"После длительного (как утверждают) общения с гангстерами и тому подобными обитателями преступного мира Сан-Франциско, Бангора и других западных городов Соединенных Штатов, Теренс Гейт, американский мальчик-киноактер, с восторгом открыл, что фешенебельный Лондон начинает изобиловать опасностями в духе его отечества. Отправившись вчера погулять, юный Гейт, чья матушка не без оригинальности приравнивает его талант к таланту сэра Генри Ирвинга, сэра Джонстона Форбс-Робертсона и Элеоноры Дузе, умудрился так ловко заблудиться в дремучей глуши Пэл-Мэл, что отелю пришлось снарядить на его поиски спасательную экспедицию, экипированную радиопередатчиком, ледорубами и моржовыми консервами.
С той невообразимой проницательностью, с помощью которой американской кинематографии удалось покорить наивные британские души, юный Гейт обнаружил шайку краснокожих индейцев, разбивших лагерь на ступенях Карлтон-клуба, и шайку большевистских шпионов, которые, переодевшись епископами и припрятав под облачением бомбы, рыскали по крыше Атенеума. Жуткие открытия юного Гейта были сообщены Скотленд-Ярду, и будем надеяться, что благодаря юному герою (ведь ему только шесть лет - так мало, что его матушка не разрешает ему приобрести четвертый личный автомобиль) Лондон вскоре станет столь - же безопасен, как его родной Чикаго".
Бесси произнесла получасовой монолог на едином дыхании. Не успокоил ее и тот факт, что в каждой газете не меньше двух столбцов было отведено под описание детского бала, который маленькая принцесса Елизавета дала в честь короля Словарии Максимилиана, а затем сообщалось, что в конце недели Сидония и Максимилиан отбудут с английской королевской семьей в замок Сэндрингем в Норфолке.
В заметках указывалось, что поездка носит неофициальный характер и в замок приглашены лишь самые близкие друзья королевской фамилии.
Почему-то, она сама не знала почему, Бесси Тейт из Поппи-Пикс это сообщение задело куда больше, чем описание самых пышных торжеств - к ней решительным образом повернулись спиной.
В конце недели! Ее охватило отчаяние.
И если даже страшное похищение Терри не взбудоражило английскую прессу, так что еще может сделать беззащитная женщина? Весь день она галопировала по своим апартаментам, изливая гнев на горничную, на Хамберстоуна и даже на мисс Тингл, утонченную секретаршу из благородных. Особенно ее раздражали звуки веселой возни, доносившиеся из спальни, где Терри, Рыжик и Джозефус, маргетский водопла-в, тявкали, хохотали и шумно гонялись за теннисным мячом. От досады она даже переставала слышать тихий внутренний голос, шептавший: "Поосторожней, Бесс! Не зарывайся!"
"Да заткнись ты!" - оборвала она боязливого ментора и, послав мисс Тингл за конвертами, которые ей были не нужны, горничную - за сетками для волос, которые она никогда не носила, а Хамберстоуна - в его комнату, где он продолжал бездельничать с внушительным видом, сама бросилась к телефону и рявкнула:
- Дайте мне люкс четыре-Б.
- Извините, сударыня, но я не могу вас соединить. Его снимает королева Словарии.
- О господи! Пли я, по-вашему, этого не знаю? Да мы с королевой самые близкие друзья.
- Еще раз прошу извинения, сударыня, но у меня есть инструкция. Если желаете, я могу соединить вас с бюро графа Элопатака, конюшего ее величества.
Бесси была в полном недоумении: она не понимала, во-первых, зачем нужно соединяться по телефону с бюро - предметом меблировки, ящики которого для нее твердо ассоциировались с воротничками и розовым шелковым бельем мистера Зайца Гейта, а во-вторых, чем конюший зарабатывает себе на жизнь. "Что-то лошажье. Как погляжу, кроме как с лошадью ее величества, мне ни с кем поговорить не удастся". Однако вслух она покорно произнесла:
- Хорошо, соедините меня с его графством.
После чего она беседовала по очереди (насколько ей удалось потом вспомнить) с американцем из Огайо, агентом кливлендской фирмы "Эглантин, Кац и Коминский", который приехал в Англию купить партию брюк и, судя по всему, не имел ни малейшего отношения к королевскому дому Словарии; с англичанкой, по-видимому, стенографисткой секретаря таинственного конюшего; с секретарем конюшего; с возмущенным англичанином, который негодующе заверил ее, что он вовсе не словарский конюший, а, совсем наоборот, владелец кофейных плантаций в Британской Гвиане; с графом Элопатаком и наконец со смуглым и бородатым голосом, который, по его собственному признанию, принадлежал секретарю королевы Сидонии.
