- Не валяй дурака, Плюмитас. Ты здесь среди друзей, пока ведешь себя как полагается.
Разбойник сразу успокоился и заговорил с пикадором о своей лошади, расхваливая ее достоинства. И оба увлеклись беседой о воодушевлением страстных наездников, для которых конь дороже человека.
Гальярдо, все еще несколько встревоженный, ходил взад и вперед по кухне. Тем временем его работницы, сильные, загорелые девушки, раздували огонь в очаге и готовили завтрак, искоса поглядывая на знаменитого Плюмитаса.
Продолжая бродить по кухне, матадор подошел к Насионалю и попросил его подняться в комнату доньи Соль. Пусть не спускается вниз. Плюмитас, наверное, после завтрака уйдет. Зачем ей встречаться с этим жалким человеком?..
Бандерильеро вышел, а Плюмитас, увидев, что маэстро не участвует в разговоре, подошел к нему и начал с интересом расспрашивать о предстоящих в этом году корридах.
- Я ведь гальярдист. И хлопал вам чаще, чем вы можете думать. Видел вас и в Севилье, и в Хаэне, и в Кордове, и в других городах...
Гальярдо был поражен. Как же он мог, постоянно спасаясь от целой армии преследователей, спокойно сидеть на корриде?
Плюмитас улыбнулся с видом превосходства.
- Ба! Я бываю повсюду. Куда хочу, туда и иду.
Потом он рассказал, как случилось ему встречать матадора по дороге на ферму, иногда одного, иногда в компании. Гальярдо проезжал мимо, не обращая на него внимания, думая, наверное, что это какой-нибудь батрак скачет верхом в соседнее селение.
- Когда вы ехали из Севильи покупать те две мельницы в долине, я встретил вас на дороге. У вас было с собой пять тысяч дуро. Разве не так? Скажите по правде. Сами видите, у меня точные сведения... Другой раз вы ехали на этой чертовой скотине, которую называют автомобилем, вместе с другим сеньором из Севильи, кажется, вашим доверенным. Вы ехали из Оливар-дельКура подписывать нотариальный акт, и денег у вас было еще больше.
Гальярдо, припоминая все обстоятельства, с некоторым страхом смотрел на этого всезнающего человека. А бандит, желая подчеркнуть свое доброе отношение к тореро, продолжал уверять, что для него не существует препятствий.
- Видели вы, как мчится автомобиль? Пустяки! Вот чем я останавливаю эту гадину.- Он показал на ружье.- В Кордове мне надо было свести счеты с одним богатым сеньором, моим врагом. Поставил я свою кобылу на обочине и, как подъехала эта гадина, поднимая пыль и вонь, говорю: "Стой!" Он не захотел остановиться, я и всадил ему пулю в эту штуку на колесе.
Короче: автомобиль проехал еще самую малость и стал, а я подскакал к нему и свел свои счеты с сеньором. Человек, который может всадить пулю куда вздумается, хоть кого остановит в пути.
Пораженный Гальярдо слушал, как Плюмитас с профессиональным спокойствием рассказывает о своих подвигах на большой дороге.
- Вас мне незачем было задерживать. Вы ведь не из богачей. Вы такой же бедняк, как и я, только более удачливый, а если у вас есть деньги, то они вам не даром достались. Я вас очень уважаю, сеньор Хуан. Я люблю вас, потому что вы настоящий матадор, а у меня есть слабость к храбрым людям. Мы с вами почти товарищи. Оба живем тем, что рискуем шкурой. Вот почему, хоть вы меня и не знали, я никогда не попросил у вас даже сигареты и оберегал вас, чтобы волос не упал с вашей головы, чтобы ни один бессовестный мошенник не воспользовался моим именем и не вышел на дорогу, заявив, что он Плюмитас, как это не раз случалось...
Неожиданное появление прервало речь бандита. По лицу матадора пробежала тень досады. А, будь она проклята... Донья Соль! Разве Насиональ не предупредил ее?.. Бандерильеро шел следом, беспомощно разводя руками в знак того, что все его уговоры оказались тщетными.
