Не знаю, приходилось ли вам оттаскивать снежного гималайского барса от его жертвы, - скорее всего, нет, ибо большая часть человечества редко бывает в Гималаях, - но если когда-нибудь придется, то не ждите со стороны животного ничего, кроме негодования. Выяснилось, что Спод не уступает снежному гималайскому барсу. Разгневанный непростительным, как ему показалось, вмешательством в его личные дела, он двинул преподобного отца по носу, и все сомнения, которые до сих пор терзали Раззяву Пинкера, исчезли в одно мгновение.
По-моему, если существует на свете способ заставить человека забыть, что он посвящен в духовный сан, то это съездить ему хорошенько кулаком по носу. Еще минуту назад Раззява опасался, что церковное начальство его не одобрит, но теперь, насколько я понял, он сказал себе: "К черту церковное начальство!" или, может быть, что-то более подходящее для викария, вроде: "Пусть они все подавятся!".
Глядя на это первоклассное представление, я наконец-то понял, что означает выражение "воинствующая церковь". К моему глубокому сожалению, зрелище продолжалось недолго. Спод был исполнен волей к победе, но Раззява владел научным методом. Недаром он украшал собою университетскую сборную по боксу, не говоря уж о сборной по футболу. Короткая потасовка, и Спод растянулся на земле без признаков жизни, как утопленник, проведший в воде несколько суток. Левый глаз у него сразу затек, и рефери, наверное, мог бы досчитать над ним до ста, так и не дождавшись отклика.
- Молодчина! - удовлетворенно бросила Стиффи и спешно увела Раззяву Пинкера, видимо для того, чтобы омыть ему лицо и остановить хлеставшую у него из носа кровь. Я протянул Гасси очки, и он принялся машинально крутить их в руках. Похоже, он все еще пребывал в состоянии транса, и тогда я выдвинул предложение, по-моему, для него небезынтересное.
- Не подумай, что я настаиваю, Гасси, но не лучше ли будет тебе убраться отсюда подальше, пока Спод не очухался? Мне почему-то кажется, что, когда он придет в себя, у него будет плохое настроение.
Ну и скорость же мы с ним развили! Не успели последние слова сорваться у меня с губ, как мы с ним уже были в конце тисовой, а, может, рододендроновой аллеи, как ее ни назови, и еще некоторое время мчались, но потом все-таки перешли на шаг, и Гасси смог, наконец, высказаться.
- Ну и натерпелся я страху, Берти, - сказал он.
- Да уж, что и говорить, - согласился я.
- У меня перед глазами пронеслась вся моя жизнь.
- Странно. Ты же не тонул.
- Не тонул, но, по-моему, принцип тот же. Слушай, я так благодарен Пинкеру за то, что он вмешался. Славный он малый.
- Таких поискать.
- Чего не хватает современной церкви, так это викариев, которые способны в случае необходимости задать хорошую трепку нахалам вроде Спода. Когда рядом с тобой такой парень, как преподобный Пинкер, чувствуешь себя в полной безопасности.
Я указал ему на обстоятельство, которое он упустил из виду.
- Но он не может всегда находиться рядом. У него и Детская воскресная школа, и Собрание матерей, и еще куча всяких дел. А Спод, не забудь, хоть и повержен, но скоро восстанет.
У Гасси отвисла челюсть.
- Совсем забыл.
- Послушай моего совета, исчезни на время, уйди в подполье. Стиффи одолжит тебе свой автомобиль.
- Наверное, ты прав, - сказал он и добавил что-то, как мне показалось, довольно обидное об устах младенцев. - Уеду сегодня же вечером.
- Не прощаясь.
- Конечно, не прощаясь. Нет, не туда, давай свернем налево. Хочу зайти в огород при кухне. Я обещал Эм, что приду к ней туда.
- Кому? Кому обещал?
- Эмералд Стокер. А кому же еще? Ей надо нарвать фасоли и прочей зелени к обеду.
И правда, Эмералд Стокер была в огороде. Она расхаживала с большой миской в руках, занятая своими домашними делами.
