Дротянко думал, что Ладильщиков учтёт его просьбу и не будет доводить схватку до "туше". Поэтому и борьбу он начал спокойно, уверенно. Сегодня надо было закончить схватку "вничью" и продлить чемпионат. Но вскоре Дротянко почувствовал, что Ладильщиков борется всерьез, и "Чёрной маске" пришлось пустить в ход всю свою силу и осторожность. А сила у Дротянко действительно была большая, но недоставало гибкости и быстроты. Он напоминал Ладильщикову медведя. Но медведь был и вынослив, а этот - нет. Да и приёмы у него были, как у медведя, ограниченные. Вот он схватил Ладильщикова в обхват и зажал его ручищами, как клещами, а Ладильщиков разомкнул кольцо и выскользнул. Дротянко - односторонний борец. Увереннее себя чувствует в стойке, а как попадёт в партер, на "скамейку", так и расслабляется, робеет. Он стремился применить свои сильные излюбленные приемы - бросок через грудь и через спину, - но Ладильщиков увертывался от них. Когда же "Чёрной маске" все-таки удавалось бросить Ладильщикова через себя на ковер, тот делал стальной упругий мост, а потом молниеносно выкручивался на голове и опять оказывался в стойке. Красивыми, ловкими приемами, гибкостью и быстротой движения "Красная маска" вызвала восхищение у зрителей: при каждом ловком приеме они одобрительно вскрикивали и хлопали в ладоши.
Почувствовав опасность, Дротянко уже не шёл на обострение, а лишь защищался и временами получалась не борьба, а толкотня на ковре.
- Давай-давай! Работай! - закричали с мест.
- "Красная маска", ложи медведя!
"Испортит он мне всю обедню, - тревожно думал Дротянко, - надо затянуть до конца и свести схватку вничью… Или улучить момент и положить его самого…"
Ладильщиков стремился стоять спиной к центру ковра, чтобы на ковре провести весь прием, а Дротянко, наоборот, уходил всё время к краю ковра, чтобы в случае падения на лопатки очутиться вне ковра. Тогда судья не засчитает поражения. Ладильщиков заметил, что судья дважды неправильно поставил его в партер, но стерпел. "Ладно, - думал он, - не буду из-за этого нервничать. Надо быть спокойнее".
И вдруг Дротянко перешёл в наступление.
"Пусть старается, - думал Ладильщиков, - скорее выдохнется… Надолго его не хватит".
Вскоре Дротянко уже обливался потом. Тогда перешёл в решительное и энергичное наступление Ладильщиков. Каскадом быстрых приёмов он всё чаще отрывал противника от земли.
Не давая противнику ни секунды передышки, Ладильщиков бросал его в партер и ставил на колени в положение "скамейки". Казалось, будто взорвалась у Ладильщикова колоссальная, ловкая сила и она способна сокрушить, повергнуть наземь любого противника.
Дротянко, попав на "скамейку", торопливо отползал на край ковра. Чёрное трико, пропитавшееся потом, обвисло на нём, как будто он сразу похудел килограммов на двадцать.
- Ложи его! Ложи! - кричали зрители.
Ухватив Дротянко за шею и за правую руку, Ладильщиков хотел бросить его через спину, но мгновенно разомкнул захват. Правую руку пронзила режущая боль - Дротянко укусил её. Воспользовавшись мгновенным расслаблением Ладильщикова, Дротянко сам схватил его за шею и через спину бросил на ковёр. Ладильщиков упруго выгнулся и встал "на мост". Не выпуская Ладильщикова из рук, Дротянко нагнулся, чтобы дожать его лопатками до ковра, но в этот момент Ладильщиков, стоя "на мосту", захватил Дротянко за голову и руку и, резко повернувшись, подмял его под себя. Дротянко грузно шлёпнулся на лопатки и замер.
Цирк взорвался бурей рукоплесканий и восторженных криков болельщиков.
Судья вскочил со стула и, подняв руку, пронзительно засвистел. Когда публика немного затихла, он сказал громко:
- Товарищи! Туше не засчитываю. "Чёрная маска" упала на краю ковра,
В цирке поднялись возмущенные крики, свист:
- Снять чёрную маску! Отдать приз!
