– Вы правы, полковник: история знает множество примеров того, как на престоле оказывались принцы из соседних королевских династий. При этом они верно служили или все еще продолжают служить новой короне, ревностно заботясь о своих подданных. Думаю, что при определенных условиях, особенно при поддержке казачества, – встретился командующий со взглядом Хмельницкого, – польский сенат тоже мог бы высказаться за то, чтобы на престол Речи Посполитой взошел кто-либо из принцев, которым здесь, во Франции, рассчитывать на престол трудно.
– Считаю, что в этом нет ничего невозможного или необычного, – кротко заметил Хмельницкий. Он был поражен совершенно неожиданным для него поворотом их разговора, но старался не выдавать своей растерянности.
– То, что нам удалось усадить у польского престола Марию Гонзагу, как вы понимаете, всего лишь первый шаг и первый успех нашей миссии. Теперь уже нашей общей миссии, господин полковник, не так ли?
"С сообщником тебе явно повезло", – иронично подтрунивал над собой Хмельницкий, хотя тема беседы не располагала к иронии.
– А что касается Украины, то новый король Польши предпочитал бы видеть ее во главе с гетманом или собственным королем могучей христианской державой, союзной польской короне. Такой подход принес бы значительно больше пользы и Речи Посполитой, и Украине, а главное – всему христианскому миру, чем непрерывные войны с казаками и восставшими украинскими крестьянами. Ведь всем уже ясно, что, разобщенные, они не способны противостоять даже крымскому ханству, этому азиатскому скопищу грабителей.
Полковник сразу же обратил внимание, что Конде упорно избегает признавать деление этого "христианского мира" на католический, православный и протестантский. Но подумал: "А может быть, он и прав, что не делит его?".
Де Конде выжидающе посмотрел на Хмельницкого. Он буквально гипнотизировал его взглядом, как бы мысленно заставляя принять условия их будущего союза, загореться той же идеей, которая уже давно владеет им, де Конде, и кардиналом Мазарини. Владеет с тех пор, как после смерти супруги Владислава IV, королевы Цецилии, им, вопреки яростному сопротивлению польских иезуитов, удалось украсить корону Ляхистана "французским диамантом". Даже если этот диамант кое-кому не только в Варшаве, но и здесь, в Париже, кажется весьма сомнительной чистоты.
Впрочем, этот нюанс они оставляют на суд придворных дам. Дело сделано: королева Польши Мария Гонзага – их общий с Мазарини успех. И пусть задумаются над ним те, кто считает, что они с кардиналом недолюбливают друг друга. Другое дело, что Мазарини не хочется вести по этому поводу переговоры с Хмельницким, полагая, что полководцу с полководцем легче найти общий язык.
– Над всем, что вы только что сказали, стоит основательно подумать, – сдержанно ответил Хмельницкий, чем слегка разочаровал де Конде. – Но замечу, что замысел очень смелый.
?Если бы Конде знал, как ему, полковнику реестрового казачества Речи Посполитой, мешает присутствие здесь этого юного прыщеватого переводчика.
– Я понимаю, что вы рискуете значительно больше, чем я или кто бы то ни был здесь, в Париже, кто посвящен в эти замыслы. Тем не менее ваш ответ можно считать утвердительным, не правда ли? И еще… – не дал ему времени для подтверждения своей уверенности де Конде. – Мне кажется, что, зная о ситуации в Польше и в Украине, вы колеблетесь: стоит ли вам лично вести казаков во Францию или же поручить это полковнику Сирко.
Хмельницкий улыбнулся и качнул головой.
– Вы действительно прозорливы, принц. Я склоняюсь к тому, что в Украине я сейчас нужнее. Тем более что и вы тоже заинтересованы видеть меня в ближайшее время в Варшаве, поближе к польскому трону, а не где-то под стенами Дюнкерка.
Принц понимающе помолчал.