Но секретарь, видимо, не любил разговаривать по телефону. Судя по доносившимся по проводу звукам, он все время порывался повесить трубку, и Бесси удавалось помешать ему только с помощью непрерывных восклицаний вроде: "Нет, вы уясните себе!" и "Это чрезвычайно важно!"
Бесси все же успела осведомиться, получила ли ее величество письмо от миссис Т. Бенескотен Тейт, проживающей постоянно в Калифорнии, матери знаменитого…
Да, такое письмо, кажется, было получено, но, разумеется, письма от незнакомых людей не рассматриваются.
Ну, в таком, случае она согласна обсудить это дело по телефону.
Какое дело? Слава богу, нет никаких дел, подлежащих обсуждению.
А они спросили его юное величество, не хочет ли он познакомиться со знаменитым маль…
Его величеству не угодно ни с кем знакомиться, и право же, быть может, мадам будет так любезна… его ждут неотложные дела и… щелк!
На этот раз Бесси высказала свое мнение в более приглушенных тонах: "Но я им еще покажу! У меня есть Идея!"
Когда миссис Т. Бенескотен Гейт осеняла Идея, Голливуд настораживал уши и нервно вздрагивал, но серый хаос города за окнами отеля "Пикардия" остался до странности невозмутимым.
"Конечно, чего еще и ждать от этих ее наемников - конюших или как они еще там себя обзывают, но голову даю на отсечение, у самой Сидонии только слюнки потекут, если предложить ей первоклассную рекламу! Значит, надо добраться до нее и все ей объяснить, - рассуждала Бесси. - И мы так мило поболтаем про наших мальчиков. Ну, за работу, надо как-то прорваться мимо этих цепных собак!"
Она решительным шагом направилась в спальню Терри, изгнала Рыжика, заперла Джозефуса, маргетского водоплава, в комнате Хамберстоуна, и голосом, исполненным столь неизъяснимой материнской нежности, что Терри с опаской на нее покосился, проворковала:
- А теперь, сынуленька, надень фаунтлероевскни костюмчик. Мы идем в гости к королеве Сидонии!
Глубочайшая, черная, бешеная ненависть, которую Терри питал к костюму для игры в поло, показалась бы пылкой любовью в сравнении с чувством, которое вызывал в нем костюм маленького лорда Фаунтлероя - бархатная курточка, бархатные штанишки, лакированные туфли с пряжкой и кружевной воротник. Он возражал. Он вопил, и Джозефус сочувственно скулил за дверью, а потом принялся яростно грызть респектабельные шлепанцы Хамберстоуна.
Голосом, заметно утратившим нежность, Бесси рявкнула:
- Ну, хватит ломаться! Господи боже ты мой! Я совсем извелась, стараясь обеспечить тебе карьеру. Я работаю рук не покладая, лишь бы ты познакомился с настоящим бонтоном, королями и королевами, а не якшался больше с этими голливудскими босяками, а ты вдруг слушаться не желаешь! Вот что, Терри Тейт, я тебя давно уже не наказывала, но если ты сейчас же не наденешь свой хорошенький фаунтлероевскнй костюмчик и не будешь вести себя прилично и по-джентльменски, я тебе все волосья повыдеру! Понял?
На примере мистера Зайца Бенескотена Тейта Терри не раз убеждался в редком умении своей матери драть волосья, и поэтому, горько всхлипывая, он сиял обыкновенный, удобный шерстяной костюм и начал натягивать мерзостную смесь из кружев и черного бархата.
По коридору пятого этажа отеля "Пикардия", готовясь познакомиться с королевой - готовясь познакомиться с первой женщиной, которая могла оказаться ей ровней, - шествовала миссис Т. Бенескотен Тейт.
Прожив в Лондоне неделю, Бесси уже усвоила, что истинно утонченные космополиты называют машины "автомобилями", подземку - "метро", дежурных гостиничных клерков - "портье", пятьдесят центов - "двумя шиллингами", а главное, обязательно называют подъемник "лифтом". И вот они направились не к какому - нибудь простонародному и некультурному подъемнику, а к экзотическому лифту, и не кому-нибудь, а лифтеру Бесси чарующе прожурчала лишь с самым легким меканиквиллски-французским акцентом:
- Мы выйдем на катрием этаж - о, пардон, я хотела сказать, на четвертом этаже.
- Простите, сударыня, но весь этот этаж снят. Мне не разрешается останавливаться там.
- Да неужто, по-вашему, я не знаю, что его сняла словарская королевская семья? Я к ним и еду.