Несколько парней из публики перешагнули барьер и, размахивая руками перед судьей Никитиным, закричали:
- Правильно припечатал! Шельмуете! Не позволим!
Ладильщиков протянул руку поверженному противнику и поднял его с ковра. Дротянко встал, обмякший и растерянный, вспотевший и обессиленный. У него дрожали колени. Матерчатая маска пропиталась потом и приклеилась к лицу. Сердце покалывало, дышал он тяжело - не хватало воздуха. Дротянко снял маску и, поникнув головой, пошёл за кулисы, широко открывая рот и дыша как рыба, вытащенная из воды. Длинные усы его повисли двумя мокрыми хвостиками.
Разгоряченный и сильный, Ладильщиков кланялся публике во все стороны.
- Приз! Приз! - кричали зрители.
Судья Никитин убежал за кулисы, и вскоре на манеж вышла сама Берта Карловна и подала победителю пакет с деньгами. Вручая Ладильщикову приз, она прищурилась. и так злобно взглянула на него, словно хотела пронзить его ядовитой стрелой своей ненависти.
Приняв пакет с деньгами, Ладильщиков сорвал с себя маску и зрители еще сильнее захлопали в ладоши. Все узнали в нем укротителя.
Ладильщиков поднял руку и крикнул:
- Товарищи! Я не могу больше участвовать в чемпионате: борьба в нем ведется по "сценарию", с обманом. В наше советское время так делать позорно. Долой старые привычки!
Зрители свистели, кричали, топали ногами.
- Жулики-и! - крикнул кто-то. - Доло-ой!
В тот же вечер после представления Берта Карловна устроила своему мужу "баню".
- Я предупреждала тебя, что не надо с ним связываться!.. Такой позор, такой позор!.. Теперь публика не пойдет к нам в цирк…
Сняв с ноги лакированную туфельку, она хлестала ею по толстым щекам мужа и приговаривала:
- Вот тебе, дурак! Вот тебе, олух!
Дротянко, вяло. отстраняясь от ударов, успокаивал жену:
- Берта… Берточка… Не расстраивай себя… Побереги нервы. Всё уладим…
На другой день утром Дротянко вызвал к себе в кабинет Ладильщикова и сказал:
- У вас, Николай Павлович, великолепное спортивное сердце и настоящая борцовская сила. Но вы не учли мою просьбу…
- Не мог, Тихон Кузьмич. Я спортсмен.
- Я понимаю, Николай Павлович, но зачем было разоблачать нашу цирковую кухню?
- Совесть не позволила промолчать.
- Хорошо. Я не в обиде на вас, Николай Павлович. Давайте дадим новую рекламу, что вы всех борцов из чемпионата вызываете на схватку. Установим новый приз. И публика опять пойдет валом. Вас любят зрители,
- Я не согласен.
- Жаль, очень жаль, - проговорил Дротянко. На миг он задумался, а потом продолжал: - Николай Павлович, мы с Бертой Карловной серьезно предлагаем вам вступить в наш коллектив. Первоначальный ваш пай будет небольшой, а в дальнейшем станете получать половину всего дохода…
- Нет, я и на это не пойду, - резко ответил Ладильщиков.
- Напрасно. Тогда я призовые деньги засчитаю в счет вашего жалованья.
- Почему? Я их заслужил честной борьбой.
- Вы не выполнили нашу с вами договоренность бороться на "шике",
- Я не давал вам такого слова и не могу поддерживать ваши коммерческие махинации.
- Тогда я сниму ваш аттракцион и за амортизацию реквизита платить не буду.
- Я буду жаловаться в Рабис.
- Жалуйтесь. У меня с вами договора нет,
- А ваше телеграфное обязательство?
- Я его не подписывал. Телеграмму вам давал администратор.
- Но это знаете как называется?
- Как хотите называйте, это меня нисколько не волнует. И вообще по делам вашей дальнейшей работы обращайтесь к хозяйке цирка.
- У вас одна лавочка!
В тот же день Николай Павлович обратился в союз Рабис, а Мария Петровна пошла в РКИ.
