С этим согласились все: по дороге в ад следов не бывает, держи путь хоть напрямик, хоть через могилу. Даже если сперва через рай пройдешь, и то следов не останется. Таким образом, на этот раз следствие пришлось прекратить. Оставался еще один вопрос: арестовать Юрку с Юлой или нет? В конце концов решили оставить их на свободе, потому что сведения, добытые от Антса и от других людей, позволяли полагать, что хотя дело и пахнет преступлением, однако едва ли кто-нибудь из допрошенных совершил его. В довершение всего Юрке следовало отправиться к Антсу, а там за ним можно последить, пока не прольется свет на всю эту темную историю. В зимние холода Юла со своими двумя младенцами никуда не денется из Пекла. Другое дело, когда настанет весна с теплыми дождями, свежей травой и мягким ветром. Ну, да к тому времени авось все вскроется, и снег выдаст свою тайну.
Беспокойство вызывала лишь разрытая могила на кладбище. Что с нею делать? Опустить в нее пустой гроб И засыпать землей? А может быть, засыпать без гроба? Или оставить могилу открытой до самой весны, когда, может статься, все станет ясным? Набожные люди полагали, что гроб следует снова предать земле, а самую могилу зарыть, потому что все было сделано по чести – над гробом звонили за упокой и читали священное писание, чего же еще! Освященному гробу полагается пребывать только в освященной земле и нигде больше. Другие же утверждали, что, поскольку колокольным звоном и отпеванием гроб освятили, стало быть, заодно с ним освящены камни и земля, которые были вместо покойницы, – значит, и землю и камни надобно оставить в гробу. Но возражали и против этого: землю с камнями нельзя, мол, оставлять в гробу, ибо ими воспользовались чтобы совершить обман, а священную землю необходимо-де уберечь от обмана. Но тут возник уже новый вопрос: можно ли считать обман обманом, раз он освящен? Ведь зво-иили-то в колокол не ради пустого гроба, а ради тех камней и той земли, которые были в гробу. В этом вопросе набожные люди не смогли прийти к единодушному решению. Для того чтобы толком разобраться во всей этой путанице, пришлось рыться в толстых книгах; но поскольку священные книги тоже расходились во мнениях, то решение вопроса сильно затянулось. Поэтому полиция порешила: могилу не засыпать, а только прикрыть чем-нибудь, чтобы кто-либо нечаянно не провалился в нее и не сломал бы себе шею или другую часть тела; а гроб вместе с землей и камнями предоставить в распоряжение властей как вещественное доказательство.
На этом дело приостановили. Но весной ему снова дали ход, так как в лесу нашли какие-то кости. Они лежали не в одном месте, а были разбросаны. Кости собрали и передали экспертам для исследования: что это за останки, кому они принадлежат – человеку или животному, и если человеку, то старому или молодому, мужчине или женщине. Эксперты прежде всего занялись вопросом о возрасте этих костей: относятся ли все они к одному и тому же периоду или к разным, а если к разным, то какие из них более раннего и какие более позднего происхождения? Если они принадлежат разным эпохам, то насколько примерно велики промежутки между эпохами? С этим вопросом о времени смыкался другой, весьма существенный: если все кости или часть их принадлежат животному, то какому именно? Все ли эти кости одного животного, а если разных, то какая и какому животному принадлежит? Кроме того: чья это кость – самца или самки, молодого животного или старого? Каков приблизительно возраст молодого и каков старого? Важно было также установить, пребывали ли кости все время под открытым небом, или в течение известного периода лежали в земле, откуда они по необъяснимой причине снова появились на свет божий. Только по разрешении этих, а также и многих других побочных вопросов, возникших в ходе исследовательских работ, эксперты смогли высказать соответствующему ведомству свое мнение.
Юрка ничего не понимал в этой истории с костями, хотя и он и Юла, с ребятами на руках, ходили вместе с другими разыскивать эти кости. По Юркиному разумению, было совершенно невозможно, чтобы Лизета, перед тем как отправиться в ад, раскидала по лесу свои кости. Как же она умудрилась уйти без костей?