Лифтер давно уже остановил лифт (он же подъемник, он же ascenseur) чуть ниже четвертого этажа. Теперь он сказал уныло:
- Простите, сударыня, но мне не разрешено никого высаживать на четвертом этаже, если только я не знаю их в лицо или их не сопровождает кто-нибудь из свиты.
- Чушь! Я же вам говорю, они меня ждут. Вот поглядите на это.
"Это" была фунтовая банкнота. Лифтер тоскливо поглядел на нее и ответил со вздохом:
- Простите, сударыня! Но меня уволят. - И он спустил лифт на первый этаж.
- Ну, ладно! В таком случае везите нас назад.
Терри направился к их номеру, но мать, прошипев "куда?", ухватила его за руку и повела по хрустально-опаловой парадной лестнице вниз на четвертый, королевский этаж.
Однако едва она элегантно вступила в священный коридор, как перед ними вырос самый толстый, самый высокий, самый краснолицый полицейский во всей британской полиции. Он тоже попросил прощения и тоже объяснил, что не может пропустить к их величествам неизвестных людей.
Бесси не стала тратить времени и слов на подобного грубияна. Она прошествовала на пятый этаж.
- Они воображают, будто смогут остановить меня! Да ради моего бедного сыночка я на все пойду! - простонала она и, стиснув руку бедного сыночка, потащила его в дальний конец коридора. Там она еще раньше обнаружила узкую лестницу с бетонными ступеньками, предназначенную, очевидно, для слуг, а также для спасения в случае пожара.
На четвертом этаже на площадке стоял тот же полицейский, с которым она только что познакомилась.
- Ну-ну! - заворчал он. - Под арест захотели?
Смерив его гордым взглядом, Бесси величественно удалилась на пятый этаж.
Полчаса она рыдала на своей кровати, проклиная тиранов, которые оскорбляют мать, которая хотела только позаботиться о будущем своего сына. Потом она встала, напудрилась и ринулась в комнату Терри, где он, уже сменив хорошенький фаунтлероевский костюмчик на ковбойку и шорты цвета хаки, сидел за диваном и спорил с Джозефусом.
- Вот что, милый мои, я ухожу, и если ты попробуешь хоть нос высунуть из этого номера, мы вечером поговорим. Понял?
И она удалилась, удивительно напоминая Пятый кавалерийский полк, преследующий индейцев-апашей.
Терри немедленно вызвал по телефону Рыжика. Купаясь в блаженной тишине и отсутствии материнской заботы, два маленьких мальчика и одна большая собака вновь обрели счастье. Щедро включив в пределы номера, который Терри запрещалось покидать, и коридор, они провели железную дорогу от Эдинбурга (напротив номера 597) до Южной Африки (выходящей на каньон бетонной лестницы).
А пока они наслаждались жизнью, Бесси в американском посольстве поочередно не получала аудиенции у посла, у советника посольства, у первого и второго секретарей, а затем, негодуя на такое попрание ее Прав Американской Гражданки, выслушала, как третий секретарь любезно прожурчал:
- Я весьма вам сочувствую, но боюсь, шефа будет трудно убедить, что вас оскорбили и что государственный департамент должен направить Словарии ноту протеста. Представьте себе, что как раз тогда, когда Терри будет сниматься в самом важном эпизоде, в вашу голливудскую студию вдруг явится совершенно неизвестный человек и захочет войти в павильон - разве его впустят?
- Но это же совсем другое дело! Терри ведь не неизвестный человек!
- Но, может быть, словарцам он неизвестен.
- Я много слышала о том, до чего невежественны европейцы, но все-таки вы меня не убедите, будто эти ваши словарцы ничего не знают про Терри Тейта, Короля Киновундеркиндов!
Третий секретарь встал с выражением, которое Бесси, хорошо запомнила с тех дней, когда она, тщетно стучалась в двери голливудских студий. Он сказал бархатным голосом:
- Мне очень-очень жаль, но боюсь, что тут мы бессильны. Вот если вам понадобится помощь с паспортами…
Уныло покидая посольство, Бесси испускала мысленные стоны: "Ну, это, пожалуй, конец! Ни с какими королевами мы не познакомимся. Бедненький сынулечка! Значит, ему так и не дадут четырех тысяч в неделю! И мне уже не купить той паровой яхты… Подлые бюрократы, всякие церемонии им дороже материнского сердца! А что, неплохое название для следующего терри - тейта: "Материнское сердце"!"
Терри, Рыжик и Джозефус, директора железной дороги Эдинбург - Южная Африка - Пекин, чинили поврежденные пути и радостно подсчитывали временно погибших пассажиров возле бетонных африканских пещер, которые непросвещенному взрослому взгляду показались бы просто черной лестницей.
Снизу, из этих пещер, выбрался еще один мальчик, типичный маленький англичанин, в сером спортивном костюме, темноволосый, с ирландским задорно вздернутым носом, ровесник Терри.
