Глава 4
1
В третьем часу Галли засунул на сиденье машины опупевшего пэра, уложил его ноги, которые всегда стремились уподобиться щупальцам спрута, и пошел домой, привычно шныряя между автомобилями.
В пять Бидж с двумя лакеями подал чай в янтарную комнату Бландингского замка, и те, кто ждал путника, решили подкрепиться тостами, бутербродами и пирожками. Председательствовала леди Гермиона. Полковник Уэдж стоял, прислонившись спиной к каминной доске. Дама Дафна Уинкворт сидела очень прямо, словно стул ей неудобен, а Хаксли, ее сын, подобрался поближе к небольшому столику, где и стояла еда. Уилфрида не было, он слишком боялся даму Дафну. Галли вполне справедливо считал ее могучей личностью. Такой она была и в юности, а многолетняя власть над множеством девиц придала ей ту грозную величавость, какой не убоится только самый смелый человек. Одна мысль о том, что вскоре и он попадет под ее начало, неизменно вызывала у Олсопа полуобморочную тошноту.
Вошла Сэнди Каллендер с какой-то бумажкой.
- Звонили с почты, - сказала она. - Вам телеграмма.
- Спасибо, мисс Каллендер! - воскликнула Гермиона, а когда за сознательной секретаршей закрылась дверь, прибавила. - Это от Типтона, Эгберт. Жених Вероники, - пояснила она Дафне. - Очаровательный американец.
- Хороший парень, - прибавил полковник, всегда оживлявшийся при мысли о миллионах.
- Да, мы его очень любим. Вероника просто без ума.
- Любовь с первого взгляда, - пояснил Эгберт Уэдж. - Как в стихах.
- Получил огромное наследство от дяди.
- Честер Типтон. Галахад его знал.
- Я все думаю, встретились они с Кларенсом?
- Надо спросить. А, вот и Кларенс!
За дверью послышались гудки, потом - шаги. Однако вошел не лорд Эмсворт, а его дворецкий. Леди Гермиона удивилась.
- Это машина, Бидж?
- Да, миледи.
- Где же лорд Эмсворт?
- Милорд просил передать, что он немного задержится. Должен повидать свинью, миледи, - сказал Бидж и удалился.
Теперь удивилась дама Дафна.
- Что он сказал? Где Кларенс?
- У свиньи, - отвечала Гермиона с явственным отвращением.
- Премированная свинья, - опять пояснил полковник. - Зовут Императрица. Кларенс на ней спятил.
- Спорт, вот что ей нужно, - вмешался Хаксли, противный подросток с ехидным взором, унаследовавший от матери непробиваемое высокомерие, от отца - ту язвительность, из-за которой его так не любили в Кембридже. - Ожирела. Как-нибудь выпущу, пускай пробежится.
Не откладывая добрых дел, он вышел в сад, думая о том, что в этот час Моника пошла перекусить. Он очень боялся могучей девы; ее угрозы произвели на него большое впечатление. Только на полпути он вспомнил, что у свиньи - Эмсворт, и решил, что не стоит ходить попусту.
- Спятил, - продолжал тем временем полковник. - Вот я расскажу вам, что тут было. Приехал я вечером из города, иду по саду - хотел размяться после дороги - и вижу: на этих перильцах висит комбинезон. Вдруг он разгибается, смотрю - Кларенс. Я его спрашиваю, что он тут делает - было часов двенадцать, - а он говорит: "Слушаю свинью". Помню, я сказал Гермионе: "Как по-твоему, что она делала? Пела? Читала стихи? Дышала!". Она дышит, а он слушает. Я ему так и сказал: "Подцепишь простуду".
Пока он говорил, леди Гермиона хмурилась. Зачем рассказывать историю, которая может принизить лорда Эмсворта? Дафна вряд ли захочет связать судьбу с человеком, ночью выходящим в сад, чтобы послушать, как дышит свинья. И впрямь, кавалерственная дама поджала губы, словно узнала от подчиненной, что Филлис и Анджела курили за спортивным залом.
- Нет, вы подумайте, дышала, - повторил на всякий случай полковник. - Помнишь, что я сказал, старушка? Я сказал: "Старушка, ничего не попишешь, он спятил.".
