Апраксин кашлянул, то ли от табачного дыма, который не переносил, то ли от сказанного. За годы общения с иноземцами в Архангельском он составил определенное мнение о прочной любви к деньгам почти всех их в Архангельском.
Капитан "Святого пророчества" искоса поглядывал на царя. О чем-то, видно, своем раздумывает царь. Эти русичи не совсем постижимы, даже загадочны. Зачем государю такой громадной сухопутной страны обязательно знать морское ремесло, а впрочем, это его личное дело.
Флам встряхнулся, показал трубкой на берег справа.
- Серый угол, герр шхипер, пора менять курс норд-ост.
Петр для порядка осмотрелся, позвал Апраксина, крикнул Меншикова.
- Быть по сему. Федор, караван надобно оповестить. Алексашка, зови князя-кесаря и Лефорта.
Борт флагманского корабля озарился вспышками орудийных выстрелов. Караван менял курс.
Пред заходом солнца ветер стих, колонна расстроилась, медленно продвигаясь к Терскому берегу. К утру ветер снова набрал силу, но едва в дымке показался Терский берег, нашел сильный туман. На судах ударили барабаны, зачастили корабельные колокола. Каждое судно обозначало свое место, предупреждая столкновение.
Когда туман немного упал, Петр с беспокойством оглянулся назад:
- Штой-то контр-адмирал наш запропастился…
Как потом оказалось, "Святой Петр" попал в переплет. Туман окутал яхту. Гордон начальственно ворчал, но командовал голландский шкипер Енсен. Он выслушивал Гордона, а сам делал все по-своему. Вскоре из тумана прямо по носу высунулась торчащая крестовина.
- О, это наш караван, - обрадовался Гордон, - правьте к нему.
Подвернули к востоку, и вдруг из тумана прямо на яхту двинулась громадная скала.
- О-о! - застонал, закрывая лицо руками, адмирал.
В тумане приняв крест на небольшом островке за мачту судна, яхту повернули к нему, она едва не чиркнула бушпритом о скалистый берег. Спасло яхту то, что она едва двигалась, и команда успела отдать спасительный якорь. Потом буксировали судно шлюпками на безопасную глубину, а в это время караван лег в дрейф, ожидая пропавшую яхту Гордона…
На закате солнца слева осталось устье Поноя, а на рассвете, оставив далеко позади Три острова, обогнули Орлов Нос и вышли в океан. Ветер постепенно зашел к востоку, с севера находила океанская зыбь.
Флам оглядел бескрайний горизонт, и прямо по курсу, и справа, и по корме он был чист, отсвечивая лишь белесой полосой дальних облаков на стыке неба и воды.
- Оттуда находит зыбь. - Флам ткнул потухшей трубкой к северу. - Там недавно сильно штормило.
Петр оглянулся. Яхта Гордона опять не держала строй, отошла влево, прижимаясь к скалистому побережью. Ландшафт Терского берега в этом месте постепенно менялся. Исчезли редкие сосновые рощицы на склонах речных каньонов, вдалеке протянулись цепочки лысых сопок, покрытых кое-где снегом.
Море заштилело, Петр собрал капитанов на совет:
- Пойдем далее к окияну, поелику возможно. Ежели задует противняк, попрощаемся с купцами и повернем в Архангельский.
Лумбовскую губу миновали светлой ночью, а к восходу солнца, когда вышли на траверз Святого Носа, ветер зашел круто к северо-западу и развел большую волну. Началась утомительная лавировка и черепашье продвижение вперед. Слева под берегом протянулась гряда островов. Кто-то из матросов-поморов проговорил: "Семь островов".
- Ну, покуда будет, - решил Петр, - с окияном поцеловались. - И распорядился Фламу: - Давай сигнал на обратный курс.
Пять пушечных выстрелов разорвали безмолвие океана.
Обменявшись прощальными салютами с голландскими и английскими судами, три российских корабля развернулись на обратный галс и направились к Белому морю.
На обратном пути Петр после обеда задержал в каюте Ромодановского, Апраксина и Лефорта.
