– Э… ну… а еще я вылечил вашего андроида. Как видите, я не только вернул ему жизнь, но и сделал эту жизнь более замечательной. Киборг, несомненно, похорошел, затем он получил более аутентичную одежду, и самое главное – я запрограммировал его на выполнение ряда очень полезных новых функций. Во-первых, он совершенно не плюется. А еще… Э… пусть это будет для вас сюрпризом. Полагаю, что функционал робота откроется вам постепенно в ходе его эксплуатации.
– Какое счастье! – воскликнула наследница. – Серж Артурович, вы истинный чудотворец! Вы – святой!
– Нет, конечно же, никак не святой, – смутился доктор Гаспарян. – Святые не просят вознаграждения за свои чудеса.
"Бутерброд – не бутерброд, а телочка клевая. Надо, чтобы и она прочухала, какой я клевый", – решил Сучок.
Раньше подобные мысли мальчика, выросшего в трейлере дядюшки Обрезка, не посещали. Тень-ниндзя старалась воспитать его в соответствии с собственными понятиями о чести, справедливости и долге. Но Сучка любые попытки воспитания вводили в ступор, граничащий с умственной комой, и мать отступала, оставляя ребенка в покое. От других членов банды Обрезка Сучок тоже не перенял ничего – ни плохого, ни хорошего. Воровской кодекс наводил на него смертную тоску, для ограблений и убийств подросток был слишком слабым и ленивым, а сам для себя он нашел единственное развлечение – плевать в сэндвичи и убегать.
"Щенок! Гаденыш! Уродец!" – кричали люди, чьи обеды он портил, и кидали ему вслед что попало – то зонтик, трость, или сам испорченный обед, а то и пригоршню монет.
Скрывшись от незадачливых любителей сэндвичей, Сучок сгибался так, что его голова оказывалась на уровне колен. Он бульках и хрипел, все его тело сотрясалось. Можно было подумать, что у молодого человека случился приступ какой-то страшной и мучительной болезни. Но то был всего лишь смех Сучка.
И вот Сучок, умевший только плеваться, кошмарно бегать и еще более кошмарно хохотать, внезапно для самого себя захотел произвести хорошее впечатление.
Он широко расставил ноги, приподнял руки, согнутые в локтях, и, шевеля пальцами так, словно играл на невидимой электрогитаре, замотал головой направо и налево в такт несуществующему ритму. При этом он поглядывал на наследницу Софью с пугающим оскалом скованных брекетами зубов.
Но это был не весь перформанс. В дополнение ко всему Сучок еще и пел:
Все ваще отстой поганый,
И чернеют в сердце раны,
Хлещет кровь из всех порезов
Что я сам в себе прорезал.
Жизнь гноится, типа язва,
Лучше было сдохнуть сразу.
Мир мой внутренний страдает,
Никто его не понимает!
Все бесчувственные твари,
Все мне то и дело врали!
Я один и одинокий,
Как будто на луне далекой.
Все насилуют мой мозг,
Словно я помойный пес!
Но я вижу – ты крутая,
Не как все, совсем другая.
Ты, по ходу, супер, детка!
Говорю такое редко,
Но с тобою, может быть,
Я готов всю ночь тусить!
– Всю ночь тусить… – тихо повторила Софья.
Глаза ее были полны слез, и от этого казалось, что у нее не два, а четыре глаза под одной густой бровью, идущей от уха до уха.
Андроид окончил песню и вскинул вверх кулак. Зал, в который на странные звуки успели стечься все придворные, с облегчением вздохнул. Все зашевелились, закивали головами, защелкали языками. Некоторые кричали, закрывая ладонями уши, из которых шла кровь, как от команд капитана Конского. Даже сам Конский упал на колени и скрипел зубами так, что они на глазах превращались в крошку.
Действительно, мелодия песни едва ли могла считаться мелодией. Даже искренняя злоба и печаль молодого ломающегося голоса не сделали ее хоть сколько-нибудь приемлемой для человеческого слуха. Сучок пел так, что казалось, будто его голос исходил из глубокой шахты, чуть-чуть не дошедшей до ада, но зацепившей по пути место захоронения радиоактивных отходов.
– Э… возможно, стоит немного настроить звуковоспроизводящие динамики робота, – Серж Гаспарян, не расстающийся с берушами, первым оправился от увиденного и услышанного. – Многодолгочтимая наследница Софья, я верну его вам завтра же. Только вы, пожалуйста, не снижайте мой гонорар. Там, наверняка, делов-то – перепаять реле усилителя и подстроить частотный резонатор… Хотя, возможно, потребуется полная замена акустической системы. Счет за мои услуги, к глубокому сожалению, возрастет, но качество – вы же понимаете! Кто экономит на качестве звука, тот… ну вы же понимаете.
– Он поет, как ангел, – раздались в наступившей тишине слова наследницы Софьи. – С его чудных губ слетают именно те слова, которые я все время думаю. Он как будто поет моими мыслями, которых никому не понять!
Тут в зал впорхнули Три Толстушки.
– Простите нас, пожалуйста. Мы так хотели быть тут с самого начала, но… – Вера печально вздохнула. – Дела государственной важности. Нельзя же их просто так взять и отложить. Мы бы правда хотели, но нельзя же ведь.
Тут все присутствующие сообразили, что они оказались здесь не как иначе, а именно побросав свои дела. Все кинулись к выходам. Повар в суматохе влепил своими руками, вымазанными соусом бешамель, в спину красавицы-уборщицы. Красавица взвизгнула, и при этом обнаружилось, что у нее вставная челюсть, потому что челюсть выпала. Маленький дворник из ближнего зарубежья наступил на красивую челюсть ногами, обутыми в некрасивые дешевые кроссовки.
Раздалось "Хрясь! Хрясь!" – и бывший прапорщик, отвечавший за складское хозяйство, тут же, выругался:
– Стащили со склада орехи! И тут же топтать их! Возмутительно! Денег же стоят, чтоб вы подавились!
Красавица, потерявшая челюсть, хотела закричать и даже воздела руки, но – увы! – вместе с челюстью погибла ее вера в себя. Стыдливо прикрывая беззубый рот, она выскользнула прочь из зала.
Через минуту в зале не осталось никого, кроме Толстушек, Софьи, киборга, доктора Гаспаряна и Лучшей Подружки, которая хоть и потягивала слабоалкогольные коктейли, успела изрядно захмелеть.
Три Толстушки казались уставшими. Только что они напряженно придумывали, как сделать жизнь в стране еще лучше. Люба предлагала увеличить размер порций еды, раздаваемой бесплатно всем желающим, и включить в меню тортики. Вера поставила под сомнение пользу такого хода. Она беспокоилась, что граждане, многие из которых и так были тучными, совсем разжиреют. Вера и Люба спорила до хрипоты. "Лишний вес наносит организму сильнейший вред!" – кричала Вера. "Тортики улучшают настроение и делают людей добрее!" – не сдавалась Люба. Примирила их Надя своим мудрым предложением. "Давайте все-таки добавим тортики. Но! В дополнение к этому введем для всех граждан спортивную повинность. Каждый день зарядка, йога и фитнес. По пятницам футбольные матчи, по воскресеньям – теннисные турниры. Раз в месяц – марафонский забег. Участие всех подданных, не имеющих медицинских противопоказаний, – обязательно" – сказала она. Все согласились с ней, и сестры радостно расцеловали друг друга.
Сучок смотрел на лица Толстушек со щеками, перепачканными помадой.
"Это вот такие они, значит, проказницы. Я б даже посмотрел по приколу, как они втроем кувыркаются", – подумал подросток.
Толстушки приветливо улыбались. Доктор Гаспарян улыбался растерянно, Софья – счастливо, Сучок – криво, а Лучшая Подружка – пьяно.
– Как же мы рады видеть вас, Серж Артурович, в нашей скромной обители Добра и всенародного Счастья, – сказала Любовь.
– Все ли у вас хорошо, любезный наш доктор? Удачно ли вы сюда добрались? – спросила Надежда. – Надеюсь, вам не пришлось стоять в пробках.
– Ах, эти ужасные пробки, – вздохнула Вера. – Мы обязательно придумаем, как с ними справиться. Я просто уверена в этом. Вот буквально сегодня возьмем и придумаем.
Доктор поклонился, не зная, что ему сказать, и стоит ли вообще что-то говорить, если можно просто выписать счет за свои услуги.
– Ого! Эт шта у нас тут такое? – Лучшая Подружка сфокусировала взгляд на Сучке. – Драть меня Сеткиным! Это ж ардно… днро… ан-дроид!
– Он чудесный! – воскликнула Софья.
Толстушки никогда не видели ее настолько счастливой.
– Действительно, выглядит очень хорошо. Такая сальная кожа, и прыщей как будто стало больше. Потрясающая реалистичность, – сказала Люба.
– О! Я даже чувствует, как от него пахнет потом! Причем от подмышек и от ног совершенно разный запах. До чего же дошла техника! – воскликнула Вера.
– Девочки, вы забываете о кое-чем важном, – упрекнула сестер Надежда. – Это не реалистичность потрясающая, и не техника дошла.
Доктор Гаспарян похолодел. Он понял, что его обман будет немедленно разоблачен.
– Нет! – сдавленно пискнул Серж. – Именно, что реалистичность и техника! Слава королеве всех наук! Слава кибернетике!
– Не скромничайте, доктор, – улыбнулась Надя. – Мы-то знаем, что это не реалистичность потрясающая, а вы потрясающий ученый, Серж Артурович. Это не техника дошла, а ваша гениальность. Ах, как же нам вас отблагодарить?
Наступило молчание.
Доктор, не до конца веря, что разоблачения удалось избежать, начал излагать свою просьбу:
– Я видел, как на площадь Благоденствия доставили десять лимузинов…
– Их сегодня же раздадут мятежникам! Правда, здорово? – Любовь захлопала в ладоши .
– Я имею в виду, что… Моя просьба такова. Как бы это сказать… Не могли бы вы отдать эти лимузины мне?
– Серж Артурович, вы, должно быть, шутите, – Вера неуверенно хихикнула. – Скажите, ведь правда же это розыгрыш?
– Я требую, чтобы вы отдали эти лимузины мне. Я требую все десть штук, – повторил доктор негромко, но на этот раз твердо.
– Но… почему именно эти лимузины? И зачем вам все десять? – изумилась Надежда.
– Многоуважаемые дамы, эти лимузины уникальны. Они доведены до совершенства, как… как мой киборг! Таких не купишь ни в одном автосалоне, – пояснил Гаспарян. – Лимузины сами по себе представляют серьезную материальную ценность, да. Но эта десятка абсолютно особенная. За их появлением стоит ИСТОРИЯ – попытка государственного переворота в далеко не последней стране мира! Фактически, каждый из этих автомобилей уже сейчас является раритетом, лакомым кусочком для истинного коллекционера. Я же хочу получить всю коллекцию – от первого до десятого номера. Обладание таким сокровищем определенно доставит мне удовольствие.
В ответ заохали и запричитали Толстушки.
– Как же так! Что же это такое! Серж Артурович, что же это получается! Голубчик, будьте же благоразумны! Попросите что угодно другое. Нам не жалко, но к сегодняшнему вечеру мы не успеем подготовить десять новых лимузинов! Вы поймите, это же политический вопрос. Мы не можем взять и нарушить свое обещание. Если мятежники не получат свои лимузины, что они о нас подумают? Это ведь скандал государственных масштабов!
– Бутерброд, – шепнул доктор роботу.
Сучок не понял, чего именно хочет от него доктор, но, вспомнив уроки артиста Канатова, попытался думать, действовать и выглядеть, как бутерброд. Подросток упал на бок, подтянул колени к груди и спрятал голову между ними.
– Мой хлеб черствеет, майонез скисает, колбаса заветрелась, а салат сгниииил! – взвыл Сучок
Наследница бросилась к нему.
– Ах! Ах! – закричала она.
– СГНИИИЛ!!! – совсем уж замогильным голосом протянул подросток.
– Вот, любезные дамы, – сказал доктор Гаспарян, – вы видите? Киборг снова потеряет свою жизнь. Я встроил в него электронный модуль ПЧН, что означает Повышенную Чувствительность к Несправедливости. Только что на его глазах свершилась Величайшая Несправедливость! Вы отказали мне в моем скромном и более чем заслуженном вознаграждении. Смею полагать, милейшая Сонечка будет не очень довольна, если ее робот станет вести себя как протухший бутерброд.
– Опаньки! Сеструхи, мать моя леди, это шантаж! Бабцы, он вас всех трех разом шантажирует! – Лучшая Подружка расхохоталась. – Ай да Сержик, ай да красава! Вот уж не думала, что у тебя окажутся такие огромные стальные яйца!
Горе охватило наследницу. Она горько заплакала, упала на пол рядом с неподвижным Сучком и прижалась к нему всем телом.
– Ни за что! Слышите, ни за что! – кричала она. – Исполните просьбу Сержа Артуровича! Я не отдам моего андроида! Он уже однажды умер, и второго раза я не переживу. Никто не должен умирать два раза! Это нечестно! Если вы откажете доктору, вы убьете моего робота! Убийцы! Убийцы! Кровавые убийцы!
Конечно, Толстушки сдались. Примирение с раздачей лимузинов отменили. В срочном порядке был подписан приказ, и десятка супер автомобилей отправилась с площади Благоденствия прямо к особняку Гаспаряна. Счастливый Серж отправился туда же.
"Теперь я самый состоятельный сукин сын в этом городе. Интересно, удобно ли заниматься сексом в салоне лимузина. Надо будет попробовать, непременно", – размышлял он по дороге.
Итак, Сучок остался во Дворце Трех Толстушек.
Вместе с наследницей он вышел в сад.
Софья мяла цветы, напоролась на колючий розовый куст и чуть не свалилась в бассейн. От счастья она ничего не замечал.
"Она заценила мою песню, и как я был типа бутербродом! Крутотень! – радовался Сучок. – Передо мной ей не устоять! Все ваще супер!".
