- Будешь тут не в себе… Когда ты меня так мучаешь. Она усмехнулась.
- Что это за усмешки?
- Я намерена соблюдать нашу договоренность.
- До каких пор?
- Всегда.
- Не шути! Если так будет продолжаться, я сойду сума.
- Я дам вам хороший совет. Обливайтесь с головы до ног холодной водой!
- Послушай, ты…
- Опять начинается! У вас такие глаза, что мне еще больше хочется вас дразнить… Не подходите ко мне так близко, отойдите подальше, не смейте дотрагиваться до меня!
- Ну, ладно, делать нечего, тогда хотя бы поцелуй меня этим твоим "дружеским поцелуем"…
- Если вы будете хорошо себя вести, поцелую. Но вдруг после этого вы сойдете с ума?
- Не важно! Теперь мне уже все равно…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
В тот вечер Наоми сидела за столом далеко от меня (чтобы я "пальцем ее не тронул"), с любопытством поглядывая на мое искаженное ревностью лицо, и до поздней ночи болтала о пустяках. Когда пробило двенадцать, она сказала каким-то издевательским тоном:
- Дзёдзи-сан, сегодня я останусь здесь ночевать, хорошо?
- Что ж, оставайся. Завтра воскресенье. Я весь день буду дома.
- Но только даже если я останусь, того, что вы хотите, не будет!
- Зачем же подчеркивать это? Ты, по-моему, не из послушных и кротких женщин.
- А вы хотели бы, чтобы я была кроткой? - Она рассмеялась. - Идите, ложитесь спать первым. И пожалуйста, не разговаривайте во сне…
Выпроводив л4еня на второй этаж, она вошла в соседнюю комнату и заперлась на ключ.
Конечно, мне нелегко было заснуть - я думал о том, что происходит в соседней комнате. Когда мы были мужем и женой, я никогда не бывал в таком нелепом положении, она всегда спала рядом. Думать об этом было нестерпимо обидно. За стеной Наоми - случайно или нарочно - шумно бросила матрац на пол, возилась, расстилая постель, вынимала подушку и приготовлялась ко сну. Я отчетливо слышал, как она расчесала волосы, потом сняла кимоно, надела спальный халат… Я отчетливо представлял себе все это. Затем она как будто завернулась в одеяло, и я услыхал звук шлепнувшегося на постель тела.
- Ну и шум же ты подняла! - сказал я как бы про себя, но в то же время так, чтоб она услыхала.
Из-за стены сразу же откликнулся голос Наоми:
- Вы еще не уснули? Не спится?
- Да, никак не уснуть. Размышляю о всякой всячине.
Она засмеялась.
- А я хотя и не спрашиваю, а знаю, о какой всячине думает Дзёдзи-сан!
- Но, согласись, все-таки это странно! Ты спишь рядом, за стеной, а я так от тебя далек!..
- Ничуть не странно! Когда-то ведь тоже так было… Помните, вначале, когда я только поселилась у вас. Сегодня мы спим так же, как тогда!
В самом деле, ведь было такое время, когда мы оба были чисты, - при этом воспоминании мне захотелось плакать. Однако оно отнюдь не успокоило мою страсть. Наоборот, при мысли о том, какими крепкими нитями мы связаны друг с другом, я остро чувствовал, что покинуть эту женщину выше моих сил.
- В то время ты была чиста…
- Я и сейчас чиста. Это вы порочны.
- Можешь говорить что угодно. Я буду неотступно тебя преследовать.
Она рассмеялась.
Я вскрикнул и ударил кулаками в стену.
- Что вы делаете? Мы живем не в лесу. Люди услышат! Потише, пожалуйста!
- Мне мешает эта стена. Я хочу разрушить ее!
- Перестаньте шуметь!.. Что-то сегодня ночью крысы слишком разбушевались.
- Еще бы, конечно, разбушевались. У этой крысы - приступ истерики…
- А мне не нравятся такие старые крысы.
- Не болтай глупостей! Какой я старый! Мне только тридцать два года.