- Нынче размышлял я о грядущем. Архангельский городок, худо-бедно, единые морские ворота в Европу. Покуда будем через них якшаться с иноземцами. Нынче снарядим "Святого Павла" товарами нашенскими и отправим в Голландию. - Петр посмотрел на Апраксина: - Тебе, Федор, о том забота.
Петр кинул взгляд в узкое корабельное оконце. Вдали исчезал в дымке Терский берег.
- Беломорье добро, но только от становищ наших далече. А главная база в зиму мерзнет. Надумал я пробиться к морю в теплых краях, воевать Азов. Того для не мешкая почнем готовить войско в Москве, по другим местам…
Возвращение первого морского каравана в родной порт не преминула отметить летопись: "Августа 13 числа великий государь на своих кораблях с немецкими из Двинского устья изволил путешествовать на море и ходил на кораблях за Святой Нос, далее Семи островов, и оттоль паки возвратился вспять".
Корабли бросили якоря у Соломбалы, Кегострова, царь собрал по обычаю своих адмиралов отметить первый поход.
Апраксин сидел как на иголках.
- Чего ерзаешь? - пошутил Петр.
- Заботы с фрегатом и людьми для него много, Петр Лексеич. На судне многое привести в порядок надобно, путь дальний, все добротно надлежит сотворить.
- Управимся, завтра и начинай.
- Оно так-то, а людишек сыскивать где? Чаю, не на один месяц нанимать их придется. Шхипера доброго надо. А купцы-то все ушли, матроз не осталось в городе.
- Попытай Енсена.
Ввязался Гордон:
- Я его, государь, уже присмотрел на службу в Москву. Он согласие дал.
- Ну, ежели так, пущай едет. Нам все одно потребны морские вой…
До отъезда царя Апраксин только и сумел, что поставил судно к пристани у Соломбалы и сразу вызвал Никласа.
- Фрегат назначен государем для отправки с товарами к иноземцам. Не сегодня-завтра осмотри, какие недоделки исправить надобно, чего не хватает. Роспись сотвори.
- Это можно, воевода, но завтра не успею. Фрегат велик, и срок надобен к такому делу готовить.
- А ты постарайся завтра доложить. Да помоги мне доброго шхипера сыскать. Потолкуй с земляками…
Всю неделю перед отъездом Петр устраивал застолья, а как без воеводы обойтись? Самому велел всюду быть. "Ему-то небось веселье, - досадовал Апраксин, - а мне ни одного сару-матроса еще не удалось уговорить".
Никлас пожимал плечами:
- Ходил по кабакам, спрашивал, покуда нет ни шхиперов, ни матроз.
- А ты не токмо по кабакам, - сердился Апраксин. - Поброди по Гостиному двору, поспрашивай своих земляков, торговых людей.
Никлас опять "обрадовал" в ответ:
- Фрегат, воевода, подправлять потребно. Такелаж не совсем добрый. Паруса для дальнего пути шить надобно, еще один-два комплекта.
- Для чего такое? - с тоской спросил Апраксин.
- Когда сильная буря, паруса быстро худыми становятся, их менять надо. Кроме того, и рангоут потребен в запас маломало.
- Еще чего? - опять не понял воевода.
- Буря мачты ломит, одну, а то и все. Их чем-то заменять надо. Иначе судну гибель.
Апраксин, остывая, подумал: "А в самом деле, поспешишь, людей насмешишь, а тут дело совсем новое, незнакомое".
Провожая царя, осторожно сказал:
- Петр Лексеич, того, этим летом корабль за море не отправим, не поспеем.
- Што так? - вскипел Петр.
- Наперво, команду не набрать…
- Мне сары сказывали, согласны.
- То тебе сказывали, а на другой день раздумали. Да и само судно неладное. Менять такелаж, шить паруса про запас, поделки другие изготовлять. - Петр раздраженно дергал губами, но Апраксин невозмутимо продолжал: - Кроме того, товару нет в достатке в магазинах, все увезли купцы иноземные. Да и какой товар-то отправлять?
