Они прошли маленькую комнатку, и потом королева еще долго ступала каким-то узким полутемным коридором, который, как поняла графиня, вел к черному ходу, замаскированному где-то во флигеле, со стороны королевских конюшен.
– Сейчас он пройдет по этой дорожке, – отклонила Мария Гонзага сиреневую занавесочку на маленьком окошечке, из которого открывалась часть садовой аллеи.
– Не утруждайте себя, королева, занавесочка мне не мешает, – неожиданно заметила Ольгица.
Мария-Людовика вздрогнула, растерянно всмотрелась в лицо предсказательницы и буквально отбросила от себя ткань.
– Впрочем, отодвиньте ее, иначе не сможете проследить, когда он выйдет.
Медленно сочились томительные минуты ожидания. Королева почти неотрывно смотрела в окно, позволив себе при этом несколько раз мельком взглянуть на Власту. Эта необычная в своей красоте девушка оставалась для нее загадкой: кто она, почему оказалась рядом с провидицей?
– Вы тоже пытаетесь стать ясновидящей? – поинтересовалась Мария Гонзага, в очередной раз отвлекаясь от созерцания двора.
– Я больше, чем ясновидица, – вежливо объяснила Власта. – Я поводырь ее.
Диана еле сдержала улыбку. Королева окатила обеих высокомерным взглядом. Обычно таких дерзких шуток она не прощала.
– Это в самом деле очень трудно – быть поводырем провидицы, ваше величество, – некстати поддержала Власту слепая.
Владислав IV появился лишь тогда, когда женщины решили, что он отказался от сегодняшней прогулки. Ступил на крыльцо, постоял на нем и медленно сошел на выложенную разноцветным булыжником дорожку. Он был в черном дорожном плаще, без головного убора – беспредельно уставший, основательно состарившийся седовласый человек. Он старался идти ровно, приподнимая подбородок, даже наедине с собой пытаясь сохранять хоть какие-то остатки королевского величия. Однако походка его уже стала предательски шаркающей, стариковской.
– Это закрытый дворик. Он прогуливается здесь один. Ежедневно. В течение получаса, – вполголоса объясняла королева извиняющимся тоном, словно бы хотела оправдаться: "Разве я виновата, что королевой можно было стать, только пойдя под венец с таким вот – старым и больным?"
– Я видела, – молвила Ольгица, как только король скрылся из вида. – Видела его.
– Он появится еще раз, – заволновалась Мария Гонзага. – Дойдет до конца дворика и вернется.
– Это уже для вас важно, королева, что он еще способен дойти и вернуться. Мне же нужно спросить ИХ…
– Простите, кого спросить? – снова напряженно всматривалась ей в невидящие глаза королева.
– Высшие Силы. Нужно поговорить с ними.
– С Высшими Силами? Разве они существуют? Очевидно, вы хотели сказать: с Господом Богом?
– Бог занят сугубо земными делами, он здесь ни при чем. Но говорить с ним еще предстоит, это верно. Каждому.
– Значит, как вы сказали: "поговорить с Высшими Силами"? – растерянно уточнила богобоязненная королева.
– Иногда это удается. Когда они благосклонны ко мне, грешной.
– Простите, королева, ответ получите завтра. А пока прикажите доставить меня туда, где вы соизволите расположить нас.
– Понятно. Остановитесь в посольских палатах, – покорно смирилась с ее "вразумлением" Мария-Людовика. – Вам отдадут две уютные комнатки. Сейчас поручик отвезет вас туда, а его люди составят вашу охрану.
– Нам придется жить здесь под охраной? – удивилась Диана.
– И под покровительством королевы. Ничего не поделаешь, времена такие.
* * *
Через несколько минут Ольгица и Власта уехали, и графиня де Ляфер осталась один на один с королевой. Какое-то время они обе нервно прохаживались по залу, думая каждая о своем и не решаясь заговорить. Это был своеобразный поединок отчаянного молчания, победить в котором могла только королева. Независимо от того, какое оружие из своего полубожественно-коварного арсенала она изберет.
– Я не прочь сделать вас придворной дамой. Первой придворной дамой, – теребила платочек Мария Гонзага, не в силах сдержать свое волнение. – Вы ведь, наверное, догадываетесь, как мне не хватает в этой варварской стране нашего, парижского, окружения.
– Мне его и в Париже обычно не хватает, поэтому охотно верю.
– Бросьте, графиня, это от пресыщенности. Вы еще не знаете, что такое одиночество.
– Боюсь, что даже я не смогла бы заполнить всю ту пустоту, которая образовалась вокруг вас.