- Эм, я пришел с Берти, - сказал Гасси. Она круто повернулась, уронив несколько фасолин.
Я с беспокойством заметил, как просветлело все ее лицо до последней веснушки, когда она увидела Гасси. Будто перед ней возникло прекрасное видение, а не тщедушный очкарик. Ко мне она не проявила никакого интереса, только бросила коротко: "Привет, Берти". Все ее внимание было приковано к Гасси. Она оглядывала его, как мать оглядывает любимое дитя, заявившееся домой после драки с соседскими мальчишками. До этой минуты я по понятным причинам не замечал, в каком виде Гасси вырвался из рук Спода. Его словно пропустили через машинку для выжимания белья.
- Что… что ты с собой сделал? - проговорила она. - У тебя такой вид, будто по тебе грузовик проехал.
- Еще бы, - сказал я, - он выяснял отношения со Сподом.
- Спод? Это который? Человекообразная горилла?
- Он самый.
- И что же случилось?
- Спод чуть душу из него не вытряс.
- Ах ты, бедный ягненочек, - сказала Эмералд, адресуясь, естественно, к Гасси, а не ко мне. - Черт возьми! Попался бы он мне сейчас, я бы его проучила!
По странному стечению обстоятельств, ее желание сбылось. Послышался оглушительный треск и топот, будто стадо гиппопотамов продиралось к реке сквозь тростниковые заросли, и я узрел Спода, приближающегося со скоростью нескольких узлов с явным намерением немедленно возобновить процесс вытряхивания души из Гасси, прерванный Пинкером и, очевидно, зарегистрированный сознанием Спода под рубрикой "неоконченные срочные дела". Предсказав, что поверженное чудовище скоро восстанет, я как в воду глядел.
Похоже, вновь прибывший целиком и полностью заимствовал военное искусство у ассирийцев, которые, как мы знаем из близких к ним источников, ворвавшись, будто волк в овчарню, когортою пурпурно-золотой, отчаянно кидались в бой. Голову даю на отсечение, явись Спод к ним в лагерь, они бы тотчас признали в нем своего и приняли с распростертыми объятиями, устлав его путь красной ковровой дорожкой.
Но в одном у ассирийцев было перед Сподом неоспоримое преимущество - в овчарне их не поджидала крепкая спортивная барышня, исполненная материнской заботой о своем подопечном и вооруженная тяжелой фаянсовой миской. Когда Спод схватил Гасси и принялся по уже отработанной методике трясти его, миска опустилась ему на голову со звуком, который одни назвали бы глухим, а другие - ужасно неприятным. Миска разлетелась вдребезги, но свое назначение выполнила. Поскольку силы Спода были, безусловно, несколько подорваны недавним столкновением с преподобным Г. П. Пинкером, он рухнул, как сосенка, топором подрубленная, и остался мирно лежать, где упал. Помнится, я тогда подумал, что этот не самый счастливый день в его жизни, бесспорно, весьма поучителен, ибо если ты гнида - а Спод, разумеется, гнида со дня своего рождения, - то рано или поздно возмездие тебя настигнет. Как сказал однажды Дживс, жернова Господа Бога мелят медленно, но зато чрезвычайно мелко, в общем, смысл такой.
Некоторое время Эмералд Стокер стояла, созерцая дело своих рук, с улыбкой удовлетворения на лице, и я ее не осуждал за самодовольство, ведь она, несомненно, показала в этой борьбе высокий класс. Но вдруг, вскрикнув: "Ах ты, Господи!", она скрылась, как вспугнутая во время купания нимфа. Минуту спустя я понял, почему она так торопилась. К месту событий приближалась Мадлен Бассет, а какой поварихе захочется объяснять хозяйке, почему она нахлобучивает фаянсовые миски на головы хозяйкиных гостей.
Мадлен остановила взгляд на останках, и глаза у нее увеличились до размера мячиков для гольфа. Она так посмотрела на Гасси, будто перед ней стоял довольно несимпатичный серийный убийца.
- Что ты сделал с Родериком? - вопросила она.
- А? - сказал Гасси.
- Я говорю, что ты сделал с Родериком? Гасси поправил очки и пожал плечом.