- С купцами нашенскими потолкайся, расспроси. - Петр досадливо махнул рукой. - Гляди, Федор, останься, занимайся делом, меня проводит архиерей…
"Августа 26 числа, в неделю, Великий Государь изволил от Архангельского города, Богом соблюдаем, путешествовать к царствующему великому граду Москве, изволил шествовать большою Двиной".
Проводив царя, возвратился из Холмогор архиерей.
- Поведал я государю о заботах твоих, согласился он, что навряд ли в это лето поспеешь. Двина-то через месяц станет.
У Апраксина отлегло, будто камень с души свалился.
- А я тут отыскал шхипера голландского. У него на бриге-то подшхипер толковый, отведет его судно домой. Токмо деньгу великую ломит, а куда денешься. - Апраксин вздохнул. - С матросами туго, двух только уговорил…
На съезжую воевода заглядывал редко, спешил до ледостава привести в порядок "Пророчество", знал, что хоть царь и дал передышку, а весной загоняет. Но в Приказную избу, как официально называли съезжую, ему пришлось наведаться. В субботу его разыскал запыхавшийся подьячий.
- Почта от государя великого поступила.
"Еще что? Не успел отъехать, позабыл разве что важное, вроде бы все обговорили", - удивился воевода, направляясь в Приказную избу.
Распечатал письмо, и по мере чтения напряженное ожидание сменялось добродушным настроением.
"Min Her, - привыкая к иностранному обращению, писал царь, - сего августа в 29 день на Пенду приехали, слава Богу, живы. Как поехал, за суетою забыл, ныне молю исправить некие нужды, а именно: есть ли лимонов свежих будет много, половину посолить, а другую натереть на сахар искрошивши, всыпать в бутыли, а внутрь изрезать и пересыпать сахаром же в ставикие: а каково делать, и тому послал я образец. А буде мало будет, все заделать в лимонат. О секе и ренском не запамятовать, а об ином из каравана ни о чем не прошу, разве есть ли будут инструменты математецкие или тимерманские. Piter". Апраксин невольно засмеялся: "Ну и ну".
Во второй нынешний приезд в Архангельский Петр пристрастился к иноземному лакомству - лимонам. Каждый день ему подавали их на закуску к водке. А во время качки в море подавали засоленные лимоны, а к чаю обязательно с сахаром.
Письмо кончалось припиской целой компании: "При сем писавый преосвещенный Гедеон киевский и галицкий благословенные посылаю. Фетка Троекуров, Фетка Плещеев, Ермошка Мешюков челом бьют. Один брат Гашка, Алексашка Меншиковы, Гуморт, Алешка Петелин, Оська Зверев, Вареной Мадамкин. С Пенды".
"Пожалуй, перепились всей ватагой на Пенде. Тут тебе все в куче: и князь, и спальники, и бомбардиры, и "арла".
Улыбка постепенно сошла с лица воеводы. "Опять забота, где уж фрегатом заниматься". Крикнул Озерова, неожиданно спросил:
- До Пенды-то сколь верст отсюда?
Дьяк прищурился, соображая:
- Верст полтораста, не менее.
"Шустро прискакал гонец-то", - подумал Апраксин, возвращаясь в архиерейский дом. Афанасий первым делом спросил:
- Стряслось ли что важное?
- Была б охота, отче, у Петра Лексеича на уме то да се, а тут крутись.
Рассказал Афанасию, и тот рассмеялся.
- Молодо-зелено, Федор Матвеевич, переменится. Слава Богу, што государь лимонами тешится, а не батогами…
Зима объявилась на Двине неожиданно… Первые ночные заморозки, как обычно в этих местах, совпали с отлетом последних стай журавлей. В конце сентября слегка подмораживало берега на мелководье, в речных заводях и на озерах. Утром на Покров день стылая земля оделась белым пушистым ковром. Было безветренно, в ночной тишине бесшумно опускались снежинки, сплошь укрывая белой пеленой все кругом. Только черневшая промоина реки напоминала, что зимняя пора еще не пришла. Однако вопреки ожиданиям первый снег так и не растаял. Спустя две недели ледостав сковал Двину, и ранние морозы возвестили о наступлении зимы.