Эксперты провели свои исследования очень основательно, и, как всегда бывает в таких случаях, результаты работ оказались у всех различные. Вернее, не было ни одного вопроса, в котором эксперты пришли бы к единому мнению. Этому разногласию способствовало и то обстоятельство, что у каждого эксперта была своя излюбленная специальность, интересовавшая его превыше всего остального. Например, один из них нашел, что кости настолько изгрызены, что о них вообще трудно сказать что-либо определенное. Этот самый специалист и задался целью выяснить, кто грыз кости – медведь, волк или собака. Кроме того: не побывали ли кости в зубах у многих животных, и в таком случае – кто грыз их раньше и кто позже? Другой эксперт, усматривавший мировую проблему в рациональном разрешении вопросов питания, попытался выяснить происхождение костей, установив, что именно преимущественно употреблял в пищу бывший обладатель костей. В результате долгих споров и умозаключений было вынесено общее решение, которое, однако, противоречило выводам любого из экспертов. Один из них во всех решительно вопросах остался при особом мнении. Таким образом, заключение специалистов было представлено ведомствам, а те на основании его определили: найденные кости действительно являются человеческими костями и принадлежали человеку по меньшей мере среднего возраста. К сему добавили: хотя и невозможно было установить, кому принадлежали найденные кости – мужчине или женщине, однако, учитывая обстоятельства дела, следует считать, что они могли принадлежать только женщине.
Итак, один вопрос разрешился: были найдены кости хозяйки из Самого Пекла, их можно было положить в гроб вместо камней и земли, гроб опустить в могилу, а могилу засыпать. Но при этом набожных опять одолели сомнения: нужно ли отпевать кости и снова читать над ними: "Земля ты еси и в землю отыдеши…" и так далее? Не довольно ли будет и того, что их положат в гроб, уже отпетый и освященный? По совету Юлы, Юрка быстро разрешил эти сомнения: он велел, чтобы снова звонили в колокола, снова читали псалмы и отпевали, хотя сам был уверен, что найденные кости ни в коем случае не Лизетины. Он повторил обряд для того, чтобы раз навсегда покончить с этим делом.
У властей создалось гораздо более тяжелое положение. Правда, была внесена ясность в происхождение, костей, но требовал разрешения и другой вопрос: какой смертью умерла покойная хозяйка Пекла и как попали в лес ее кости? Тут было много пищи для подозрения, но имелись также признаки, которые позволяли предполагать отсутствие какой-либо виновности. Мыслимо ли считать вероятным, чтобы Юла, беременная двойней, за две недели до родов могла применить насилие к женщине, в помощи которой она сама так нуждалась бы впоследствии? Мыслимо ли было ей после этого идти за мужиком, идти, как все утверждают, совсем спокойно, заставить его за несколько километров тащить доски для гроба – и все это только лишь для того, чтобы доказать, что труп исчез? Невероятно! Другое дело, если она с самого начала действовала заодно с Юркой, – это, конечно, совсем другое дело, но для такого утверждения не было никаких данных. Поэтому оставался только один исход – дело прекратить.
Глава пятая
В то время как Юрка и Юла были заняты хлопотами, вызванными уходом Лизеты прямиком в ад, нагрянула новая беда. Юрка пожелал приписать к церкви своих первых близнецов и снова пошел к пастору. Он совсем не хотел, чтобы в один прекрасный день с ними случилось то же, что произошло с самим Юркой: приходишь к пастору, стоишь перед ним жив-живехонек на своих на двоих, а тут говорят, что тебя, мол, нет – нет в подушном списке. Юрка хотел, чтобы его дети были записаны и чтобы он знал: душа у них есть. Последнему обстоятельству Юрка придавал особое значение потому, что сам желал достичь блаженства и надеялся, что оно не минует и его детей, если у них будет душа.
– А-а! Нечистый из Самого Пекла! – воскликнул пастор, прежде чем Юрка успел поздороваться. – Теперь-то я тебя знаю. Ты пришел как раз во время, у меня к тебе дело.
