- Да, по той или иной причине.
- По вполне определенной причине.
Абель ничего не имел против такого дела, и, когда он направился к церкви, ноги сами несли его. Месяц был на ущербе, казалось, будто он, лежа на спине, плывет к облакам. Ни птички, ни одной живой души на церковной горке, лишь из прорезей колокольни время от времени доносится посвист. Хороший вечер. Если бы кто-нибудь попался ему навстречу в воротах и спросил, куда это он держит путь, Абель ответил бы с хитрецой: "Эх, знал бы ты куда!"
Он хорошо ориентируется здесь, подходит к окну и пытается заглянуть сквозь него - на месте ли браслет. Но с такого расстояния и при таком слабом свете углядеть его невозможно. Он окидывает взглядом кладбище. Крумова вдовица не сидит здесь больше и не горюет, как в прошлый раз, она и сама умерла. Сейчас здесь никто не сидит, осень, холодный ветер, самый подходящий вечер.
Он начинает сверлить, инструментов у него при себе немного, сверло да тонкая стальная пластинка, чтобы поддеть оконную скобу. Все сделано быстро, недаром у него такие искусные руки, и уж верно ему доводилось иметь дело с окнами более сложными. Потом он подтягивается на руках и боком проскальзывает внутрь. Всего лишь несколько движений бедрами, детская игра. Да и вся затея не более чем игра, до смешного легко влезть и снять браслет и вылезти обратно, настолько легко, что Ольга вполне могла бы это сделать и сама.
Когда он вылез из окна, то увидел во дворе какую-то фигуру и сразу понял, кто это. Она одета как и сегодня днем и так же беспокойна.
Оба молчат, покуда он не становится на землю обеими ногами, потом начинают шепотом:
- Нашел?
- Да.
Она берет его под руку и выходит с ним за ограду.
- Пожалуйста, - говорит он.
- Господи, до чего ж тяжелый! - восклицает она. - Я готова поцеловать тебя за это, если ты, конечно, хочешь.
- Нет, слишком уж легко это далось. Ты и сама могла бы справиться.
- Мы забыли закрыть окно.
- Лучше пусть стоит открытым с накинутой скобой. Тогда оно не будет хлопать.
- Ну, значит, все в порядке, - сказала она. - Спасибо, Абель.
Абель:
- А зачем ты приходила?
- Мне тебя стало жалко. Не хотелось, чтобы ты был совсем один. Да еще из-за меня.
- Не понял…
- Ну, если бы кто-нибудь прошел мимо…
Они молча спустились с церковной горки и расстались перед ее дверью.
Но день спустя она пришла в "Приют моряка" и прямиком проследовала в его комнату. Этот визит поверг Абеля в смятение, и он растерянно предложил ей свой единственный стул.
- Ты мне можешь дать взаймы две тысячи крон? - спросила она.
Абель даже рот разинул:
- Что? Да, да, с удовольствием.
- Дашь? - воскликнула она и шлепнулась на стул.
Ольга была очень возбуждена, но на сей раз не накрасилась и потому выглядела привлекательно. На запястье у нее был браслет, она им позвякивала и вообще выставляла напоказ. Откуда такое беспокойство? Она встала и снова села, без всякой нужды протянула ему руку, смеялась и вздыхала. Нервы. Истерия. Речь у нее тоже была сбивчивая.
- Мне очень стыдно. Понимаешь, я уже давно это знала, а у него денег не было. Виновата во всем я, и, стало быть, мне искать выход. Я пошла к Фредриксену. Это было вчера. Нет, сказал он. Я сходила к Фредриксену и ушла ни с чем. Нет, потому что он перекупил долю моего отца в "Воробье" и теперь у него ничего нет. Конечно, это враки, но у него ничего больше нет. А вчера я встретила тебя и подумала про кой-какие кольца и про браслет, но этого, к сожалению, мало. А виновата во всем я. Мне до того стыдно, один Бог знает, как мне стыдно. Вот я пришла, я рискнула попросить тебя…
Абель:
- А чего вы боитесь?
