- Неужели вы думаете, что я стала бы здесь торчать, если бы мой законный муж находился в Нью-Йорке? Нет, сэр. Полгода назад я была веселой, лихой девчонкой в "Хауптмен фоллиз", получала всего пятьдесят монет в неделю, зато имела кучу славных друзей. Потом я встретила одного англичанина шести футов росту с профилем кинозвезды - у вас такие бывают - и не успела глазом моргнуть, как вышла за него замуж. Оказалось, что он и в самом деле лорд, как сказал мне, только он к тому же еще работает где-то там на вашем Уолл-стрите.
- Биржевым маклером? А могу я поинтересоваться, как его фамилия?
- Стоун.
- Лорд Стоун! - воскликнул оживившись мистер Ривз. - Так ведь я же неоднократно с ним встречался. "Сондерс, Крик энд Стоун" - весьма почтенная фирма…
- Вы в самом деле знакомы с Джерри? - обрадованно спросила леди Стоун. - Знаете, до сих пор на этих сборищах у вас тут в Англии я еще не встречала никого, кто хотя бы слышал о нем, - вы первый. Ну, так кто же все эти надутые индюки?
- Вот уж, право, не знаю, - весело заявил мистер Ривз. - Никого из них в жизни не видал.
- А как же вы попали сюда?
- Был приведен под конвоем!
- Вот и я тоже. И если бы я знала заранее, как тут будет, думаете, я бы поехала? Не могли бы вы принести мне виски с содовой? Едва ли, конечно, у них здесь найдется Белая скала и лед.
Мистер Ривз принес ей бокал виски, слегка разбавленного содовой, намеренно громко позвякивая льдом, и леди Стоун сказала, что это просто здорово, - вот только виски она предпочла бы американское. Они отыскали два стула и наговорились всласть. Леди Стоун рассказала во всех подробностях, как она жила у себя в Мичигане, как впервые приехала в Нью-Йорк, как трудно приходится девушке, когда у нее нет никакой поддержки, и как она рада, что она теперь замужем за таким человеком без сучка, без задоринки, и все было бы хорошо, если б только они могли жить в Нью-Йорке… Мистер Ривз описал свою единственную поездку в Нью-Йорк по делам: как он пострадал от излишне пылкого гостеприимства американцев, как ему потом весь обратный путь на "Аквитании" пришлось сидеть на сухарях и содовой воде и как он по сей день пользуется электрической печкой для поджаривания хлеба, которую он купил на Пятой авеню. Затем он, естественно, перешел к самой главной для него теме и заговорил о своем уходе на покой, и леди Стоун сказала, что это просто замечательно, просто здорово, - господи, да он же выиграл миллион долларов! Мистер Ривз по наивности не понял и скромно заявил, что с уходом на покой доход его составляет всего двенадцать тысяч в год, но для человека непритязательного этого, как он считает, вполне достаточно. Леди Стоун заявила, что это надо будет рассказать всем мокроносым. И мистер Ривз снова по наивности спросил, сколько же у нее детей. Леди Стоун сказала, какого черта, разве она не говорила, что они всего полгода как поженились, но ей страсть как хочется иметь ребеночка. А у мистера Ривза есть дети? Двое, сказал он, и они были прелестными, очаровательными, пока были маленькими, а вот когда выросли… Да, она знает, как это бывает. Она это знает…
Знакомство развивалось со скоростью, с какой в учебном кинофильме у вас на глазах растет цветок. Чудеса да и только, размышлял мистер Ривз, ему так легко разговаривать с этой эмигранткой, а вот высокоинтеллектуальная беседа настолько удручает его, что он становится круглым идиотом. Они обменялись адресами, и мистер Ривз только было начал говорить, что она непременно должна к ним прийти - посмотреть сад и вообще…
- Джон, друг мой! - раздался тут голос миссис Ривз. - Мне так неприятно прерывать вашу беседу… - И она бросила приторно-любезный, но явно недоброжелательный взгляд на слишком уж красивую собеседницу, -…но несколько человек хотят с тобой познакомиться.