– Нет, это у меня дело к господину пастору, – сказал Юрка.
Но пастор, не соизволив прислушаться к его словам, продолжал:
– Я уже хотел посылать за тобой, а ты сам пожаловал. Послушай, что тут за история с записями? Я имею в виду твою приходскую запись и твоей покойной жены. В тот раз ты сказал, откуда вы оба родом, но когда я послал туда запрос, мне ответили, что ни тебя, ни твоей покойной жены там не числится.
– Так ведь старуха моя померла, – молвил Юрка, лишь бы что-нибудь сказать.
– Что же такого, что умерла, в приходской записи она все же могла бы числиться, ибо душа не умирает, она вечна. Ну, хорошо, насчет твоей жены будь что будет – оставим, как тебе угодно, мертвых в покое, ибо счет им ведется на небесах…
– На небесах ведут счет душам, – молвил Юрка, перебивая пастора.
– Совершенно верно: их душам ведут счет на небесах, – согласился пастор. – Но как же быть с записью твоей души, ты же ведь живешь? О тебе должно быть записано на земле, потому что ты сам еще обретаешься здесь.
– Я еще здесь, и дети у меня, так что… – вымолвил Юрка, пытаясь свернуть разговор поближе к своему делу.
Но пастор на это сказал:
– Не покажешь ли ты мне еще разок свое удостоверение личности. Оно при тебе?
– При мне, должно быть, – проговорил Юрка, роясь в карманах. Разыскав бумагу, он протянул ее пастору. Тот внимательно поглядел на листок, а потом сказал:
– Да, с виду все как будто бы и в порядке, и печати есть и подписи, а все-таки мне отвечают, что тебя нет.
– Как нет, раз я тут? – уверенно возразил Юрка.
– Я не знаю, почему тебя нет, – ответил пастор, размышляя: "Кто-то здесь заблуждается, а кто – поди-ка узнай", и, пытаясь разобраться в этом, спросил у Юрки: – Кто тебе дал это удостоверение?
– Петр, – не колеблясь, ответил Юрка.
– Какой Петр? – оторопело спросил пастор.
– Какой?… Тот самый, который небесные врата стережет, – с той же уверенностью пояснил Юрка.
"Та-ак. Опять, значит, добрались до рая и ада, как в прошлый раз, – подумал пастор. – Он и посейчас Нечистый".
И пастор спросил равнодушно и деловито, словно речь шла о самых обычных вещах:
– Сам Петр лично дал тебе это удостоверение, из своих то есть рук?
– Нет, – ответил Юрка.
– А как же?
– Ангел принес.
– Почему же он сам тебе не вручил, когда ты к нему ходил?
– Тогда еще не знали наверняка, пойду ли я на землю.
– Почему же не знали наверняка?
– Я хотел со старухой посоветоваться: стоит ли в человека обращаться, чтобы обрести блаженство.
– И старуха, стало быть, рассудила, что стоит?
– Вроде бы так.
– После этого Петр прислал тебе удостоверение?
– Да, после этого.
– А что за ерунда у тебя вышла со старухиными похоронами, как я слышал?
– Почему ерунда?
– Жены-то в гробу не оказалось.
– Откуда ж ей там быть, раз она прямиком в ад ушла; только никто этому не верит.
– Да, оскудели верою люди! – вздохнул пастор. – Натерпишься ты горя, чадо возлюбленное, с этим удостоверением, ибо в конце концов и ему никто не поверит. Скажут – поддельное.
– Как так поддельное! – вскричал Юрка. – Петр сам прислал.
– Подписи-то Петровой нет, вот в чем беда. Ты сам разве не смотрел?
– Нет.
– Так подойди погляди: нету Петровой подписи.
– Я грамоте не знаю.
– Очень жаль, что ты не умеешь читать, иначе ты воочию увидел бы, сколь сомнительна эта бумага. Ты говоришь, что получал ее у Петра, но подписи Петра на ней не значится, вместо этого стоит печать какого-то волостного правления и подпись старшины, – да и та настолько убога и неразборчива, что и не поймешь даже, что это такое.