- Ревизии. Касса у него при конторе. Но во всем виновата я, он ни разу не сказал мне: нет. Я стала бедная, отец стал бедный, и мы брали деньги из кассы. В тот раз недостачу удалось покрыть. Не самым красивым образом, я просто заложила кое-что у одного знакомого, но этого я не очень стыжусь, по-настоящему мне стало стыдно только сейчас…
- Успокойся, Ольга! Когда должна быть ревизия?
- Сейчас. В любую минуту. Фредриксен не захотел, он лежал в постели, он больной. Я никогда ничего подобного не слышала, ему скоро умирать, а он все равно не соглашается. Я его просила-просила - нет. В тот раз удалось покрыть, но мы опять взяли деньги из кассы. Вот я и подумала про кольца и браслет и тому подобное, но, как мне сказали, это на много не потянет. Они поглядели, но ничего не захотели дать под них. Вообще-то я не собираюсь их продавать, сказала я, не в том дело. Но дело конечно же в том.
- Сколько тебе нужно на все про все? Только успокойся.
- Он говорит, что две тысячи.
- А стоит ли из-за двух тысяч так заводиться?
- Неужели не стоит? О, Абель, Бог тебя благослови!
- Ты подождешь здесь или пойдешь со мной?
- Пойду с тобой. Нет, подожду здесь. Ты надолго? Ну, конечно, я подожду здесь. Чтоб не мешать. Я пока прилягу, - сказала она, бросив взгляд на кровать. - Пока прилягу. Можно, я прилягу? - Она сняла пальто.
- Как ты разволновалась!
- Понимаешь, он мог бы этого и не пережить, и вся вина осталась бы на мне. Я к нему очень хорошо отношусь, я его люблю и хочу ему помочь, чем только смогу, но закладывать себя я больше не хотела бы. Он не говорит, что во всем виновата я, но, конечно, это так. Он слишком порядочный, чтобы сделать что-нибудь недостойное, слишком хороший человек, без единого пятнышка. Помощник судьи, его отец умер бы, мать сошла бы в могилу, сестры - у них вся семья такая. Сам-то он ничего не говорит, сидит у себя в конторе и работает сегодня, как всегда, хотя над ним навис приговор, - и ни слова. По сути дела, совесть у него чиста, во всем виновата я. С самого начала и все время. Я слишком дорого ему стоила: покупала все, что ни увижу, все, на что я указывала пальцем, мне предоставляли, денег не считали, одежда по последней моде, винный погребок, три месяца верховая лошадь… Извини, Абель, я немножко прилягу. Вот, так хорошо. Ты смеешься?
- Да, но я не скажу тебе почему.
- Надо мной?
- Да, ты уж извини. Ты воображаешь, будто тебя поставили на колени, и при этом не забываешь изображать из себя великую разорительницу. Ты говоришь: последняя мода, погребок, лошадь. Да все твои побрякушки не стоят и двух тысяч.
- Ты прав, Абель. Не щади меня.
- Нет. Все дело в том, что ты сама себя заводишь. И все преувеличиваешь. Ты говоришь, он не переживет - еще как переживет! Но отчаяние твое вполне искренне, тебе кажется, что это не шутка, твой муж, которого ты любишь, попал в беду. Вот если бы ты могла относиться ко всему не так серьезно. Например, как я.
Абель надел шляпу и кивнул.
- Ты уже идешь?
Она вскакивает с постели и восклицает:
- Я тоже хочу с тобой! Я тебя одного не пущу. Не то они подумают, что это опять на дом для Лили, или как ее там зовут. Пусть все видят, что это для меня. Ах, до чего я дошла…
- Успокойся, Ольга! Хочешь, я тебя уложу и укрою?
- Да, спасибо, укрой меня моим пальто.
Пока он ходил, она уснула. Сон был не очень спокойный и не очень продолжительный, но тем не менее вполне для нее полезный. Она проснулась, сразу обрела ясность мыслей и соскочила с постели.
- Ты там был? Ты их взял? Бог тебя благослови. Это взаймы, Абель, у меня еще будут деньги, я думаю, что когда-нибудь у меня будет много денег. Все к тому идет. Но зато я спихну эту ревизию и не буду ни во что замешана. Бедняжка, он сидит и страдает. Который час? Мне надо застать его в конторе, а дорога неблизкая.