- Это не так, - возразила леди Гермиона, намереваясь добавить, что брату ее нужна жена, которая бы покончила с этими глупостями, но тут появился лорд Эмсворт.
- А, Гермиона! - сказал он. - А, Эгберт! Да, да… Леди Гермиона сурово взглянула на него. Поскольку он перенес Нью-Йорк и два судовых концерта, можно было встретить его приветливей.
- Приехал, наконец, - сказала она. - Мы совсем заждались. Ты помнишь Дафну Уинкворт? Ну, Дафну Литтлвуд?
- О, да, да, да, - ответил лорд Эмсворт с похвальной стойкостью. Ничто не выдавало, что самый вид этой женщины вызывал в нем такие же чувства, какие вызвал бы в герое детектива персонал хорошей шайки. Английский лорд умеет носить личину.
- Дафна погостит у нас до конца каникул.
- Да, да, да…
Предположив, вероятно, что он будет говорить "да" весь вечер, леди Гермиона спросила, не хочет ли он чаю, на что он ответил "да", но в последний раз, а потом, заметив: "Чаю? А, чаю! Славно, славно…", сел и взял чашку. Полковник гостеприимно предложил ему бутерброд.
- Рад тебя видеть, Кларенс, - сказал он. - Хорошо, что ты меня застал. Завтра уезжаю.
- С Гермионой? - робко спросил девятый граф.
- Ну, что ты! Я дня на два. У моей крестной в Вустере день рождения.
- О! - произнес несчастный лорд. Ему было очень плохо. Поглядывая украдкой на Дафну, он не верил, что двадцать лет назад мог помышлять о браке с ней. От мысли же о том, чтобы жениться на ней теперь, он ощутил, что ест не бутерброд, а сухих бабочек. Он желал даме Дафне блистательных успехов, был готов рекомендовать ее школу - но не больше.
Из оцепенения его вывел ее голос. Гостья сообщила, что хочет написать несколько писем, и он с необычной учтивостью встал, чтобы открыть ей дверь.
- Странно, - сказал он, возвратившись к столу. - Галахад говорит, мы с ней знакомы, а я ничего не помню. Как ее фамилия?
- Неважно, - сухо отвечала Гермиона. - Кларенс, я больше не могу.
- Э?
- Делся куда-то…
- Я пошел к ней!
- А манеры! Дафна обиделась. Я ее понимаю. Постарайся хоть с Типтоном.
- Э?
- Пришла телеграмма, он завтра будет здесь.
- Кто такой Типтон?
- О, Кларенс! Типтон Плимсол - это жених Вероники.
- Кто… - начал было граф, но спохватился. - Конечно, конечно. Это твоя дочь. Ну как же.
- Ты его не видел в Америке? - спросил полковник. Граф чуть не ответил: "А? Нет, нет, нет.", но вдруг вспомнил. Типтон Плимсол!
- Не видел, - отвечал он, - но слышал. Очень приятный человек. Хриплый, но приятный. Жаль, что он разорился.
2
Высказывания графа Эмсвортского нечасто привлекали внимание. Обычно их не слушали, а услышав - в них не вникали. Но даже Галахад, блестящий рассказчик, не приковывал сердца почитателей так, как его брат в эти минуты.
Воцарилось молчание, которое называют мертвым. Рты открылись, глаза вылезли. Полковник и его жена первыми вышли из комы.
- Что?! - вскричал полковник.
- Как?! - вскричала жена.
- А вы не знали? - кротко удивился граф. - Он не писал? Торгует яблоками.
Леди Гермиона схватилась за голову, муж ее - за усы.
- Чем? - глухо спросила она.
- То есть как? - спросил полковник. Граф понял, что нужно кое-что объяснить.
- Галахад говорит, теперь они все торгуют. Там у них случился крах. Я не понял, что это, но все разорились и торгуют яблоками. Странно! Никогда не любил яблок. Правда, я слышал, они полезные, значит - их покупают. Можно продавать на вес, а можно…
- Кларенс!
- А?Э?
- Кто - тебе - сказал?
- Что?
- Насчет Типтона.
- Он сам. Я хорошо помню. Звонит и говорит… У них в отелях телефоны, прямо в номере, можно заказать обед. Завтрак тоже можно. Горничная сказала, наберите номер, и все. Очень удобно! А про чай знаете? Его дают в мешочках.
