- А, это другое дело. Это действительно важно. Бобби тебе сказала, что ты должен прилепиться к нему, как…
- Верная жена? "И прилепится жена к мужу своему…"
- Я хотела сказать, как лейкопластырь, но пусть будет по-твоему. Она объяснила тебе, в чем дело?
- Да, и именно этот вопрос я и хотел провентилировать.
- Хотел что?
- Провентилировать.
- Что ж, давай вентилируй.
Поскольку я достаточно долго анализировал эту проблему, мобилизовав всю мощь свойственного Вустерам интеллекта, мне не составило ни малейшего труда изложить вопрос по пунктам. Поэтому я заговорил как по-писанному.
- Чем больший путь проходим мы по дороге жизни, любимая родственница, тем яснее становится, что мы должны стараться принимать во внимание точку зрения противоположной стороны, в качестве которой в данном случае выступает Уилберт Артроуз. Приходило ли вам когда-либо в голову встать на место Уилберта Артроуза и спросить себя, понравится ли ему, что за ним кто-то постоянно ходит по пятам? Ведь он же не Мэри.
- Что ты сказал?
- Я сказал, что он не Мэри. Это Мэри нравилось, что за ней все время кто-то таскается.
- Берти, по-моему, ты здорово набрался.
- Ничего подобного.
- Скажи: "На дворе трава, на траве дрова".
Я сказал.
- А теперь скажи: "Корабли лавировали, лавировали, да не вылавировали".
Я легко справился и с кораблями.
- Да нет, ты вроде в порядке, - нехотя признала она. - Тогда почему ты плетешь про какую-то Мэри. Что еще за Мэри?
- Не могу сообщить вам ее фамилию и адрес. Я имею в виду маленькую девочку. "У нашей Мэри есть баран, собаки он верней. В грозу, и в бурю, и в туман баран бредет за ней". Не стану утверждать, что "собаки я верней", но я таскаюсь повсюду, куда бы ни пошел Уилберт, и мне очень интересно знать, чем все это кончится. Ему осточертело мое постоянное присутствие.
- Он тебе об этом сказал?
- Нет, но он бросает на меня злобные взгляды.
- Пусть бросает. Меня ему не запугать.
Я понял, что она не улавливает сути проблемы.
- Разве вы не видите, какими это нам угрожает последствиями?
- Ты, кажется, говорил, что нам угрожают тайные силы?
- И последствия. Я хочу сказать, что если я не прекращу это лейкопластыревое преследование, рано или поздно он неизбежно решит, что действия убедительнее слов, развернется и влепит мне хорошую плюху. А в этом случае у меня не будет иной альтернативы, как развернуться и влепить плюху ему. У Вустеров есть гордость. А уж если я кого-то двину, так двину.
В знак своего глубокого возмущения тетушка взревела, как пароходная сирена.
- И думать не смей, иначе тебе доставят мое проклятие на дом с курьерской почтой. Затеешь с ним драку, и я вырежу у тебя на груди мои инициалы кухонным ножом. Подставь ему другую щеку, дуралей. Адела Артроуз никогда не простит мне, если мой племянник вздует ее сына. Она побежит к мужу…
- И тогда накроется сделка дяди Тома. Об этом-то я вам и толкую. Если кому-то суждено поколотить Уилберта Артроуза, это должен сделать человек, не имеющий отношения к семье Траверсов. Нужно срочно найти замену Бертраму.
- Ты предлагаешь мне нанять частного детектива?
- Теперь их принято называть "агентами". Но я не о них. Вы должны пригласить сюда Селедку. Он возьмет на себя мою работу и будет таскаться за Уилбертом по пятам, а если Уилберт ему врежет, и он в ответ врежет Уилберту, это не будет иметь никакого значения, поскольку Селедка - человек посторонний. Да и вряд ли Уилберту придет в голову поднять на него руку, уже один вид Селедки внушает должное почтение - загорелые мускулистые ручищи, как две стальные балки, боксерское ухо.