- Хорошо, хорошо! - раздраженно сказал мистер Ривз. - Познакомьтесь: леди Стоун - моя жена. Извините, что я вынужден вас покинуть. Но вы, конечно, навестите нас, правда?
- Можете не сомневаться, - сказала леди Стоун, смерив миссис Ривз быстрым взглядом ярко-синих глаз и в то же время приветливо кивая мистеру Ривзу. - Можете не сомневаться… если только получу приглашение.
- Леди Стоун? - недоверчиво прошипела миссис Ривз на ухо мужу, когда они пробирались сквозь толпу. - Кто она такая? И откуда ты ее знаешь?
- Да вот свел знакомство в уголке, - весело сказал мистер Ривз. - Она американка, хористка, очень милая молодая особа, к тому же замужем за одним человеком, которого я знаю по Сити.
- И он в самом деле пэр?
- Конечно.
- Что?! И работает в Сити?!
- Да не придуривайся ты, - сказал мистер Ривз, невольно подражая языку своей новой приятельницы.
- Какой ужас - жениться на хористке… да к тому же - американке. Неужели он не мог найти себе благовоспитанную английскую девушку?
- Хм, - изрек мистер Ривз, - она все-таки куда аппетитнее какой-нибудь сварливой карги, красующейся на хоккее в Челтнеме. И чванства в ней - ни единой капли.
Миссис Ривз тотчас же про себя решила, что леди Стоун не может бывать у нее в доме. Все-таки должен же где-то быть предел: так или не так?
Всю остальную часть вечера мистер Ривз только раздражался и потел. Его заставили встретиться с прессой, соответственно накачанной мистером Хоукснитчем, но как только пресса обнаружила, что мистер Ривз отнюдь не богат и может похвалиться лишь безупречной жизнью да тридцатью тремя годами упорного труда, - пресса мигом потеряла к нему всякий интерес. Ну, какую историю можно сочинить про мистера Ривза?
Его познакомили с извивающимися молодыми людьми, которые занимались живописью, и с грузными молодыми людьми, которые занимались танцами, и с хриплоголосыми молодыми людьми, которые занимались пением. Но что они писали, где танцевали и как пели, мистеру Ривзу так и не удалось узнать. Особенно же потрясла его плоскогрудая молодая особа в розовом платье, которая выглядела этаким заморышем, впервые вывезенным в свет, а оказалась весьма сведущей особой, прочитавшей ему целую лекцию о современных противозачаточных методах. Она дала мистеру Ривзу понять, что приняла на себя миссию по их распространению. Если все всегда и повсюду будут безукоснительно пользоваться противозачаточными средствами, это приведет к улучшению человеческой породы и, следовательно, разрешит все проблемы. Тогда мистер Ривз спросил с самым невинным видом, а не улучшится ли человеческая порода, если ее вообще истребить, и был тотчас вычеркнут из списка знакомых, как ханжа и реакционер.
Познакомился он и с другими людьми, но уже не в силах был ни на что реагировать…
С большим трудом взяв себя в руки, мистер Ривз включил первую, потом вторую скорость и, думая о чем-то своем, тем не менее осторожно повел машину. Он чувствовал, как его накрахмаленный воротничок обмяк и сморщился сзади на шее, а рубашка прилипла к спине, - совсем как если бы он играл в регби и раз десять попадал в общую свалку. Он мечтал лишь о том, чтобы поскорее добраться до Мэрвуда, принять ванну и не торопясь выпить виски…
- До чего же интересный был вечер, - решила прощупать почву миссис Ривз. - Столько знаменитостей!
- Угу, - изрек мистер Ривз, не решаясь вдаваться в комментарии.
- Ужасно обидно, что ты потратил столько времени на эту вульгарную американку…
- Угу.
- Но я получила несколько приглашений для нас обоих. И если ты будешь благоразумен, мы сможем поближе сойтись со всеми этими прелестными людьми, с людьми настоящими.
- Угу.
