Апостол Петр поставил Нечистому условия: если тот проживет на земле человеком и обретет блаженство, тогда у него будет право получать души навсегда. Но если как человек он после смерти попадет в ад, тогда конец этому праву. Господь стал сомневаться в людях, и Нечистый должен подтвердить, что не Господа постигла неудача в его творении, а люди сами заблуждаются в своей жизни.
В форме такого иронического повествования, автор задается вопросом, может ли человек прожить всю жизнь праведно, счастливо и достичь блаженства.
Содержание:
Пролог 1
Глава первая 2
Глава вторая 5
Глава третья 7
Глава четвертая 9
Глава пятая 11
Глава шестая 13
Глава седьмая 15
Глава восьмая 17
Глава девятая 20
Глава десятая 22
Глава одиннадцатая 23
Глава двенадцатая 25
Глава тринадцатая 27
Глава четырнадцатая 29
Глава пятнадцатая 31
Глава шестнадцатая 33
Глава семнадцатая 34
Глава восемнадцатая 36
Глава девятнадцатая 37
Глава двадцатая 39
Глава двадцать первая 41
Глава двадцать вторая 43
Эпилог 46
Примечания 46
Антон Таммсааре
Новый нечистый из самого пекла
Пролог
Как-то на небесах наступил душеотборочный день, когда обычно подводятся итоги за год: столько-то душ попадает в рай, столько-то в преисподнюю. К небесным вратам с самого раннего утра явился Нечистый, готовый войти, как только покажется ангел-посыльный. На сей раз ожидать ему пришлось долго – ангел все не шел и не шел. Далеко за полдень Нечистый, наконец, собрался с духом, подошел к калитке и постучал – сперва тихо, потом погромче. Однако отпирать никто не выходил, и тогда он заколотил кулаком во всю мочь, аж все поднебесье загрохотало, будто гром грянул с ясного неба. Показался апостол Петр, открыл глазок в калитке и, увидев Нечистого, спросил официально, словно имел дело с незнакомым лицом:
– Что вам угодно?
Такой вопрос еще более распалил Нечистого, и без того уже рассерженного ожиданием, и он резко ответил:
– Привратники, видно, поспесивее самих господ! С каких это пор ты меня не узнаешь?
– С сегодняшнего дня, – с тем же безразличием, спокойно ответил Петр и хотел было закрыть глазок.
Но Нечистый оказался проворней и запустил в скважину пальцы. Глазок уменьшился, но все же не закрылся.
– Постой-ка, Петр, погоди, ведь сегодня отборочный день, – проговорил Нечистый в щель над своими пальцами, в которой виднелся лишь правый глаз Петра.
– Нет больше никаких таких дней, – сказал Петр и, поясняя, добавил: – Теперь все по-иному.
– Как так по-иному?! – удивленно воскликнул Нечистый. – У меня же договор.
– Он больше не действителен, – сказал Петр.
– Как не действителен?! – закричал Нечистый; и его изумление сменилось тревогой. – Договор подписали обе стороны, нельзя же одной нарушать его.
– И все же он нарушен, – подтвердил Петр. – Ничего нынче не распределяют, нет ни отчетности, ни душ.
– Не говори глупостей, Петр, – по-дружески обратился Нечистый.
Но тот ответил холодно и резко:
– Прошу не фамильярничать. Мы больше не знакомы.
– Что за дьявольщина! – загремел Нечистый, потеряв разуменье. – Да ведь я знаю тебя, а ты меня – еще с той самой поры, когда ты отрекся от господа своего. Мы-то да не знакомы? Еще как!
– Нет, – ответил Петр. – Таков приказ, и я больше знать ничего не знаю. Прошу убрать пальцы, и я закрою глазок.
Из этих слов и самого тона речи Петра Нечистый, наконец, понял, что на небесах действительно подули какие-то новые ветры. "Как же быть с адом и с моими ребятами, ежели я больше не стану получать душ, – озабоченно молвил он про себя. – На кой мне тогда преисподняя с ее чадом и сажей?"