Она молчала, нетрудно было догадаться, что она обдумывает мои слова "и умом проворным сомненью подвергает так и этак", как выражается в таких случаях Дживс. Когда она вновь заговорила, в ее голосе звучало уважение.
- Знаешь, Берти, бывают минуты - нечасто, конечно, - когда твой интеллект приближается к разуму человека. Отличная мысль! Я и не подумала про Сельдинга. Думаешь, он приедет?
- Только позавчера он мне сам говорил, что мечтает напроситься к тебе в гости. Воспоминания о кулинарных изысках Анатоля все еще свежи в его памяти.
- Пошли ему телеграмму. Можешь позвонить на почту и продиктовать. Подпиши моим именем.
- Будет сделано.
- Скажи, пусть все бросит и приезжает немедленно.
Она дала отбой, и я уже собрался набросать текст телеграммы, как вдруг почувствовал непреодолимое желание немедленно пропустить рюмочку, такое нередко случается с человеком, только что испытавшим сильное облегчение. Или, как выразился бы Дживс, осушить "кубок, льющий теплый юг". Поэтому я нажал кнопку звонка и уселся в кресло. Через некоторое время дверь отворилась, и предо мной предстала округлая фигура с лысым черепом и кустистыми бровями. Я вздрогнул от неожиданности. Забыл, что в нынешних обстоятельствах, если вызываешь дворецкого в "Бринкли-Корте", на сцене неизбежно появляется сэр Родерик Глоссоп.
Не так-то легко вступить в беседу с человеком, представляющим собой помесь специалиста по психическим расстройствам с дворецким, особенно если ваши отношения в прошлом были не слишком дружескими, поэтому я растерялся и не знал, с чего начать. Я жаждал промочить горло - как "лань желает к потокам воды", но если вы просите дворецкого принести вам виски с содовой, а он по совместительству еще и знаменитый психиатр, вполне возможно, что он встанет в позу и испепелит вас взглядом. Все зависит от того, какая из двух его ипостасей возобладает в данную минуту. Поэтому я испытал облегчение, увидев, что он мне приветливо улыбается и явно рад возможности поболтать с Бертрамом Вустером. Я решил, что если держаться подальше от воспоминаний о грелках, все может пройти наилучшим образом.
- Добрый день, мистер Вустер. Рад, что нам наконец представилась возможность поговорить наедине. Но, возможно, мисс Уикем уже успела вам все объяснить? Ага, успела. Тогда все в порядке, и я могу не опасаться, что вы случайно меня выдадите. Вы ведь понимаете, что миссис Артроуз ни в коем случае не должна заподозрить истинной цели моего пребывания в доме.
- Само собой… Молчание и тайна, верно? Если она догадается, что вы наблюдаете за ее сыном, чтобы выяснить, действительно ли у него шариков в голове не хватает, она ведь может обидеться или даже возмутиться до глубины души.
- Совершенно с вами согласен.
- Ну и как, что-то проклюнулось?
- Простите?
- Я про ваши наблюдения. Удалось вам углядеть какие-нибудь признаки того, что он слетел с катушек?
- Если вы подразумеваете, составил ли я уже определенное мнение относительно вменяемости Уилберта Артроуза, я отвечу - нет. Как правило, мне бывает достаточно одной беседы с пациентом, чтобы дать однозначный ответ, но в случае молодого Артроуза я все еще не могу ничего сказать наверняка. С одной стороны, мы знаем его "послужной список".
- Бомбы со зловонным газом? - Совершенно верно.
- Размахивает кольтом в банках.
- Правильно. И другие выходки, которые указывают на психическую неуравновешенность. Вне всякого сомнения, Уилберт Артроуз - личность эксцентрическая.
- Но, по вашему мнению, мерку для смирительной рубашки снимать еще рано?