– Поддельное удостоверение… – бубнил Юрка в раздумье. – Петр, выходит, обманщик.
– Судя по этому удостоверению, кажется – что так.
– И ангелы обманывают… – продолжал размышлять Юрка.
– Неизвестно еще, кто тебя обманул – Петр или ангел, который доставил тебе бумагу, – разъяснял пастор, стараясь вывести Юрку из тупика, а тот своим чередом тоже пустился в объяснения:
– Петр сам, своими устами сказал мне: "Если хочешь родиться на земле, родись; и не надо тебе никакого удостоверения, потому что от новорожденных бумаг не требуют – кто такой, мол, и откуда явился. А попадешь на землю без того, чтобы родиться, то имей удостоверение, что ты родился и все такое". – "Ну, – сказал я, – давай удостоверение, и пойду-ка я на землю, не рождаясь". – "Оно и вернее, – сказал на это Петр, – времена нынче пошли такие, что женщины хоть и беременны, да разрешиться не могут, а коли и родят, так преждевременно. И тебя могут выкинуть до срока, а тогда начинай все сызнова. Может случиться еще и так, – сказал Петр, – что и вовсе не успеешь ты родиться, потому что раньше того весь род людской исчезнет с лица земли".
– Да, возлюбленное чадо мое, лихие настали времена, – согласился пастор.
– Попытайся я родиться от женщины, – с сожалением вздохнул Юрка, – было бы у меня сейчас настоящее удостоверение. Эх ты, Петр, Петр!
Юрка пребывал в большом затруднении. Пастор попытался его утешить:
– Оставим пока это дело, я еще раз хорошенько разузнаю, – может быть, тут просто ошибка произошла.
– Какая же ошибка, раз Петровой подписи нет, – сказал Юрка. – Подделка! Обман!
– В таких делах следует быть очень осторожным, – успокаивающе говорил пастор. – И ты, дорогой мой, не огорчайся из-за этого удостоверения, я сам попробую уладить все с Петром.
Такие речи настолько утешили Юрку, что он, пробормотав слова благодарности, направился было к двери. Но в тот же миг пастор спохватился и крикнул ему вдогонку:
– Юрка, у тебя ведь ко мне дело было; не из-за бумаги же ты пришел?
Юрка остановился, подумал немного, потом повернулся и пошел назад в комнату.
– Что же у тебя на душе, возлюбленное чадо мое? – спросил пастор совсем ласково: ему стало жаль этого крепыша. Большой, сильный, считает себя Нечистым, однако же настолько честен и прямодушен, что его просто ошеломила подделка одного-единсгвенного документа! Очень, видно, хочется ему быть человеком!
– Господин пастор, я пришел, чтобы записать своих детей в приход, – ответил Юрка.
– Чадо мое, ведь жена у тебя умерла, от кого же у тебя дети? – удивленно спросил пастор.
– Дети от Юлы, – ответил Юрка.
– А кто такая Юла?
– Моя жена.
– Так ведь жена твоя умерла, мы только что об этом говорили с тобою.
– Да это не Юла умерла, то Лизета прямо в ад сошла.
– Когда же ты успел жениться на Юле?
– Еще Лизета жива была, тогда и…
– Кто же вас венчал?
– Мы сами.
– Где?
– В лесу.
Только тут пастор понял, что они говорят о разных вещах, и спросил:
– Таю это случилось еще при жизни твоей жены?
– Да, господин пастор.
– А жена твоя знала об этом?
– Bpoiпe бы так.
– Говорили вы об этом?
– А то как же!
– И жили себе втроем?
– Нет, старуха обозлилась, занедужила и померла. Она сказала, что лучше ей сойти прямо в ад. Вот и сошла.
– На твоей душе грех, дорогой Юрка. Зачем же ты так поступил?
– У Лизеты не было детей.
– А может быть, это не ее вина?
– А чья же?
– Может быть, ты сам повинен.
– Насчет детей у нее и с другими мужиками не ладилось.
– Возлюбленное чадо мое, откуда тебе это известно?