На другой день в местной газете появилась обличительная статейка о том, что в частном цирке Дротянко под ширмой "коллектива" артистов процветают жульнические махинации, плохо поставлена охрана труда артистов и что нора покончить с отрыжками прошлого - нездоровым ажиотажем и шарлатанством.
Дротянко скрылся из города. Судебный исполнитель описал имущество Берты Карловны и снял остатки из кассы. Расплатившись с артистами, цирк закрыли.
РУССКИЙ СТИЛЬ
Два года гастролировал Ладильщиков по разным городам страны и с большим успехом выступал со своим аттракционом и в госцирках и в цирках частных предпринимателей.
Но вот наступил двадцать девятый год, год великого перелома, когда миллионы крестьян пошли в колхозы и когда успешно выполнялась первая "пятилетка" народного хозяйства. В этом году стали закрываться частные предприятия и лавочки торгашей. Переставали существовать и частные цирки.
Ваня получил от матери письмо котором она сообщала, что дедушка Ананий помер и перед смертью всё вспоминал внука. Ещё Дарья Ивановна писала, что хотя сначала она и не одобряла Ванин выбор стать укротителем зверей, но ничего не поделаешь: видно, у каждого в жизни своя дорожка - к чему больше сердце лежит. И сейчас, хотя и осталась она одна в доме, ей совсем не скучно и одиночества она не чувствует: первой вступила в колхоз и с народом теперь в одной семье, на одном общем деле. Мельника Варюгина раскулачили и куда-то далеко-далеко выслали, а мельницу передали в колхоз.
Ваня написал матери большое письмо и сообщил о том, что они с Николаем Павловичем тоже начали жить по-новому, а он, Ваня, женился и просит у матери извинения, что не познакомил её с невестой. "Ты, мама, не сомневайся, - писал он. - Вера у меня хорошая, толковая, и я её очень люблю. Она у самого профессора помощницей была и теперь нам помогает, а работы, по всему видно, прибавится много, потому что мы с Николаем Павловичем стали артистами государственного цирка и нам обещали дать новое пополнение зверей…"
Ладильщиков пришёл в центральное управление госцирков и заявил, что не хочет быть "кустарем-одиночкой", а желает стать артистом государственного цирка.
Ладильщикова принял художественный руководитель управления Станислав Казимирович Милославский, предприимчивый деляга, любивший в разговоре употреблять такие словечки, как "у меня", "я". Слушая его, можно было подумать, что все госцирки - его личная собственность. Ладильщикова он принял очень любезно и рассыпался в комплиментах.
- Я весьма рад иметь у себя известного русского артиста-укротителя первой смешанной группы зверей. Мне известно, Николай Павлович, что зрители вас очень любят, с вами всегда в цирках аншлаги, полные сборы, но я хочу вам сказать…
- Что именно? - настораживаясь, спросил Ладильщиков.
- Я пополню ваш аттракцион зверями. У вас маловато львов. Надо сделать ваш аттракцион солиднее. И, может быть, ввести ещё белого медведя. Белое пятно в группе серых и желтых зверей - это будет чудесно! Но я хочу поставить вам одно условие…
- Какое?
- Видите ли, в чем дело, Николай Павлович, ваш аттракцион хорош, но слишком просто оформлен. Надо его сделать более ярким, эффектным, а вас лично - более артистичным. Вы понимаете меня?
- Не совсем.
- Я имею в виду световые эффекты и обновление вашей устаревшей музыки. Ну, кому, скажите пожалуйста, интересна сейчас эта старинка, вроде "уж ты сад, ты мой сад"? И ваш костюм простого русского парня, извините меня, тоже очень примитивен.
- А мне он по душе. Я чувствую себя в нем очень хорошо.
- Возможно, Николай Павлович, вам он и нравится, а публика, поверьте мне, больше любит всё необычайное, экзотическое. Хорошо бы вам одеться, например, в шёлковый костюм индийского факира с белой чалмой и с горящей звездой на лбу. Или - в костюм американского ковбоя с широкополой шляпой. Так будет больше в вас чарующей тайны.
