несколько шагов, он повстречался с хирургом Амбруазом Паре, который лечил его, когда он был ранен. Нетрудно было догадаться, что Паре идет из дворца Шатильонов, и Мержи, назвав себя, спросил, что с адмиралом.
- Ему лучше, - отвечал хирург. - Рана не смертельная, адмирал - здоровяк. С божьей помощью поправится. Я ему прописал питье, - надеюсь, оно ему пойдет на пользу, ночь он проспит спокойно.
Какой-то простолюдин, проходя мимо, услышал, что они говорят об адмирале. Отойдя с таким расчетом, чтобы его наглая выходка прошла безнаказанно, он крикнул:
- Ваш чертов адмирал скоро станцует сарабанду на виселице!
И пустился бежать со всех ног.
- Гадина! - сказал Мержи. - Меня зло берет, что нашему великому адмиралу приходится жить в городе, где у него столько врагов.
- К счастью, его дом хорошо охраняется, - заметил хирург. - Когда я уходил, на лестнице было полно солдат, и они зажигали фитили. Эх, господин де Мержи! Не любят нас местные жители… Однако уж поздно, мне надо в Лувр.
Они попрощались, Мержи продолжал свой путь, и розовые мечтания очень скоро заставили его позабыть адмирала и ненависть католиков. Со всем тем он не мог не заметить чрезвычайного оживления на улицах Парижа, обыкновенно пустевших с наступлением ночи. То ему попадались крючники с ношей на плечах, то у каждого из них ноша эта была такой странной формы, что Мержи в темноте склонен был принять ее за связку пик; то отряд солдат, шагавший молча, с ружьями "на плечо", с зажженными фитилями. То тут, то там распахивались окна, на мгновение появлялись люди со свечами и тотчас прятались.
- Эй, милый человек! - крикнул Мержи одному из крючников. - Куда это вы несете так поздно оружие?
- В Лувр, господин, на ночное увеселение.
- Приятель! - обратился Мержи к сержанту - начальнику дозора. - Куда это вы шагаете под ружьем?
- В Лувр, господин, на ночное увеселение.
- Эй, паж! Разве вы не при короле? Куда же идете вы и ваши товарищи и куда вы ведете коней в походной сбруе?
- В Лувр, господин, на ночное увеселение.
"На ночное увеселение! - заговорил сам с собой Мержи. - Все, как видно, посвящены в тайну - все, кроме меня. А впрочем, мое дело сторона. Государь волен развлекаться и без моего участия, меня не очень-то тянет смотреть на его увеселения".
Пройдя немного дальше, он обратил внимание на плохо одетого человека - тот останавливался перед некоторыми домами и мелом чертил на дверях кресты.
- Зачем вы, милый человек, помечаете дома? Вы что, квартирьер, что ли?
Незнакомец как сквозь землю провалился.
На углу той улицы, где жила графиня, Мержи едва не столкнулся нос к носу с шедшим в противоположном направлении человеком, завернувшимся, как и он, в широкий плащ. Хотя было темно и хотя оба явно старались проскочить незамеченными, они сейчас узнали друг друга.
- А, господин де Бевиль, добрый вечер! - сказал Мержи и протянул ему руку.
Бевиль, чтобы подать правую руку, сделал странное движение под плащом: переложил из правой руки в левую какой-то довольно тяжелый предмет. Плащ его слегка распахнулся.
- Привет доблестному бойцу, баловню красавиц! - воскликнул Бевиль. - Бьюсь об заклад, что мой благородный друг идет на свидание.
- А вы?.. Ох, и злы же на вас, как видно, мужья: если не ошибаюсь, вы в кольчуге, а то, что вы держите под плащом, дьявольски похоже на пистолеты.
- Нужно быть осторожным, господин Бернар, очень осторожным! - сказал Бевиль.
С этими словами он запахнул плащ так, чтобы не видно было оружия.
- Я весьма сожалею, что не имею возможности предложить вам сейчас свои услуги и шпагу, чтобы охранять улицу и стоять на часах у дверей дома вашей возлюбленной. Сегодня никак не могу, но в другой раз, пожалуйста, располагайте мною.
- Сегодня я не могу взять вас с собой, господин де Мержи.
Произнеся эту самую обыкновенную фразу, Бевиль, однако, странно усмехнулся.
- Ну, желаю вам удачи. Прощайте!
- Я вам тоже желаю удачи!
Последнее сказанное на прощанье слово Бевиль заметно подчеркнул.
Они расстались, но, сделав несколько шагов, Мержи услыхал, что Бевиль его зовет. Он обернулся и увидел, что тот идет к нему.