"Мечтатели" – небольшое произведение, в котором с мягким юмором описываются нравы и быт маленького рыбачьего поселка в Нурланне, любимом краю детства писателя.
Гамсун любил это свое детище и даже называл его "веселой и жизнерадостной, одной из лучших моих книг".
Главный герой – крепыш-телеграфист Уве Роландсен, сумасброд и мечтатель, в конце концов изобретший способ изготовления клея из рыбьих костей и выбирающийся из житейских передряг.
Роландсен – первый из героев Гамсуна, который становится благополучным, ибо он в состоянии изменить свою жизнь.
Интересен и тот факт, что Гамсун продолжает писать о персонажах, уже так или иначе знакомых читателю его романов. Главная героиня "Мечтателей" Элиза Мак – дочь брата Фердинанда Мака, главного врага Глана из "Пана".
Кнут Гамсун.
Мечтатель
I
Экономка Мария ван Лоос стоит у кухонного окна пасторского дома и смотрит вдаль, на дорогу. Несомненно, что там у забора телеграфист Роландсен, её жених. Он стоит с дочерью кистера Ольгой; она знает их обоих. Этой весной она уже во второй раз видит их вместе - что бы это значило?
Если бы у йомфру ван Лоос не было сейчас столько дел, она бы тотчас сошла к ним на дорогу и потребовала бы объяснений.
Но разве у неё могло быть теперь свободное время? В большой пасторской усадьбе было множество дел, с часу на час ожидали приезда нового пастора с семейством.
Маленькому Фердинанду велели встать у слухового окна и смотреть на бухту, чтобы объявить о приезде путешественников, для которых приготовлялся горячий кофе. Они могли потребовать его тотчас же, как приедут. От самого Розенгарда, места остановки пароходов, лежащего за целую милю, они ехали в лодке. Снег и лёд ещё не стаяли, но уже наступил май месяц, погода стояла хорошая, и дни в Нордланде светлые и длинные. Сороки и грачи уже давно вьют себе гнёзда, а на оттаявших пригорках зеленеет травка. В саду верба начала цвести, хотя ещё стояла в снегу. Теперь всё село занято одним вопросом: каким человеком окажется новый пастор. Собственно этот пастор должен был занимать эту должность лишь временно, до выбора постоянного. Но временные пасторы оставались иногда подолгу на своих местах. Население, состоявшее преимущественно из рыбаков, было бедно, а поездки в филиальные церкви через каждые три воскресенья затруднительны, так что этот приход считался незавидным.
Про временного пастора носились слухи, что он богат и не стесняется в деньгах. Уже заранее нанята экономка и две служанки, не поскупились нанять и двух работников для помощи на усадьбе и, кроме того, ещё маленького Фердинанда, который должен был быть бойким и расторопным и прислуживать всем, кому понадобится его помощь.
Хорошее материальное положение пастора произвело на паству прекрасное впечатление. В таком случае он, вероятно, не будет так пунктуально следить за жертвами и приношениями, напротив, он будет немного помогать бедным. Все были в напряжённом ожидании.
Оба помощника пастора и несколько рыбаков сошли вниз, туда, где должна была причалить лодка; они были в больших сапогах, жевали табак, сплёвывали и разговаривали.
Наконец, показался длинный Роландсен; он медленно шёл по дороге; он расстался с Ольгой, и йомфру ван Лоос отошла от кухонного окна. Впоследствии она ему это попомнит; ей довольно часто приходилось делать внушения Овэ Роландсену. Она была голландского происхождения, говорила по-бергенски и была так остра на язык, что её собственный жених дал ей прозвище йомфру fan Loos .
Вообще длинный Роландсен был очень остроумный и дерзкий.
Куда же теперь идти? Разве он серьёзно намеревался встречать пастора и его семью? Сегодня он был не более трезв, чем обыкновенно; в петлице у него была воткнута верба, а шапка надета немножко набекрень. В таком виде он выйдет к ним навстречу! Конечно, помощники, стоявшие там внизу у лодочных навесов, предпочли бы, чтобы он совсем не показывался в этот торжественный час.
Действительно, хорошо ли было появляться в таком виде? Его большой нос был слишком нескромен для такого ничтожного положения, которое он занимал в жизни; кроме того, он в продолжение всей зимы не стриг волос, так что его голова приобретала всё более и более артистический характер. Его невеста говорила ему в отместку, что он похож на художника, который кончит фотографом.
Ему было тридцать четыре года; Роландсен был холост; играл на гитаре и пел басом деревенские песни, а в чувствительных местах смеялся до слёз. Вот каков он был! Он был смотрителем телеграфной станции и занимал это место уже в течение десяти лет. Роландсен был высокого роста и крепкого телосложения и не отказывался от потасовки, когда представлялся удобный случай. Вдруг маленький Фердинанд вздрагивает. Он замечает из своего слухового окошечка штевень белой лодки, принадлежащей купцу Макку; она огибает мыс. Он соскакивает с лестницы тремя смелыми прыжками и кричит в кухню:
- Вот они, тут.