Не добившись от своего супруга ничего, кроме междометий, миссис Ривз наконец умолкла. А мистер Ривз с поистине сверхъестественной точностью следовал намеченным курсом. Казалось, он задался целью выбросить все посторонние мысли из головы, показывая высокий класс автомобилизма. И только подъезжая к дому, он заговорил.
- Послушай, Джейн, - сказал вдруг он.
- Да, душа моя?
- А которая была герцогиня? Я что-то не приметил.
- О-о, - в великом замешательстве произнесла миссис Ривз. - Герцогиня? О, это вышло так обидно. В последнюю минуту она сообщила, что неотложные дела…
- Угу, - изрек мистер Ривз.
И хихикнул - но тихонько, про себя.
ЧЕТЫРЕ
В то утро, сидя в своем кабинете, мистер Ривз вдруг опустил газету и задумался. Потом он так и называл это про себя: "то утро". Ничего особо примечательного в слове "задумался", конечно, нет. Ведь мистер Ривз всю жизнь о чем-то думал, только вот глубоко не задумывался. Не было времени.
Однако именно Время побудило его задуматься. Он пытался осмыслить рецензию на новую книгу о теории относительности. "Не по зубам мне это, - смиренно подумал он. - Жаль, что не получил я настоящего образования: как, должно быть, здорово разбираться во всем этом. "Время - это четвертое измерение". Звучит куда как просто, а вот что это значит?"
И тут мистер Ривз впервые в жизни задал себе вполне естественный вопрос: "А что же такое Время?" Сутки и их подразделения, размышлял он, измеряются оборотом Земли вокруг своей оси. А год измеряется оборотом Земли вокруг Солнца. Но движения-то это разные, с изумлением подумал мистер Ривз. "Так вот почему в конце каждого года остается кусочек дня, который переходит на следующий! Как-то никогда над этим не задумывался!" Мистер Ривз был страшно горд своим открытием.
"Значит, время определяется соотносительным вращением Земли и Солнца. (Он сказал "соотносительным", ибо только что прочел об этом в книге.) Но ко мне-то какое это имеет отношение? Почему мое тело сейчас "старее", чем тысячу земных оборотов назад? Должно быть, существует особое времяисчисление - свое для дерева и свое для человека. Для каждого - свое. Например, времяисчисление Ривза". И мистер Ривз улыбнулся. "Сколько там показывает твоя диафрагма, Ривз?" Нет, в самом деле, говорим же мы: "Такой-то выглядит старовато для своего возраста", или: "А такой-то держится удивительно молодо". Ну, а я, по времяисчислению Ривза, стар или молод?"
Больше мистер Ривз не выдержал и сдался. Надо будет спросить доктора. Всю жизнь был рабом времени, исчисляемого по вращению Солнца и Луны. Пробуждение - ровно в семь тридцать; поезд - ровно в девять ноль пять; работа - ровно в десять; ленч - ровно в час; снова работа - ровно в два тридцать; уход с работы - ровно в шесть; обед - ровно в семь тридцать; отход ко сну - в разное время, уже без особой точности. Раз навсегда заведенный порядок - рутина. Вот что это такое. Жизнь разрезана на кусочки, и кусочки эти следуют друг за другом в непрерывном круговороте. Может, потому она и бежит так быстро?
