- А здесь, - хозяин идет дальше, - две маленьких комнатки. Их мы даже и не отапливаем, здесь пока что просто-напросто лежит всякий ненужный хлам. Только в летнее время, когда приезжает какой-нибудь гость, мы прибираем одну из них, а то и обе, чтобы приспособить под жилье. Вот и все. Стало быть: четыре комнаты, кладовка, прихожая и рядом с нею еще полутемный чуланчик… Бог знает для чего. Так! Пойдемте теперь во двор. Посмотрим хлев, конюшню и амбар.
- Ну что же, великолепно! - хвалит Киппель, когда они осматривают и эти постройки.
- Да, но… - Кийр хочет что-то сказать, однако вовремя спохватывается - он чуть было не проговорился об лих страшных шестистах тысячах.
- Что - "но"? - спрашивает Паавель с улыбкой.
- Гм, ничего особенного! Просто так подумалось…
- Хорошо. В таком случае, идемте теперь посмотрим самую суть этого хутора - поля и покосы. Ты пойдешь с нами, Лийзи?
- Нет, мне-то зачем. Я на них достаточно насмотрелась.
- Тогда, дорогая госпожа, - Киппель кланяется, - позвольте мне с вами попрощаться и поблагодарить за сверхдушевное гостеприимство! Как знать, вернусь ли я сюда. Не знаю, как будет с господином Кийром, но я, во всяком случае, наведаюсь еще на кое-какие соседние хутора, может, удастся что-нибудь продать. Будьте здоровы! Сердечно благодарю за вашу доброту!
- И я тоже с вами прощаюсь! - Портной пожимает руку хозяйки и многозначительно смотрит ей в глаза, что, разумеется, надо понимать так: "Стало быть, на том и порешим, как договорились! Помните об этом!"
И трое мужчин - один с ношей и двое без ноши - выходят со двора пихлакаского хутора, чтобы оценить его ноля и луга.
Поля, действительно, достойны похвалы, ровные, словно стол, без валунов, без пней. Покосы и пастбища - также. А вот этот болотистый участочек не в счет, и его гоже впоследствии можно будет преобразовать либо в пашню, либо в покос.
- Ну и сколько же вы… - Кийр приостанавливается, сердце его громко стучит, - за все это хозяйство запросите?
- Сколько я запрошу?.. - Поселенец слегка поводит глазами. - Шестьсот тысяч марок.
- Шестьсот тысяч?! - Портной медленно качает головой. - Да, цена и впрямь крепкая.
- Так и хутор крепкий.
- Но я ведь не хулю хутор, но… что слишком, то слишком. А стадо, лошади и сельхозорудия в эту сумму входят?
- Нет. Движимое имущество сверх того.
- Ой, ой, ой! - Лицо Кийра принимает выражение страдания.
- Что такое? - Владелец хутора усмехается. - Не по карману, что ли?
- Ничего удивительного. Но вы ведь сбавите и на часть платежа дадите рассрочку?
- Нет, так не пойдет. Я вырученные за хутор деньги должен буду пустить в какое-нибудь дело, а ежели я начну новую жизнь с того, что закину ноги на стену, так надолго ли этой небольшой суммы хватит? Разве не так, мои господа?
Киппель согласно кивает, но ничего не произносит.
- Так-то оно так, но… - Кийр переступает с ноги на ногу, - но каждый должен протягивать ножки по одежке. Для меня, во всяком случае, ваша цена чересчур велика.
- Стало быть, вы не станете покупать Пихлака?
- Нет, этого я не утверждаю, но сбавьте, небось, тогда поглядим.
- Хорошо, а сколько же в таком разе предлагаете вы? Кийр поначалу не может ничего предлагать, сначала он должен пойти домой и отнести весть тому и этому. А пока что пусть господин Паавель хорошенько подумает, пусть взвесит вопрос со всех сторон и пусть определит свою последнюю цену. Тогда в один из дней, скажем, хотя бы через неделю, он, Кийр, придет сюда снова и скажет либо нет, либо д а, он, Кийр, любит только чистую воду и точный расчет - так это всегда было. И главное, пусть хозяин имеет в виду, что в нынешнее время мало честных покупателей. Ведь не станет же - Боже упаси! - господин Паавель, герой Освободительной войны, продавать свой хутор кому-нибудь из прежних владельцев мыз. Ради этого самого земельного надела пихлакаский хозяин проливал свою кровь, возможно ли теперь отдать его обратно своему бывшему врагу?