- А мне девятнадцать! Для меня вы старик. Я вам дам хороший совет - найдите себе жену и женитесь, тогда вся ваша истерика прекратится! - В ответ на все мои слова Наоми только смеялась, а под конец сказала: - Я уже сплю! - и начала притворно всхрапывать, а вскоре и впрямь заснула по-настоящему.
Наутро, раскрыв глаза, я увидел Наоми в небрежно накинутом ночном кимоно, сидящую у моего изголовья.
- Что с вами, Дзёдзи-сан? Вчера ночью вы бог знает что вытворяли!
- Да, последнее время со мной иногда случаются такие припадки. Ты испугалась?
- Нет. Мне было интересно. Хочу еще раз привести вас в такое же состояние!
- Все уже прошло. К утру я выздоровел… А-а, какая чудесная погода!..
- Ну, так вставайте же! Уже больше десяти часов. Я уже час, как встала, ходила в баню.
Все еще не поднимаясь с постели, я взглянул на нее. "Женщина после ванны", - вся ее настоящая красота выступает не сразу после купанья, а минут через пятнадцать - двадцать. Даже самое прекрасное женское тело слишком разогревается в горячей воде, вся кожа, вплоть до кончиков пальцев, краснеет, но когда тело остынет до обычной температуры, только тогда кожа становится как бы прозрачной, похожей на застывший воск. Наоми только что вернулась из бани, по пути ее обвеял прохладный ветер, поэтому в эти минуты красота ее выступала предельно ярко. Нежная, тонкая кожа, как будто еще чуть влажная, была совершенно белой. На груди, скрытой воротом кимоно, лежали лиловатые блики, как мазки акварели. Лицо светилось, как будто покрытое тоненьким слоем желатина. Только брови были еще влажными, в окне над ее головой виднелось ясное зимнее небо, отливавшее голубым.
- Что это ты так рано надумала идти в баню?
- Это вас не касается… Ах, хорошо! - Она приблизила ко мне свое лицо. - Посмотрите-ка хорошенько! Правда, у меня растут усы?
- Да, растут.
- Надо было бы зайти в парикмахерскую, привести лицо в порядок!
- Но ведь ты же не любишь брить лицо. Ты говорила, что европейские женщины ни в коем случае не бреют лица.
- Но в Америке это сейчас модно. Посмотрите на мои брови: все американки бреют их именно так!
- А-а, так вот отчего изменилось твое лицо и форма бровей!
- А вы только сейчас заметили? Как вы отстаете от моды! - И как бы подумав о чем-то другом, она вдруг спросила: - Дзёдзи-сан, а ваш припадок и вправду прошел?
- Да, прошел… А что?
- Если правда, я хочу о чем-то попросить вас… Парикмахерская отсюда далеко. Побрейте мне лицо, хорошо?
- Наверно, ты хочешь опять довести меня до припадка?
- Нет, что вы, я серьезно прошу, уж такую-то услугу можно мне оказать… Но только без припадков, это было бы ужасно: вы можете меня поранить…
- Я дам тебе безопасную бритву. Побрейся сама.
- Ничего не выйдет. С лицом я еще справлюсь, но я хочу побрить волосы на шее и на затылке.
- Это еще зачем?
- В вечернем платье все открыто вот до сих пор, - ответила она, нарочно оголив плечи, - надо выбрить досюда… Я сама не могу!
Она поспешно снова натянула одежду на плечи, и, хотя то была ее обычная уловка, я не мог устоять против соблазна. Я отлично понимал, что плутовке Наоми вовсе не нужно брить лицо или шею, она снова хочет дразнить меня, и даже в баню ходила только для этого. Предложение побрить ее - вызов на новый, еще небывалый поединок. Я смогу вблизи любоваться ее гладкой кожей, прикасаться к ней… У меня не хватило мужества отказаться.
Пока я делал различные приготовления, - согрел на газовой плитке воду, налил ее в тазик и вложил в бритву новое лезвие "жиллет", Наоми перенесла стол к окну, поставила зеркало, села, согнувшись и поджав йоги, и закрыла ворот кимоно большим белым полотенцем. Но когда, расположившись позади нее, я смочил водой мыло и уже собрался пустить в ход бритву, она сказала:
- Дзёдзи-сан, вы будете меня брить, но лишь при одном условии.
- Что такое?…
- Да, условие вполне выполнимое.
- О чем это ты?
- Я не хочу, чтобы вы трогали меня под предлогом бритья. Брейте, но только не прикасаясь к моему телу!..
- Но послушай…
- Что "послушай"? Вы отлично можете брить не прикасаясь! Мыло вы намыливаете кисточкой, бреете бритвой… Хорошие парикмахеры никогда не дотрагиваются.
- Ты сравниваешь меня с парикмахерами? Ну, знаешь!..
- Подумаешь, какой важный. А сами между тем очень хотите меня побрить. Если вам не подходят мои условия, я вас вовсе не заставляю, можете отказаться.
- Нет, я согласен. Ты могла бы не говорить этого. Видишь, я уже все приготовил…
Мог ли я ответить иначе, глядя на затылок и шею Наоми, открытые низко спущенным воротом?
- Значит, вы будете выполнять мое условие?
- Да.
- Не будете дотрагиваться?
- Не буду.
- Если хоть немного дотронетесь, я сразу же прекращаю… Положите вашу левую руку на колено!
Я сделал, как она сказала, и работал только правой рукой. Начал водить бритвой вокруг ее рта.
Она сосредоточенно глядела в зеркало, как будто испытывая удовольствие от прикосновения бритвы, и спокойно давала себя брить. Я слышал ее дыхание, ровное, как у спящей, видел, как пульсировала жилка на ее шее под подбородком. Я был так близко от ее лица, что мог бы уколоться о ее ресницы. За окном, в сухом воздухе, ослепительно сияло утреннее солнце. Было так светло, что можно было сосчитать все поры на лице Наоми. Ни разу еще не случалось мне видеть лицо любимой женщины так отчетливо и подробно. Красота ее подавляла своей необычностью. Ее поразительно удлиненный разрез глаз, ее нос, возвышающийся подобно дивному зданию, две линии, соединяющие нос и губы, и, наконец, ярко очерченный алый рот, - все это составляло одно чудесное целое, все вместе было источником моих мук…
Я взял кисточку, сам не отдавая себе отчета в своих движениях, и густо положил на это лицо мыльную пену. Я с силой нажимал кисточку, но она двигалась мягко и упруго. Бритва ползла по нежному телу, как серебристое насекомое, с затылка переползла на плечи. Перед моими глазами предстала стройная, белая, как молоко, спина Наоми. Наоми может увидеть в зеркале свое лицо, но знает ли она, как прекрасна ее спина? Нет, наверно, не знает. Лучше всех это знаю я. Когда-то я каждый день обмывал эту спину горячей водой, так же, как сейчас, покрывал ее мыльной пеной. Мне казалось, я вижу на ее теле следы моей любви. Мои руки, мои пальцы свободно и радостно касались тогда этого прекрасного белоснежного тела. Быть может, и сейчас где-нибудь еще сохранился след моих прежних прикосновений…
- Дзёдзи-сан, вы дрожите. Держите себя в руках… - неожиданно раздался голос Наоми.
Я сам почувствовал, что голова моя затуманилась, во рту пересохло и все тело сотрясает какая-то странная дрожь. "Уж не схожу ли я с ума?" - со страхом подумал я. Я изо всех сил старался взять себя в руки, но меня бросало то в жар, то в холод.
Однако издевательства Наоми на этом не кончились. Когда я выбрил плечи, она откинула рукав, высоко подняла руку и сказала:
- А теперь под мышками.
- Под мышками?…
- Да, когда надеваешь европейское платье, нужно брить под мышками. Неприлично, если здесь видны волосы.
- Злодейка!
- Почему злодейка? Какой вы смешной… Мне холодно после бани, брейте скорее!
Я отбросил бритву и схватил ее за руку, вернее, вцепился в ее руку. Наоми, как будто ожидавшая этого, резко оттолкнула меня этой рукой. Мои пальцы все же коснулись ее, но были скользкими от мыла. Она еще раз оттолкнула меня к стене.
- Что вы делаете? - сердито крикнула она, поднимаясь. Я, вероятно, был бледен, но она тоже побледнела не на шутку.
- Наоми, Наоми! Умоляю тебя, перестань издеваться надо мной. Слышишь! Я буду подчиняться тебе во всем!..
Не помню, что я тогда говорил. Я говорил торопливо, скороговоркой, словно в горячечном бреду. Наоми слушала молча, стоя неподвижно, как столб, и ошеломленно глядела на меня.
Я бросился к ее ногам:
- Почему ты молчишь? Скажи что-нибудь! Если ты не будешь моей, лучше убей меня!
- Вы - сумасшедший!
- Да, сумасшедший… Ну и пусть сумасшедший!
- Кто же захочет жить с сумасшедшим?…
- Ну, сделай, прошу тебя, сделай меня лошадью, покатайся на моей спине, как прежде!.. Если ты ни за что не хочешь снова принадлежать мне, подари мне хотя бы это! - И я опустился на четвереньки.
Сперва Наоми как будто подумала, что я на самом деле, сошел с ума Лицо ее сделалось мертвенно-бледным, в глазах, обращенных ко мне, отражалось нечто похожее на страх. Но вдруг ее лицо изменилось, стало вызывающе-дерзким, и она решительно опустилась мне на спину.
- Так хорошо? Да? - грубо спросила она.
- Хорошо!
- С этих пор вы будете слушаться меня, чего бы я ни потребовала?
- Да.
- Давать мне деньги, сколько бы я ни попросила?
- Да, да…
- Я смогу делать все, что мне захочется? Вы не будете вмешиваться в мою жизнь?
- Не буду.
- Вы станете называть меня не просто "Наоми", а "Наоми-сан"?
- Да…
- Даете слово?
- Даю.
- Так и быть, буду обращаться с вами как с человеком, а не как с лошадью, потому что я вас жалею…
И я, и Наоми, мы оба перепачкались в мыле.
- Теперь наконец-то мы снова стали мужем и женой… Теперь ты уже не убежишь от меня, - сказал я.
- Вы так страдали из-за того, что я убежала?
- О да, страдал! Одно время я думал, что ты уже больше никогда не вернешься.
- Ну, что? Теперь вы узнали, какая я страшная женщина?
- Да, узнал, слишком хорошо, узнал!
- Так помните же свое обещание - позволить мне делать все, что хочу… Если не будет по-моему, я опять убегу!
- Да, теперь мы будем просто "Наоми-сан" и "Дзёдзи-сан".
- Иногда будем ходить танцевать?
- Да.
- И я буду встречаться с друзьями… Вы не будете упрекать меня, как прежде?
- Да…
- Правда, с Кумагаем я все порвала.
- Вот как…
- Да, отвратительный парень! Теперь мне приятнее дружить с европейцами, чем с японцами.
- С Мак-Нейлом из Йокохамы?
- У меня много знакомых европейцев. Мак-Нейл нисколько не опасен.
- Как сказать…
- Ну вот, нельзя так подозревать всех и каждого. Раз я так говорю, значит, нужно мне верить. Хорошо? Ну, говорите, будете верить мне или нет?
- Буду, буду…
- Кроме того, у меня есть еще одно желание. Что вы собираетесь делать, когда уйдете со службы?
- Когда ты меня бросила, я хотел переехать в деревню, но теперь я этого не сделаю. Мы ликвидируем имущество в деревне и получим деньги наличными.
- Сколько это будет?
- Я думаю, тысяч двести - триста.
- Только-то?…
- Разве этого мало для нас двоих?
- И можно будет жить роскошно и развлекаться?
- Мне развлекаться нельзя. Ты будешь развлекаться, а я открою какую-нибудь контору. Я хочу вести самостоятельное дело.
- Я не хочу, чтоб вы вкладывали в него все деньги. Вы мне дадите определенную сумму. Хорошо?
- Хорошо.
- Половину. Если вы получите триста тысяч иен, то сто пятьдесят, если двести, то сто тысяч.
- Ты хочешь выяснить все до мельчайших подробностей?
- Конечно. Нужно с самого начала обговорить все условия. Ну, так как, согласны? Или вы не настолько хотите, чтобы я была вашей женой?
- Я уже говорил - я на все согласен…
- Если не хотите, так и скажите. Еще не поздно!
- Да говорят же тебе - согласен.
- Тогда вот еще что: этот дом нам не подходит, мы переедем в другой - моднее и шикарнее.
- Конечно.
- Я хочу жить в европейском квартале, в европейском доме, иметь красивую спальню и столовую, повара и боя!
- Да, но есть ли такие дома в Токио?
- В Токио нет, а в Йокохаме есть. Там в районе Яманотэ сдается один такой дом. На днях мы его посмотрим.
Я впервые понял, что с самого начала Наоми действовала по заранее обдуманному плану и вышла победительницей.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Прошло несколько лет. Мы перебрались в Йокохаму и сняли европейский дом в районе Яманотэ, который нашла Наоми, но жизнь наша становилась все роскошнее, и вскоре этот дом тоже стал для нас тесен. Некоторое время спустя мы купили в районе Хонмоку дом со всей обстановкой, который раньше занимала семья швейцарцев, и переехали туда. Во время Великого землетрясения район Яманотэ сгорел дотла, а в Хонмоку многие улицы уцелели. В нашем доме тоже всего лишь кое-где на стенах появились трещины, серьезных повреждений почти не было, так что, поистине, никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь.
Как я и решил, я ушел со службы, ликвидировал имущество в деревне и вместе с несколькими старыми друзьями открыл фирму по производству и продаже электрической аппаратуры. В нашей фирме я был главным акционером, поскольку почти весь капитал вложил я, зато фактическую работу взяли на себя друзья, поэтому мне нет необходимости ежедневно бывать в конторе, но так как Наоми - не знаю почему - не любит, когда я целый день сижу дома, волей-неволей приходится раз в день заглядывать в контору. Обычно часов в одиннадцать утра я уезжаю из Йокохамы в Токио. Просидев час-другой в конторе, я часа в четыре еду домой. Когда-то я славился трудолюбием, по утрам всегда вставал рано, но в последнее время встаю не раньше половины десятого, а то и в десять часов. Поднявшись с постели, сразу же, в ночном кимоно, на цыпочках подхожу к спальне Наоми и тихонько стучу в дверь. Но Наоми любит поспать еще больше, чем я, и в этот час еще не проснулась. Иногда она спросонья что-то бормочет, а иногда продолжает крепко спать. Если она ответит, я вхожу в комнату и здороваюсь с ней, если ответа нет - ухожу и, так и не повидав ее, уезжаю в контору.
С давних пор мы спим в отдельных комнатах. Так хочет Наоми.
- Спальня женщины священна, даже муж не должен без разрешения туда вторгаться, - сказала она и взяла себе большую комнату, а соседнюю, маленькую, отдала мне. И хотя мы с ней соседи, но комнаты наши не сообщаются между собой. Их разделяет ванная комната и туалет.
Наоми просыпается каждое утро не раньше одиннадцати, но не встает, а дремлет или курит и читает газеты. Она курит тонкие сигареты "Димитрино", читает газету "Мияко" и журналы "Классик" и "Вог", да нет, не читает, а внимательно рассматривает фотографии - главным образом, европейские моды.
Прежде чем умыться, Наоми пьет в постели чай с молоком. В это время прислуга-китаянка приготовляет ей ванну. Встав, Наоми сразу же идет в ванную, после ванны опять ложится и служанка делает ей массаж. Затем она причесывается, полирует ногти, разными снадобьями уснащает свое лицо и, наконец разрешив нелегкий вопрос - какое ей надеть кимоно, обычно выходит в столовую к половине второго.
После завтрака до самого вечера делать ей почти нечего. По вечерам мы или ходим в гости, или принимаем у себя, или отправляемся в отель на танцы - в общем, вечером мы всегда чем-нибудь заняты. Вечером Наоми еще раз красится и меняет туалет. Если мы приглашены на бал, приготовления совершаются еще более сложные - она опять принимает ванну, служанка помогает ей одеваться.