- Может, отвезти тебя?
- Нет, нет, ничего больше для меня не делай.
Она набрасывает пальто, надевает шляпку, она уже готова.
- Я не бледная? У тебя зеркала нет?
- Вот, маленькое. Впрочем, ты сейчас красивее, чем всегда. Без краски просто здорово.
- Спасибо тебе, Абель.
Она подает ему руку и уходит.
Он замечает, что шляпка у нее сидит задом наперед, и кричит ей об этом вслед.
- Да, - отвечает она, - но это я нарочно. Они все привыкли покупать такие же шляпки, как у меня, и вообще обезьянничают - вот я и хочу поглядеть, станут ли они, как я, носить шляпки задом наперед.
Раз касса спасена - значит, спасена жизнь и честь. Один Бог знает, как она объяснила ему происхождение денег, может, сказала, что ее отец оказался богаче, чем все предполагали, а может, что их выручила очередная фамильная драгоценность. После того как она предложила ему одно из этих объяснений, он, как человек чрезмерно деликатный, не счел для себя возможным докапываться до истины, а как человек в нужде - отвергать ее помощь.
Неожиданное спасение так хорошо подействовало на молодого Клеменса, что он взял себя в руки и наконец-то довел до конца процесс с лесоторговым обществом "Пистлейя".
"1. Не было и не могло быть доказано, что за ложными сведениями, благодаря которым совершилась покупка леса, стояла дирекция лесопильни. Управляющий хотя и всеми уважаемый человек, но, лишившись места, страдает легко объяснимой депрессией и в этом состоянии полагал, наверно, уменьшить свою долю ответственности, свалив вину на дирекцию.
2. Поскольку почти единственный держатель лесопильных акций разорен дотла, возможный приговор не достигнет иной цели, кроме как подвергнет незаслуженному унижению достойного человека".
Лесоторговое общество "Пистлейя", правда, поворчало насчет выводов молодого Клеменса, но от своих претензий отказалось. Иначе процесс растянулся бы на долгие годы.
По каким-то причинам Абель вдруг начал поспешно распродавать мебель и диковины из сарая. Он был крайне занят несколько дней подряд, вызвал старьевщика поглядеть на это добро и оценить. Сделка была почти завершена, но не состоялась по вине Абеля, который потребовал, чтобы ему заплатили наличными. Старьевщик удивленно на него воззрился:
- Да что значат жалкие кроны и эре для такого человека, как Абель Бродерсен?
- Вы думаете, я богатый, - сказал Абель, - но я вовсе не богатый.
Проходили недели и месяцы, больше он к этому делу не возвращался, и привычное равнодушие снова овладело им. Ему уже несколько раз напоминали, чтобы он уплатил за комнату, но его это совершенно не волновало. Вообще они старались его щадить, потому что он прожил у них много лет и к тому же был известный богач Абель Бродерсен, но под конец все-таки переслали ему счет через его мачеху, через Лоллу.
- Да! - сказал Абель. - Прямо сегодня же.
Он разыскал другого старьевщика, отвел его в сарай и предложил оценить. Но на сей раз Абель решил сохранить многое из своего добра: кровать, диван, стулья, стол и несколько картинок с изображением плывущих кораблей. Чтобы не остаться совсем уж без ничего, объяснил он старьевщику.
- Тогда почти и продавать нечего, - сказал тот.
- Да, почти, - согласился Абель.
- А страусиные яйца, раковины и отравленные стрелы мне не сбыть. Здесь больше не осталось старых шкиперов, которые этим интересуются.
- Может, возьмете несколько ношеных костюмов? Они у меня в комнате.
- Вот это уже лучше, на костюмы есть спрос. Но давайте хорошенько рассмотрим, что у нас тут есть. Все эти мелочи мы даже не станем вносить в список, накинем за них несколько крон, и дело с концом.
Абель показал ему шкатулку без замка и ключа, тонкая работа по меди и секретный механизм на дне вместо замка.