Из Москвы долетали слухи о больших военных маневрах, затеянных царем близ Коломенского, в окрестностях деревни Кожухово. Почти месяц бились между собой две армии - Бутурлина и Ромодановского. Брат Петр, полковой командир, расписывал Апраксину в письме, как десяток с лишним полков пехоты и конницы устремлялись в атаку друг против друга, гремели пушки и мортиры, рвались гранаты и стрекотали пищали, падали раненые, были и убитые. Брат, конечно, не сообщал, но Федор догадывался, что царь не только тешится, но и готовится к войне…
В Архангельском жизнь на реке замерла, но хлопот у Апраксина прибавилось.
Зимняя стоянка деревянных судов в ледяном панцире чревата неприятностями. На глубине река промерзает не на одну сажень, и при сжатии лед легко может проломить борт. А во время ледохода многотонным глыбам льда ничего не стоит сокрушить деревянные скорлупы судов. Чтобы уберечь на зиму мелкие суда - карбасы, гукоры, поморы обычно подводили их к берегу и по возможности вытаскивали на сушу.
Еще до заморозков "Пророчество", "Петра" и "Павла" перевели в заводь, воротами подтащили к мелководью и приткнули корабли носом к отмели. Вокруг кораблей на воде соорудили ограждение из бревен, чтобы застраховаться от ледяных торосов во время весеннего ледохода. Как и на Плещеевом озере, сняли и стеньги с мачт, разоружили снасти и такелаж и убрали в береговые амбары.
Попутно с заботой о зимней стоянке кораблей волновало воеводу комплектование экипажа "Святого Павла". Он предупредил Флама:
- Возможно, по весне, ежели не наберем команду, твоих матросов часть заберем.
Голландский шкипер не соглашался:
- У меня контракт с каждым человеком. Я никого не отдам.
- Государь повелит, отдашь, - посмеивался Апраксин.
Подумывал воевода о том, какие товары отправлять за море. Советовался с купцами, что больше привлекает иноземцев.
- Для начала, воевода, вези в Европу поташ да смолу, пильные доски да хлебушек. Можно и ворвань, и кожи юфтевые, и икорку.
Выспрашивал Апраксин о товарах и шкипера "Святого Павла" Гендрика Номена, с которым наконец-то заключил контракт.
- Што бриг-то твой в Голландию повез?
- Хлеб, воевода, древесину да смолу.
Напоминал шкиперу о матросах:
- Выискивай, Гендрик, матросов среди своих-то замляков.
- Смотрю, воевода. Мало их, заманить деньгами можно.
- Заманывай…
С наступлением зимы наблюдать за стоянкой судов Апраксин вменил ему же. Номен по-хозяйски взялся за дело, сразу затребовал много холста, грубой парусины.
- Чего для тебе столько, Гендрик? - недовольно спросил Апраксин.
- Корабли, воевода, укрыть надобно от снега. Наметет зимой на палубу, забьется по углам, а в тепло растает, вода в щели затечет. А как мороз ударит, худо будет. Разорвет лед древесину, судно негодным станет.
- Откуда сие проведал?
- Так у нас в Амстердаме делают…
Апраксин был доволен: "Молодец Гендрик, о добре печется".
Но морское дело многосложное, всего сразу не охватишь. Гендрик кое о чем позабыл вовремя предупредить воеводу. Помог случай.
Как-то заглянул он в контору начальника таможни, разговорились. Апраксин по старой привычке вникал в дела конторы, расспрашивал все до тонкости.
Услыхал вдруг, что каждый иноземный корабль обязан предъявлять паспорт на таможне.
- Какой такой паспорт? - поинтересовался воевода.
Таможенник недоуменно посмотрел на Апраксина:
- Обныкновенная цидулька на каждом судне заведена в той земле, откуда пришло оное. По всей форме, што за судно, позвище, чьего государя, кто владеет оным.
- Погоди-ка, поведай толком, - прервал его Апраксин, чувствуя, что это прямо касается и его "Святого Павла".