– Эй, деревенщина, отпусти-ка добром глазок, – перебил Петр эти размышления, – иначе я вынужден буду прибегнуть к другим мерам.
– Дорогой друг, Петруша… – с мольбой в голосе начал было Нечистый.
– Я больше вам не друг, – прервал его Петр.
– Но когда-то вы были другом, – ответил Нечистый, – и ради этой прежней дружбы я прошу тебя: приоткрой врата и впусти меня, чтобы я толком разобрался, в чем дело.
– Мне не дозволено впредь пускать вас, – на сей раз уже дружелюбнее сказал Петр.
– Может, ты сам выйдешь на минутку-другую – перемолвиться, побеседовать толком, как в доброе старое время? – спросил Нечистый. – Пойми же, дорогой старый Друг, этак я не осмелюсь домой воротиться. Что я скажу старухе, ребятам, вернувшись с пустыми руками?
Петр подумал и сказал:
– Ладно, я выйду, но отпусти сначала глазок.
– Вправду выйдешь? – испытующе спросил Нечистый.
Выйду, – коротко и твердо ответил Петр.
Нечистый убрал руку, и глазок захлопнулся.
Прошло немало времени, а Петр не показывался. Страшно медленно тянулись часы, настолько медленно, что, усомнившись в обещании бывшего друга, Нечистый хотел было снова забарабанить кулаками в ворота.
– Ну и волынка нынче на небесах, – вздохнул Нечистый, увидев, наконец, Петра.
– Мне хотелось захватить с собой бумагу; я ее ждал, ждал, да так и не дождался, – объяснил Петр; он уселся на верхней ступеньке небесной лестницы и предложил Нечистому сесть рядом.
– Чего про бумагу толковать, если душ не дают, – молвил Нечистый.
– Это и есть та самая бумага, где черным по белому сказано о новом распорядке и условиях душевыдачи.
– Ах, стало быть, все же их можно будет получить? – обрадовался Нечистый.
– Конечно, договор остается в силе, только…
– В чем же дело, если договор в силе?! – нетерпеливо воскликнул Нечистый. – Договор есть, да, видно, выполнять его не хотят? А?
– Его выполнят, но при одном условии: ты должен вочеловечиться на земле и…
– …и родиться от женщины, не так ли?
– Такого условия нет, – деловито сказал Петр. – Ты волен родиться от женщины или от кого угодно, можешь и просто так появиться на земле, как до сих пор бывало.
– Ничего не понимаю, – признался Нечистый. – Какое же это новое условие, чтобы я отправился на землю? Ведь я там и раньше бывал.
– До сих пор ты бывал там в образе Нечистого, а нынче должен вочеловечиться, – разумей и примечай: во-че-ло-ве-читься, стать обык-но-вен-ным смертным.
– И умереть?
– И умереть.
– Нет, на это я не пойду.
– Хорошо, – спокойно ответил Петр, – делай, как знаешь, никто тебя не неволит.
– А как же быть с душами? – спросил Нечистый.
– Если ты не сойдешь на землю в образе человека, не будет тебе душ.
– А если сойду?
– Тогда, пожалуй, и получишь.
– Что это за "пожалуй"?
– Тут-то самое главное и кроется, – пояснил Петр. – Если ты проживешь на земле человеком и обретешь блаженство, то у тебя будет право раздобываться душами на веки вечные. Но если как человек ты после смерти попадешь в ад, тогда конец этому праву навсегда. И больше того: у тебя затребуют назад даже ранее полученные души, так что преисподняя совсем опустеет.
– Тогда самое верное и последовательное сдать весь ад в царствие небесное.