Леди Гермиона не стукнула брата палицей, потому что палицы у нее не было.
- Кларенс!
- Э?А?
- Пре-кра-ти!
- Расскажи про Типтона, - напомнил полковник.
- Я и рассказываю, - огорчился граф. - Значит, звонит. Я уже лег, вдруг - звонят и говорят: "Лорд Эмсворт?". Нет, говорят: "Алло!", а потом - "Лорд Эмсворт?". Я говорю, да, а он говорит - простите, что разбудил. Он не разбудил, я не спал, кто-то уже звонил, тоже спросил: "Лорд Эмсворт?" и повесил трубку. Странно. Вообще, странная эта Америка…
- Кларенс!
- А?Э?
- Рас-ска-зы-вай!
- Э? Да, да, да, да, да. Что я говорил! А, вот? "Простите, что разбудил". - "Ничего, ничего" или "Пожалуйста"?.. Не помню. "Кто вы?" - "Я - Типтон Плимсол. У меня нет денег. Не дадите двадцать долларов?". Это очень мало, не помню - сколько, в общем, я дал. Дал, а он чуть не заплакал. Во всяком случае - запел.
Леди Гермиона какое-то время не сжимала голову руками, но теперь одумалась.
- Запел?!
- Да. Что-то про радугу. Вот, вот, вот! "В небе ра-а-а-ду-га, о, о… Так съедим же пирога, о!". Вполне понятно. Давно не ел. Пирог - хорошая вещь. Да, вы не знаете? Они там едят пирог с сыром. Просил прислать сразу. Спешат, спешат! Америка! Я сказал, пожалуйста, а он кого-то спросил: "Какой адрес тюрьмы?".
- Тюрьмы???
- Ему сказали, а он говорит: "Гарроуэй…". Помню, я знал одного Гарроуэя. Это не он, тот умер. Или "Это не тот, он умер."? Тут запутаешься… Наша гувернантка била за такие вещи линейкой. Помнишь?
Леди Гермиона перестала тратить силы на голову. Выглядела она, как кухарка, которая перед званым обедом узнала, что нет омаров. Больше всего ей хотелось закричать, но она сказала замогильным голосом:
- Надеюсь, это шутка?
- Нет, нет, нет! Кто будет в шутку просить денег?
- Я имела в виду, что шутишь ты. Лорд Эмсворт обиделся.
- Конечно, нет! Почему я должен шутить? И вообще, мне такого не выдумать. Я не Шекспир.
- Как он мог оказаться в тюрьме? Лорд Эмсворт удивился.
- А что такого? Галахад часто сидел. Помню, дали пятнадцать суток без замены штрафом. Он всех полицейских знал по имени. Один был Эгберт… прости, Эгберт, может, тебе неприятно. Тесен мир!
Слишком тесен, думала его сестра, приходится встречаться с братом. Она считала себя доброй женщиной, но в девятом графе находила только одно достоинство - он не носил монокля.
- А, черт! - подытожил беседу полковник.
Смеркалось, и лорда Эмсворта потянуло к любимой книге "Уход за свиньей". Он выскользнул в дверь. Заметили это позже. Годами ускользая от женщин, он выработал несравненную технику.
3
Первой очнулась леди Гермиона.
- Эгберт! - вскричала она.
- Да, старушка?
- Как ты думаешь, это правда?
- С чего ему врать!
- Он все путает.
- Вообще-то да. Я бы ему не поверил, если б он сказал: "Идет дождь" во время потопа. Но тут… понимаешь, сам Типтон звонил.
- Да.
- И попросил денег.
- Да.
- Вот видишь. Дело ясное, играл на бирже. Не он первый, не он последний.
Они мрачно помолчали, полковник откашлялся.
- Что будем делать, старушка?
- Скажем Веронике.
- Да, понимаю. Зачем выходить за нищего?
Леди Гермиона нахмурилась. Военным, подумала она, часто не хватает такта.
- Интересно, за что они его?
- Видимо, клянчил на улице. Не в этом дело. Вероника не может выйти за человека с преступным прошлым.
- Ты ей напишешь?
- Я к ней поеду.
- Да, это лучше.
- Позвони Биджу, пусть велит Ваулзу подать машину.