- Ничего подобного я и не собираюсь делать, однако за этот, мною завоеванный кусок земли я все же должен получить достаточно, чтобы более или менее приемлемо обустроить свою будущую жизнь.
- Вы и получите. Но разве вам для обустройства будущей жизни нужно непременно шестьсот тысяч?
- Нет, господин Кийр, я хочу даже большего: движимое имущество - особая статья.
- В том-то и загвоздка! - Портной неопределенно пожимает плечами. - Однако, что мы попусту спорим. Примерно через неделю я приду снова, тогда и продолжим разговор. Я, во всяком случае, отношусь к этому делу серьезно и надеюсь, что вы - точно так же. А теперь прошу извинить меня, я поспешу в Паунвере, не то мои домашние подумают, что я Бог знает куда подевался. Господин Киппель, разумеется, останется тут мешочничать и суетиться со своим барахлом от Энгельсвярка, теперь дороги наши расходятся.
- Я-то со своими делами управлюсь, - торговец с усмешкой почесывает бороду, - а вот как вы сумеете пройти лес возле Пильбасте - это вопрос. Да, да, как бы там еще чего не случилось.
- Что? - Кийр выпучивает на Киппеля глаза. - Что там может случиться?
- Где же мне все точно знать, но угрожать-то он туда, на обочину большака, приходил.
- Кто? Кто приходил угрожать?
- Ну, все он же, поселенец из Пильбасте, который вчера палил из "гевольвега" и чуть было не застрелил нас.
- Х-хех-хех… - заикаясь, произносит портной. - Когда по он выходил к большаку?
- Когда вы в лесу были, точнехонько незадолго до появления господина Паавеля.
- И что, что он сказал?
- Что сказал?.. Сказал, мол, пусть только он, этот паунвереский портной, попробует еще раз объявиться тут поблизости, небось тогда он увидит. Мол, этакий босяк приходит ко мне мой хутор выпрашивать.
- И что же он собирается со мной сделать?
- Так ведь я в душу ему не заглядывал. Во всяком случае, он был разъярен, как бык. Да вы и сами видели и слышали, когда к нему заходили, что у этого человека вместо сердца - нож для забоя свиней. И прекрасно видели, что и его дорогая женушка далеко не Святая Женевьева!
- Господин Киппель, - произносит Кийр чуть ли не просительно, губы его трясутся, - поклянитесь именем Господа нашего, что это, действительно, правда, то, что вы говорите.
- Именем Господа нашего?! - Торговец презрительно усмехается. - По поводу такого пустяка! Неужто вы не, знаете, господин Кийр, что имя Господне нельзя поминать всуе. Довольно и того, если я вам сообщу, что он купил у меня сравнительно дорогой складной ножик. Нет, против меня он ничего не имеет, только вы, вы у него словно соринка в глазу, ну да, дескать, хотите разорим его хозяйство или что-то в этом духе.
- Вот еще, черт подери! Ну объясните же мне в конце концов, каким это образом и когда хотел я разорить его вонючее хозяйство? Мы всего лишь спросили - и сделали это вполне вежливо - не собирается ли он продать свой курятник и две-три полоски поля.
- Так-то оно так. Не знаю, какой бес в него вселился. Только нет во всем этом ничего хорошего, именно потому я и предостерегаю вас, так… по-дружески. Нет, на открытом-то месте он вам ничего не сделает, но тот лес возле Пильбасте, тот… Одним словом, будьте предусмотрительны! Там он может подстеречь вас за каждым деревом и кустом.
- Подумать только, вот скотина! - Кийр мотает головой. - А что, если я и не стану возвращаться через Пильбасте? Если пройду как-нибудь стороной? Разве нет обходного пути?
- А вот это, дорогой господин Кийр, мне неведомо, я ведь в этих краях впервой. Но может быть, господин Паавель знает какую-нибудь окольную дорогу?