- Господи, уж приехали! - вскрикивают перепуганные служанки.
Но экономка не теряется, она жила уже здесь у предыдущего пастора и вполне освоилась со своим положением; она очень дельная и практичная.
- Несите кофе, - говорит она только.
Маленький Фердинанд бежит дальше сообщать свою новость остальным слугам. Они бросают свои дела, торопливо надевают праздничную одежду и спешат к лодочным навесам, чтобы предложить свою помощь приезжающим. Всех встречающих десять человек.
- Здравствуйте, - говорит пастор с лодки, слегка улыбаясь и снимая свою мягкую шляпу.
И все стоящие на суше почтительно обнажают головы, а помощники пастора кланяются так низко, что их длинные волосы падают им на глаза. Длинный Роландсен не так ретив, как другие; он стоит прямо, не сгибаясь, но шапку опускает низко. Пастор ещё молодой человек с рыжеватыми бакенбардами и веснушками. Его ноздри почти совершенно закрываются светлыми усами. Жена пастора лежит в лодочном домике измученная и страдающая морской болезнью.
- Мы приехали, - говорит пастор жене в дверную щёлку и помогает ей выйти.
На них обоих удивительно старые толстые одежды, не особенно привлекательного вида. Конечно, они надели их для путешествия, а их элегантные дорогие туалеты уложены. Шляпа съехала фру на затылок, её бледное лицо с большими глазами обращает на себя внимание мужчин.
Помощник Левион идёт в брод и переносит её на сушу. Пастор справляется сам.
- Моё имя Роландсен, телеграфист, - говорит длинный Роландсен, выступая вперёд. Он основательно пьян, его глаза посоловели, но у него большая опытность в житейских делах, поэтому он и в таком виде держит себя вполне уверенно.
А, чёрт Роландсен, никто никогда не видал, чтобы он ударил лицом в грязь, когда ему приходилось попадать в общество важных людей, где, как и следовало, он пускал в ход своё красноречие.
- Если бы я знал всех, - продолжал он, обращаясь к пастору, - я бы представил вам их. Мне кажется, что вон те двое, помощники пастора. Эти двое ваши слуги. Это Фердинанд.
И пастор, и фру пасторша кивают всем в знак привета. Здравствуйте, здравствуйте, мы скоро познакомимся друг с другом. Да, да. Теперь, значит, нужно перевезти багаж на сушу. Но помощник Левион смотрит на лодочный домик, он хочет опять идти к нему по воде.
- Нет ли там маленьких? - спрашивает он.
Никто не отвечает, но все смотрят на пастора и его жену.
- Нет ли там детей? - продолжает помощник.
- Нет, - отвечает с лодки лодочник.
Фру вспыхнула. Пастор сказал:
- Мы одни. Так приходите, я вам дам на чаёк.
Он, несомненно, был богат. Это не такой человек, чтобы не заплатить бедняку. Прежний пастор никогда не платил, он только говорил - "пока спасибо".
Они стали подниматься наверх, а Роландсен показывал им дорогу. Он шёл с краю дороги по снегу, чтобы дать место другим. На нём были низенькие франтовские башМакки, но он не обращал на это внимания, он шёл даже в расстёгнутой куртке, несмотря на холодный майский ветер.
- А вон и церковь, - сказал пастор.
- У неё старый вид. Там нет печей? - спрашивает фру.
- Не могу сказать вам наверняка, - отвечал Роландсен, - но не думаю.
Пастор изумился. Очевидно, этот человек не особенно-то часто ходил в церковь, скорей наоборот. Очевидно, он не делал большого различия между праздниками и буднями. И пастор стал несколько сдержаннее с этим незнакомцем.
Экономка стоит на лестнице, а Роландсен опять представляет.
Когда он покончил с этим делом, он поклонился и хотел уходить.
- Подожди немного, Овэ, - шепчет ему йомфру ван Лоос. Но Роландсен не ждёт, он опять кланяется и задом спускается по лестнице. Пастору кажется, что он удивительный парень.
Фру уже вошла в дом. У неё прошла морская болезнь, и она начала осматривать помещение. Она просила, чтоб из самой светлой и лучшей комнаты сделали кабинет для пастора, а себе она оставила ту комнату, которую до сих пор занимала йомфру ван Лоос.
