А между тем в отношениях с Карлом XII наметились изменения. Пятнадцатилетняя война истощила обе стороны. Петр давно предлагал начать переговоры о мире. Но раньше король и слушать об этом не хотел. По возвращении из Турции его настроения изменились. После поражения под Гангутом, появления русских войск на шведском берегу у шведов действительно "шея стала мягче гнутца"…
Петр спешил в Европу - изыскивать пути к миру и попутно прояснить ситуацию с исчезновением в конце прошлого года царевича Алексея…
Флоту предписывалось крейсировать на дальних рубежах, охраняя подступы к русским берегам. Апраксин в свою очередь предложил:
- Дозволь, государь, прошлую кампанию кораблики наши ракушками обросли, надо бы швецким повестить о нас.
- Что задумал?
- Ежели сподобится где, берега потревожить.
- Добро, но в морскую баталию пока не ввязывайся.
В начале июня генерал-адмирал поднял флаг на шестидесятивосьмипушечном линкоре "Москва". В кильватер ему, растянувшись на несколько миль, выстроились два десятка таких же красавцев. На всякий случай прихватили десант морской пехоты, девять тысяч человек. Эскадра крейсировала от Аланд далеко на юг, к острову Готланд. Неприятель не показывался, видимо, недавний урок пошел впрок. Апраксину приглянулся Готланд, он впервые обошел его со всех сторон. Добрая сотня километров в длину, полсотни в поперечнике, высокие обрывистые берега, холмистые дали, проросшие сосняком. У приглубого берега в устье реки удобное место для десанта. К тому же и пехотинцы засиделись.
- На берегу мирных жильцов не тревожить, - наставлял флагман бравого усатого полковника, ежели есть офицеры, солдаты, полоните. Попадается живность, скотина, гоните к берегу, наши матросы месяц сухарями пользуются.
Все прошло без заминки, высадка была бескровной, с берега доносились лишь редкие выстрелы, а добыча оказалась неплохой - десятки пленных, - а захваченный провиант целый день перевозили на корабли, грузили талями на палубу живую скотину. В матросских кубриках запахло мясными щами…
Три месяца полновластным хозяином бороздила русская эскадра седую Балтику от Ревеля до датских проливов. А шведские моряки в эту, да и в последующие кампании, ничем себя не проявили. Только однажды попалась и сдалась в плен без единого выстрела двадцатичетырехпушечная шнява.
В Петербурге Апраксина приятно удивило письмо Екатерины Алексеевны. "Здравствуй, кум, - писала императрица из-за границы, сообщая разные безделицы, и подписалась: и Твоя кума".
"Вот мы и породнились", - смеялся Апраксин. А скоро друзьям и знакомым генерал-адмирала нашлась причина повеселиться на берегу. Отмечали новую служебную веху - назначение президентом Адмиралтейств-коллегии.
Следующий год обозначился на Балтике мирной передышкой. На Аландах начались переговоры со шведами. И будто нарочно, ко времени. Многие генералы оказались притянутыми к следствию по делу царевича Алексея…
Игру в прятки с царевичем по закоулкам Европы выиграл-таки Петр Толстой.
В последний день января 1718 года крытый возок с Алексеем заскользил, не останавливаясь, в Преображенское. Розыск сразу взял в свои руки царь и предупредил сына: "…ежели что утаено будет, то лишен живота будешь". Через три дня, во время первого же свидания, царевич назвал Петру своих сообщников. Первым из Петербурга в Москву, "за крепким караулом и в наложенных цепях, и на ноги железо", доставили Кикина. Его же первым и колесовали в Москве.
Попутно вскрылась суздальская история о похождениях Евдокии Лопухиной, сосланной в монастырь под караул. Мучительно закончил свою жизнь начальник караула майор Степан Глебов, признавшийся в блудном сожительстве с первой женой царя, - его посадили на кол. Царевич назвал более полусотни фамилий, среди них Петра Апраксина. Его тоже "в железах" повезли в Москву, а Федор Матвеевич предался горестным думам. Однако Петра оговорили понапрасну. Тайная канцелярия розыск вела с пристрастием, но, как написал после освобождения Петр брату, установлена была "моя правда и невинность". А позже отметил, что, возвратившись в Петербург, "брата моего Федора Матвеевича от такой великой о мне печали застал еле жива".