- Да, - сказал старьевщик, - фру Клеменс, может, и купила бы это в былые дни, Ольга Клеменс. Она заходила ко мне, отыскивала всякие диковины, вышивку жемчугом и тому подобное, но теперь у нее, пожалуй, нет денег на покупки.
Завершив дела в сарае, они направились к "Приюту моряка" - два комплекта ношеного платья оказались вполне добротным товаром - и определили цену, старьевщик предложил круглую сумму с рассрочкой на три месяца.
Опять та же история: Абель не мог ждать и снова объяснил, что он вовсе не богат.
- Тогда вы можете получить деньги в банке по моему чеку, - сказал старьевщик, но Абель снова погрузился в равнодушие и сказал:
- Сходите сами.
Старьевщик сходил, вернулся с деньгами, забрал костюмы и наконец ушел.
Абель облегченно вздохнул. Сколько хлопот из-за неоплаченного счета, ради посторонних людей, так сказать. Ему-то какая в том корысть? Когда он спустился в контору и выложил перед ними "круглую сумму", они вытаращили на него глаза. Это такая малость!
- Остальное завтра, - сказал Абель.
Но не пришел ни завтра, ни на следующей неделе.
И у "Приюта" не осталось иного выхода, как снова обратиться к мачехе, к Лолле.
- Что с твоим счетом в банке? - спросила она.
Абель улыбнулся:
- Сколько забот у тебя! Я завтра заплачу.
Дело обстояло так, что Абель выкупил дом для Лили, для той, что замужем за Алексом, но она начала занимать деньги под дом и проедать его по частям. А что ей оставалось делать? Муж уехал и не подавал признаков жизни, а ее мать, вафельщица, не могла прокормить их всех.
Банк шел навстречу Лили, под конец она получила под свой дом весьма изрядную сумму, тогда Абель пришел к ней и попросил ее подбросить ему хоть что-нибудь из этого займа. Будучи опытной кассиршей, Лили подумала, что все идет не совсем так, как надо, но Абель только улыбался. Теперь он уплатил за квартиру, на какое-то время у них снова были деньги, дело шло к весне со светлыми ночами, они блаженствовали в теплом доме, и жилось им очень даже неплохо. По вечерам они укладывали детей в спальне, а сами в полном мире и согласии располагались на большой постели.
Однажды под утро они проснулись от того, что кто-то шнырял вокруг дома. Лили вскочила с постели и выглянула в окно.
- Это Алекс! - шепнула она.
Абель начал натягивать на себя одежду, но не успел: дверь распахнулась, и Алекс заорал:
- А ну, выходи!
Абель и вышел как был, с ботинками в руках.
Было уже вполне светло, какое-то мгновение они стояли, глядя друг на друга. Алекс был непривычно груб, совсем даже на него не похоже. Он говорил мало, но слова были громкие и полные угроз.
- Ну, теперь я тебя застрелю! - сказал он.
Абель стоял нагнувшись и надевал башмаки.
- Ты что, не слышишь, что я тебя застрелю?
- Дурак ты, - пробормотал Абель.
Раздался выстрел.
Абель выпрямился и сказал:
- Ты никак стреляешь в меня из моего револьвера?
Алекс еще раз выстрелил, и на сей раз более удачно.
Абель простонал:
- У-у, гад!
В дверях появилась Лили и спросила:
- Вы стреляете? Кто из вас стрелял?
- Он, - ответил Абель, - из моего револьвера. Это он украл мой револьвер, про который я говорил. Хорош гусь!
- А ну, прочь отсюда! - приказал Алекс.
- Ты забыл, что он когда-то спас тебе жизнь?
Алекс подскочил и снова заорал:
- Если ты сейчас же не уйдешь, я тебя застрелю!
Ни один из них не обращал внимания на рану, но, когда оказалось, что у Абеля сильно течет кровь, Лили сбегала в дом и принесла что-то вроде бинта. У нее плохо получалось сделать повязку, потому что она не переносила вида крови.
- Да нет, выше раны, черт подери! И затяни потуже! Потуже, говорю! Господи, опять развязалось!
Лили в отчаянии кликнула мужа:
- Неужели ты не можешь затянуть?