II
Нет, Роландсен не стал дожидаться: он отлично знал йомфру ван Лоос и понимал, что ему предстояло. А он делал только то, что ему хотелось. Выше на дороге он встретил рыбака из общины, который опоздал к встрече пастора. Это был Энох, кроткий и смиренный человек; он всегда ходил с опущенными глазами и с повязанной головой, потому что у него болели уши.
- Ты опоздал, - сказал Роландсен, проходя мимо него.
- А он приехал?
- Приехал. Я обменялся с ним рукопожатием.
Роландсен закричал ему, обернувшись назад, через плечо:
- Обрати внимание на мои слова, Энох: я завидую ему из-за его жены.
Он сказал эти дерзкие и легкомысленные слова как раз кому нужно. Конечно, Энох передаст их дальше.
Роландсен шёл всё дальше и дальше по лесу и подошёл к реке. Здесь была фабрика рыбьего клея, принадлежавшая купцу Макку; на ней работало несколько девушек. Роландсен любил с ними пошутить, проходя мимо. Он был в этом отношении настоящим бесом, все говорили это. Кроме того, сегодня он был в очень хорошем настроении и не уходил дольше обыкновенного. Девушки находили, что он восхитителен и пьян.
- Ну, Ранга, как ты думаешь, почему я прихожу сюда так часто? - сказал Роландсен.
- Я не знаю, - отвечала Ранга.
- Ты, конечно, думаешь, что меня привлекает сюда старый Лабан.
Девушки засмеялись.
- Он говорит Лабан, а сам думает Адам.
- Я хочу тебя спасти, - говорит Роландсен. - Берегись здешних парней, рыбаков, они очень бессовестные волокиты.
- Вы сами самый большой волокита, - говорит другая девушка. - У вас двое детей. Вы бы постыдились.
- И это говоришь ты, Николина? Ты, которая всегда покрывала меня. Ты сама это очень хорошо знаешь. Но тебя, Ранга я хочу спасти, несмотря ни на что.
- Можете отправляться к йомфру ван Лоос, - говорит Ранга.
- Удивительно мало у тебя понимания, - продолжает Роландсен. - Сколько часов, например, ты коптишь рыбьи головы, прежде чем завинтить клапан?
- Два часа, - отвечает Ранга.
Роландсен утвердительно качает головой. Он сам дошёл до этого и высчитал количество часов. О, этот бес Роландсен, он знает, зачем каждый день ходит мимо фабрики, всё разнюхивает и выпытывает у девушек.
- Не поднимай этой крышки, Пернилла, ты с ума сошла.
Пернилла вспыхнула.
- Фридрих велел мне мешать в котле, - отвечала она.
- Каждый раз, как ты поднимаешь крышку, теплота испаряется, - говорит Роландсен.
Но в скором времени приходит Фридрих Макк, сын хозяина. Роландсен принимает свой обыкновенный тон праздношатающегося:
- Пернилла, не ты ли служила год у ленсмана? Ты была так ядовита и зла, что единственное, чего ты не колотила изо всей силы, были, может быть, одни пуховики.
Все засмеялись. Пернилла была кротчайшая душа в мире. К тому же она была хворая, а её отец надувал меха у органа, так что и на её долю перепадала частичка божественности. На пороге Роландсен опять увидел Ольгу, дочь кистера. Вероятно, она ходила в лавку. Она не хотела с ним встречаться и торопилась уйти изо всех сил; ей было бы очень стыдно, если бы Роландсен подумал, что она его поджидала. Но Роландсен и не думал ничего подобного. Если он не сталкивался с молодой девушкой прямо лицом к лицу, то она неизменно убегала от него и исчезала. Но Роландсен ни одной капельки не жалел о том, что ему не приходилось встречаться с ней. Он интересовался совсем не ей.
Роландсен пришёл к себе домой на станцию. Он принял очень величественный вид, чтобы как-нибудь избежать болтовни со своим помощником, который очень любил с ним побеседовать. Роландсен теперь был не очень-то приятным коллегой. Он заперся в свою комнату, куда никто не входил, кроме него и старой служанки. Здесь он спал и проводил свою жизнь.
Для Роландсена эта комната составляет целый мир. Роландсен отличается не одним только легкомыслием и пьянством, он много размышляет и занимается открытиями.
В его комнате пахло кислотами, настойками и лекарствами; всякий, кто только входил в сени, замечал этот запах.
Роландсен говорил, что он поставил к себе все эти лекарства лишь для того, чтобы отбить запах истребляемой им водки... Но это было неправда, Роландсен по совершенно необъяснимым причинам просто сам на себя клеветал.
Напротив, над всеми этими кислотами, налитыми в стаканы и кружки, он производил какие-то эксперименты. Он открыл новый способ фабрикации рыбьего клея, который производился химическим путём; и этот новый способ должен был совершенно подорвать прежнюю фабрикацию купца Макка.