- Я бы предпочел продолжить наблюдения.
- Дживс упоминал о некоем факте из жизни Уилберта Артроуза, о котором ему кто-то рассказал, когда мы были в Нью-Йорке. Возможно, это могло бы пролить свет.
- Вполне вероятно. А что это за факт?
- Он забыл.
- Жаль. Но, возвращаясь к нашему разговору: события его прежней жизни свидетельствуют о глубоко укоренившемся неврозе или даже шизофрении, но в разговоре симптомы этих заболеваний никак не проявляются. Вчера утром я имел с ним весьма продолжительную беседу, и он произвел на меня впечатление очень умного человека. Он интересуется старинным серебром и с восхищением расхваливал сливочник в виде коровы работы восемнадцатого века из коллекции вашего дяди.
- А он не говорил, что он сам - сливочник?
- Нет, разумеется.
- А, может, он просто маскируется?
- Простите?
- Я хочу сказать, затаился на время. Хочет усыпить нашу бдительность. А потом, рано или поздно, покажет свое истинное лицо. Эти типы с глубоко укоренившимися неврозами бывают ужасно хитрыми.
Он с неодобрением покачал головой.
- Никогда не следует делать поспешных выводов, мистер Вустер. Мы не должны судить предвзято. Никогда не мешает как следует взвесить факты. Я думаю, вы не забыли, как однажды я поторопился при оценке вашего психического состояния. Эти двадцать три кошки в вашей спальне…
Я густо покраснел. История произошла несколько лет назад, и, на мой взгляд, стоило давно предать ее забвению.
- Но все же потом разъяснилось.
- Совершенно верно. Мне доказали, что я был не прав. Именно поэтому я и говорю, что в случае Уилберта Артроуза не стоит торопиться с выводами. Мне нужны дополнительные факты.
- Чтобы их взвесить?
- Да, если вам угодно, чтобы их взвесить. Но вы звонили, мистер Вустер. Чем могу служить?
- Честно говоря, я хотел виски с содовой, но мне неловко вас беспокоить.
- Дорогой мистер Вустер, вы забываете, что в этом доме я - пусть на время - дворецкий, и, надеюсь, добросовестный дворецкий. Я принесу вам виски немедленно.
Когда он ушел, я задумался: не сказать ли ему о том, что миссис Артроуз тоже занимается взвешиванием фактов о нем самом, и решил, что лучше не стоит. Зачем смущать его душевный покой? Хватит с него и того, что приходится откликаться на такое имя, как Макпалтус. Если навалить еще новых забот, он совсем с лица спадет.
Вернувшись, он принес мне не только кубок, льющий теплый юг, к которому я с благодарностью тут же припал, но и письмо, пришедшее с дневной почтой. Утолив жажду, я взглянул на конверт и увидел, что письмо от Дживса. Я распечатал его без особого интереса, думая, что он просто сообщает мне, что благополучно добрался до места и выражает надежду, что письмо застало меня в таком же добром здравии, в каком оно оставило его самого. Словом, обычная чепуха.
Но, оказалось, что далеко не чепуха. Едва пробежав письмо глазами, я невольно охнул, отчего папаша Глоссоп взглянул на меня с интересом.
- Плохие новости, мистер Вустер? Надеюсь, ничего страшного?
- Смотря что считать плохой новостью. Сенсационная новость - уж это точно. Это от Дживса, моего слуги, он сейчас ловит креветок в Херн-Бей, и письмо его проливает ослепительный свет на частную жизнь Уилберта Артроуза.
- В самом деле? Чрезвычайно интересно.
- Начну с того, что, когда Дживс уезжал в отпуск, у нас зашел разговор об У. Артроузе, поскольку тетя Далия сказала мне, что он - один из ее гостей, и мы подробно его обсуждали. Перемывали косточки, как водится. Так вот, перед тем, как уйти, Дживс и обронил то важное замечание, о котором я только что упоминал, насчет того, что он что-то слышал про Уилберта, а потом забыл. "Если вспомню - напишу", сказал он мне. И, черт меня подери, вспомнил. Знаете, что он пишет в этом послании? Угадайте с трех раз.