- Здравствуйте! - сказал он.
- Здорово! - величественно отозвался Рыжик.
- Я влезу на самый верхний этаж и съеду по всем перилам до самого низа, - объявил незнакомец.
- Этажом ниже держи ухо востро! - предупредил Терри. - Там какой-то король живет. И полным-полно полицейских. Как это они тебя не сцапали?
- А я подождал, пока они отвернутся. Ой, какой хороший поезд!
Терри проникся к нему симпатией и сердечно предложил:
- Хочешь, давай играть с нами в поезда?
- Хочу! - воскликнул незнакомец. - Вот здорово. Я удрал от своих. Они таскают меня по всяким званым вечерам и заставляют сниматься.
- Взбеситься можно, - посочувствовал Терри.
- Если тебе надо сниматься, - изрек Рыжик, - скажи своей мамаше, чтобы она сводила тебя в ателье Гамбриджа на Грейт-Сент-Дживер-стрит. Это в Уайтчепеле. Он здорово снимает, а берет всего шесть шиллингов за дюжину.
- Большое спасибо. Я непременно скажу маме. Можно, я… вы разрешите мне разок пустить поезд?
Их новый знакомый так восхищался системой сигнализации, с таким пылом радовался наиболее кровавым катастрофам, что Рыжик и Терри тут же приняли его третьим мушкетером и Терри пригласил его к себе в спальню.
- Если тебе нравится, пойдем ко мне, у меня там еще много всего.
Новый мальчик завороженно взирал на электрические скачки и электрический Колизей, в котором львы изящно пожирали первых христиан.
- Я таких игрушек еще никогда не видал, - признался он со вздохом.
- А во что же ты играешь дома? - поинтересовался Терри.
- Мы почти круглый год живем в деревне, и я купаюсь, езжу верхом, играю в теннис и… и, пожалуй, все. У меня ведь очень строгий гувернер, и он следит, чтобы я побольше занимался. Но… Ах, да, у меня еще есть велосипед.
Рыжик и Терри обменялись взглядами, полными жалости к их обиженному судьбой другу, и Терри постарался его утешить, заметив:
- Ну, наверное, это здорово - ездить верхом по английским дорогам. Не то, что у нас на ранчо - всю душу из тебя вытрясет.
- Ты живешь на ранчо? Мне так и показалось, что ты американец.
- Ну да. Я снимаюсь в кино.
Новый мальчик испустил такой вопль, что Герри с Рыжиком вздрогнули:
- Теперь я знаю! Вот почему ты мне показался знакомым! Ты Терри Тейт. Я тебя видел в фильмах. Такие замечательные фильмы! Я ужасно рад познакомиться с тобой.
Мальчики обменялись рукопожатием, Рыжик смотрел на них, сияя улыбкой, а Джозефус одобрительно вилял хвостом. Потом Терри сказал с великодушной скромностью:
- Только вам, британам, мои картины нравятся меньше, чем у нас дома. Наверное, я не совсем…
- Нет, правда, Терри… можно, я буду тебя так называть?
- Валяй!
- Я ведь не англичанин - ну, только на одну восьмую англичанин. А так я словарец.
- Из этих словарцев на четвертом этаже, у которых король Махсимилиан?
- Ну да. Это я Максимилиан.
- Не заливай! Ты вовсе на короля и не похож! Мальчик как мальчик.
- Ой-ой-ой! - простонал Рыжик. - Ты знаешь, Терри, он и в самом деле король! Я видел его фото.
- Ну да! - ахнул Терри. - А я думал, что короли всегда ходят в штанах с буфами и при шпагах.
- Мне очень неприятно, Терри. Извини, пожалуйста. Я ведь совсем не хочу быть королем. Это ужасная гадость. Мне приходится учить шесть языков, и про систему налогового обложения, и дипломатию, и историю, и еще всякие вещи, а я хочу играть и чтобы ко мне не приставали. И еще на меня все время устраивают покушения.
- Ну да? Побожись! - благоговейно прошептал Терри.
- Правда. В этом году в меня уже три раза стреляли, и, честное слово, ничего хорошего тут нет.
- Ах черт, прошу у вашего величества прощения, что я вам говорил "ты".
- Пожалуйста, не надо, Терри. Называй меня Макс, ладно?
- Как бы не так! Королей Максами не зовут. Их называют "ваше величество" или "государь".
- И вовсе нет. Не в частной жизни.
- Чего ты споришь? Я лучше знаю. Я читал "Французского дворянина" и еще много всяких книжек про "то.
- Все-таки я лучше знаю. Я же сам король.
- А ты королем совсем недавно!