- Я рассчитывал, что ты заставишь Аллана и Реджи поддержать меня.
- Я их просила. Да и какое это имеет значение? Хочешь поехать на уикенд к Веронике?
- Вряд ли я поеду…
- Я была бы очень рада.
- У нее такой паршивый домишко… и потом мне лично кажется, что Вероника ко мне плохо относится. А кто там будет?
- Я буду.
- А… ладно, я тебе дам знать.
- Я тебя увижу сегодня вечером?
- Я тебе дам знать.
- О господи, - сказала Бренда, вешая трубку. - Теперь он взъелся на меня. А разве я виновата, что его в Брауне прокатили? Кстати говоря, я уверена, что Реджи и в самом деле пытался помочь.
У нее сидела Дженни Абдул Акбар. Она приходила каждое утро через лестничную площадку, и они читали за компанию газеты. На Дженни был халат из полосатого берберского шелка.
- Пойдем уютненько пообедаем в "Ритце", - предложила она.
- В "Ритце" вовсе неуютно в обеденное время, да и обед обходится в восемь и шесть. Я уже три недели не решаюсь получить по чеку, Дженни. Неприятно иметь дело с юристами. Я впервые в таком положении.
- Не знаю, что бы я сделала с Тони. Это же надо оставить тебя на мели.
- Что толку поносить Тони? Вряд ли он так уж развлекается в Бразилии, или где он там.
- Я слышала, в Хеттоне встраивают дополнительные ванные - и это когда ты буквально голодаешь. И вдобавок он даже не заказал их у миссис Бивер.
- Да, вот уж это и в самом деле чистая мелочность. Немного погодя Дженни отправилась переодеваться, а Бренда позвонила в закусочную за углом и попросила прислать ей сандвичи. Она сегодня не встанет с постели; теперь ей случалось проводить так по два-три дня в неделю. Если Аллан, как всегда, выступает с речью, Марджори может позвать ее на обед. У Хелм-Хаббардов сегодня вечером ужин, но Бивер не зван. А пойти туда без него - полный разрыв… Да, кстати говоря, скорей всего Марджори приглашена туда. Что ж, я всегда могу пообедать сандвичами. У них есть всех сортов. Спасибо хоть за эту лавчонку за углом. Она читала недавно вышедшую биографию Нельсона; биография длинная, ее хватит далеко за полночь.
В час пришла Дженни попрощаться (у нее был ключ от квартиры Бренды), приодетая для уютненького обеда в "Ритце".
- Позвала Полли и Сьюки, - сказала она. - Закатимся в Дейзину забегаловку. Какая жалость, что ты не идешь.
- Кто? Я? Все в порядке, - сказала Бренда и подумала:
"Могла б раз в кои веки догадаться поставить подруге обед".
Они шли две недели, делая в среднем по пятнадцать миль в день. Иногда гораздо больше, иногда - гораздо меньше; индеец, шедший впереди, выбирал места для лагеря; выбор его определялся наличием воды и злых духов.
Доктор Мессингер составлял по компасу карту маршрута. Это давало ему пищу для размышлений. Каждый час он снимал показания с анероида. Вечерами, если они останавливались достаточно рано, он при последних лучах угасающего солнца детально разрабатывал карту. "Пересохшее русло, три заброшенные хижины, каменистая почва"…
- Мы теперь в бассейне Амазонки, - объявил он в один прекрасный день с удовлетворением, - видите, вода бежит на юг.
Но они тут же наткнулись на ручей, который тек в обратном направлении. "Ввесьма любопытно, - сказал доктор Мессингер. - Это открытие имеет подлинную научную ценность".
На следующий день они перешли вброд четыре ручья; одни текли на север, другие на юг. Карта начала принимать фантастические очертания.
- У этих ручьев есть названия? - спросил он Розу.
- Макуши называть его Ваурупанг.
- Нет, нет, не ту реку, где наш первый лагерь. Эти реки.
- Да, Ваурупанг.
- Вот эту реку.
- Макуши все называть Ваурупанг.
- Безнадежно, - сказал доктор Мессингер.
Им приходилось пробираться через сплошной кустарник. У берегов тропа заросла, и ее то и дело перегораживали стволы упавших деревьев; углядеть и запомнить ее мог только индеец; иногда они проходили крохотными участками пересохшей саванны: темно-серая трава пучками выбивалась из растрескавшейся земли, тысячи ящериц стремглав пускались наутек при их приближении, трава шуршала под ногами, как газета; на этих огражденных стеной леса участках стояла палящая жара. Иногда, чтоб их прохватило ветерком, они влезали на холм по осыпающейся, больно бьющей по ногам гальке; после этих мучительных восхождений они ложились с подветренной стороны и лежали так, пока мокрая одежда не начинала холодить тело: с этих небольших высоток были видны другие холмы, пройденные ими участки леса и шеренга носильщиков, идущая следом. Подходя, все, и мужчины и женщины, поочередно опускались на сухую траву и опирались на свой груз; когда показывался завершавший шествие, доктор Мессингер подавал команду, и они снова пускались в путь, продираясь сквозь охватившие их плотным кольцом зеленые чащобы.
Тони и доктор Мессингер почти не разговаривали друг с другом как на марше, так и во время передышек, потому что всегда были на пределе сил и едва не валились с ног от усталости. По вечерам, умывшись и переодевшись в сухие рубашки и фланелевые брюки, они перебрасывались парой фраз, в основном о том, сколько миль они сегодня прошли, где находятся и как сбили ноги. Выкупавшись, они пили ром с водой; на ужин обычно ели мясные консервы с рисом или клецками. Индейцы ели фаринью и копченое мясо кабана, а временами лакомились добытыми по пути деликатесами: броненосцами, ящерицами, жирными белесыми червями, живущими на пальмах. Женщины захватили с собой вяленую рыбу - ее хватило на восемь дней; вонь с каждым днем становилась все сильнее, пока, наконец, рыбу не съели; однако и они сами и товары насквозь пропитались рыбным запахом; правда, со временем он стал слабее, смешавшись с общим нераспознаваемым запахом лагеря. В этой местности индейцы не селились. В последние пять дней марта стала ощущаться нехватка воды. Ручьи на пути по большей части пересохли, и приходилось обследовать русла в поисках тепловатых стоячих луж. Но через две недели они снова вышли к реке, полноводно и быстро несущей свои воды на юго-восток. Здесь начинался край пай-ваев. Доктор Мессингер поименовал эту стоянку "Второй опорный лагерь". Над рекой тучами носились мухи кабури.
- Джон, я думаю, тебе пора отдохнуть.
- Отдохнуть от чего, мамчик?
- Ну, переменить обстановку… Я в июле еду в Калифорнию. К Фишбаумам не к тем, что в Париже, а к миссис Арнольд Фишбаум. Я думаю, было б хорошо, если б ты поехал со мной.
- Да, мамчик.
- Ты б хотел со мной поехать, не так ли? - Кто? Я? Конечно, хотел.
- Это ты у Бренды научился. Мужчине смешно так говорить.
- Извини, мамчик.
- Отлично, значит решено.
На закате кабури исчезли. Но весь день от них приходилось укрываться; они набрасывались на обнаженные участки кожи, как мухи на варенье; их укусы давали себя знать, только когда они, насытившись, отваливались, оставляя алый болезненный кружок с черной точечкой в центре.
Тони и доктор Мессингер не снимали специально привезенных из Англии нитяных перчаток и муслиновых сеток, спускающихся из-под шляп. Позже они подрядили двух женщин, и те, усевшись на корточках у гамаков, обмахивали их ветками; мух разгоняло легчайшее дуновение, но стоило Тони и доктору Мессингеру задремать, как женщины откладывали опахала, мухи накидывались на путешественников с удесятеренной энергией, и те тут же просыпались. Индейцы относились к насекомым так же покорно, как коровы к слепням; лишь иногда в приступе раздражения они хлопали себя по лопаткам и ляжкам.
С наступлением темноты становилось легче; в этом лагере москитов почти не было, но зато они слышали, как всю ночь напролет вампиры машут крыльями и тычутся в сетку.
Индейцы ни за что не желали здесь охотиться. Они уверяли, что тут нет дичи, но доктор Мессингер говорил, что они боятся пай-вайских злых духов.
Провизия уходила гораздо быстрее, чем рассчитывал доктор Мессингер. Уследить за провиантом во время переходов было невозможно. Они недосчитались мешка муки, полмешка сахара и мешка риса. Доктор Мессингер урезал рацион; он раздавал еду сам и строго отмерял продукты эмалированной кружкой, но женщины все равно изловчались за его спиной подобраться к сахару. Они с Тони прикончили весь ром, кроме одной бутылки, оставленной про запас.
- Мы не можем позволить себе сидеть на одних консервах, - сказал доктор Мессингер брюзгливо. - Придется мужчинам отправиться на охоту.
Но мужчины выслушали приказание с безучастным выражением на опущенных долу лицах, и остались в лагере.
- Здесь нет птица, нет зверь, - объяснила Роза. - Вся ушла. Они могут поймать рыба.
Но индейцы не желали себя утруждать и не поддавались ни на какие уговоры. Они видели, что на берегу лежат груды мешков и тюков с едой; вот иссякнут запасы, тогда можно подумать и об охоте.
А пока надо было строить каноэ.
- Это явно воды Амазонки, - сказал доктор Мессингер. - Они, по всей вероятности, впадают или в Рио-Бранко или в Рио-Негро. Пай-ваи селятся вдоль берегов, а Град, судя по всему, расположен на одном из притоков где-то вниз по течению. В первой же пай-вайской деревушке мы раздобудем проводников.
Каноэ сооружали из коры. Три дня ушло на то, чтобы отыскать четыре прямых дерева подходящего возраста и свалить их. Обрабатывали деревья прямо на месте. Кору обдирали ножами с широкими лезвиями; на это ушла еще неделя. Индейцы работали терпеливо, но сноровки у них не было, и, снимая с одного дерева кору, они повредили ее.
Тони и доктор Мессингер ничем не могли помочь им: они провели эту неделю, охраняя от женщин сахар. Мужчины бесшумно двигались по лагерю и близлежащим зарослям. Они беззвучно раздвигали голыми плечами дремучий подлесок; под их босыми ногами не шуршали опавшие листья; речи их были коротки и почти неслышны, они никогда не присоединялись к болтовне и хихиканью женщин; за работой они иногда ухали в такт; развеселились они всего раз: у одного индейца - он обдирал ствол - соскользнул нож и врезался в мякоть пальца. Доктор Мессингер обработал рану йодом и забинтовал. После этого женщины не давали ему проходу, они то и дело показывали ему царапины на руках и ногах и просили помазать йодом.
С двумя деревьями удалось покончить за один день; на третье ушел весь следующий день (это было то самое, у которого повредили кору), а на четвертое - еще два: оно было больше других. Когда последние волокна были обрублены, четверо мужчин встали вокруг ствола и сняли кору целиком. Она тут же скрючилась, образовав полый цилиндр, который мужчины отнесли к реке и спустили на воду, привязав лозой к дереву.
После того как кору подготовили, сделать из нее каноэ было не слишком сложно. Четверо мужчин растягивали кору, двое других укрепляли распоры.
Концы оставляли незаделанными и слегка загибали так, чтобы они вздымались над водой (при полной загрузке каноэ должно было погружаться в воду лишь на один-два дюйма).
Потом мужчины принялись за однолопастные весла; это тоже было довольно несложно.
Доктор Мессингер ежедневно спрашивал Розу:
- Когда лодки будут готовы? Спроси мужчин. И она отвечала:
- Вот сейчас.
- Сколько еще дней понадобится? Четыре? Пять? Сколько?
- Нет, совсем мало. Лодка кончать, совсем сейчас. Когда стало ясно, что работы близятся к концу, доктор Мессингер занялся подготовкой к отъезду. Он разобрал запасы, разбив грузы первой необходимости на две группы; они с Тони должны были сидеть в разных лодках, каждый брал с собой ружье и патроны, фотоаппарат, рацион консервов, товары для обмена и личные вещи. На третье каноэ, где должны были плыть одни индейцы, грузились мука, рис, сахар, фаринья и еда для индейцев. Каноэ явно не могло увезти все товары, и "аварийный фонд" свалили в кучу неподалеку от берега.
- С нами пойдут восемь человек. Четверо останутся с женщинами охранять лагерь. Главное, добраться до пай-ваев, дальше все пойдет как по маслу. Тогда макуши могут отправляться домой. Думаю, они не разграбят наших запасов. Здесь нет ничего такого, на что бы они позарились.
- А не взять ли нам с собой Розу, чтоб она служила переводчиком?
- Да, надо бы взять. Я ей скажу.
К вечеру было готово все, кроме весел. И едва наступила благословенная тьма, Тони и доктор Мессингер сбросили перчатки и сетки, действовавшие им весь день на нервы, и затребовали Розу на ту половину лагеря, где они спали и ели.
- Роза, мы решили взять тебя с собой вниз по реке. Ты нам нужна, чтоб объясняться с мужчинами. Поняла?
Роза молчала; на лице ее, освещенном снизу стоявшим на ящике фонарем, ничего не отразилось; тень от высоких скул скрывала глаза; прямые, рваные космы, редкая вязь татуировки на лбу и губах, бочкообразная фигура в засаленном ситцевом платье, коричневые ноги колесом.
- Поняла?
Она снова промолчала; казалось, она всматривается в темную чащу поверх их голов, но глаза ее крылись в тени.
- Дослушай, Роза. Все женщины и четверо мужчин останутся здесь в лагере. Восемь человек поплывут на лодках до деревни пай-ваев. Ты поедешь на лодке. Как только мы придем к пай-ваям, ты и восемь мужчин вернетесь на лодках назад в лагерь. И потом все вместе назад к макуши. Поняла? Наконец Роза заговорила:
- Макуши не ходить с пай-вай.
- Я вас не прошу ходить с пай-ваями. Ты и мужчины дойдете с нами до пай-ваев, а потом вернетесь к макуши. Поняла?
Роза подняла руку и очертила в воздухе круг, охватывающий лагерь, дорогу, по которой они пришли, и широкие просторы саванны позади.
- Макуши там, - сказала она. Потом подняла другую руку и махнула в сторону далекого края, лежащего где-то вниз по течению реки. - Пай-вай там, - сказала она. - Макуши с пай-вай не ходить.
- Послушай, Роза. Ты разумная, культурная женщина. Ты прожила два года с черным джентльменом мистером Форбсом. Ты любишь сигареты…
- Да, дай сигарета.
- Ты поедешь с мужчинами в лодках, и я дам тебе много-много сигарет.
Роза безучастно смотрела перед собой и молчала.
- Послушай. С тобой едут твой муж и еще семь мужчин они не дадут тебя в обиду. Как же мы будем разговаривать с мужчинами без тебя?
- Мужчина не ходить, - сказала Роза.
- Разумеется, мужчины пойдут с нами. Вопрос только в том, пойдешь ли ты?
- Макуши с пай-вай не ходить, - сказала Роза.
- Господи, - устало сказал доктор Мессингер, - ладно поговорим об этом утром.
- Дай сигарета…
- Мы попадем в хороший переплет, если она не пойдет.
- И еще в лучший, если никто из них не пойдет, - сказал Тони.
Назавтра лодки были готовы. К полудню их спустили на воду и поставили на прикол. Индейцы молча занялись приготовлением обеда. Тони и доктор Мессингер ели язык, вареный рис и консервированные персики.
- С запасами все в порядке, - сказал доктор Мессингер, - нам их хватит по меньшей мере на три недели, а мы доберемся до пай-ваев за день-два, не больше. Выходим завтра.
Ружья, рыболовные крючки и рулоны ситца - жалованье индейцам - они оставили в деревне.
Но у них было с собой еще с полдюжины ящиков с "обменным фондом" для использования на последующих стадиях путешествия. По местной системе цен нога кабана стоила пригоршню дроби или двадцать ружейных пистонов; за упитанную птицу требовали бусы.
Около часа, когда с обедом было покончено, доктор Мессингер призвал Розу.
- Завтра выходим, - сказал он.
- Да, прямо сейчас.
- Передай мужчинам, что я сказал тебе вчера вечером. Восемь человек едут в лодках, остальные ждут здесь. Ты тоже едешь в лодке. Все эти запасы грузятся в лодки. Передай это мужчинам.
Роза ничего не сказала.
- Поняла?
- Мужчина не ходить лодка, - сказала она. - Наша вся ходить туда, - и она указала рукой на тропинку, по которой они пришли.
- Завтра-послезавтра мы ходить назад деревня.
Последовала долгая пауза, наконец доктор Мессингер сказал:
- Скажи мужчинам, пусть идут сюда… Не имеет смысла им угрожать, сказал он Тони, когда Роза, переваливаясь, пошла к костру. - Народец они чудной и боязливый. Если им угрожать, они перепугаются и удерут оставив вас на мели. Не беспокойтесь, я сумею их убедить.
Они видели, как Роза что-то говорила у костра; но никто из индейцев не сдвинулся с места. Передав поручение, Роза тоже замолкла и уселась на корточки, положив к себе на колена голову одной из женщин. Она искала у подруги вшей, когда доктор Мессингер, призвав ее, прервал это занятие.
- Надо подойти к ним, поговорить.
Некоторые индейцы лежали в гамаках. Другие сидели на корточках; набрав земли, они засыпали ею костер. Они уставились на Тони и доктора Мессингера щелочками свинячьих глазок.
Только Роза осталась безразличной; она отвернулась и вся ушла в работу, ее пальцы деловито шныряли, извлекая из волос подруги вшей и давя их.
- В чем дело? - спросил доктор Мессингер. - Я тебя просил привести мужчин. Роза молчала. - Значит, макуши трусы. Они боятся пай-ваев.
- Все маниок, - сказала Роза, - надо ходить копать маниок. А то будет плохой.
- Послушай. Мне нужны мужчины на одну-две недели. Не больше. Потом конец, они могут идти домой.
- Пора копать маниок. Макуши копать маниок до большой Дождь. Мы ходить сейчас домой.
Мессингер и Тони вскрыли один из ящиков и разложили товары на одеяле. Они выбирали эти вещи вместе в дешевой лавке на Оксфорд-стрит. Индейцы в полном молчании следили за демонстрацией. Из ящика появлялись бутылочки духов и пилюль, яркие целлулоидные гребенки, утыканные стекляшками, зеркала, перочинные ножи с узорными алюминиевыми ручками, ленты, ожерелья и более солидный обменный товар в виде топоров, мелких патронных гильз и плоских красных пороховниц с черным порохом.
- Дай мне, - сказала Роза, выбрав бледно-голубую розетку, сувенир лодочных гонок, - дай мне, - повторила она, покапав на ладонь духами и вдыхая их запах.
- Каждый, кто пойдет на лодках, может взять три вещи из этого ящика.
Роза монотонно отвечала:
- Макуши прямо сейчас копать маниок.
- Ничего не получается, - сказал доктор Мессингер, потратив полчаса на бесплодные переговоры. - Придется пустить в ход мышей. Я хотел попридержать их для пай-ваев. Жаль. Но вы увидите, против мышей им не устоять. Я индейцев знаю как свои пять пальцев.
Мыши обошлись довольно дорого: в три шиллинга шесть пенсов штука, и Тони живо вспомнил, какой конфуз он пережил в отделе игрушек, когда мышей запустили по полу.
Мыши немецкого производства размером с крупную крысу были весьма броско расписаны зелеными и белыми пятнами; у них были выпученные стеклянные глаза, жесткие усы и кольчатые бело-зеленые хвосты; мыши передвигались на скрытых колесиках, и при беге внутри корпуса у них звенели колокольчики. Доктор Мессингер вынул одну мышь из коробки, развернул папиросную бумагу и подержал игрушку для всеобщего обозрения в воздухе. Аудитория следила за ним затаив дыхание. Тогда он завел мышь. Индейцы заметно насторожились.