- Я? Просто немного наказал его. Он сам виноват. Можно сказать, напросился, и мне пришлось дать ему урок.
- Ты негодяй!
- Ничего подобного. Он мог бы убраться вон. Нетрудно было сообразить, что его ждет, раз я снял очки. Когда я снимаю очки, каждый знает, что надо бежать, спасая жизнь.
- Ненавижу тебя! Ненавижу! - вскричала Мадлен. Честно говоря, я думал, что эту реплику можно услышать разве что во втором акте мелодрамы.
- Неужели? - поинтересовался Гасси.
- Да! Ненавижу! Ты мне отвратителен!
- В таком случае, - сказал Гасси, - я немедленно съем сандвич с ветчиной.
И он так смачно впился зубами в мясо, что меня передернуло, а Мадлен пронзительно завизжала:
- Это конец!
Тоже фраза, которую не часто услышишь.
Когда чувства бывших возлюбленных накаляются до такой степени, стороннему наблюдателю разумнее всего бесшумно удалиться, что я и проделал. На подъездной аллее мне повстречался Дживс в Стиффином автомобиле. Рядом с видом шотландского проповедника, негодующего на грехи наши, восседал пес Бартоломью.
- Добрый вечер, сэр, - сказал Дживс. - Вот возил парнишку к ветеринару. Мисс Бинг тревожилась из-за того, что он укусил мистера Финк-Ноттла. А вдруг у животного какая-нибудь заразная болезнь? Рад сообщить, что доктор нашел его безупречно здоровым.
- Дживс, я должен вам ужасную поведать повесть.
- Неужели, сэр?
- Лютня нема, - сказал я, чтобы сразу ввести его в курс дела. Когда я кончил свой рассказ, он согласился с тем, что положение вещей вселяет сильную тревогу.
- Боюсь, что ничего уже нельзя сделать, сэр.
В глазах у меня помутилось. Я привык к тому, что Дживс решает все проблемы, даже самые щекотливые, и его признание меня просто подкосило.
- Вы в растерянности?
- Да, сэр.
- В тупике?
- Совершенно верно, сэр. Возможно, в дальнейшем я буду в состоянии предложить соответствующий план действий, дабы поправить сложившееся положение, однако в данный момент с огорчением должен констатировать, что в голову мне ничего не приходит. Весьма сожалею, сэр.
Я пожал плечами. На душе у меня кошки скребли, но я сохранял мужество.
- Ничего, Дживс. Не ваша вина, что вы не можете найти выход. Поезжайте, Дживс, - сказал я, и он стронулся с места. Бартоломью на прощанье взглянул на меня с высокомерным неодобрением, будто хотел спросить, позаботился ли я о спасении своей души.
Я побрел в свою комнату, единственное место в этом ужасном доме, где можно отчасти обрести хоть что-то похожее на мир и покой. Вулканическая жизнь, кипевшая в "Тотли-Тауэрсе", совсем меня доконала, и мне хотелось побыть одному.
Должно быть, я провел в покое и мире около получаса, прикидывая, нельзя ли как-нибудь поправить мое бедственное положение, когда из вихря эмоций - так выразился однажды Дживс, - владевших мной, выявилась одна связная мысль, а именно: если я сию минуту не пропущу глоток спиртного, то умру на месте. Надо сказать, что как раз настал час коктейля, и какой бы жлоб ни был папаша Бассет, но аперитивами он снабжал своих гостей исправно. Правда, я обещал Стиффи не попадаться ему на глаза, но я же не подозревал, какая беда меня постигнет. Приходилось выбирать - обмануть доверие Стиффи или погибнуть, и я предпочел первое.
В гостиной у подноса, заставленного бутылками, сидел папаша Бассет. Облизывая пересохшие губы, я поспешил к столу. Сказать, что при виде меня старикашка обрадовался, было бы преувеличением, но спасительной влаги он мне все-таки предложил, и я с благодарностью ее принял. Неловкое молчание длилось минут двадцать, и когда я, прикончив второй стакан, выуживал оттуда оливку, вошла Стиффи. Бросив на меня короткий укоризненный взгляд, из чего я понял, что навсегда утратил ее доверие, она обратилась к папаше Бассету.