- Полагаю, сейчас не время для игры в угадайку.
- Вы правы, хотя я эту игру очень люблю. Так вот, он пишет, что Уилберт Артроуз…. Господи, опять забыл это слово, - я заглянул в письмо, - ну да, клептоман. А это означает - на случай, если вы не знакомы с этим термином - субъекта, который крадет все, что подвернется под руку.
- Боже милостивый!
- Я бы даже сказал - "Будь я проклят!"
- Мне и в голову не приходило…
- Я же говорил, что это маскировка. Наверное, они и за границу-то его из-за этого увезли.
- Вне всякого сомнения.
- Не учли, что в Англии тоже есть чего свистнуть, не меньше, чем в Америке. Вы ни о чем сейчас не подумали?
- Разумеется, подумал. О коллекции вашего дяди.
- И я тоже.
- Это сильное искушение для несчастного молодого человека.
- Не уверен, что он так уж несчастен. Готов поспорить, кражи доставляют ему удовольствие.
- Нужно немедленно пойти проверить коллекцию. Может быть, что-то уже пропало.
- Боюсь, что там остались лишь голые стены. Их просто не унесешь.
Нам потребовалось время, чтобы добраться до комнаты, где хранилась коллекция, ибо папаша Глоссоп был скроен скорее с расчетом на устойчивость, чем на скорость, но в конце концов мы туда доплыли, и моим первым чувством, когда я оглядел помещение, было облегчение, потому что вся серебряная рухлядь, казалось, была in statu quo. И только после того, как папаша Глоссоп выдохнул "Уфф" и вытер пот со лба после быстрой ходьбы, я обнаружил недостачу.
Сливочник в виде коровы исчез.
Глава VII
Для тех, кому интересно, спешу сообщить, что сливочник представлял собой серебряный сосуд, или кувшинчик, или как там еще называют емкости подобной формы, выполненный почему-то в виде коровы с задранным дугой хвостом и физиономией малолетней преступницы, на которой ясно было написано, что она задумала во время следующей дойки засветить хозяйке копытом промеж глаз. На спине у нее открывалась крышка на петлях, а кончик хвоста касался хребта, образуя что-то вроде ручки, за которую это сооружение надлежало держать при разливании сливок. Для меня всегда оставалось загадкой, как может нравиться подобное уродство, но, по-видимому, в восемнадцатом веке такие сливочники шли на ура, да и в наше время дядя Том от него просто без ума, так же, как и Уилберт - если верить показаниям свидетеля Глоссопа. Ну, да о вкусах не спорят.
Впрочем, дело не в том, нравится кому-то это страшилище или нет, а в том, что корова бесследно исчезла, и я уже собирался поставить об этом в известность папашу Глоссопа и выяснить его просвещенное мнение по этому поводу, как в комнату вошла Бобби Уикем. Она уже приготовилась к отъезду и сменила рубашку и шорты на дорожное платье.
- Всем привет, - сказала Бобби. - Как жизнь? Чего это ты такой взъерошенный, Берти. Что стряслось?
- Я скажу тебе, что стряслось, - прямо в лоб брякнул я. - Ты знаешь коровий сливочник дяди Тома?
- Нет. Что это за штука?
- Это такой кувшинчик для сливок, безобразный до ужаса, но чертовски дорогой. Можно без преувеличения сказать, что дядя Том бережет его, как зеницу ока. Просто души в нем не чает.
- Ну и на здоровье.
- Оно, конечно, так, только чертова штуковина пропала. Тишину летнего дня нарушил звук, похожий на гудение шмеля, который пытается выбраться из бутылки. Это зажужжал папаша Глоссоп. Глаза у него округлились, нос начал подергиваться, и можно было легко догадаться, что эта новость подействовала на него как удар по основанию черепа носком, в который предварительно набили мокрый песок.