Педро Антонио де Аларкон и Донья Соль вышла в дорожном костюме, наспех расчесав и уложив узлом золотые волосы. Плюмитас на ферме! Какая удача! Полночи она думала о нем, сладко замирая от ужаса, и твердо решила наутро объехать верхом окрестные пустынные поля.
Кто знает, вдруг ей повезет и она встретит загадочного разбойника. И вот, словно мысли ее действовали на расстоянии, он, исполняя ее волю, с самого утра появился на ферме.
Плюмитас! При этом имени перед ней возникал законченный образ разбойника. Казалось, ей даже незачем знакомиться с ним, она не увидит ничего неожиданного. Донья Соль ясно представляла себе высокого, стройного человека с матово-смуглым лицом; из-под широкополой шляпы, надетой поверх красного платка, выбиваются кудри цвета воронова крыла; стройный стан, затянутый в черный бархат, опоясан алым шелковым кушаком, на ногах - кожаные сапоги шоколадного цвета. Странствующий рыцарь андалузских степей, почти столь же прекрасный, как тенор, которого она видела в "Кармен", как тот солдат, сбросивший во имя любви свой мундир и ставший контрабандистом.
Ее расширенные от волнения глаза блуждали по кухне, но не видели пи романтической шляпы, ни мушкета. Перед ней стоял незнакомый ей человек с карабином в руках, похожий на полевого сторожа, каких она не раз встречала в имении своих родственников.
- Добрый день, сеньора маркиза... Как поживает сеньор маркиз, ваш дядя?
Заметив устремленные на этого человека взгляды, она все поняла. Ах! Так это и есть Плюмитас?
Бандит, смущенный появлением сеньоры, с неуклюжей галантностью обнажил голову и стоял, держа карабин в одной руке, а истрепанную войлочную шляпу в другой.
Услышав приветствие гостя, Гальярдо насторожился. Этот человек знал всех. Он знал донью Соль и даже от избытка почтительности присвоил ей родовой титул.
Очнувшись от изумления, донья Соль знаком велела ему сесть и покрыть голову; он сел, но шляпу положил на соседний стул.
Угадав вопрос в устремленных на него глазах доньи Соль, бандит продолжал:
- Не удивляйтесь, сеньора маркиза, тому, что я вас знаю.
Я часто видел вас, когда вы с маркизом и другими сеньорами отправлялись на бои молодых бычков. И еще видел издали, как вы скакали за быком с гаррочей в руках. Сеньора - самая отважная п самая прекрасная из всех женщин, какие только есть на божьем свете. Просто залюбуешься, когда видишь ее на коне в бархатной 514 шляпе и красном поясе. Мужчины небось так и хватаются за кинжалы ради ее небесных глазок.
Плюмитас, увлеченный приступом южного красноречия, искал все новых слов для восхваления сеньоры.
Сеньора же, начиная находить этого бандита очень интересным, слегка побледнела и в радостном ужасе широко раскрыла глаза. А что, если он пришел на ферму ради нее?.. Если оп задумал похитить ее и увезти в свое лесное убежище, как голодный орел, уносящий добычу в горное гнездо?..
Тореро тоже встревожился, услышав эти бесхитростные выражения восторга. Проклятие! В его собственном доме... при нем!
Если так будет продолжаться, матадор тоже сбегает за ружьем, и там уже Плюмитас он или не Плюмитас, а посмотрим, чья возьмет.
Бандит, казалось, уловил беспокойство, вызванное его словами, и принял почтительный тон:
- Вы уж простите, сеньора маркиза. Все это пустая болтовня. У меня жена и четверо ребятишек, и бедняжка пролила из-за меня больше слез, чем пресвятая дева скорбящая. Я, говорят, нарушитель спокойствия. Несчастный, которого злая судьба довела до такой жизни.
И, словно желая доставить удовольствие донье Соль, он разразился восторженными похвалами ее семье. Маркиз Морайма - для него самый уважаемый человек.
- Если бы все богачи были такими! Мой отец работал у него и рассказывал, какой он добрый. Я как-то расхворался, и пастух с его пастбища приютил меня в шалаше. Он знал это и ничего не сказал. По всем его фермам дан приказ не трогать меня и ни в чем мне не отказывать... Такие вещи не забываются. И потом, мало ли бродяг шатается по свету! А я сколько раз встречал его одного на дороге, едет себе верхом, словно молодой, и годы ему нипочем. "Бог в помощь, сеньор маркиз!" - "Привет, парень!"