При этих словах Киппель едва заметно подмигивает пихлакаскому хозяину, и тот понимает его с редкой проницательностью.
- Видите ли, господин Кийр, - Паавель вздыхает, - отсюда в Паунвере есть даже две кружные дороги, но, воспользовавшись ими, вы должны будете либо сделать крюк в двадцать пять километров, либо пройти через болота и топи. Первая дорога, хоть и надежная, но страшно длинная, а на второй, если вы с нею незнакомы, можете утонуть или заблудиться.
- Ой, ой, ой! - стеная произносит Кийр. - Что же мне делать? А вы, господин Киппель, не пошли бы вместе со мною назад, в Паунвере?
- Как? Назад в Паунвере? Что я там потерял? Нет, это ни при каких условиях невозможно. Я еще пооколачиваюсь тут, в поселении Ныве, а потом по наикратчайшей дороге рвану в Тарту. За кем мне гоняться со своим пустым мешком, меня ведь даже деревенские куры и петухи поднимут на смех. Хоть я и мешочник, в моем мешке все-таки должно что-нибудь лежать - помимо двух-трех пакетиков иголок да нескольких катушек и еще кое-что по мелочи. Нет, господин Кийр, что до меня, так я теперь не скоро снова приду в Паунвере. Мне, всеконечно, надо в городе пополнить запас товара, и основательно.
- Ну, а если я по прибытии в Паунвере куплю все, что у нас осталось?
- Зачем же вам скупать ненужные веши? Это было бы смешно.
- А если я вам заплачу просто так, наличными деньгами… за то, что вы меня проводите?
- Еще того не легче! Во-первых, я не нищий, а, во-вторых, провожая вас, не хочу получить пулю - еще неизвестно, такой ли уж хороший стрелок этот поселенец из Пильбасте, чтобы попасть именно в вас. Где гарантия, что его пулька не пощекочет мои собственные ребра?
Портной опускает голову и сопя погружается в глубокое раздумье. Наконец произносит:
- А вы, господин Паавель, не отвезете меня домой на лошади, само собой, за хорошее вознаграждение?
- Нет, нет! - Поселенец мотает головой. - Пасть на поле сражения - это дело чести, а так, с бухты-барахты сунуться под пулю душегуба - легкомыслие и глупая бравада.
- Гм! Но что же, черт побери, мне делать? - И после довольно долгой паузы Кийр добавляет: - Нет, знаете ли, мои господа, я все же пойду через Пильбастеский лес, небось я соображу, как это сделать. И если ему суждено меня убить - пусть убивает. Во всяком случае, тогда вы будете знать, кто именно убийца.
Высказав это отчаянно смелое решение, Кийр отвешивает обоим остающимся вежливый поклон и быстрым ходом направляется в сторону Паунвере, легконогий, словно олень. Но отойдя шагов на двадцать, кричит хозяину хутора Пихлака:
- Стало быть, господин Паавель… примерно через неделю я снова приду к вам и скажу либо "да", либо "нет". Я держу свое слово. А вы хорошенько все обдумайте и определите ваш минимум. Аu revoir!
Киппель и Паавель, усмехаясь, переглядываются, но ни тот, ни другой не произносит ни слова, наконец последний спрашивает:
- О чем, собственно, шла речь?
- Какая речь?
- Ну, естественно, когда говорили о каком-то разбойнике из Пильбасте.
- Да пустое все это! - Киппель закуривает сигару. - Просто-напросто хотелось малость припугнуть этого короля иголки, он всю дорогу только и делал, что подначивал меня, пусть теперь хотя бы это будет ему, так сказать, встречной услугой.
- Ха-ха-ха, - смеется поселенец, - понятно. Но у этого мужичка, видать, и впрямь в голове винтиков не хватает. Что вы на этот счет думаете, господин Киппель?
- Охо-хо, винтики-то у него на месте, только труслив он не в меру, завистлив да еще и неуживчив. Взять, например, хотя бы тот факт, что он вроде бы не в состоянии жить даже в таком достаточно зажиточном поселке, как Паунвере.