– С батраком-то она спала.
– Ты об этом наверняка знаешь?
– Так не зря же я его спалил.
У пастора мурашки по спине побежали. Ему подумалось, как участливо он только что отнесся к Юрке, – и стало стыдно. Но все же он взял себя в руки и спросил:
– Где?
– В сарае. Вместе с сараем и с сеном.
– И никто этого не видел?
– Баба видела, глядела.
– Что же она сказала?
– А ничего. Заплакала. Жалко ей было батрака. Потом обняла меня за шею и сказала, что, мол, теперь-то она мне дорога.
Забавно! В этом было что-то похожее на правду, – так показалось пастору. Когда-то в молодости он сам, будучи нравом погорячее, пустил в ход кулаки, и его жена тогда тоже заплакала, а потом пала ему на грудь, – не бросилась на шею, нет, – и спросила… Да, что же она собственно спросила? Ах да! Она спросила: "Теперь ты веришь, что любишь меня?" Так именно она и сказала. Однако пастор не поверил этому ни тогда, ни позднее; кулаками он защищал только честь – свою и своей профессии. Интересно, если бы он… не сжег, конечно, а убил или застрелил в тот раз соперника, – он мог бы так поступить, и закон не осудил бы его, только вот в пасторах трудно было бы оставаться, как-никак он стал бы убийцей… – Интересно – бросилась бы жена ему на шею так же, как баба этого бедняги Нечистого?…
Пастор словно очнулся от забытья. Юрка все еще стоял перед ним.
– И она вправду была тебе дорога? – спросил у него пастор.
– Мертвая – дороже.
– Почему?
– Она сказала: за кого, мол, я ее принимаю, что хочу от нее человеческих детенышей.
– А то каких же?
– Известно каких – чертенят.
– Что же у Юлы – дети от человека?
– От кого же еще? – спросил Юрка в недоумении и добавил: – Юла – человек, и я теперь человек и хочу спасения души.
– Скажи мне, возлюбленное чадо мое, как же ты мыслишь о спасении здесь, в образе человека, если ты, как сам говоришь, сжигаешь других людей, братьев твоих во господе, если ты нарушаешь святость брака?
– Я хотел детей, и теперь они у меня есть.
– Но по закону это не твои дети, чадо мое.
– А чьи же? От кого они?
– Они не твои, а Юлы. Юла сама должна внести их в списки. Это дети девицы, а не мужчины и женщины, состоящих в законном браке.
– Так выходит, у меня нет детей? – с тревогой спросил Юрка.
– Нет и не будет, поскольку Юла не жена тебе.
– Она жена мне, у меня с нею дети.
– Не у тебя с нею, а у нее дети от тебя.
– Знаешь, господин пастор, – вдруг сказал Юрка, – мне что-то захотелось подпалить этот дом.
– Ай, ай, чадо мое, как ты разговариваешь со своим пастырем духовным! – воскликнул пастор.
– Но ведь если дети только у Юлы, то…
– То следует законно вступить с Юлой в священный брак, чтобы дети ее стали и твоими детьми, вот и все, чадо мое. Это гораздо проще и легче, чем из-за детей жечь дома, ибо, сколько бы ты их ни сжигал, все равно дети девицы так и останутся только ее детьми. Так что ступай к себе в Самое Пекло и…
– Пусть господин пастор все же сперва запишет детей. Двойня, оба мальчики…
– Нет, нет, возлюбленное чадо мое, нынче мы ничего не сможем поделать, потому что, как я уже сказал, нынче твои дети – всего только Юлины дети…
– Одна Юла не может детей родить, ни в жизнь, – вставил Юрка.
– По закону может, – возразил пастор. И тут Юрке вдруг вспомнилось что-то похожее, слышанное им в церкви из уст того же пастора, и он промолвил:
– Как дева Мария?
– Хотя бы и так, если тебе иначе не понять, – согласился пастор, не находя иного исхода в беседе с этим мужиком. – А теперь, чадо мое, запомни, что я тебе скажу: иди сегодня домой, а через два дня оденься почище…