Подлинную картину заговора удалось восстановить лишь после показаний возлюбленной царевича, Ефросинии. Следствие переместилось в Петербург.
Окончательное следствие выявило, что царевич многое скрывал, был далек от раскаянья и чистосердечного признания.
Царь вручил решение судьбы сына на рассмотрение "вернолюбезным господам министрам, Сенату и стану воинскому и гражданскому". В июне 1718 года в новую столицу на Неве для суда над царевичем по вызову царя приехали сенаторы, вельможи, высшие офицеры, духовные иерархи. Сурово и однозначно звучал их приговор: "Смерти достоин". Под приговором первой стояла подпись Меншикова, вторая Апраксина Федора…
В тот год, на исходе осени, поплатилась головой еще одна царственная особа. Шальная пуля сразила в Норвегии Карла XII. Престол заняла его сестра, Ульрика-Элеонора. Швеция повернулась лицом к Англии - там ее спасение, ни о каком мире с Россией не могло быть уже и речи…
На Котлин и в Ревель потянулись по зимнику обозы с порохом, провиантом. Флот готовился к большому походу.
- Токмо устрашеньем на море и берегах его склонить к миру мочно, - встревоженно делился Петр с генерал-адмиралом. - Веселовский из Лондона доносит, лорды во сне видят не токмо добытое нашей кровью отнять, но и зарятся на Смоленск и Киев.
- Готовим флот, государь, нынче по весне два десятка скампавей спускаем, фрегаты, корабли достраиваем.
- Добро, Федор Матвеевич, тут тебе еще дельце одно предстоит, девку Гамильтонову судить будешь. - Адмирал поморщился, но царь недовольно вскинул брови, полушутя заметил: - Более некому, ты у нас един неприкасаемый по части баб, остальные сплошь греховодники. Толстой сыск закончил, тебе приговорить токмо.
- Девка-то молодая, губить жалко.
- Приговаривай по указу, за детоубийство.
Апраксин тяжело вздохнул, откланялся…
История эта началась прошлой осенью. При Екатерине I фрейлиной состояла Мария Гамильтон, или, как ее звали придворные, Гамильтонова девка. Предки ее, из шотландцев, осели в России еще при Иване Грозном. Красавица когда-то привлекла внимание Петра, который "усмотрел в ней такие дарования, на которые не мог не смотреть с вожделением". На очередной флирт супруга царя Екатерина взирала, как обычно, сквозь пальцы. Поговаривали, что волочился за ней Меншиков, но получил отбой. Потом Мария связалась с денщиком Петра Орловым. И, как случайно выяснилось, дважды от него понесла и обоих рожденных младенцев умертвила…
Мартовским солнечным днем Апраксин, как всегда, собрался в Адмиралтейств-коллегию, но флигель-адъютант доложил, что прибыла фрейлина императрицы.
- Ее величество просит вас безотлагательно к себе.
Екатерина встретила с улыбкой:
- Здравствуй, кум.
Апраксин поклонился, поцеловал ручку. С первых же слов понял причину вызова: "О Гамильтоновой девке просить будет". На просьбу императрицы о смягчении приговора ответил почтительно, но твердо:
- Государыня, мы под законом Божьим и державным все равны, отступать от него непозволительно…
Приговор состоялся на следующий день: "…за такое ее душегубство, в чем она повинилась, казнить смертию".
Умоляла царица мужа простить грешницу.
- Чей закон, Катеринушка, выше, мой или Бога? - спросил царь.
- Бог нам судья.
- Так Бог и велит ее не миловать, а казнить…
На раскидистых ветвях деревьев, окружающих Троицкую площадь, гомонили сотни прилетевших грачей. Солнечные лучи подтапливали замерзшие ночью лужицы. Мешая талый снег с грязью, вокруг помоста топтались люди. Такое зрелище нельзя упустить. Царь самолично казнил девицу, не хотел, чтобы кто своими грязными руками касался тела некогда близкой женщины.