– Я и в самом деле не прочь заполнить ее, – продолжала королева, погруженная в свои мысли. – Причем с вашей помощью. Попутно мы бы подумали о богатом, титулованном партнере для вас… Но, независимо от того, какой срок накукует Владиславу IV эта ведьма – графиня Ольбрыхская, мне и так ясно: времени у него немного. Тем более что активного времени, когда с ним еще будут считаться, у него осталось совсем мало. Но как только короля не станет, жизнь моя в Варшаве окажется невозможной. Иезуиты сожгут меня на медленном огне.
– И этому тоже охотно верю. Три ночи назад сама чуть было не подверглась этому.
– О, да… Поручик доложил мне. Это ужасно.
– В таком случае я правильно поняла вас, ваше величество. Нам следует позаботиться уже не о том, как бы укорениться в Варшаве, поскольку похоже, что свое время мы упустили, а о том, как более или менее достойно вернуться в Париж.
– Именно об этом я и хотела просить вас, графиня.
– Что я должна делать?
– Возвратиться во Францию.
– Для меня это связано с определенным риском.
– Как и для меня. Королев, оставшихся без трона, принято истреблять с той же жестокостью, с какой инквизиция истребляла ведьм. Но только поэтому я и обращаюсь к вам, графиня. Немедленно отправляйтесь в Париж и, вращаясь при дворе и в великосветских салонах, готовьте условия для моего возвращения. Не надеюсь, чтобы кто-либо из моих родственников обрадовался появлению в Париже еще одной королевы без королевства. Но им придется смириться.
– Мы заставим смириться весь Париж, – ободряюще улыбнулась Диана. Просьба королевы придавала ее собственному появлению в столице на Сене особую пикантность, обещая новые авантюры.
– Это будет непросто и не столь романтично, как бы вам этого хотелось, графиня.
– Не огорчайтесь. Престолонаследников, как и престолоотступников, всегда в избытке. Мне еще нужно завершить кое-какие свои дела здесь. Прежде всего, разобраться с имением Ратоборово.
– Это ваше имение?
– Ольгицыно. И его нужно вернуть владелице, причем не исключено, что понадобится вмешательство короля. Хотя и знаю, что подвигнуть его на какой-либо решительный шаг сейчас непросто.
– Хорошо хотя бы, что вы это понимаете.
– …Ну а затем – в Париж. Надеюсь, к тому времени кардинал Мазарини получит ваше письмо с настоятельной просьбой принять участие в моей судьбе.
– Естественно, естественно. Бог и все святые помогут вам избежать печальной участи изгнанницы в собственной стране.
– Главное, чтобы помогли первый министр Мазарини и принц де Конде, – артистично потупила глазки Диана. – Я привыкла полагаться на титулованных грешников, да простят меня нетитулованные святые.
– В свою очередь я поддержу вас и финансово, и рекомендациями. Поддержу, можете быть уверены в этом.
45
Королева поднялась, давая понять, что аудиенция окончена. Графиня еще секунду помедлила и тоже поднялась, не сводя при этом глаз с Марии Гонзаги. Она отнюдь не склонна была считать, что во время этой беседы королевой было сказано все, что ей следовало бы сказать.
– Вы хотите о чем-то спросить? – перехватила ее взгляд королева.
– О сущем пустяке, ваше величество. Коль уж вы доверяете и доверяетесь мне, то я хотела бы знать… Только предельно откровенно… Каким вы видите свое возвращение в Париж? Какова его цель? Мне важно знать это. Нельзя метать карты, не зная, в какую игру играешь.
– Если уж я, француженка, сумела стать королевой Польши, то что помешает мне претендовать на престол своей Отчизны?
– Позволю себе уточнить, что здесь вы претендовали на руку короля, который уже сидел на троне. В Париже такой "руки" я не вижу. Все обладатели парижских "рук" сами нуждаются в том, чтобы кто-то помог им пробиться к короне.
– Я говорила о троне, а не о руке, – раздраженно уточнила Мария Гонзага.
Диана сочувственно посмотрела на королеву и промолчала.
– До свидания, графиня. Завтра, в десять утра, к вам явится один из офицеров охраны.
– Все тот же поручик?
– А для вас важно, чтобы явился тот же? – как бы между прочим поинтересовалась королева, поводя рукой по кожаному переплету какого-то старинного фолианта, лежащего на небольшом столике у окна.
– Для меня, ваше величество, куда важнее, чтобы вдруг не появился совершенно "не тот". Это слишком рискованно, как мы уже успели убедиться. Я даже не предполагала, что сговор иезуитов против вашего величества зашел столь далеко. И что они решатся на такую авантюру.
– Мне не хотелось бы вспоминать об этом, – листала Мария Гонзага страницы книги. – Не из страха. Риск быть убитой заговорщиками, постоянное ощущение того, что за тобой следят, ненавидят тебя, ждут твоей смерти – это обычное приложение к любой короне. В какой бы стране, на какой голове она ни сверкала.
– Но число желающих подставить под нее голову почему-то по-прежнему не уменьшается.