- Я не согласен с вами, Станислав Казимирович. Мой русский костюм очень близок нашим зрителям. Ведь он у меня созвучен русскому стилю всего аттракциона - и музыке, и реквизиту, и самой манере исполнения. Иначе нарушится русский стиль.
- А мы его целиком заменим новым стилем, заграничным. Дадим новую музыку, этакое душещипательное танго, и сделаем новый реквизит. Надо больше дать экзотического очарования и тайны. Укротитель зверей, борец с удавом - необычайный человек. Надо создать вокруг него ореол сияния. Публика от вас, Николай Павлович, будет в восторге, особенно женщины.
Ладильщиков встал с кресла, по-медвежьи потоптался на месте и сказал:
- Ладно. Я подумаю.
- И фамилию вам надо придумать другую, - добавил Милославский, - а то ваша уж очень длинная и какая-то невыразительная…
Когда же Николай Павлович вернулся домой и поведал жене о своем разговоре с Милославским, Мария Петровна вспылила:
- И ты не дал ему отпора?!
- Маша, какой отпор, - оправдывался Николай Павлович, - он ведь художественный руководитель и хочет сделать лучше…
- Мы должны сохранить русский стиль аттракциона, а ты… Эх, ты!
- А что же я поделаю. Он поставил мне такие условия и обещал расширить аттракцион, сделать его более красочным.
- Садись за стол и пиши. - Чего писать? Кому писать? - Садись, я тебе скажу, что и кому писать. Николай Павлович покорно сел за стол и взял ручку.
- Ну, - промолвил он.
- Пиши заголовок - "Редактору газеты "Правда", Николай Павлович отстранился от стола,
- Маша, чего ты выдумываешь? На скандал лезешь. Неудобно из-за костюма шум устраивать,
- Пиши и не разговаривай. "Правда" поможет нам найти правду.
Заявление под диктовку жены Николай Павлович написал довольно терпеливо, но идти с ним в редакцию наотрез отказался.
- Маша, давай пошлем его по почте,
- Дай заявление. Я сама пойду.
- Маша, может, не стоит ходить? Мы и так бы договорились.
- Молчи. С этим дельцом ты не договоришься!
Мария Петровна пошла в редакцию "Правды" с желанием непременно побывать у редактора и выложить ему все свое возмущение. Но к редактору она не попала: он был где-то на совещании. Ее принял ответственный секретарь редакции, полноватый мужчина с рыжей бородкой, с тихим, мягким голосом и усталыми, умными глазами,' которыми он как будто заглядывал человеку в душу.
Шумно ворвавшись в кабинет и забыв даже поздороваться, разгоряченная Мария Петровна на ходу огорошила секретаря вопросом:
- Скажите, пожалуйста, почему в России не любят русских?
Секретарь привстал, поклонился и, указывая рукой на кресло, тихо сказал:
- Здравствуйте. Садитесь, пожалуйста, и расскажите все по порядку. Я вас, гражданка, не совсем понимаю, и не знаю, кто вы.
- Мой муж укротитель зверей, а Милославский хочет испортить ему русский стиль. Ладильщиков не иллюзионист, а первый русский укротитель! Вот вам заявление.
Прочитав заявление, секретарь улыбнулся.
- Вот теперь я немного понимаю, в чем дело. Успокойтесь. Как ваше имя?
- Мария Петровна.
- Я видел ваш аттракцион, Мария Петровна. Хорош. Но украсить и расширить его не мешало бы. Мы свяжемся с вашим управлением и поговорим. Думаю, что все уладим. Не волнуйтесь.
- Да как же мне не волноваться, когда Милославский зажимает. И даже нашу русскую фамилию хочет переменить на какую-то иностранную!..
- Хорошо. Я передам ваше заявление редактору. Мы поможем. Если же что-нибудь вас затруднит, звоните нам.
Мария Петровна ушла из редакции успокоенная, но лишь наполовину. Придя домой, она сказала мужу:
- Заявление приняли и обещали помочь, но я не особенно надеюсь: у них дел много поважнее нашего. Иди к Милославскому и скажи, что ты не согласен. Никаких компромиссов! Слышишь? Надо правду отстаивать до конца.
- Ну, ладно, Маша, ладно. Успокойся.
На другой день Милославский, заметив входившего к нему в кабинет Ладильщикова, вскочил из-за стола и торопливо пошел к нему навстречу, улыбаясь и протягивая ему обе руки.
- А-а, Николай Павлович, очень рад вас видеть. Милости прошу, садитесь, пожалуйста. Я вас ждал. Должен вас, Николай Павлович, обрадовать. Мы тут, в художественном совете, посовещались, и я решил оставить ваш аттракцион, как нового русского укротителя, в русском стиле. Только ваш старинно-русский костюм мы сделаем поярче. Оденем вас в боярский кафтан с драгоценными камнями. Вы будете сиять при свете и выглядеть очень импозантно!
Ладильщикову была противна притворно-сладкая улыбка Милославского и его медовая речь.
"Правда" подействовала", - подумал Николай Павлович.
МИШУК В ОТСТАВКЕ
Совсем по-иному пошла работа у Ладильщикова с тех пор, как его аттракцион зачислили на государственный счет.
Мария Петровна была назначена администратором аттракциона, Иван Данилович Петухов - ассистентом дрессировщика, а его молодая жена Вера - шеф-поваром звериной кухни.
Всех животных поместили в конюшне Московского цирка, и теперь уже не надо было Ладильщиковым самим доставать продукты для животных, искать и покупать новое пополнение зверей, шить костюмы и делать реквизиты.
Все эти заботы теперь легли на администраторов и агентов Центрального управления госцирков.
В специальных мастерских заказали Ладильщикову новый богатый костюм и реквизит. Вместе с опытным цирковым режиссером Ладильщиков начал разрабатывать сценарий будущего большого аттракциона и даже заказал композитору музыку для его программы.
- Мы с вами, Николай Павлович, должны создать выдающийся советский аттракцион, - сказал Милославский, - и доказать иностранным гастролерам, что наше цирковое искусство значительно интереснее и выше, чем у них. Не можем же мы без конца транжирить на них нашу золотую валюту, да еще в такое время, когда она крайне нужна на строительство фабрик и заводов!..
Николай Павлович радовался и, кивая головой в знак согласия, удивленно и с некоторым уважением думал: "А он, оказывается, не так уж плох, как вначале мне показался…"
Из государственной базы зооцентра получил Ладильщиков двух шестимесячных львят одного выводка, Таймура и Нонку, и светло-бурого медвежонка-пестуна Нечая, толстого, с белым шарфом-отметиной на шее.
Дали Ладильщикову и двух серых, полосатых, с горбами на шее, гиен.
Получил он и белого медвежонка Малыша, присланного моряками с Севера. Белого медвежонка долго везли в трюме рядом с ворванью - тёмным рыбьим жиром, и он так весь измазался, что превратился в нечто среднее между бурым и белым медведем. Поместили Малыша в клетку с бассейном, и медвежонок охотно плавал, нырял, плескался и, отмываясь от ворвани, с каждым днем становился всё белее и белее.
Клетки обоих медвежат, бурого и белого, поставили рядом. Когда к клетке подходили люди, Нечай просовывал лапы между прутьями и норовил зацепить человека, а Малыш-увалень подолгу отлеживался у дальней сгонки и к людям не проявлял никакого любопытства. Лишь иногда он просовывал лапы в нижний прогал клетки к бурому соседу, но бойкий Нечай не решался его трогать, - видимо, побаивался белого богатыря. Вон какие у него широкие, могучие лапищи!
Львица Нонка была податлива, но менее способная, чем ее брат, А Таймур хоть и свиреп, но понятлив. Ненавидит хлыст и рейку- тонкую палочку. Если щелкнут его бичом хоть слегка, рычит и бросается, а если тронут палочкой, то сначала отмахивается от нее лапой, как от живого существа, а потом схватит зубами, разгрызёт в щепы и сразу же успокоится. Возможно, в его зверином представлении палка и хлыст, приносившие ему боль, были главными его врагами. Особенно львы боялись и ненавидели трещотку - большую палку, на одном конце которой была прикреплена гроздь бубенчиков. Но на приманку Таймур шёл, потому что был прожорлив.