Последний раз, стоя на коленях, молила истерзанная Мария о пощаде. Царь поцеловал ее:
- Не могу, без порушения государева и божеского закона. Прими казнь, и верю, что Бог простит тебя в грехах твоих.
Взмахнул топором, поднял за волосы мертвую голову, поцеловал ее и бросил на землю.
Май 1710 года начался удачно. Капитан-поручик Александр Апраксин за пять дней взял восемь призов, о чем немедля донес генерал-адмиралу: "Со своим фрегатом "Лансдоу" от 8 до 13 числа взял восемь призов. Шкипера спрашивал - наши корабли не ведают, что тамо при Данциге готовы для рюйса три корабля - один в 60 и два по тридцать пушек, из которых на одном брейд-вымпел и за противным ветром не вышли".
Почитав донесение, царь похвалил:
- Твое семя Апраксине восходит доброй порослью, мню, Наум их не упустит, он там сторожко крейсирует.
Наум Сенявин и не упустил. Между Эзелем и Готландом светлой полночью началась погоня. Четыре линейных корабля и шнява устремились в погоню за тремя шведскими кораблями. Погоня была долгой, битва напряженной, победа блистательной. Сенявин пленил линкор, фрегат, бригантину во главе с капитан-командором Врангелем.
- Славная виктория, добрый почин русскому флоту учинил капитан-командор, - поздравил царь Сенявина.
На Аландах собрался военный совет, Петр сурово произнес:
- Сестра Ульрика замирения не ищет, на помочь аглицкую уповает. Нам мир люб, однако неполезного мира не учиним. - Повернулся к Меншикову: - Читай.
Тот встал, поправил съехавший на глаза парик.
- Генерал-адмиралу Апраксину повелеваем: флоту, раздельно, в две эскадры, в две сотни вымпелов, двадцать шесть тысяч морских солдат высадить на берег неприятеля искать оного на его же земле. - Меншиков на минуту остановился и продолжал: - Повелеваем мирных людишек не токмо в плен не брать, но не грабить их и ничем не досаждать, постращать, но внушить им, что сенат их не склонен к миру, а потому пришли мы-де единственно для того, чтобы желаемого замирения достигнуть можно было.
Петр добавил жестко:
- Храмы ихние не касать под страхом смерти.
Царь задержал Апраксина:
- К шведам поведешь флот самолично. Мне недужится, задержусь на Лемланде, обустрою базу, кораблями распоряжусь, тебя прикрою.
- Дозволь, господин вице-адмирал, к Стокгольму посунуться, королевский замок потревожить.
- Раненько, Федор, рискованно. Нынче разведай фарватеры, берега, сколь войска. В следующую кампанию нагрянем. Я к тебе инженеров и навигаторов переправлю…
Галерный флот под флагом генерал-адмирала направился к Стокгольму, а царь послал к датским проливам поручика Николая Головина.
- Пойдешь к датским проливам. - "Времечко-то летит, давно ли его батюшка первым флагманом был", - глядя на офицера, размышлял Петр. - Там аглицкая эскадра. Передашь адмиралу Норрису, старому знакомцу, мою эстафету. Пускай поведает, чего для на Балтику пожаловал.
Головин отправился на фрегате "Самсон" в сопровождении линкора и пинка.
- Следом пойдут фрегаты и корабли на видимости, - предупредил Петр капитана Конона Зотова. - Держи ухо востро, аглицкие, ведомо, лисы.
Норрис принял посланца почтительно, невозмутимо ответил царю: "Я прибыл для оказания покровительства купечеству нашему". Как часто бывало, лицемерили англичане. У него в столе лежал секретный приказ лорда Стенгопа: "Предпринять все, что в Ваших силах, чтобы уничтожить русский флот".