В лицо он меня не знает, а догадаться, кто я такой, не мог, ведь приятеля своего,- бандит показал на карабин,- я ношу под плащом. А мне хотелось остановить его и попросить у него руку, не для того, чтобы пожать ее, нет,- разве может такой благородный сеньор пожать руку убийцы,- а для того, чтобы поцеловать ее как руку отца и на коленях поблагодарить его за все, что оп для меня сделал.
Горячее чувство признательности, обуревавшее бандита, ничуть не тронуло допью Соль. И это знаменитый Плюмитас! Жалкий человек, полевой кролик, которого все, обманутые молвой, принимают за волка.
- Есть злые богачи,- продолжал Плюмитас.- Чего только пе терпят от них бедняки!.. Недалеко от моих мест есть один такой иуда, он дает деньги в рост. Я послал ему предупреждение, чтобы он не мучил людей, а этот мошенник, вместо того чтобы послушаться, донес на меня жандармам. В общем, сжег я у него амбар, еще там кое-что натворил, и просидел он потом полгода безвыездно в своем селении,- боялся встретиться ненароком с Плюмитасом. А другой такой же хотел выгнать из дому старушку - она, видите ли, целый год не платила ему за хибарку, в которой жили еще ее деды. Отправился я к этому сеньору вечерком, как раз когда он с семьей садился ужинать. "Вот что, хозяин, я Плюмитас, и мне нужны сто дуро". Он мне их дал, а я отнес старушке. "На, бабушка: заплати этому кровопийце, а остальные бери себе, на доброе здоровье".
Донья Соль посмотрела на бандита с несколько большим интересом.
- А мертвецы? - спросила она.- Сколько человек вы убили?..
- Об этом не надо говорить, сеньора,- строго сказал бандит.- Вы отвернетесь от меня, а я просто несчастный, обездоленный человек; за мной охотятся, вот я и защищаюсь как могу.
Наступило долгое молчание.
- Вы не знаете, как я живу, сеньора маркиза,- продолжал Плюмитас.- Дикому зверю живется лучше. Сплю, где придется, а то и вовсе не сплю. Просыпаюсь в одном конце провинции, а ложусь в другом. Нужно иметь острый глаз и твердую руку, чтобы тебя боялись и не предали. Бедняки - люди добрые, но нищета - скверная штука, иной раз она и хорошего человека обозлит.
Если бы меня так не боялись, давно бы уж выдали полиции. Единственные у меня надежные друзья - это конь да карабин. Бывает, такая тоска меня возьмет по жене и ребятишкам, что пробираюсь ночью в свою деревню, а соседи, которые уважают меня, закрывают глаза... Но когда-нибудь это плохо кончится... А иногда устанешь от одиночества и просто хочется поговорить с людьми. Мне давно уже хотелось прийти в Ринконаду. "Почему бы, думаю, мне не познакомиться с сеньором Хуаном Гальярдо? Я его уважаю и не раз ему аплодировал". Но то я встречал вас с друзьями, то на ферме были ваша жена и мать с внучатами. Я знаю, что это значит: они бы до смерти напугались при одном виде Плюмитаса. А сейчас другое дело. Сейчас вы приехали с сеньорой маркизой, и я сразу подумал: "Пойду-ка я поздороваюсь с сеньорами и побеседую с ними хоть немного".
Хитрая усмешка, пробежавшая по липу бандита при этих словах, как бы подчеркнула разницу, существующую между 516 семьей тореро и этой сеньорой, и показала, что отношения Гальярдо и доньи Соль не были для него тайной. В его крестьянской душе жило уважение к законному браку, и он полагал, что со знатной возлюбленной матадора можно вести себя более вольно, чем с простыми женщинами, принадлежащими к его семье.
Донья Соль, пропустив намек мимо ушей, продолжала осаждать бандита вопросами: она хотела узнать, что довело его до такого положения.
- Пустяк, сеньора маркиза, несправедливость. Всегда на нас, бедняков, сыплются разные беды. Дело в том, что смекалки у меня было побольше, чем у моих земляков, и работники всегда меня выбирали, когда нужно было чего-нибудь просить у богачей.