Мистер Ривз еще немного поразмышлял об этом - просто так, без всякой видимой цели. И вдруг - подумать только! - вслух заявил: "Да ведь вся моя жизнь была рутиной". И поспешно оглянулся: не слышал ли его кто-нибудь. "Именно рутиной. И пока я был частью общей рутины, я жил одной жизнью с другими людьми. Теперь же я нарушил рутину и тем самым порвал с ними. Плыву, так сказать, без всякого смысла по волнам Времени. Тут надо что-то предпринять. Но вот что?…"
Это была загадка. А мистер Ривз не привык ломать голову над загадками. Он - человек действия, как он нередко похвалялся. И ведь правда, мистер Ривз всегда действовал - если действие было необходимо, неизбежно и сообразно традициям. Он всегда делал то, что следовало, и не делал того, чего не следовало. В семнадцать лет, по окончании школы, он послушно пошел работать и, как положено, отдавал часть своего заработка матери, пока не женился и не ушел из дому. Женился он, как положено, на девушке, с которой был обручен, и всю жизнь сохранял ей верность. Он произвел на свет детей и потратил на уход за ними и на их обучение куда больше, чем было когда-либо потрачено на него. Выполнил он и свой главный долг - нажил денег и притом честно: бухгалтерские книги и переписка фирмы мистера Ривза выдержали бы самую строгую и самую придирчивую ревизию. И вот наконец дожил он до того, что ушел на покой. Казалось бы, счастливее не может быть человека на свете - и все же…
Наморщив от напряжения лоб, мистер Ривз раздумывал. Вся его жизнь прошла в следовании долгу, в выполнении каких-то обязательств - преимущественно финансового порядка. Но обязательства эти имели свой предел, и вот они выполнены. Правда, он все еще должен содержать Джейн и детей, но тут можно не волноваться, если, конечно, он вдруг не опростоволосится и не станет банкротом. В его жизни теперь не хватало только одного - Джона Мейсена Ривза. Что же такое Джон Мейсон Ривз? Что представляет собой это нудное, малоприятное существо, которое вдруг возникло после стольких лет, проведенных в кипучей деятельности и суматохе? Чего он хочет? В самом деле, ну чего?…
Всерьез устав от такого восхождения на вершины мысли, мистер Ривз решил оставить в покое эту проблему. Но где-то в глубине его сознания продолжала гнездиться раздражающая уверенность в том, что проблема эта не оставит его в покое.
Он набил трубку, раскурил ее, затем подошел к окну и стал смотреть в сад. Перед ним - вплоть до мельчайших подробностей - была та же картина, какую он видел в то Первое Утро. Правда, нарциссы слегка поувяли, - надо будет сказать Брауну, чтобы он их срезал, - и покачивались теперь под более теплым ветерком; небо выглядело менее суровым и облачным, зато, казалось, те же дрозды и скворцы тем же манером очищают его лужайку от насекомых. И все же разница чувствовалась: весна по-настоящему вступила в свои права. "И утро сейчас совсем такое же, - подумал мистер Ривз, изумляясь собственным мыслям, - как тогда, когда они с Джейн проводили медовый месяц в Котсуолдсе…" Мистер Ривз предложил тогда Брайтон - уйма развлечений и отличные устрицы, - но Джейн настояла на Котсуолдсе. Почему ей так хотелось туда поехать? И почему он ни разу не удосужился ее об этом спросить?
Почему? Почему? Мистер Ривз, как малый ребенок, замучил себя этими "почему". И вот еще одно: почему бы ему не отправиться куда-нибудь на целый день? Зачем киснуть дома, портить себе нервы или слоняться по Мэрвуду?…
Итак, он сказал Эстер, чтобы его не ждали к ленчу, и, предусмотрительно избежав встречи с Джейн, сел в машину и поехал - куда глаза глядят. Мистер Ривз не имел ни малейшего представления о том, куда он едет или куда хотел бы поехать. Лишь бы подальше от всего… "Но что ты подразумеваешь под "всем", - спросил себя мистер Ривз, чувствуя, что теряет почву под ногами, - и куда "подальше" ты уедешь и что станешь делать, если уедешь?…"
К полудню мистер Ривз очутился в небольшой деревушке на Темзе. У моста стоял соблазнительный кабачок, беленький, с розовыми гиацинтами в ящиках на окнах. Возле самой реки, на большой лужайке, белели круглые столики с прислоненными к ним белыми железными стульями. Мистер Ривз поставил машину, осведомился, сможет ли он позавтракать ровно в час, и пошел прогуляться по бечевнику.