Английский адмирал раздумывал, как ему сподручнее исполнить приказ из Лондона, а русский адмирал с флотом действовал в трех десятках километров от Стокгольма. По пути, на островах, уничтожали медеплавильные и другие заводы, захватывали пушки, купеческие суда; на берега пролива высаживали тысячные отряды пехоты; казачьи сотни достигали предместьев шведской столицы. Всюду Апраксин посылал боцманов промерять фарватеры, составлять планы и карты. Отряд полковника Барятинского вступил в бой и обратил в бегство семнадцатитысячный корпус принца Кассельского. Отряд командора Змаевича при поддержке оружейного огня с галер также высадился на берег, сжег замок графа Вердена.
- У крепости под Стокгольмом стоит эскадра, пять линкоров и пять прамов, поперек фарватера суда затоплены, железные цепи протянуты, - доложил Змаевич флагману.
- И то ладно, - сказал Апраксин, - теперь сюда наведаемся не вслепую.
К северу Апраксин послал второй отряд галер, генерала Ласси. И там всюду шведы в панике отступали.
В эти дни к Норрису полетел отчаянный призыв британского посла в Швеции. "Самое главное, перехватить царя и не дать ему достичь Ревеля. Перережьте ему путь отступления! Бог да благословит Вас. Джон Норрис. Каждый англичанин будет Вам обязан, если Вы сможете уничтожить царский флот, что, я не сомневаюсь, Вы сделаете".
Норрис наконец-то соединился со шведской эскадрой, но было поздно.
Выслушав доклад Апраксина, царь расцеловал его:
- Покойный брат Карла Москву воевать хотел, ан вышло - русские Стокгольм за грудки трясут.
Генерал-адмирал слушал царя, а думал о будущем:
- Аглицкие-то вряд ли отстанут, господин вице-адмирал, будущим годом ждем их в гости.
- Встретим их хлебом-солью, - Петра не оставляло хорошее настроение, - хлебом абордажным, солью картечною.
С приходом весны обнажилась земля, растаял лед в Финском заливе. Природа сбрасывала зимнее покрывало. Выявились и скрытые раньше замыслы английских политиков. Король Георг I заключил союз со Швецией против России. Тут же отшатнулись от России Пруссия и Дания, хмурился император в Вене, затаились в Варшаве.
- Проклятые обманщики, - в сердцах чертыхался Петр, - ну, погодите, дайте срок.
Вместе с Апраксиным и генералом Михаилом Голицыным обсуждали план на лето. Зимой сорвался задуманный Петром поход казаков по льду Ботнического залива к берегам Швеции. Зима выдалась теплая, лед оказался тонким.
- Нынче, адмирал, распоряжайся всем флотом самолично. Я буду на Котлине, займусь обороной. Ежели крайняя нужда, повести. Генеральная задумка прежняя, держать шведов в страхе и на море, и на берегах. Ты, князь, - кивнул царь Голицыну, - пойдешь на Аланды с галерами и войском. В море не рыскай. Ежели шведы посунутся, заманывай их в шхеры, абордируй. Ты у Гангута был, стреляный воробей.
Едва ревельская бухта очистилась ото льда, на внешний рейд вытянулась семерка линейных кораблей и фрегат. Эскадра капитан-командора Гофа изготовилась для поиска к берегам Швеции. Апраксин напомнил задачу командору:
- Первое, пошли фрегат к проливам. Там ему крейсировать. Завидит англичан, мигом к тебе, потом сюда эстафетой. Сам пройдешь от Борнхольма к северу, вдоль бережка. Присмотри пустынные бухты для стоянки нашей эскадры. Всех шведских купцов осматривай. Ежели с пушками, бери в приз. Иноземцев особенно не трогай, но заподозришь - проверяй. Выявишь пушки, ружья, порох - заарестуй. Остальное по инструкции. С Богом, отправляйся!
Месяц кипел аврал в Ревеле. На входных мысах устанавливали дополнительные пушки, оставшиеся корабли заняли пристрелянные позиции. На случай высадки десанта небольшой гарнизон усилили местными жителями, раздали им ружья.
В последний майский день у входа в ревельскую бухту замаячили паруса англо-шведской эскадры, десятки вымпелов под командой Норриса. На юте английский флагман в подзорную трубу внимательно разглядывал бухту.