– Как поступить – это вы решите сами. Я лишь хочу заверить вас, полковник, что если обусловленные договором два года найма вы используете для более нужной вам… и нам, – выдержал Конде довольно внушительную паузу, наполняя особым смыслом это подчеркнутое "нам", – деятельности в пределах Речи Посполитой, мы воспримем это с должным пониманием.
– Вот за это я признателен вам, господин главнокомандующий, – оживился Хмельницкий. – Ваше заверение лишь утверждает меня в мысли, что сейчас я действительно больше нужен Украине, чем Франции.
– Но история запомнит, что переговоры об участии казаков в войне против врагов Франции казачье посольство вело под главенством господина Хмельницкого. И Франция действительно будет благодарна вам.
– При всей традиционной неблагодарности ее величества императрицы-истории к своим грешникам-воинам, – завершил его мысль Хмельницкий, поднявшись вслед за принцем де Конде из-за стола.
56
Небольшой кортеж из четырех карет – каждому из полковников была предоставлена отдельная карета, а в четвертой должны были ехать их адъютанты – в сопровождении полусотни мушкетеров оставлял ставку главнокомандующего французскими войсками принца де Конде ранним солнечным утром.
Вспыхнувшая в нескольких милях от них артиллерийская перестрелка наконец утихла. Два пехотных полка резерва, в смотре которых вчера вечером де Конде пригласил принять участие и украинских полковников, сегодня на рассвете оставили окрестности поселка. И вся широкая, расшитая, словно бисером, рощицами и озерцами, долина, еще вчера превращенная в военный лагерь, теперь казалась идиллически мирной, взывающей к покою и вселенской благодати.
– Господа, – салютовал своей мушкетерской шляпой небу и лугам д\'Артаньян, решивший добираться до порта в седле, вместе со своими мушкетерами. – Это изумительное утро Франция дарит вам, степным рыцарям! Какие бы ураганы ни встречали нас на пути к польским берегам, все равно нам с вами будет светить изумительное солнце Фландрии.
– Оказывается, под звон клинков мушкетерам хорошо рифмуется, – мрачно заметил гвардейский лейтенант, не упустив возможности высказать свое отношение к бывшим собратьям по плащу и клинку… – А главнокомандующий никак не может понять, почему воинская слава этого воинства так быстро приходит в упадок.
– Клянусь пером на шляпе гасконца, мсье, вы к нам несправедливы, – улыбнулся д\'Артаньян. – Очередная неудачная шутка в сугубо гвардейской манере. Извините, вызова на дуэль не приму. В Кале у нас очередная схватка с юным виконтом де Моралем.
– Она должна произойти в Кале? – удивленно уточнил виконт, озаряя обоих лейтенантов белозубой юношеской улыбкой. – Я-то предполагал, что мне придется оплакивать вас уже в Варшаве, где-нибудь на берегу Вислы.
– В Варшаве у нас намечаются другие развлечения, виконт.
Хмельницкий выслушал этот обмен шутливыми дерзостями с улыбкой наставника, давно уставшего от словесных вольностей своих собственных учеников.
– С ужасом думаю, – произнес он, садясь в отведенную ему карету: – "Не доведи Господь, наши казаки заразятся европейской чумой дуэлянтства".
– Тогда уж Сечь точно изрубит саму себя, – согласился стоявший рядом Сирко. – Татары растеряются: всю Украину проскачешь, а сразиться не с кем. Если же серьезно, смотрю на эту землю и завидую французам: у них есть армия, есть свое государство, свои старинные университеты, своя церковь и свой флот, своя история. А ведь по территории Франция, пожалуй, не больше Украины. И народа столько же наберется. Чем же так провинилась перед Господом Богом наша земля, что она до сих пор вынуждена пребывать в падчерицах чужой короны?
– Мы с тобой этого не поймем, – ответил Хмельницкий, уже сидя в карете. – Не поймем и не осознаем до тех пор, пока над этим же и с такой же болью, как ты, не задумается каждый казак, каждый ученый муж, каждый сущий в Украине.
Проведя кортеж три мили, почетный эскорт драгун, возглавляемый полковником д\'Ордэном, возвращался в ставку. После теплого прощания с ним Хмельницкий и все остальные почувствовали, что праздник воинского гостеприимства завершен, дальше начинается долгая утомительная дорога.
Солнце постепенно нагревало воздух, наполняя его ароматами леса и луговых трав, которые проникали даже через открытые дверцы экипажей. Покрытые густой росистой травой склоны долин под красноватыми лучами солнца напоминали яркие витражи огромного храма, а птичьи хоры пели так, как полагалось петь слаженным церковным хорам.
– Впереди группа вооруженных всадников!
– Пятеро вооруженных всадников и карета, – уточнил тот же мушкетер несколькими минутами позже. Повторив его сообщение, чтобы могли расслышать в конце кортежа, д\'Артаньян и де Морель помчались к авангарду, пытаясь выяснить, кого это послал им Бог на безлюдной в это время дороге.
Прошло еще несколько минут. Карета, двигавшаяся им навстречу, остановилась в небольшом перелеске, а в одном из сопровождавших ее воинов д\'Артаньян сразу же узнал Кара-Батыра.
– В карете графиня де Ляфер?! – еще издали спросил он татарина.
– Да, французский воин, графиня. Она хочет видеть полковника Гяура. Он с вами?
– Гяур! Полковник Гяур! – тотчас же огласил д\'Артаньян весь перелесок таким криком, словно возвещал о победе над врагом. – Вас опять разыскивает целая дюжина парижанок!
Отвязав шедшего за каретой коня, удивленный Гяур помчался туда, где его "опять разыскивали" парижанки.
– Слава богу, что успела перехватить вас, прежде чем вы достигли порта, – возбужденно проговорила графиня. – Но для этого нам пришлось гнать лошадей всю ночь.
– Что-то случилось? – взволнованно спросил Гяур, заключая руки графини в свои ладони. – Хотите сказать, что никакого указа королевы, никакого распоряжения первого министра не последовало?
– Что вы, князь?! Распоряжение позволить мне вернуться во Францию, избавив от любых преследований и каких-либо подозрений, последовало в тот же день, когда вы передали ей нашу общую просьбу. Через сутки гонец доставил королевскую охранную грамоту в замок моих предков. К тому времени я уже была там. Правда, ночью, уже после того, как прочла грамоту, меня вновь пытались убить. – Графиня мило улыбнулась и замолчала.
Несмотря на то, что на лице ее лежала печать бессонной ночи и дорожной усталости, она выглядела такой же прекрасной, какой Гяур привык видеть ее всегда.
– И спас вас, конечно же, Кара-Батыр? – нетерпеливо поинтересовался полковник.
– С четверкой своих воинов.
– Следует предположить, что у вас здесь появилась большая, надежная охрана.
?Докапываться до подробностей покушения Гяуру не хотелось. Понимал, что Диане будет неприятно пересказывать всю эту историю. К тому же у них не так много времени.
Кара-Батыру удалось разыскать троих литовских татар, которых судьба забросила сюда несколько лет назад, в составе наемного отряда литовцев. А те помогли ему связаться с еще тремя крымчаками, работавшими по найму на виноградниках у одного винодела. Кончилось тем, что я всех их наняла к себе, так что теперь у меня целая орда работников и воинов.
Таким образом, на полях Франции неожиданно появилась личная орда графини де Ляфер! Французы даже не догадываются, чем это может кончиться для них.
Будем надеяться, что воины этой орды вас не предадут.
– Эти люди неподкупны. Во всяком случае, мне так кажется.
57
Кортеж миновал их убежище, и графиня велела кучеру-татарину пристроиться к нему.
– Я не смогу проводить вас до Кале, князь, – мило улыбнулась графиня, воспринимая страстный поцелуй, которым Гяур прервал ее грустный рассказ, как напоминание о том, что они наконец-то снова встретились. – Однако успею сообщить весьма приятную новость.
– У нас будет сын? – само собой вырвалось у Гяура.
– Что? Сын?! – сомкнула графиня руки на затылке Гяура.
– Извините, я, очевидно, не имел права, – карету немилосердно трясло и раскачивало, поэтому объятия их порой напоминали танец африканских аборигенов. – Господи, а ведь я никогда не задумывалась над этим. Нет, простите, князь, но до такого я не додумывалась даже в самых смелых своих планах. Для меня это слишком необычно – задумываться о продолжении рода, нежный чадолюбивый князь, – извиняющимся тоном произнесла Диана.
– В таком случае мне просто в голову не может прийти, какие еще приятные новости ты можешь сообщить мне, – пытался скрыть свое смущение Гяур.
– Какая чарующая забывчивость! Неужели не помните о драгоценностях Бохадур-бея, некогда добытых вами в бою?
– Гнев Перуна! Какие еще драгоценности? Мы ведь еще тогда условились, что они ваши, поэтому просил бы не напоминать о них.
– Именно потому, что они мои, я и распоряжаюсь ими. Причем так, как считаю нужным. И наша договоренность не лишает меня права ставить вас в известность о своих решениях.
– Спорить с вами почти невозможно, – улыбнулся Гяур.
– А главное, бессмысленно. Так вот, рядом с моим родовым замком, недалеко от подножия возвышенности, на котором он находится, расположено имение землевладельца, со старинным особняком на берегу небольшого озера. Его хозяйка, старуха-вдова, вконец разорилась и решила продать владение. Вот я и подумала: почему бы не купить его от вашего имени, князь, как будущего владельца? И от вашего же имени назначила управляющим Кара-Батыра. Он будет хозяйничать там до тех пор, пока вы не решитесь осесть в наших краях.
– Или пока судьба не сложится так, что в Польше и Украине мое пребывание станет невозможным. В то время как в Высокой Порте меня будут встречать с палачом, а воспетый в грезах Остров Русов по-прежнему останется недосягаемым для коней моих воинов.
– И тогда вы вспомните о бедной графине в своем скромном имении во Франции, в восьмидесяти верстах от Парижа.
Князь молчал, удивленно глядя на графиню. Она настолько просто и убедительно объяснила свой поступок, что у Гяура не хватало решительности хоть как-то опротестовать его. Диана права: жизнь может сложиться именно таким образом, что на склоне лет, – если только воинская фортуна помилует его, – придется искать убежище на земле, не принадлежащей ни королю Польши, ни султану Османской империи.
– А знаете, оказалось, – восторженно отчитывалась перед ним графиня, – что Кара-Батыр немного смыслит в виноделии. Это очень кстати, поскольку в имении можно разводить отличный виноград, и даже возникает соблазн построить небольшой винодельческий заводик. Словом, прибыль от этого предприятия, а также немалую долю денег, оставшихся от продажи остальных драгоценностей, Бохадур-бей сможет использовать или на развитие вашего владения, или на закупку столь необходимых вам английских ружей и пистолетов.
– Вы даже решили, чьих именно.
– Перестаньте издеваться надо мной, князь. Я не поленилась узнать, что у англичан они сейчас лучшие в Европе, да простят меня все англоненавистники.
– Вы ли это, графиня? Мне и в голову не могло прийти, что в вашей голове томится настоящий талант промышленника.
– Поиздевайтесь, князь, поиздевайтесь. Однако о деле. Две трети всего этого достояния я действительно использую для того, чтобы привести в порядок свой замок и позаботиться о доходах от земли, доставшейся мне в наследие от покойных родителей. Вы даже не представляете себе, какими богатствами владел убиенный вашими воинами Бохадур-бей. Так что это не я облагодетельствовала вас, Гяур, а вы сделали меня богатой. Шести камней из коллекции этого грабителя оказалось бы, как объяснил знакомый ювелир, вполне достаточно, чтобы купить замок, подобный моему.
– Теперь я тоже начинаю с уважением относиться к убиенному грабителю.
– Кстати, оказалось, что в мешочке, в той доле, которую я оставила себе, таких камушков насчитывается тридцать девять. Не волнуйтесь, ровно столько же досталось и вам. Как видите, я не алчная.