Я умею читать и писать, а в детстве даже был церковным служкой. Меня и прозвали Плюмитас, потому что я всегда таскал у кур из хвоста перья и писал ими.
Потахе хлопнул бандита по плечу.
- Вот оно что, дружище! Недаром я подумал, увидев тебя, что ты смахиваешь на церковную крысу.
Насиональ молчал, не решаясь высказать свое мнение, но исподтишка посмеивался. Церковный служка, ставший разбойником! Интересно, что скажет об этом дон Хоселито, когда узнает!..
- Я женился, у нас родился первый сынишка. Однажды ночью являются ко мне два жандарма и ведут меня на гумно, за деревню. Кто-то стрелял в дом одного богача, вот эти милые сеньоры и заявили, будто стрелял я... Я отрицал, тогда они избили меня прикладами. Я опять все отрицал, и они опять избили меня. Так они избивали меня до рассвета то прикладами, то шомполами, пока не устали, а потом бросили на голой земле, без сознания.
Они били меня, связав по рукам и ногам, словно тюк, да еще приговаривали: "Ты ведь самый храбрый в деревне? Ну-ка защищайся, поглядим, чего ты стоишь". Насмешка - вот что было хуже всего. Бедная моя жена выходила меня, как умела, но я не знал покоя, жизнь опостылела, все время вспоминал о побоях и насмешках... Короче, одного из жандармов нашли на гумне убитым, и я, чтобы избежать неприятностей, ушел в лес... да там и остался.
- Верная у тебя рука, парень,- с восхищением произнес Потахе.- А другой?
- Не знаю, бродит где-нибудь по свету. Храбрец удрал из деревни - попросил, чтобы его перевели в другое место. Но я его не забыл и еще сведу с ним счеты. Однажды мне сказали, будто он на другом краю Испании, я и отправился туда,- да я бы за ним хоть в самый ад пошел! Карабин и кобылку оставил у верного друга, а сам, как сеньор, поехал поездом. Побывал я и в Барселоне, и в Вальядолиде, и еще во многих городах. Брожу вокруг казармы и рассматриваю всех жандармов. "Этот не мой, этот тоже". Видно, тот, кто сказал мне об этом, ошибся. Но ничего. Вот уже несколько лет я ищу его и найду, если только он не помер,вот уж было бы досадно!
Донья Соль с интересом прислушивалась к его рассказу. Оригинальная фигура этот Плюмитас. Нет, она неправа, какой уж там кролик!
Бандит нахмурился и замолчал, словно испугавшись, что наговорил лишнего.
- С вашего разрешения,- обратился он к матадору,- я пойду в конюшню, взгляну, как там кобылка. Пойдем, приятель?
Увидишь доброго коня.
Потахе, приняв приглашение, вышел вместе с ним из кухни.
Оставшись вдвоем с доньей Соль, Гальярдо высказал свое неудовольствие. Зачем она спустилась вниз? Этому человеку опаспо даже показываться на глаза, он злодей, люди боятся одного его имени.
Но донья Соль, очень довольная своим успехом, смеялась над страхами матадора. Ей разбойник показался славным человеком; народная фантазия сильно преувеличивает злодейства этого бедняги. А оп, оказывается, чуть ли не слуга ее семьи.
- Я себе представляла его другим, но, так или иначе, я рада, что увидела его. Надо будет дать ему денег, когда он соберется уходить. Какой оригинальный край! Какие типы! А как интересна эта охота за жандармом по всей Испании!.. Об этом можно было бы написать замечательный рассказ.
Служанки вытащили из пылающего очага две сковороды, распространяющие соблазнительный запах жареной колбасы.
- Завтракать, кабальеро! - закричал Насиональ, исполнявший обязанности мажордома на ферме своего маэстро.
Посреди кухни стоял большой, покрытый скатертью стол, на столе возвышались круглые хлебы и множество бутылок. На зов Насионаля появились Потахе, Плюмитас и несколько служащих фермы - управляющий, старший пастух и другие лица, пользующиеся доверием хозяина. Пока все усаживались на двух скамьях по обе стороны стола, Гальярдо нерешительно поглядывал па донью Соль. Ей бы следовало завтракать наверху, в комнатах. Но женщина, смеясь, уселась во главе большого стола. Ей нравилась сельская жизнь, а завтракать с этими людьми, наверное, будет очень интересно. Она рождена быть солдатом. И чисто мужским жестом она указала матадору его место за столом. Ее тонкие ноздри трепетали, вдыхая восхитительный запах колбасы. Чудесный завтрак. Как она голодна!