– Как и число подставить ее под гильотину. Что из этого вытекает? Вы не совсем поняли меня, графиня де Ляфер. Мне вообще не хотелось бы, чтобы эта история с нападением на вашу карету в лесу где-то на окраине Польши каким-то образом всплывала в Кракове или Варшаве. Ничего подобного попросту не было. Ничего не произошло. Всякое упоминание о покушении на королеву или ее приближенных лишь увеличивает риск таких покушений, ибо искушает…
– То есть я так поняла, что меня навестит другой офицер, – ушла от этой темы графиня, не желая давать никаких обещаний на сей счет.
– Поручик Кржижевский сегодня же отправляется в Варшаву. У него и там дел хватает, – вынуждена была принять ее условия Мария-Людовика.
– Ясно. Мы с вами сможем увидеться еще раз?
– Нам не стоит видеться слишком часто. Вы не должны входить в число моих "французских фавориток". Настала пора заводить их среди польских кобылиц. Хотя многие из них откровенно противны мне своим гонором и великопольскими амбициями.
– Как вам будет угодно.
– Да, пророчество этой нищей, слепой графини… – с презрением проговорила королева, – передадите через офицера. Хотя, по правде говоря, она успела разочаровать меня.
– Чем же?
– Трудно сказать. Ваша Ольгица – скорее ведьма, чем предсказательница; таких, очевидно, следует предавать огню.
– Иезуиты охотно поддержали бы вас.
– Не связывайте мое имя с иезуитами, – резко парировала королева. – Не хватало только прослыть в парижских салонах иезуиткой.
– В таком случае не следует забывать, что эта Сивилла не только умеет разочаровывать, но она же умеет потом жестоко мстить за ею же вызванное разочарование.
Королева захлопнула книгу и решительно приблизилась к графине. Взгляды их встретились. Лицо королевы стало суровым и злым, вот только злость эта неудачно вуалировалась почти материнской улыбкой и пригашенным страхом.
– Это угроза? Графиня, я вас спрашиваю: пытаетесь угрожать?
– Нет, конечно, – Диане еще хватило мужества улыбнуться, хотя сейчас ей было не до улыбок. Королеве достаточно было кликнуть охрану, и она исчезла бы в любом из краковских подземелий. Тем более что надеяться на вмешательство французского правительства не приходилось.
– В любом случае в ваших словах содержался некий намек на то, что слепая способна мстить мне, способна использовать против меня свои сатанинские силы. Пытаетесь доказать, что это не так? Тогда заставьте старуху служить мне. Если она действительно обладает хоть каким-то даром, заставьте.
– Рассчитывать на Ольгицу уже бессмысленно, а вот приручить Власту, ее приемную дочь и ученицу – над этим стоит подумать.
Королева задумчиво осмотрела свои дрожащие ладони, словно сама пыталась предсказывать, но уже по линиям руки.
– В свое время вас известят о решении принять графиню Власту Ольбрыхскую, – величественно вскинула подбородок Мария-Людовика Гонзага.
46
Тем временем в замке Шварценгрюнден, в тайном зале ордена тамплиеров, продолжали держать совет трое рыцарей-заговорщиков.
– Сегодня в полночь, – объявил граф де Моле, – мы поклянемся на крови в верности ордену, его обычаям и традициям. Помня только, что отныне он будет не монашеским, а сугубо рыцарским. Кроме того, дадим обет молчания относительно всего, что касается истории воссоздания нашего, пока еще тайного, запрещенного ордена; имен входящих в него рыцарей, а также его сокровищ. Я как Великий магистр…
– Каких сокровищ?! – невольно вырвалось у шевалье де Куньяра. – Разве у нас уже есть хоть какие-то сокровища?
Рыцарь д\'Атьен осуждающе посмотрел на несдержанного брата по ордену и горделиво отвернулся. Этих нескольких слов шевалье было вполне достаточно, чтобы понять: один из рыцарей ордена уже заражен алчностью.
– Вы, граф де Моле, сказали: "Я как Великий магистр…"
– Да, я, как Великий магистр… У вас есть возражения?
– Нет, мы, то есть я и рыцарь Куньяр, рады видеть вас во главе ордена, в рыцарском сане Великого магистра… Просто сначала вас надо бы провозгласить им, ритуально ввести в эту должность.
Граф облегченно вздохнул. Ему очень не хотелось, чтобы первая тайная вечеря рыцарей ордена была омрачена выяснением его права на мантию Великого магистра.
– Будем считать, что вы, то есть высший совет ордена, уже сделали это, провозгласили.