Макк затратил много денег на свою фабрику, подвоз товара был неудобен, а сырой материал добывался только во время ловли, кроме того, всем этим делом заведовал его сын Фридрих, отнюдь не деловой человек.
Роландсен мог добывать рыбий клей не только из одних рыбьих голов, а из многих других материалов; кроме того, он умел получать его из всех тех отбросов, которые Макк выкидывал. Из них же он добывал прекраснейшую краску. Если бы телеграфисту Роландсену не мешала его большая бедность и беспомощность в борьбе, то его открытие приобрело бы известность. Но в этом месте никто не мог добыть себе денег без помощи купца Макка, а обращаться к нему Роландсен не мог по многим очень уважительным причинам.
Однажды он заикнулся было о том, что фабрикация клея обходится слишком дорого для фабрики, находящейся там, на водопаде. Макк лишь махнул рукой, как и подобает такому великому и влиятельному человеку, и сказал, что фабрика - золотое дно. Роландсен сгорал желанием поскорее показать результаты своих исследований. Он разослал образцы своих товаров разным химикам, как своим соотечественникам, так и заграничным, и уже получил известие, что это дело имеет будущность. Но дальше дело не двигалось. Он должен был представить свежую, чистую, прозрачную жидкость и получить патент во всех странах. Роландсен не даром пошёл сегодня к лодочным навесам встречать пастора.
Господин Роландсен был себе на уме. Если пастор, действительно богат, то он мог бы вложить некоторую сумму в такое крупное и верное предприятие. "Если никто другой этого не сделает, так я это сделаю! - конечно, скажет пастор. Роландсен очень надеялся на это. Ах, Роландсен так легко увлекался надеждами, его воспламеняли мельчайшие пустяки. Но и разочарования переносил он также очень легко; никто не мог сказать противного. Он был стоек и горд и не падал духом. Даже Элиза, дочь Макка, не заставила его упасть духом. Она была высокой и красивой двадцатитрехлетней девушкой, со смуглой кожей и алыми губами. Говорили, что капитан берегового парохода, Хенриксен, был её тайным поклонником; но год проходил за годом, не принося ничего нового. В чём же было дело? Ещё три года тому назад, когда Элизе Макк было всего двадцать лет, Роландсен разыграл настоящего дурака и поверг своё сердце к её ногам. А она была так любезна, что не поняла его. Тогда Роландсену следовало бы удовлетвориться этим и повернуть оглобли, но он шёл всё дальше и в прошлом году начал уже высказываться откровенно. Прежде чем показать ему то расстояние, которое их разделяло, она рассмеялась дерзкому телеграфисту прямо в лицо. Она заставляла годами ожидать своего "да" даже самого капитана Хенриксена. Тогда Роландсен прямёхонько отправился к йомфру ван Лоос и сделал ей предложение. Он был не таким человеком, чтобы кручиниться до смерти из-за отказа девушки, принадлежащей к более высокому обществу. Но теперь опять наступила весна. И её почти невозможно было выносить человеку с горячим сердцем; она заставляла безумствовать всё живущее, её пряные ветры веяли в самые целомудренные души.
III
С моря прибывают весенние сельди. Рыбаки, которые ловят рыбу неводом, залегли в свои лодки и целый день, до самого вечера, смотрят на море в свои подзорные трубы. В некоторых местах виднеются целые стаи птиц, которые стремительно падают на воду - это указывает на то, что там плывут сельди; в глубоких местах их можно ловить сетями; вопрос только в том, пойдёт ли сельдь в мелководье, в заливы и фьорды, где можно неводами преградить путь целым стаям. Только там, где начинаются мели, заметно настоящее оживление, громкие крики, стечение множества народа и торговых судов. И денег можно вырабатывать столько, сколько песку на дне морском.
Рыбак тот же игрок. Он выкладывает свою сеть или забрасывает удочку и ждёт удачи, он закидывает невод и отдаётся в руки судьбы.
Часто неудача идёт за неудачей, его благосостояние растёт или уменьшается и даже совсем погибает средь бурь; но он опять снаряжается и выплывает в море. Иногда рыбак пускается в дальние плаванья, туда, где, по словам других, была удачная ловля; целыми неделями плывёт он туда, сидя на вёслах, и приплывает, когда уже поздно: игра кончилась. Но иногда на пути, он вдруг натыкается на своё счастье, оно останавливает его и наполняет его лодку талерами.
Никто не знает, кому оно улыбнётся, и все ждут его с одинаковыми основаниями...
Купец Макк снарядился; невод был уже в лодке, и его рыбак не отнимал подзорной трубки от глаз. На море у него была одна шхуна и две яхты, которые только что возвратились и разгрузились после своей поездки на Лофотены за треской.