Принесли завтрак. Сучок увидел сосиски и вспомнил, что сегодня еще ничего не ел.
– Заточим по хот-догу, детка? – сказала он, и подмигнул Софье.
– Горячая собака… я не понимаю, – растерялась наследница.
– Ты типа не знаешь, что такое хот-дог?
– Увы.
– А про гамбургер слыхала?
– Как-то не приходилось…
– А про пиццу, чипсы, стрипсы и байтсы?
– Что за вещи ты называешь?
– Так это чо, тут во Дворце ваще что ли настоящей еды не держат? – возмутился Сучок. – Ну ничего, это мы щас поправим. Познакомлю тебя, крошка, с хот-догом.
– Вот хорошо! – обрадовалась наследница.
– Эй, братюня, притащи-ка кетчупа, майонеза и горчицы. И булочек еще. Таких типа продолговатых, только чтоб без сахара, мака и другой хрени, – обратился Сучок к слуге, принесшему завтрак.
– Вы имеете в виду мини багеты? – уточнил слуга.
– Ты тут не умничай, минеты-бабеты. Неси, чего я тебе сказал.
У слуги от наглости Сучка широко раскрылись глаза и рот, но он выполнил просьбу и принес все, что требовалось.
– Во, зацени. Берем булку, раздвигаем ее вот так, туда шпарим весь жидкий стафф, а потом втыкаем сосиску по самое небалуйся. Готово! – на глазах у изумленной Софьи подросток соорудил вполне приличный хот-дог.
– Это и есть хот-дог? Но зачем он нужен? Сосиски ведь можно и так кушать.
– Во-первых, хот-дог в тыщу раз вкуснее и полезнее, – Сучок наставительно поднял вверх указательный палец. – Во-вторых, голую сосиску без булки себе в рот только педовки суют.
– Ух ты! А кто такие педовки? Я раньше кушала голые сосиски, значит, я тоже педовка?
– Не-не, ты… это… – Сучок смутился, хоть и не думал, что в принципе умеет смущаться. – Ты лучше хот-дог зацени. Вкус ваще супер, отвечаю.
– Ммм! Дейштвительно! Вкушнотищная вкушнятина! – откусив разом половину хот-дога, сказала Софья с набитым ртом. Смесь майонеза, горчицы и соуса стекала по ее щекам и подбородку.
– Ну так, Сучок фигни не сотворит, – пробормотал Сучок, зачарованно глядя на жующую наследницу.
– Сучок – это твое имя? И что это у тебя там? Там ведь раньше ничего не было, – Софья показала пальцем на джинсы Сучка, явственно бугрящиеся в паху.
– Ага, имя. А это… Ты понимаешь, тут вот эти сосиски, и булочки, да… Это типо настраивает на сексуальный лад. То есть… не сосиски, нет-нет. В смысле, ты ваще сама тупо секси, детка. Я не хотел сказать, что… Только я, в общем…
Сучок замолчал. Было очень тихо в этот жаркий час. Вчерашний ветер, как видно, залетел очень далеко. Теперь все застыло. Даже птицы не летали.
И в этой тишине Сучок услышал шепот Софьи:
– Сучок, у тебя настоящая всамделишная эрекция. Это невероятно, но… Доктор говорил, что расширил твой функционал. Просто волшебство. Серж Артурович приделал тебе пенис!
– Приделал, – повторил Сучок. – Железный мать его пенис…
Глава X
Массажный кабинет
В два часа наследницу Софью позвали в классную комнату. Это был урочный час. Сучок остался один.
Никто (или почти никто) во Дворце не подозревал, что Сучок – не чудо кибернетической мысли, а обычный подросток. По всей вероятности, люди по природе своей склонны верить в чудеса. Хотя, еще вероятнее, что людям просто слишком лень думать и анализировать. Сказали, что чудо робототехники, значит, так оно и есть, и нечего себе голову всякими альтернативными версиями забивать.
Итак, Сучок остался один на один со своей эрекцией.
Положение его было затруднительным. И не по части эрекции – эту проблему он решил быстро и весьма эффективно. Хоть и с надеждой, что Софья в ближайшее время не станет играть с плюшевым медведем и ничего не заметит.
Куда большие опасения Сучку внушал Дворец. Он был огромен, непонятен, испещрен путаницей проходов, галерей и всевозможных лестниц. Пускаться в путешествие по нему подростку совершенно не хотелось. Но сидение в девчачьей комнате с розовыми стенами, кроватью в форме сердечка и разномастной армией из тысяч плюшевых зверей действовало на психику Сучка подавляюще.
"Здесь я точно с ума спрыгну или педовкой стану, – решил он. – Пойду-ка гляну, с чего здешние жиробасы торчат".