– Коль уж ваш предок был Великим магистром, почему бы не быть Великим магистром и вам, граф, – пробубнил Куньяр. – Но все же, помнится, вы упомянули о каких-то сокровищах ордена…
– Этих сокровищ у нас пока еще нет. – Великий магистр откинулся на спинку кресла и выдержал надлежащую паузу. – У нас с вами их пока еще действительно нет! – мощно ударил он кулаком по столу. – Но они должны быть нашими. Ибо по праву принадлежат тем, кто принял рыцарский меч из рук своих предков. Кстати, рыцарь Куньяр, меч, который вы только что положили на стол, наверняка находится в замке со времен рыцарей-тамплиеров?
Шевалье рассеянно уставился на тяжелый, почерневший, уже кое-где подернутый налетом ржавчины меч. Приподнял его, взвесил на ладонях и лишь после этого признал:
– Будем считать, что со времен… Что из этого следует?
– А я не сомневаюсь, что этот меч освящен первым Великим магистром нашего ордена. И сам Господь вложил его только что в ваши руки, рыцарь Куньяр. Отныне этот меч, – граф взял клинок обеими руками и торжественно поднял над столом, – является ритуальным мечом ордена тамплиеров.
– Разве мы позволим кому-либо усомниться в этом? – воинственно передернул плечами де Куньяр.
– Это святой ритуальный меч, который будет храниться в тайном зале, на самом почетном месте, в специальных золоченых ножнах. Не сомневайтесь, со временем мы их изготовим, – уточнил де Моле как бы между прочим. – И извлекаться будет лишь для клятвы на нем в верности ордену новообращенных рыцарей. Кстати, вы, рыцарь д\'Атьен, назначаетесь главным церемониймейстром ордена, а также его верховным судьей и хранителем святынь.
Маркиз приподнялся и вежливо поклонился Великому магистру. То же самое, только более небрежно, проделал и шевалье, который тут же развел руками:
– Насколько я понял, мне не остается ничего иного, как стать верховным казначеем ордена. Должен же кто-то взять на себя столь неблагодарные обязанности. Тем более что, как я слышал, речь все же шла о каких-то сокровищах. Наверное, имеются в виду те, что когда-то были припрятаны Великим магистром де Моле [25] . Или это всего лишь легенда, господа? – обратился он сразу к обоим гостям.
– Вы правы, рыцарь Куньяр. Когда Великий магистр Жак де Моле понял, что этот дикий урод Филипп Красивый ни перед чем не остановится, пока не заполучит сокровища ордена, он приказал спрятать часть из них прямо в замке, оставив Филиппу крошки с пиршества богачей. Отправляясь на костер, разведенный инквизиторами "в его честь" на островке посреди Сены, он смеялся, предвкушая, как будет разочарован король, когда ему доложат, что сокровища ордена исчезли.
Услышав это, Куньяр нервно повертел ритуальным мечом, словно под его клинком собирался заставить новоявленного Великого магистра окончательно открыть тайну сокровищ тамплиеров, наконец, не выдержал и раздраженно прошелся между стеной и стульями.
– Но если вы – действительно потомок того самого Великого магистра де Моле, значит, в вашей семье должны были сохраниться какие-то письма, предания, легенды… Испепели меня молния святого Стефания, если я лично не займусь поиском сокровищ. Как верховный казначей ордена, естественно, – тотчас же добавил он, побаиваясь, как бы его не заподозрили в злых намерениях. – Исключительно в интересах ордена.
Великий магистр проследил за нервным поведением шевалье, и в глазах его вспыхнули коварные огоньки ненависти к этому человеку, которые он, конечно же, сразу попытался погасить.
– Вы и в самом деле должны заняться этим, рыцарь де Куньяр. А мы поможем. Кое-какие соображения на этот счет у потомков Жака де Моле все же имелись, так что я поделюсь ими.
– Позвольте, Великий магистр, – вдруг озадаченно взглянул на него верховный казначей. – Но если орден основывался в этих стенах…
– Лучше сказать: "в этих скалах", – уточнил д\'Атьен, старавшийся держаться подальше от ненайденных сокровищ. Что бы там ни говорил Артур де Моле относительно их братства, а уж он-то наверняка знает, что свои особые виды на сокровища ордена имел и его предок – великий инквизитор Франции Гийом де Ногаре. И наверняка он поживился, по крайней мере, из того, что Великому магистру пришлось оставить королю, дабы убедить его, что никакого огромного клада ордена не существует, все богатство – вот оно, сущий мизер.
– Вы правы: в этих скалах… – согласился шевалье. – Но, испепели меня молния святого Стефания… Почему бы последнему из Великих магистров не предположить, что сокровища должны вернуться туда, где они начали накапливаться?
– Вот теперь-то я уже не сомневаюсь, что решение назначить вас верховным казначеем ордена было правильным, – многозначительно ухмыльнулся граф де Моле. – В то же время вам становится понятным одно из влечений, которые привели меня к этому замку.
– Отныне мы должны представать перед миром единомышленниками, испепели нас обоих молния святого Стефания.