- Понятно, а что вы скажете насчет его намерения купить хутор?
- Черт знает, - торговец пожимает плечами, - может быть, даже и купит. Деньги у него, похоже, есть - с чего же еще он такой самоуверенный и надутый, словно пузырь.
- Я, во всяком случае, этого человека не понимаю. Мне пришлось в жизни иметь дело со многими людьми, и почти каждого я в большей или меньшей степени видел насквозь, но этот портной для меня и впрямь остается загадкой. Ну да пусть себе будет кем и чем угодно, ведь и я тоже не вчера родился, чтобы позволить себя надуть, в случае, ежели он и впрямь станет покупать хутор.
- Нет, ну какое тут может быть надувательство, вы же человек образованный, но…
- Но?..
- Но стоит ли вам вообще продавать свой прекрасный хутор? Это главный вопрос.
- Ах, так. Ну да, разумеется, продавать не стоило бы, но я ведь говорил вам, что жена грызет меня, словно червь: продай да продай. Какая же это жизнь?! Другой бы муж, характером потверже, в любом случае поступил бы так, как сам хочет, но видите ли, именно такого характера потверже у меня и нет. Я могу командовать батареей, но против жены я пас. Я множество раз пытался поставить себя…
- Но не можете? - Киппель сочувственно улыбается.
- Мочь-то могу, да только на пять минут. А потом снова все идет по-прежнему. Если у того мужика из Пильбасте, как вы Кийру сказали, вместо сердца - нож для забоя свиней, то у меня в груди… то ли кусок воска, то ли что-то и того мягче. Небось вы, господин Киппель, не верите, что я артиллерийский капитан!
- Почему это мне не верить? Я уже вчера слышал, как батрак называл вас капитаном.
- Да, - пихлакаский хозяин опускает голову, - я и впрямь горазд жить с войною, а не с женою. Но хватит уже хныкать, - говорит он, махнув рукой, - каждому, кто хоть немного знает себя, известно: то, что Господь некогда положил ему в колыбель, с ним и пребудет до конца жизни, как бы ни рыпался, как бы ни закатывал глаза. Да, можно, конечно, себя укрощать по малости, но такая борьба с самим собою чрезмерно тяжела, однако - довольно об этом! Знаете ли, господин Киппель, что мы теперь сделаем?
- Я во всяком случае загляну тут на два-три хутора, после чего помчусь на ближайшую железнодорожную станцию. Стыдно мотаться с таким скудным товаром.
- Хорошо, вам виднее, как поступить. Но прежде чем расстаться, зайдемте сюда, к одному бобылю, и чем-нибудь подкрепимся.
- Как это - подкрепимся? Мы ведь недавно ели.
- О-о, это нечто другое. Старый Антс гонит отменное хмельное.
- Господин Паавель! - Киппель отступает на полшага. - Давайте отставим это визит.
- Нет, не отставим! Хочу снова хотя бы на полчасика почувствовать себя капитаном! Пойдемте! Вам не придемся потратить ни копейки.
- Речь не о том. Я еще никогда в жизни не был скрягой. Я лишь опасаюсь, что дома у вас выйдет ссора с женой.
- Ссора так или иначе будет. Одной больше, одной меньше - какая разница. Пойдемте со мной! - И капитан добавляет с улыбкой: - Я приказываю!
Киппель бросает на землю вконец догоревший огрызок сигары, чешет бороду и весьма неохотно следует за капитаном. Вскоре в убогой избушке бобыля Антса начинается долгая беседа, которую время от времени сопровождают жалобные стоны маленького каннеля.
А Георг Аадниель тем временем усердно утюжит большак, осуществляя форсированный марш в направлении Паунвере, и каждый новый шаг все больше приближаем портного к этому - чтобы ему ни дна ни покрышки! - поселению Пильбасте.