– Графиня, – покачал головой Гяур, – давайте договоримся: это наш последний разговор о драгоценностях и богатстве. Все это ваше и распоряжайтесь, как хотите.
– Именно так я и делаю, мой непрактичный, жаждущий умереть в нищете, князь.
58
– Испанцы! – прервал беседу графини и князя крик какого-то мушкетера из охраны кортежа.
– Где они? – встревожился д\'Артаньян.
– Вон там, у рощи. Я узнал их по шлемам! Это испанцы! Их человек тридцать! Очевидно, отряд разведки!
Графиня опомнилась раньше Гяура. Не прошло и минуты, как она остановила карету и пересела на коня, где, как всегда, ее ждали привязанные к седлу лук, колчан со стрелами и два пистолета.
– Вам лучше остаться в карете, – попытался остановить ее князь.
Но графиня взглянула на него с таким высокомерным презрением, словно это он сам решил отсидеться за дверцей экипажа.
– В любом случае не отдаляйтесь от нее, – уже извиняющимся голосом посоветовал Гяур, вскакивая в седло.
Первые всадники в сверкающих на солнце гребнистых шлемах появились на склоне небольшого холма всего метрах в сорока от?авангарда кортежа. Встреча оказалась неожиданной для испанцев, и атаковать они не спешили. Зато почти сразу же прогремели выстрелы. Кто-то из мушкетеров вскрикнул и, раненный в руку, уронил рапиру. В ответ тоже последовало несколько выстрелов. И ни испанцы, ни французы не заметили, как сопровождавшие графиню татары, пригнувшись к гривам коней, проскочили в подступающий к холму лесок.
Первая пятерка испанцев вначале увидела только две выезжавшие из рощи кареты. И решила, что больше их не будет. Когда же разведчики поняли, что движется целый кортеж в сопровождении более полусотни вооруженных всадников, замялись в нерешительности.
Зато появившиеся на гребне вслед за ними всадники быстро оценили ситуацию и начали поворачивать коней. Разведчики тоже последовали их примеру. И они сумели бы скрыться из виду раньше, чем французы бросились в атаку на них. Однако, выскочив из леска, татары понеслись на перехват, отрезая этот разъезд от остального отряда испанцев и на ходу осыпая стрелами тех и других.
Сраженные ими, трое идальго упали, одному удалось исчезнуть за вершиной холма, и лишь последний, тот, что оказался ближе всех к каретам, пытался сопротивляться. Он почти в упор выстрелил в Кара-Батыра, и, хотя промахнулся, пуля все же попала в голову коня. Но, уже падая, татарин сумел-таки метнуть аркан и вырвать испанца из седла.
Пока ордынцы преследовали основной отряд врага, Кара-Батыр успел обезоружить пленного и, связав его, подвести к д\'Артаньяну как командиру отряда охраны.
– Каким образом вы оказались в здешних местах? – сурово спросил лейтенант, старательно припоминая испанские слова. – Сколько вас всего?
– Нет, сеньор, я не буду отвечать – вдруг обнаружил испанец знание французского, – вообще ни на какие вопросы.
– Отдайте пленника татарину, лейтенант, – посоветовал кто-то из мушкетеров. – Он с удовольствием повесит его.
– Почему "повесит"? – горделиво подбоченился идальго. – Я пленный. За меня дадут хороший выкуп.
– На ваш суд, графиня, – великодушно изрек д\'Артаньян, подождав, пока Диана приблизится к ним, а также вернутся слегка увлекшиеся погоней Хмельницкий, Сирко и Гяур, которые привели второго пленного, совсем юного солдата, с ярко выраженными арабскими чертами лица. Конь его тоже был убит и, падая, прижал ему ногу. Теперь он заметно прихрамывал. – Допрашивать его бессмысленно. Как решите, так и будет.
– Вы действительно отдаете этого человека на мой суд? – засомневалась графиня, тряхнув рассыпавшимися по плечам золотистыми кудрями.