– На это мы пока что не пойдем, – сказал Петр. "Ишь ты! Только пока что", – усмехнулся Нечистый. Но немного поразмыслив, он снова по-приятельски обратился к Петру:
– Все, что ты говоришь, очень интересно, но в каждом деле должна быть своя суть, должен скрываться какой-нибудь особый умысел. Даже на земле ни с того ни с сего не дерут шкуру с хороших друзей, а на небесах и подавно. К чему же вы задумали разгромить мое обиталище? Зачем выключать преисподнюю из мирового хозяйства? Я, по-моему, не давал для этого никакого повода.
– Причины тут кроются глубже, – молвил Петр.
– Ты хочешь сказать – выше?
– Хотя бы и так.
– Не поведаешь ли подробней?
– Это тайна, – сказал Петр.
– Боже милостивый! – вскричал Нечистый. – Я еще ни одной небесной тайны раньше времени не выбалтывал и нынче болтать не собираюсь. Хотя никто нынче своих обещаний и не держит, Нечистый остается верен слову, ибо такова его натура. Поэтому скажи, о Петр, чего ради господу захотелось сделать меня человеком и отправить на землю?
– Господь стал сомневаться в людях, вот почему, – ответил Петр.
– Но ведь человек создан самим господом.
– Так-то оно так, а вот поди…
– Но в таком случае господь усомнился в собственном творении, в самом себе.
– Хотя бы и так. На небесах возникло сомнение: сотворен ли вообще человек таким образом, что он в состоянии обрести блаженство. Если нет, то по какому праву его посылают после смерти в ад?
– Значит, всех разбойников и убийц направлять в рай, или как?
– Нет, но…
– Третьего ведь не дано, – перебил Петра Нечистый, – человек попадает либо в рай, либо в преисподнюю.
– На небесах нашли третью возможность.
– Какую? – заволновался Нечистый.
– Ежели человек сотворен так, что ему вообще нельзя обрести блаженство, то есть если творение не удалось, то его придется изъять, – пояснил Петр.
– Кого изъять? – недоумевал Нечистый.
– Человека.
– Что это значит?
– А вот что: весь род людской как есть будет уничтожен, затем души бывших людей соберут воедино – из рая и ада, отовсюду – и отправят туда, откуда они появились.
– Шутишь ты, что ли? – спросил Нечистый. Но Петр все так же серьезно продолжал:
– На небесах не шутят.
– Стало быть, тогда конец всем былым начинаниям, усилиям и достижениям, – подумав, молвил Нечистый.
– Как будто, – согласился Петр и тихо добавил: – Поэтому и важно, чтобы ты вочеловечился на земле и попытал: нельзя ли все же обрести блаженство. Другими словами, ты как человек должен подтвердить, что не господа постигла неудача в его творении, а люди сами заблуждаются в своей жизни, и, следовательно, возникает право, а также обязанность отсылать их души в ад.
– И ты думаешь, что новых условий для получения душ не поставят? – настойчиво выспрашивал Нечистый.
– Нет, этого нечего бояться.
– Хорошо, тогда я отправлюсь на землю в образе человека, – решил он.
– Это радует и меня и всех небожителей, – облегченно вздохнул Петр и только хотел было встать, как Нечистый положил свою руку ему на колено и спросил:
– Минутку. Небольшой практический вопрос: можно ли мне захватить с собой на землю и свою старуху?
– Только бы не стала она тебе обузой, – заметил Петр.
– Не думаю. А будет мешать, живо отправлю обратно в ад.
– Ладно. Я думаю, на это дадут согласие.
– И еще: как ты думаешь, кем бы мне стать на земле – крестьянином, купцом, промышленником, рабочим, дипломатом, ученым, писателем, художником или духовным лицом? Кому в наши дни легче всего обрести блаженство?