- Ты приедешь ночью.
- Зато с утра поговорю с ней. Она ему откажет.
- Откажет?
- Конечно. Она меня слушается.
- Что верно, то верно, - признал полковник, в этом отношении не отличавшийся от дочери; и нажал звонок.
Глава 5
1
Шропшир справедливо гордится городком по имени Маркет Бландинг. И так называемый проспект, и зеленая от мхов церковь, и красные крыши лавок, и старые кабачки, у которых верхний этаж уютно нависает над улицей, поистине ласкают глаз, особенно - если он обычно смотрит на Хэлси-корт.
Сэму городок понравился сразу, а назавтра, когда он писал в саду кабачка "Герб Эмсвортов", он понял, что именно этого ему недоставало. Великое дело - обстановка! Дома, в Лондоне, приключения котенка никак не давались, а сейчас он строчил без устали. Вскоре он вывел слово "Конец", радостно предвосхищая, как умилится редактор, если еще не заболел размягчением мозга.
Как всякий писатель, завершивший свой труд, он подумал о пиве. Вчера вечером оно ему очень понравилось, пил он и сегодня, а потому, отнеся к себе перо и рукопись, направился в бар. Именно в эту минуту оттуда вышел вспотевший, измученный Бидж.
Несмотря на жару, дворецкий прошел весь парк и еще две мили. Юный Хаксли Уинворт был бы рад узнать, что побудили к этому его слова. Сначала Бидж огорчился (что, собственно, и предполагалось), но, поразмыслив, решил, что какая-то правда в них есть. Вполне вероятно, думал он, что сидячая жизнь подпортила былую стройность.
Мы опустим невзгоды пути, пузырь на пятке, пот на лбу и перейдем к той минуте, когда, облизнувшись, он попросил девицу у стойки налить ему пива.
Девицу звали Марлен, а племянницей она приходилась Джорджу Сирилу, бывшему свинарю лорда Эмсворта. Бидж его не любил, видя в нем плебея, не почитавшего кого надо. По слухам, этот свинарь именовал его "Старым слоном" и "Чучелом в манишке", а однажды, подумать страшно, обратился к нему: "Эй, ты!". Но Марлен дворецкий любил в своей снисходительной манере и, когда она заахала над часами, охотно дал их посмотреть, предварительно сняв с цепочки. Марлен два раза квакнула, один - взвизгнула.
- Какая красота, мистер Бидж!
- Да, часы хорошие.
- Правда, вы их выиграли?
- Правда.
- Нет, просто красота!
Пока она хвалила его спортивную прыть, а он скромно отнекивался, вошел местный констебль по фамилии Ивенс. Велосипед он оставил у входа, зашел выпить, но, увидев Биджа, об этом забыл. Утром он слышал от сержанта хороший анекдот.
- Здрасьте, мистер Бидж.
- Добрый день, мистер Ивенс.
- Вот я вам расскажу…
- Да, я слушаю.
- Выйдем на минутку. При дамах…
Они вышли и встретили Сэма, точнее - с ним столкнулись.
- Простите, - сказал Бидж.
- Это я виноват, - сказал Сэм. - Pardon, pardon, pardon.
Говорил он весело, ибо очень радовался, и не только потому, что кончил сагу об осточертевшем котенке. Подбодрила его беседа с Галли, что вообще бывало нередко. Он поверил, что, стоит ему встретить Сэнди, недоразумение разрешится, она заберет кольцо, он - скажет, что она совсем не рыжая дура, и они помирятся, как заметил покойный лорд Теннисон, - потоком слез друг друга омывая.
Тем самым, мир ему нравился. Любил он всех поголовно. Корпулентный тип, с которым он столкнулся в дверях, был очень мил, равно как и констебль с Марлен, к которой он и приблизился.
- Жарко-то как! - сказала Марлен, известная блеском беседы. Ничего не попишешь, способствует торговле, поднимает дух.
- Да, погодка что надо! - согласился Сэм. - Смотрите-ка, часы! У вас день рождения?
Марлен захихикала, по мнению Сэма - музыкально, хотя он уловил бы музыку и в скрипе мела о доску.
- Нет, это нашего Слона. Выиграл в дротики.
- Слона? Это с ним я плясал румбу?