- Пропала?
- Да.
- Вы в этом уверены?
Я сказал, что уверен, потому что, как вы знаете, так оно и было.
- Может быть, вы просто его не заметили?
- Такую штуку нельзя не заметить. Он снова зажужжал.
- Но это же ужасно!
- Хуже не придумаешь, согласен.
- Ваш дядя будет страшно огорчен.
- Да он будет реветь от горя, как белуга.
- Почему именно, как белуга?
- Этого я вам сказать не могу, но то, что заревет - гарантирую.
По выражению, появившемуся на лице Бобби, пока она слушала наш диалог, можно было догадаться, что от нее ускользает суть разговора. Как будто мы говорим на суахили.
- Ничего не понимаю, - сказала она. - Как это - пропала?
- Ее украли.
- В загородных домах не бывает краж.
- Бывают, если появится Уилберт Артроуз. Он же кле… клеп… ну, как там это называется, - сказал я и протянул ей письмо Дживса. Она с большим интересом его изучила, и когда смысл послания до нее дошел, воскликнула: "Чтоб мне провалиться со всеми потрохами", добавив, что в наше время можно ждать чего угодно. "Но, с другой стороны, - сказала она, - это нам на руку".
- Теперь, сэр Родерик, вы сможете с полным основанием подтвердить, что он и вправду чокнутый.
Последовала пауза, во время которой папаша Глоссоп, по-видимому, взвешивал ее слова и, скорее всего, сравнивал с У. Артроузом других чокнутых, которых ему доводилось встречать на протяжении долгой лечебной практики.
- Вне всякого сомнения, его метаболизм чрезмерно подвержен стрессам, возникающим вследствие взаимодействия внешних раздражителей, - произнес он, и Бобби с покровительственным видом похлопала его по плечу, на что я ни за что не отважился бы, хотя наши отношения, как я уже упоминал, стали гораздо более сердечными, чем прежде, и заявила, что лучше не скажешь.
- Ну вот, давно бы так! Повторите эти слова миссис Траверс, когда она вернется. Тогда у нее будут все козыри на руках в этой истории с Уилбертом и Филлис. У нее, наконец, появится аргумент, чтобы заявить протест против заключения брака. "А что вы скажете насчет его метаболизма?"- спросит она, и Апджону нечем будет крыть. Так что все прекрасно.
- Все, - уточнил я, - кроме того, что дядя Том лишился зеницы ока.
Она задумчиво закусила губу.
- Да, верно. Здесь ты прав. Какие мы можем принять меры? Она взглянула на меня, и я сказал, что не знаю, и тогда она взглянула на папашу Глоссопа, и он тоже сказал, что не знает.
- Ситуация чрезвычайно деликатная. Вы со мной согласны, мистер Вустер?
- На все сто.
- При сложившихся обстоятельствах ваш дядя не может просто пойти к этому молодому человеку и потребовать вернуть похищенную собственность. Миссис Траверс со всей недвусмысленностью подчеркнула, что следует соблюдать величайшую осторожность, чтобы не нанести мистеру и миссис Артроуз…
- …обиды?
- Я собирался сказать "оскорбления".
- Можно и так. Что в лоб, что по лбу.
- А они, вне всякого сомнения, почувствуют себя оскорбленными, если их сына обвинят в краже.
- Да это все равно, что раскрыть красный зонтик прямо перед мордой быка. Они прекрасно знают, что Уилберт воришка, но кому понравится, когда об этом говорят другие.
- Вот именно.
- Тактичный человек не станет заикаться об этом в их присутствии.
- Совершенно верно. Решительно не представляю себе, что тут можно сделать. Я в полном недоумении.
- И я тоже.
- Зато я - нет, - сказала Бобби.