– Трудно сказать, очень трудно, – задумчиво пробормотал Петр. – В свое время я был рыбаком, но ведь тебе самому известно, что из этого вышло. Земледелие – занятие хорошее: если, скажем, грянет война, опустошит поля, сожжет постройки, уничтожит скотину, загубит у тебя жену и детей, то ты наверняка попадешь в рай, ибо тогда, кроме как от господа, ни от кого не жди пощады и милости. Ну, а не случится войны, и начнешь ты вовсю богатеть благодаря разным государственным субсидиям, захочется тебе тогда жить на манер какого-нибудь промышленника или купца, которые благоденствуют за счет высоких пошлин во имя отечества, – и тут не помышляй о спасении своей души, хотя ты и будешь ходить в церковь, как того требуют добрые нравы, причащаться и уплачивать церковные сборы без вмешательства полиции. Становиться рабочим не советую. Нынче это племя чересчур заносится из-за своей многочисленности, и в рай их не тянет. Ежели тебе лишь пустословить охота – подойдет дипломатическое поприще, ибо дела творят биржевые маклеры и фабриканты оружия. В области интеллектуальных профессий – дело дрянь. Когда-то дух оказывал влияние на власть имущих, а ныне выходит наоборот. Положим, что ты ученый, писатель или художник, – ну как тебе приблизиться к господу, если маммона руководит властью, а власть – тобой? Остается еще духовенство. Но ты ведь и сам знаешь, что у них с давних пор в чести только обряды, молитвы да золоченый крест, отнюдь не деяния. Тут придется тебе идти против течения, если хочешь блаженство обрести; и боюсь я, побьют тебя насмерть каменьями на этом пути. Таково мое мнение.
– А смогу ли я по своему желанию переменить род занятий? – спросил Нечистый.
– Сможешь, – ответил Петр. – Коль захочешь, можешь даже создать себе какую-нибудь новую, более подходящую профессию.
– Тогда ладно, – решительно произнес Нечистый. – Начну с земледелия, а там видно будет.
– Помни лишь об одном: если ты, покидая землю, не будешь блажен, то преисподняя не получит больше ни единой души.
– Понимаю, все у– меня поставлено на карту.
– Не только у тебя, у нас на небесах тоже, – поправил Петр и встал. – То, о чем сегодня говорилось устно, через несколько дней будет изложено письменно, чтобы все было точно и ясно. – Сказал и скрылся за вратами рая.
– Точно и ясно, – повторил Нечистый, стоя в одиночестве на лестнице. – И чего только они не выдумают! Нечистого сделать человеком и послать на землю! Эх, тяжкое время, тяжкое!
Глава первая
В лесной глуши, в стороне от людей и дорог, стояла одинокая усадьба Самое Пекло. Все знали, что пустовала она много лет, так как старый хозяин умер, а нового все не находилось.
Но в один прекрасный день случайный прохожий заметил, что в Пекле курится дымволок. Стало быть, там кто-то поселился, но кто именно – этим особенно не интересовались: кому какое дело до нового хозяина Пекла. Прошло немало времени, прежде чем и власть имущие прослышали о нем, расспросили его. Однако бумаги у нового хозяина оказались в порядке: имя – Юрка, в христианском браке с Лизетой, детей нет.
– Кто разрешил поселиться в Самом Пекле? – спросили у Юрки.
– На то была воля божья, – ответил он.
– Да усадьба-то ведь не божья?
– А чья же? – спросил Юрка.
По этим двум ответам заключили, что Юрка и его Жена Лизета какие-то сектанты и что чердаки у них не совсем в порядке. В общем жильцы для Пекла подходящие, ибо люди со здравым рассудком ищут общества себе подобных.
– Откуда ты узнал, что в Пекле никого нету? – спросили у Юрки.
– Да ведь людей там не было, – последовал ответ.
– В других местах они всюду были, – пояснила Лизета.
– Ну и понравилось там?
– Вроде бы так, – ответил Юрка.
– И название хутора тоже нравится? – усмехнулся чиновник.
– Название и того больше, – серьезно ответил Юрка.
– Ну, коли так, оставайся хозяином в Пекле, орудуй там со своей бабой на манер Нечистого. Никто тебе мешать не станет.
– На манер Нечистого со своей бабой, – повторил Юрка и захохотал, словно из пустой бочки ржанье раздалось.