- С ним. Дядя Джордж зовет его Старый слон. Дядя очень остроумный.
- Сразу видно. А почему они тут лежат?
- Он их вытащил. Они ушли с констеблем, какую-то пакость рассказать.
- Какую именно, не знаете?
- Нет.
- Попрошу, пусть и мне расскажут. Да, часы знатные. Ради них сыграешь в дротики, хотя игра самая…
Слово "поганая" умерло на его устах. Дверь была открыта, ее всегда открывали в хорошую погоду, а за дверью по улице ехала на велосипеде рыжая девица, при виде которой Сэм забыл о пиве, часах и барменшах, словно их стерли губкой.
Громко выкликая ее имя, он выскочил из "Герба". Она обернулась - и прибавила скорость. Он кинулся за ней. Сзади донесся какой-то звук, словно свистит поезд, но до звуков ли в такой час?
2
Звук исходил из легких прекрасной Марлен, которая мгновенно вылетела за дверь и застыла на месте. До сих пор жизнь ее была тихой, в нее не врывались сенсационные кражи. "Герб Эмсвортов" не салун, посетители его респектабельны, как, скажем, Бидж, или Робинсон, владелец такси, или Перси Булстрод, аптекарь. Такое случилось впервые.
Соответственно, Марлен лишилась дара речи, а обретя его, взверешала: "И-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и!". Вероятно, ее с интересом слушала округа.
Вызвала она интерес и у Биджа с констеблем, кудахтавших над анекдотом ярдах в десяти. Голос ее подействовал на них, как звук трубы - на коня. Они видели Сэма, но не сочли его подвижность заслуживающей внимания. Когда же они услышали крик, разум подсказал им, что творится что-то недолжное. Приличные девицы зря не верещат; и потому Ивенс с Биджем кинулись к ней: Ивенс - впереди, Бидж - сзади.
- В чем дело? - спросил наблюдательный констебль, заметив, что Марлен ломает руки. - Что случилось?
- О, мистер Бидж! - отвечала она. - О, мистер Бидж!
- Что с вами, Марлен?
- Часы унес! - возопила прекрасная барменша, по-прежнему ломая руки. - Взял и побежал.
Слова эти восприняли по-разному. Бидж застыл от горя, как поэт прошлого века, потерявший любимую газель. Таких чувств он не испытывал с тех пор, как один гость спросил воды, чтобы подлить в вино. "Куда катится мир?" - думал он.
Констебль, в отличие от него, обрадовался и ободрился. То, что дворецким в плач, полицейским - в радость. Крест английских констеблей, охраняющих порядок маленьких сельских сообществ, - бездействие местных преступников. Какой-нибудь Гарроуэй только крутится, разрываясь между торговцем наркотиками и злодеем, порешившим шесть человек, а здесь, в Маркет Бландинге, скажи спасибо, если поймаешь собаку без ошейника. Ивенс томился месяцами, а сейчас - ожил. Вскочив на верный велосипед, он понесся вдаль, словно участник велогонки, даже не воскликнув: "Хо-хо!".
Преступника он вскоре настиг. Сэм понял, что ему не угнаться за тем, первым велосипедистом, и теперь стоял посреди шоссе, произнося беззвучную речь, которая, если бы ее озвучить, не прошла бы цензуры.
Радость угасла. Пять минут назад он мог бы по праву участвовать в диккенсовском романе, сейчас - ненавидел род человеческий. Когда к нему подкатил констебль, он подумал, что в жизни не видал такой мерзкой рожи. Действительно, лицо у Ивенса стало как бы гранитным, глаза неприятно блестели. Путешественник по Востоку поразился бы, как похож он на тигра, подкрадывающегося к добыче.
- Хо! - сказал он.
Ответить на это надо бы тоже "Хо!", но Сэм был слишком занят. Глядя на Ивенса, он гадал, чего тот к нему лезет.
- Что такое?
- Где часы? - отвечал полицейский.
- Какие?
- Такие.
И полицейский вынул их за цепочку из его кармана. Сэм смотрел на него, как смотрит ребенок на фокусника, извлекшего из чужого цилиндра двух кроликов или аквариум.
- Господи! - сказал он. - Это часы того толстяка.
- Верно.
- Захватил случайно.