Вода в реке стояла высоко и была грязная; она почти бесшумно скользила меж берегов, причудливо изменчивая, вдруг закипавшая воронками и водоворотами. У дорожки росли маргаритки. Мистер Ривз сорвал одну, внимательно осмотрел ее желтую сердцевинку и нежные белые лепестки с розоватым отливом. Из семейства сложноцветных. А может быть, нет? Мистер Ривз что-то запамятовал, какие у них отличительные черты. Он продел цветок в петлицу и продолжал путь, прислушиваясь к доносившейся издали еле уловимой песне жаворонка. Мимо медленно проплыл лебедь, сильными ударами могучих лап прокладывая себе путь наперерез стремнине. Осторожно, не надо ему мешать, а то еще разозлится, набросится, взмахнет крылом и перебьет тебе ногу. Поразительная силища! А может, это все басни? На реке показалась байдарка - какой-то юноша лениво покуривал в ней сигарету, лишь время от времени опуская в воду весло, чтобы легкая скорлупка не отклонялась от курса. Мистер Ривз рассеянно проводил ее взглядом, пока она не исчезла под мостом. Пройдя еще немного, он снова остановился - понаблюдать за рыболовом. Мистер Ривз терпеливо наблюдал за ним, а тот терпеливо удил рыбу. Но рыба все не клевала. Вдали по-прежнему пел жаворонок.
Мистер Ривз зевнул и посмотрел на часы. Всего лишь пятнадцать минут первого! До ленча оставалось еще три четверти часа, а мистер Ривз уже проголодался. Почему надо есть именно в час? А не тогда, когда ты голоден? Теперь уже поздно менять привычки, подумал он, зато - и от одной этой мысли сразу воспрял духом - можно пойти в бар и выпить.
Не прошло и пяти минут, как мистер Ривз уже заказывал полпинты горького пива. Кроме него, в баре был лишь молодой человек с круглой физиономией и коротко подстриженными желтыми волосами, либо не знакомыми с гребенкой, либо не желавшими ей подчиняться. На нем был твидовый пиджак в крапинку, с залатанными кожей локтями, широкий черный галстук и старые, обвисшие брюки из шерстяной фланели; на столике перед ним лежала книга, которую он читал, и стояла пустая пивная кружка. Мистер Ривз отметил про себя эти детали, в простоте душевной разглядывая молодого человека и недоумевая, зачем ему понадобилось читать книгу в баре. Не найдя ответа на сей вопрос, мистер Ривз отпил немного пива и снова посмотрел на посетителя. Книга была явно не по вкусу молодому человеку, ибо он хмурился, и уголки его рта время от времени презрительно подергивались. Такое впечатление, подумал мистер Ривз, точно он знает, что за ним наблюдают, и нарочно выламывается.
Не желая быть назойливым, мистер Ривз принялся изучать наклейки на бутылках, выставленных за стойкой бара. Интересно, мелькнуло у него, какой вкус у Куста и почему совершенно прозрачный напиток называется "Молочный пунш"? Он вспомнил, что пил как-то вечером ромовый пунш в "Чеширском сыре". Покончив с пивом, мистер Ривз снова посмотрел на незнакомца и обнаружил, что теперь и тот уставился на него. Поймав на себе взгляд мистера Ривза, молодой человек хлопнул ладонью по раскрытой книге и с жаром заявил:
- Наш мир с каждым днем становится все глупее!
- Прошу прощения? - произнес мистер Ривз, до крайности пораженный этой сентенцией.
- Я говорю, что наш мир с каждым днем становится все глупее.
- В самом деле? - неуверенно спросил мистер Ривз.
- А вы оспариваете этот факт?
- Я… я, право, не знаю, - сказал мистер Ривз, пытаясь собраться с мыслями. - А почему вы так считаете?
- Думается, это очевидно даже для самого примитивного интеллекта, - не без издевки изрек молодой человек. - Вы, должно быть, верите в прогресс?
- М-м, - неуверенно начал мистер Ривз, - по-моему, вокруг нас достаточно тому доказательств. Автомобили, самолеты, радио и все прочее…
- И вы называете это прогрессом? - саркастически осведомился молодой человек. - Я это называю бессмысленным осложнением жизни. Подлинный же прогресс должен означать непрерывный подъем общего уровня интеллекта. А разве мы наблюдаем нечто подобное? Нет, не наблюдаем. Сейчас средний человек так же глуп, как, скажем, средний человек в мрачные времена феодализма или в эпоху каменного века.