- Привет, дядя Уоткин.
- Добрый вечер, дорогая.
- Решил промочить горло в ожидании обеда?
- Да.
- Напрасно надеешься, - сказала Стиффи, - сейчас объясню, почему. Обеда не будет - повариха сбежала с Гасси Финк-Ноттлом.
16
Замечали ли вы такую забавную вещь: как по-разному воспринимается одно и то же известие двумя разными людьми? Скажем, вы что-то сообщаете Джонсу и Брауну. Джонс сидит с таким видом, будто его пыльным мешком из-за угла шлепнули, а Браун кричит ура и бьет чечетку. То же самое относится и к Смиту с Робинсоном. Поистине, удивительное явление.
Вот и теперь случилось то же самое. Понятно, что перепалка между Мадлен Бассет и Гасси, свидетелем которой я недавно был, не вселила в меня оптимизма, но сердце, полное скорбей, к надежде малой прилепилось, как сказал не помню кто, и я старался убедить себя, что их любовь сейчас, видимо, оказавшаяся в нокдауне, снова встанет на ноги, исполненная свежих сил, и все будет прощено и забыто. Как известно, у обрученных нередко вслед за перебранкой наступает раскаяние, изобилующее всеми этими "Прости, я погорячился" и "Ах, нет, я сама во всем виновата". Любовь, акции которой совсем было упали, снова идет на повышение и является на свет Божий, как ни в чем не бывало. Благословенна размолвка, которая только укрепляет любовь, как высказался однажды Дживс.
Однако после слов Стиффи моя надежда рухнула, ее будто шарахнули по голове фаянсовой миской с фасолью, и я поник и закрыл лицо ладонями. Вообще мне свойственно во всем видеть светлую сторону, но чтобы ее видеть, она, по меньшей мере, должна существовать в природе, чего в данных обстоятельствах не наблюдалось. Это был конец, как сказала бы Мадлен Бассет. Я явился в этот дом в качестве raisonneur'a, чтобы соединить двух юных влюбленных, но даже лучшему в мире raisonneur'y это не по плечу, если один из влюбленных сбежал с неким третьим лицом. Вследствие чего указанный raisonneur не просто лишен возможности действовать, он скован кандалами. Таким образом, на мне в качестве raisonneur'a можно было поставить крест. Поэтому, как было сказано, я поник головой и закрыл лицо ладонями.
А вот для папаши Бассета, напротив, эта сенсационная новость оказалась не менее приятна, чем редкостный, освежающий плод. Как вы помните, лицо у меня было закрыто ладонями, так что воочию я не видел, пустился ли старикашка бить чечетку, но коленце, кажется, отколол, во всяком случае, когда он заговорил, по голосу было ясно, что он вне себя от радости, вот-вот лопнет.
Конечно, его восторг был понятен. Из всех возможных претендентов Гасси - последний, за исключением, пожалуй, Бертрама Вустера, кого папаша Бассет выбрал бы себе в зятья. Старикашка с самого начала косо смотрел на Гасси, и живи он в те времена, когда отцы сами решали, за кого их дочерям выходить замуж, он бы не долго думая наложил запрет на этот брак.
Гасси как-то рассказывал, что когда он, Гасси, был представлен. Бассету в качестве жениха его, Бассетова, чада, у него, у Бассета, челюсть отвисла, он уставился на Гасси и придушенным голосом выдавил: "Что?!". Старикашка, видимо, ушам своим не верил и надеялся, что его разыграли и что вот-вот настоящий жених выскочит из-за дивана с криком: "Первое апреля!". А когда он, Бассет, уразумел наконец, что с ним не шутят и в качестве зятя ему выпал на долю именно Гасси, он забился в угол и сидел, как пень, даже на вопросы не отвечал.
Неудивительно, что от сообщения племянницы старый хрыч взыграл, как от дозы тонизирующего бальзама доктора как-его-там, который - бальзам, а не доктор, - воздействует прямо на красные кровяные тельца и вызывает во всем теле приятную теплоту.