- Да што, воевода, толковать-то. Прежде чем пуститься в море, каждый шхипер получает на руки цидульку, где прописано все, по всей форме. И та цидулька печатью скреплена. А этак любой капер уворует судно да и будет разгуливать за честного шхипера.
Апраксин опешил, но виду не подал, а на следующий день написал подробно царю, как обстоит дело, и заодно просил прислать паспорт.
В Москве отозвались не сразу, видимо, дьяки разбирались, что к чему, первый раз отправляли российское судно за пределы державы.
"Min Her! Письмо ваше выразумев, соответствую, - отвечал царь, видно чем-то недовольный, то ли задержкой отправки фрегата, то ли нерасторопностью своего воеводы, - что корабль, как при мне наряжен был к отпуску, и сары хотя сперва и не хотели ехать, однако после обещалися. А о товаре, какой в него класть, на то мне здесь, в таком будучи расстоянии, делать невозможно; да и там будучи, я говорил: с чем лучше, с тем и отпускай, потому что товар, что класть, и иноземцы, кому то купить, все там, и тебе удобнее то зделать, о чем и я пространнее говорил. А пашпорт прислан будет вскоре, а корабль большой, в ту пору положено, что зимовать, а тот отпустить, и дивлюся, что затем отповеди другой требуете. Piter".
Письмо пришло накануне Рождества.
Так уж сложилось у Апраксина в Архангельском, что все праздники и воскресенья, вечера он проводил в архиерейском доме.
- Вишь, государь-то на меня гневается, - переживал Апраксин, разделяя рождественскую трапезу с Афанасием, - и то не так, и это не эдак. Ты-то, владыко, сам ведаешь, каково мне.
- А ты не серчай на государя. У него дел невпроворот. Совесть-то твоя чиста. А потом, как молвят в людях, до Бога высоко, а до царя далеко. Давай-ка пригубим винца, с Рождеством Христовым тебя.
Вскоре после Крещения Афанасий первым узнал о сборе войска для похода в Крым.
- С патриаршего двора вести дошли, - сообщил он Апраксину, - на Постельном крыльце был указ государев - служилым людям сбираться в Севск да в Белгород к боярину Шереметеву для промысла над Крымом.
- Крым Крымом, а государь мне по осени поведал, што воевать Азов сбирается, - задумчиво ответил Апраксин, оглядываясь на притворенную дверь. - Может, что переменилось.
За год пребывания воеводы в Архангельском у него с архиепископом установились вполне доверительные отношения двух близких по взглядам на жизнь людей. И разговоры их всегда были открытыми.
На масленицу пришел черед Апраксина в своих палатах оповестить сотоварища о новости из столицы.
- Братец Петрушка письмецо секретное переслал с верным нарочным. Государь удостоил его чести, отобедал у него в доме, а после не раз приглашал к себе. В полковниках он состоит и отписывает, таки собираются в поход на Азов. В Воронеже да в Дединове струги нынче ладят, водою поплывут по весне.
Афанасий одобрительно встретил известие из Москвы.
- Пора нечестивых басурман к ответу призвать. Сколь тысяч пленников в Крыму томится, каждый год полную дань платим хану. - Афанасий вздохнул. - Веру нашу христианскую поганят, а прошлым годом набежали на Малороссию, опустошили земли, в полон увели тысячи наших собратьев…
Всю зиму за стоянкой судов присматривал Номен. Почти каждое утро, особенно после снегопада, появлялся он на Соломбале, заставляя плотников, немногих матросов сбрасывать снег с парусины, укрывавшей палубу, скалывать ледяные сосульки. К вмерзшим судам воевода наряжал посадских людей обкалывать пешнями лед вокруг них. В амбарах перебирали снасти, осматривали и чинили рангоут, в швальнях шили новые запасные паруса.
Паруса кроил сам Номан, как заметил Апраксин, на свой манер.
- Пошто паруса другие ладишь?
- Так будет лучше, воевода, каждый шкипер имеет свою задумку, чтобы судно на море лучше управлялось.
- Раз так, пусть по-твоему будет. Тебе ответствовать, - согласился воевода.