- Вот это хорошо,- нравоучительно произнес Плюмитас, оглядев стол.- Хозяева и слуги едят вместе, как в доброе старое время. Такое я вижу впервые.
И он сел рядом с пикадором, поставив карабин между колен.
- Подвинься-ка, парень,- сказал он, подтолкнув Потахе плечом.
Пикадор по-дружески ответил таким же толчком, и оба принялись толкать друг друга, хохоча во все горло и потешая своей грубой забавой всех сидящих за столом.
- А, проклятие! - воскликнул пикадор.- И чего ты держишь эту дрянь между колен? Направил прямо на меня; того и гляди случится несчастье!
Действительно, черное дуло карабина было повернуто в сторону пикадора.
- Да убери ты его, дьявол,- настаивал тот.- Неужели он тебе так уж нужен за едой?
- Пусть стоит. Не беспокойся,- коротко отрезал бандит и сразу помрачнел, словно не желая больше выслушивать никаких замечаний по этому поводу.
Он взял ложку, отломил большой кусок хлеба и, по правилам сельской вежливости, взглянул на остальных, чтобы убедиться, настало ли время приниматься за еду.
- Ваше здоровье, сеньоры!
Плюмитас набросился на огромное блюдо, поставленное в центре стола для него и двоих тореро. Другое такое же блюдо дымилось перед жителями фермы.
Проглотив несколько ложек, бандит, как бы устыдившись своей жадности, счел нужным объясниться:
- Со вчерашнего утра у меня ничего во рту не было, кроме хлебной корки да молока, которое мне дали пастухи. Приятного аппетита!
И он снова принялся за еду, усердно работая челюстями и только подмигивая в ответ на шутки Потахе, посмеивавшегося над его прожорливостью.
Пикадор уговаривал гостя выпить вина. Сам он, стесняясь маэстро, который запрещал ему напиваться, с тоской поглядывал па стоявшие рядом бутылки:
- Пей, Плюмитас. Сухая ложка рот дерет. Хлебни глоток.
И, прежде чем бандит последовал его приглашению, пикадор поспешно начал пить сам. Плюмитас лишь изредка, и то после долгих колебаний, прикасался к своему стакану. Он опасался вина и потерял к нему привычку. В открытом поле не всегда его найдешь. А кроме того, вино - злейший враг для человека, которому всегда нужно быть начеку и иметь ясную голову.
- Но здесь-то ты среди друзей,- настаивал пикадор.- Пойми, Плюмитас, в Севилье ты словно под покровом самой божьей матери макаренской. Никто тебя здесь не тронет... А если ненароком явятся жандармы, я встану рядом, возьму гаррочу, и от этих бродяг мокрое место останется. А хорошо бы стать лесным жителем!.. Меня туда всегда тянуло!
- Потахе! - раздался с другого конца стола предостерегающий голос Гальярдо. Он несколько опасался болтливости пикадора и его близкого соседства с бутылками.
Плюмитас выпил не много, но лицо его раскраснелось и синие глазки весело заблестели. Он сидел лицом к двери и со своего места мог видеть ворота фермы и часть пустынной дороги. Время от времени через дорогу переходила корова, свинья или коза. Достаточно было упасть их тени на желтую дорожную пыль, как Плюмитас вздрагивал, готовый бросить ложку и схватиться за ружье.
Беседуя с сотрапезниками, он ни на минуту не переставал следить за всем, что происходило вокруг. Он жил, ежечасно готовый к борьбе или к бегству; никогда не быть захваченным врасплох являлось для него делом чести.
После еды Потахе заставил его выпить еще один стакан, последний. Подперев рукой подбородок, Плюмитас молча уставился на дорогу, отяжелев от обильного завтрака, как удав, наевшийся до отвалу после долгого поста.
Гальярдо предложил ему гаванскую сигару.