- Сбежал? - булькая от радости, переспросил папаша Бассет.
- Да.
- С поварихой?
- Вот именно. Поэтому я и говорю, обеда не будет. Придется обойтись крутыми яйцами, если, конечно, они остались после школьного праздника.
Услышав о крутых яйцах, папаша Бассет поморщился, видно, мысленно вернулся к чаепитию в павильоне, но он был слишком счастлив и не хотел думать о грустном. Он махнул рукой, давая понять, что обед ровным счетом ничего не значит. Мы, Бассеты, если надо, способны мириться с лишениями - вот что означал этот взмах.
- Дорогая, ты уверена, что не ошиблась?
- Я их встретила, когда они выходили из дома. Гасси спросил, нельзя ли взять мой автомобиль.
- Надеюсь, ты ему позволила?
- Конечно. Я сказала: "Сделай одолжение, Гасси".
- Умница. Прекрасный ответ. Стало быть, они уехали.
- Умчались с ветерком.
- И хотят пожениться?
- Как только Гасси получит специальное разрешение. Придется обращаться к архиепископу Кентерберийскому, а это, говорят, влетит в копеечку.
- На хорошее дело не стоит жалеть денег.
- Вот и Гасси так считает. Забросит повариху в имение Бертиной тетки, а сам махнет в Лондон к архиепископу. У него только одно на уме - жениться поскорее.
Когда я услышал сногсшибательное сообщение о том, что Гасси собирается забросить Эмералд Стокер к тете Далии, со мной чуть конвульсии не сделались. Как старушка отнесется к этому вторжению, еще вопрос, думал я, благоговейно восхищаясь глубиной Гассиной любви к своей Эм, толкнувшей его на такой рискованный шаг. Моя престарелая тетка - дама с характером, и если вы ее прогневите, от вас в два счета только мокрое место останется. Говорят, те, кого она в свое время отчитывала на охоте за то, например, что они обгоняли собак, до конца своих дней так полностью и не пришли в себя, а в первые месяцы вообще пребывали в состоянии транса и вздрагивали от каждого резкого звука.
Когда я убрал руки от лица и смог видеть папашу Бассета, я обнаружил, что он смотрит на меня с такой благожелательностью, что даже не верится. Будто это не с ним я только что общался, если этим термином можно обозначить ситуацию, когда в течение получаса двое сидят нос к носу, не проронив ни слова. Очевидно, радость так на него подействовала, что он почувствовал дружеское расположение ко всем на свете и даже на Бертрама теперь мог смотреть без содрогания. Ну просто не смертный человек, а диккенсовский герой.
- Мистер Вустер, ваш стакан пуст, - жизнерадостно проговорил он. - Позвольте его наполнить?
Я сказал, что позволяю. Вообще-то два стакана - это моя норма, но сегодня, когда у меня уверенность в себе сошла на нет, я чувствовал, что третий стакан мне не повредит. В самом деле, я даже ощутил отчетливое желание не останавливаться и на этом. Однажды мне случилось читать про одного типа, который перед обедом обычно выхлебывал по двадцать шесть мартини, и теперь мне стало казаться, что, где-то по большому счету, он был прав.
- Родерик сказал, - заговорил старикашка с таким ликованием, будто ожидал, что его реплика будет встречена одобрительным хохотом в зале судебных заседаний, - что вы не смогли вместе с нами участвовать в школьном празднике, потому что неотложные семейные дела требовали вашего присутствия в "Бринкли Корте". Надеюсь, все там обошлось благополучно?
- Да, благодарю вас.
- Нам всем вас не хватало, но, конечно, делу время, потехе час. Как поживает ваш дядюшка? Надеюсь, он в добром здравии?
- Да, он здоров.
- А тетушка?
- Она уехала в Лондон.
- В самом деле? Должно быть, вы огорчились, что не застали ее. Редкая женщина ваша тетушка, я ею восхищаюсь. Такая гостеприимная, такая жизнерадостная. Я испытал ни с чем не сравнимое удовольствие, когда гостил у нее недавно.