Несмотря на зимний холод, со лба путника струится пот… пожалуй, уместно было бы сказать даже кровавый пот, ибо этот ужасный Пильбастеский лес так и кишит душегубами, которые точат зуб на его, Кийра, душеньку. Вместо двух глаз у портного целых четыре: одна пара спереди, вторая сзади - поди знай, подкарауливает ли "он" непременно в лесу, может, затаился где-нибудь в придорожной канаве, в одной руке - заряженное ружье, в другой - купленный у Киппеля нож. В конце концов и сам Кийр спускается в канаву и идет по ней вдоль большака, пригнувшись, словно какой-нибудь проныра, - так оно будет вернее. Жизнь дается не для того, чтобы играть ею. И все-таки лучше было бы проделать тот двадцатипятиверстный крюк - ну что значит для него, Кийра, лишний кусочек дороги, он ведь не Тоотс, которому приходится по меньшей мере час греметь своими костями, чтобы проковылять от Юлесоо до Паунвере. Будь оно трижды проклято! А теперь еще и эти давно знакомые позывы - опять они тут как тут! Ну что за чертово устройство у него внутри: стоит чуть испугаться, сразу "срабатывает"! Вот будет номер, жуткий и омерзительный, если разбойник из Пильбасте подстрелит его точнехонько в ту минуту, когда он, Кийр, будет справлять свое дело. И смотри-ка, все идет к тому: всего лишь в нескольких шагах впереди через дорогу прыгает какой-то паршивый зайчишка.
Теперь душегубец меня прикончит! - в отчаянии думает Йорх. - Когда это было, чтобы заяц перебегал дорогу к добру?" Нет, Господь свидетель, дело зашло так далеко, но хоть назад в Ныве беги. Но тогда позора не оберешься. Хотел показать себя бравым парнем и на тебе! - возвращается назад, словно ободранный пес! Правда, можно бы наврать, будто на него напали, но… но поверят ли ему? Нет, назад поворачивать нельзя. Мало что ли издевались над ним паунвересцы, чтобы пойти и сделать себя еще и в Ныве для всех собак посмешищем! Нет!
Едва закончив свое "заседание", Кийр, вновь пригнувшись, пробирается в сторону леса; дойдя до подходящего места, проделывает несколько гигантских прыжков - и вот он уже в лесу. Портной описывает бесконечно большую дугу, держась по возможности дальше от дороги останавливается за каждым деревом и прикидывает: "Ну теперь поглядим, откуда может щелкнуть первый выстрел?"
Но как это ни удивительно, никакого выстрела не следует. В лесу тихо, только то тут, то там каркает какая-нибудь голодная ворона. Вдруг на голову портного падает еловая шишка. Этот невинный предмет пугает его так страшно, что он даже тихо вскрикивает и с невероятной скоростью, почти ничего не видя перед собой, устремляется еще глубже в лес. Выстрела он вроде бы не слышал, а, может быть, и слышал все-таки, но из-за волнения не обратил на него внимания. Долго ли портной мчится так, словно ошалелый - этого не знает никто, он не останавливается, пока не спотыкается о какую-то кочку и не шлепается на живот. "Уф, уф, - отдувается Аадниель, - вот это была гонка! Аж дух перехватило!"
Лишь минут через двадцать, уже основательно поостыв, Кийр открывает глаза и видит, что оказался на лесной опушке - сквозь редкие деревья виднеется ровное, чуть припорошенное снегом поле. Тихо и осторожно поднимается портной на ноги, особенно бдительно поглядывая через плечо назад. Затем он вовсе выбирается из леса и, охая, окидывает взглядом совершенно незнакомую ему местность. Паунвере должно бы находиться по левую сторону от него, но поди знай: в поле не видно ни домов, ни дороги. Постой, постой, там, поодаль, все же виднеется какая-то труба и кусочек конька крыши. Конечно, в случае крайней необходимости можно бы туда рвануть, но как бы такой маневр не увел его еще дальше в сторону от правильного пути.
Из лесу доносится слабый треск. С быстротой молнии поворачивается Йорх на своих трясущихся осях, однако ничего подозрительного не замечает. Вообще-то теперь ему уже можно бы и совершенно успокоиться, да ведь это успокоение, так сказать, под рукой не лежит. Нелишне будет еще примерно с четверть километра пробежать хорошей рысцой (трусцой) по бугристому полю. Главное: подальше от этого разбойничьего леса, а там будь что будет!