- Нет, - ответил Алекс.
Абель:
- Я плохо управляюсь левой рукой, не то я сам наложил бы повязку.
- Значит, ты не можешь нам помочь? - причитала Лили.
- Нет! - ответил Алекс, однако положил револьвер и подошел поближе.
- А ну, убирайся! - скомандовал Абель. Он зажал конец бинта между зубами, и ему удалось справиться без чужой помощи. Готово. Он поднял револьвер с земли и оглядел его. - Ну, конечно, мой. Ну, ворюга, и гад же ты!
- Забери свою одежду, - говорит Лили.
- Вот это верно! - кричит Алекс вслед ему. - Забери свое дерьмо отсюда, бабник чертов.
- А ведь он, между прочим, спас тебе жизнь, - вставляет Лили.
Они продолжают говорить и после того, как Абель ушел. Алекс вполне трезв и выражается не слишком изысканно. Поначалу он вообще отказался войти в комнату.
- После него? - кричал он. - Нет уж, извини, этого я делать не стану.
Но потом он все-таки вошел и стал оглядывать комнату - не осталось ли чего после Абеля.
- Что такое? - вдруг спросил он. - Это случайно не его подштанники?
- Нет, это мои, - отвечала Лили, не моргнув глазом.
- Ты что, начала носить мужские подштанники?
Лили:
- Всякое приходилось носить, пока тебя не было. У меня не на все хватало денег.
Он снял куртку и на какое-то время застыл с ней в руках, размышляя над ее ответом. Интересно, разве мужские подштанники дешевле? Потом, не придя ни к какому выводу, спросил:
- Ты и в самом деле его принимала?
Лили не ответила.
- Я тебя спрашиваю - принимала или нет?
Лили:
- Тебя ведь не было.
Алекс допытывается, задает вопросы, он хочет знать больше, он желает подробностей. Лили отвечает через раз.
- Как часто он здесь бывал?
- Нет, нет, совсем не часто. Можно сказать, только сегодня первый раз зашел.
Он вдруг распахивает дверь спальни, заглядывает туда и, отпрянув:
- Сколько их, я тебя спрашиваю?
Лили молчит.
- Сдается мне, их теперь трое.
- Ты ведь все не приходил и не приходил.
Он садится. Судя по всему, ему приятно наконец-то сесть.
- Сдается мне, я видел троих, - говорит он.
- Ты ведь домой и носу не казал, - говорит Лили.
- А ты можешь мне объяснить, почему их там трое?
Лили:
- А разве Ловиса Роландсен не рожает детей? Теперь их у нее девять. Думаешь, ее муж - их отец?
- А почему б ему и не быть отцом?
- Тенгвальду-то? - восклицает она. - Да он и воробышку не мог бы стать отцом.
Алекс размышляет над услышанным.
- Зато твой дружок совсем другого сорта, как я погляжу.
- Ах, Алекс, не говори так и не поминай больше его имя. Для меня просто нет другого мужчины, кроме тебя.
Сказанное явно смягчает Алекса, но все равно он обязан опровергать ее слова как пустую болтовню, вранье, обман.
- Больно меня это интересует.
- Я так плакала, так тосковала по тебе, что чуть с ума не сошла.
- Черта с два ты тосковала! А кстати, не думай, что мне чего-то не хватало, - говорит он, надуваясь важностью. - Довольно нашлось таких, что были бы рады меня заполучить.
- Я и не сомневаюсь, - кивает Лили.
- Но я в упор не вижу замужних женщин и вообще семейных, не так, как этот твой поганый бабник.
- Ты прав! Я и сама не представляю, как я могла на такое решиться. Он же для меня пустое место.
- Ты ему разве не говорила, что ты замужем?
- Говорила. И что я люблю только своего мужа.
Лили была сама покорность, она всячески подлаживалась к нему и начала снимать с себя кой-какую одежду из той, что уже успела накинуть.
- Ты, верно, устал, Алекс? Может, приляжешь?
- С тобой не лягу.
- Что ты, что ты! Я это и не имела в виду. Я буду тихонечко сидеть рядом, чтобы не разбудить тебя.