Чиновник с удивлением уставился на Юрку. Такое он встречал впервые в жизни: словно не из уст человека слышался смех.
И, глядя на Юрку, чиновник подумал, что он, пожалуй, еще и не видывал никогда этаких людей. Ростом чуть повыше среднего, а в плечах косая сажень. Руки топырятся, словно упрямо сторонясь тела. Лицо широкое и корявое, плоский лоб низок и как бы вдавлен, голова крупная и круглая, волосы рыжие и курчавые; около ушей они сливаются с такой же рыжей бородой, покрывающей не только шею, но, по-видимому, и грудь. Вообще трудно сказать, где конец такой бороде. Икры и ге, поди, поросли не волосом, а свалявшейся шерстью.
Странно было видеть рядом с этой громадиной невысокую, худую, слегка сутулую его жену, черную, как уголь. Как только угораздило их встретиться и как они ладят между собой! А ведь, наверно, поладили – видно, что не молодожены.
– Вот детей у вас нет, – сказал, наконец, чиновник. – А их надо бы; иначе смысла нет землю брать, трудиться.
– Будут и дети, – молвил Юрка.
– Хлеба хватит – так народятся, – поддержала мужа Лизета.
– А пока не хватало? – спросил чиновник.
– Стало быть нет, раз бездетные, – ответила жена.
– То-то и оно, – буркнул в бороду Юрка.
– Пошлет бог детей, пошлет и хлеба, – продолжал чиновник.
– Вроде бы так, – молвил Юрка в ответ.
Выполнение формальностей потребовало некоторого времени, но у новых хозяев Пекла, казалось, его хватало: они не спешили, не беспокоились, сидели и терпеливо ждали. Время от времени Лизета пыталась заговорить с мужем, но тот всякий раз обрывал ее на полуслове:
– Не мели, дело господское.
Вскоре смирно сидевшего Юрку потянуло на сон; но едва он задремал и начал было всхрапывать, как жена толкнула его локтем в бок и забранилась:
– Ишь бессовестный! Сразу ему и храпеть. Не может он, как все крещеные люди.
– Чего? – спросил Юрка и неестественно вытаращил глаза.
– Не храпи, говорю!
Наконец, со всеми делами было покончено, и обитатели Пекла могли бы отправиться восвояси. Но Юрка снова расселся на стуле, словно ему тут так понравилось, что и уходить неохота. Лизета постояла рядышком, потом сказала:
– Ну, пойдем, что ли? Домой пора.
– Вроде бы так, – молвил он в ответ, продолжая спокойно сидеть.
– Да поднимайся же ты, чего еще раздумывать, – настаивала Лизета и, так как супруг не шелохнулся, схватила его за рукав и затеребила, приговаривая: – Вставай, вставай, в дорогу пора.
– Вроде бы так, – сказал Юрка и поднялся со стула.
Они вышли за дверь – впереди муж, за ним жена. Так же, друг за дружкой, шагали они по дороге. Сперва оба молчали, потом старуха начала:
– Вот кров-то у нас есть, а нету ни поросенка, ни ягненка, ни теленка, ни курицы с петухом. Раздобыть бы сперва поросенка, хрюкал бы себе в закуте.
Юрка молча шагал к дому, но когда им повстречалась какая-то незнакомая женщина, он остановил ее и сказал:
– Моей старухе поросенка надобно.
– Мил человек, нет у меня, бедной, ни поросенка, ни другого чего, – отвечала крестьянка. – Был последний лет с десять тому назад, да и тот как от рожи подох, так уж больше и не вставал.
– А бывает, встают? – спросил Юрка.
– У хозяина поднялся. Подох было, а утром – ест себе из корыта. Напугались все – видать, светопреставление близко. Раз уж скотина начала воскресать, значит и людям до страшного суда недалеко.
– А твой поросенок так и не воскрес?
– Нет, мил человек, до сего дня еще не воскрес, – молвила женщина.