На входных мысах появились новые укрепления, на них, конечно, орудия. В глубине бухты правильным полукругом замерли в ожидании боя корабли. Они наверняка распределили цели.
Вдали по берегу скакали вооруженные всадники, виднелись орудийные повозки. Несомненно, русские неплохо подготовились к встрече. Из глубины бухты к флагману направилась шлюпка. На корме стоял парламентер, размахивая белым флагом.
Русский офицер доставил письмо адмирала Апраксина.
- "Зачем пришли? - недовольно, выпятив губу, слушал перевод Норрис. - Такое ваше приближение к оборонам здешних мест принадлежащим, не инако, как за явный знак неприятства от нас принято быть может и мы принуждены будем в подлежащей осторожности того себя содержать".
Английский адмирал посчитал ниже своего достоинства отвечать русскому адмиралу:
- Передайте адмиралу, я буду сноситься только с царем.
Получив ответ, Апраксин возмутился:
- Не по чину берет Норрис. Письмо сие не распечатывать, возвернуть автору.
В конце концов англичанин сообщил, что прислан, мол, посредничать в переговорах России со Швецией.
- Хорош посредничек, - ухмыльнулся Апраксин, - прихватил тыщу пушек. Ответствуй, - кивнул адъютанту. - Ежели король аглицкий желает государю добра, пущай шлет посланника, хоть и самого Норриса, но с грамотой. И без пушек, в Петербург.
Ответа Апраксин не дождался, ночью его разбудили.
- Над островом Нарген дым и огонь, неприятель снимается с якорей.
Спустя два часа паруса незваных гостей растаяли на западе в предрассветной дымке…
Оказалось, что Норрис поспешил к Стокгольму, там началась паника, русские казаки, посланные Голицыным, наводили ужас в окрестностьях Умео…
И там Норрис опоздал, ударил "по хвостам". Выполнив задачу, войска погрузились на галеры и отошли к Аландам. Здесь Голицын оставил дозоры и, опасаясь эскадры Норриса, отстаивался в Гельсингфорсе. Петр узнал, что шведская эскадра "обижает" наши дозорные галеры.
- Будет отстаиваться в гавани, - упрекнул он Голицына, - поднимай якоря, спеши к Аландам, надобно шведов отвадить навсегда. Как договорились, завлекай в шхеры и азардуй. Не позабудь абордажные лестницы.
Удача сопутствует смелым. Князь Голицын помнил напутствие царя. При встрече у острова Гренгам с превосходящей по силе шведской эскадрой не оплошал. Во-первых, завлек неприятеля в шхеры. При первых попытках развернуться, навести пушки шведские корабли сели на камни, а тут-то морская пехота взяла шведов на абордаж. Трофеи - четыре фрегата и четыреста пленных - привел генерал Голицын к устью Невы.
Сражения у Гренгама и Гангута удивительно совпали по датам - день в день - 27 июля, так и вошли в скрижали истории…
Тридцатого августа 1721 года Россия и Швеция подписали "вечный истинный и ненарушаемый мир на земле и на воде".
"Николи наша Россия такого мира не получала", - с облегчением вздохнул Петр.
На площадях трубили трубачи, палили корабельные и полковые пушки на Троицкой площади. На улицы выкатили кадки с вином и пивом, начались многодневные и многолюдные торжества в Петербурге, Москве, по всей России.
Петр жаловал генералов и адмиралов. Апраксин уже имел высший флотский чин, ему одному присвоили носить в море особый кайзер-флаг. Давно прощенный Крюйс стал адмиралом, Меншиков и Сиверс - вице-адмиралами. Первый чин шаутбенахта из русских капитанов получил Наум Сенявин…
Не остался без внимания подданных верховный иерарх виктории. Девять сенаторов, среди них Апраксин, просили царя принять титул "Отца Отечества, Императора и Великого".
После этого Апраксин поздравил императора с новым флотским чином. Создатель флота "в знак понесенных своих трудов принял от генерал-адмирала и других флагманов чин полного адмирала".
Петр ответил кратко: