Содержание:
Часть первая 1
Часть вторая 37
А. Листовский
Солнце над Бабатагом
Часть первая
Все это получилось так неожиданно, что привело бы в состояние крайнего беспокойства даже не такого бывалого человека, каким был Дмитрий Романович Ипполитов.
Он медленно ходил по ковровой дорожке и, заложив руки за спину и склонив голову, раздумывал над только что полученным сообщением.
В большой сводчатой комнате стоял полумрак. Кабинетная лампа под зеленым абажуром освещала письменный стол с целой грудой бумаг и картонных папок. На них круглым писарским почерком было что-то написано.
Перебирая в уме события последних дней, Ипполитов все больше приходил к убеждению, что турок Али-бей, о котором ему сообщали, приступил к враждебным действиям. Это обстоятельство чрезвычайно волновало его.
Собственно, он уже знал, что прибывший через Баку в Ташкент турецкий офицер Али-бей, объявивший себя верным сторонником республиканской Турции и ее "гази" Кемаля Ататюрка, предложил свои услуги командованию Туркестанского фронта в деле организации мусульманских частей Красной Армии. По вполне понятным причинам ему было отказано в этом. Нельзя было доверить совершенно неизвестному человеку столь серьезное дело. В последующем стали поступать сведения о посещении Али-бея подозрительными лицами. И вот теперь еще это донесение, полученное лишь час тому назад.
Дмитрий Романович прошел на балкон. Над Ташкентом лежала теплая тихая ночь. С балкона открывалась знакомая панорама старого города. Минареты, арки, белые порталы мечетей, залитые голубоватым светом, четко вырисовывались на фоне темно-зеленого неба.
Ипполитов постоял на балконе, выкурил папиросу и, вернувшись в комнату, стал перечитывать донесение.
На вырванном из полевой книжки бланке было мелко написано:
"Начальнику Разведотдела штаба Туркфронта. Тов. Ипполитову, г. Ташкент. Из кишл. Куйлюк, № 5/сс, 4 мая, 1922 года. По агентурным данным вчера, 3–5.22, в кишлак Кассан приезжал из г. Бухары турок Али-бей.
В кишлаке он имел беседу с главарями басмачества Западной Бухары муллой Абдукахаром и Абду-Саттар-ханом.
Алимов"
Ипполитов сложил донесение, убрал его в папку и, приняв твердое решение о необходимости немедленного задержания Али-бея, взял телефонную трубку…
Почти в это же время в небольшом домике на окраине города Бухары читал книгу при слабом свете сальной свечи человек в белой чалме. Лицо его властное, с плоскими, подкрученными кверху усами под прямым тонким носом.
В дверь постучали. Человек поднял голову. Отодвинув стул, он поднялся из-за стола, привычно одернул френч с большими карманами и резко сказал:
- Войдите!
Дверь растворилась. В комнату вошел рыжебородый мужчина в пестром халате.
- Али-бей, господин, лошадь готова, - произнес он, почтительно прикладывая руки к груди.
Али-бей холодным, насквозь пронизывающим взглядом окинул вошедшего, молча сунул в карман лежавший на столе пистолет, снял со стены плеть и, чуть поскрипывая желтыми ботинками с блестящими крагами, вышел на улицу.
Подросток в тюбетейке держал под уздцы серую лошадь. И хотя была ночь, под неясным светом месяца можно было разглядеть могучего жеребца - карабаира, для которого пробежать сотню верст в сутки было делом обычным.
Али-бей взял узкое, стаканчиком, медное стремя, вдел в него ногу, сел в седло и разобрал поводья. Лошадь попятилась, но, почувствовав умелого седока, покорно двинулась шагом.
Оставив за собой Арк, бывшую резиденцию эмира бухарского, где по обе стороны ворот в смрадных ямах еще недавно сидели закованные в цепи изможденные узники, всадник подъезжал рысью к окраине города. Дорога была, видимо, хорошо знакома ему. Он уверенно вел лошадь, колеся по узким проулкам.
Брезжил рассвет, но солнце еще не показывалось, В темном небе перебегали зарницами белесоватые полосы. В смутной полутьме зачернели зубчатые башни крепостных ворот. Это был выход из города.
Али-бей перевел лошадь в шаг.
- Стой! - окликнул патрульный. - Кто едет?
- Свои, - спокойно отвечал Али-бей. Он освободил ногу из стремени, подъехал к патрульному и, когда тот потянулся к нему, с силой толкнул его в грудь.
- Стой! - зазвучал другой голос. - Стой! Стрелять буду!
Раздался выстрел. Пуля просвистела во мраке.
Али-бей взмахнул плетью и, пригнувшись к луке, пустился вскачь по пыльной дороге…
Все больше светало. В сизом тумане возник темный силуэт минарета. Влево от дороги, где Зарафшан неслышно катил мутные воды и где еще густела в низинах синяя мгла, что-то сверкнуло, и тут же на цветных изразцах минарета разлился розоватый, трепещущий свет. Изразцы отражали, как в зеркале, отблески солнца, всходившего на той стороне долины. Там, в далекой глубине, за кривой линией гор, казалось разгоралось огромное зарево.
В чистом, свежем воздухе послышался протяжный крик азанчи. Он стоял на минарете. Его белая борода и одежда казались розовыми.
- Ля-иль-алла, ва Мухаммед расуль иль-ля!..
Крик, дрожащий над долиной, подхватили на дальних минаретах. Всюду послышались поющие голоса. Полыхая, искрясь, струясь потоками малиновых, красных, золотистых лучей, брызжущих теперь уже в ясном голубом небе, свет все разгорался, тени исчезали, и перед глазами беглеца словно бы раздвигался гигантский занавес, открывая широкую панораму долины с камышами, пожелтевшей травой, с темными пятнами кишлаков, рощ и садов.
Огненный шар солнца торжественно всплыл над долиной. В воздухе почти сразу же повеяло жаром…
Несмотря на то, что лошадь под ним спотыкалась, Али-бей продолжал гнать ее широким галопом. Временами ему слышался конский топот. Он оглядывался, но на дороге ничего не было видно, кроме клубившейся пыли.
Вблизи показались сады кишлака Кан-Сардабы. Али-бей перескочил арык, придержал лошадь и шагом въехал в кишлак.
Дорога шла между двух рядов тополей с темно-серебряными от пыли листьями.
Али-бей свернул за угол, направившись по узкому проулку, стиснутому высокими глинобитными стенами. Закутанная в черное женщина при виде всадника поспешно скрылась в калитке. У крайнего двора он остановился. На источенных червями деревянных воротах с железным кольцом виднелся поставленный мелом значок.
Али-бей постучал. Во дворе послышались голоса. Ворота раскрылись. Седой старик в белой шелковой чалме, узнав всадника, упал ниц перед ним.
- Встань, старик! - резко сказал Али-бей.
Старик поднялся, шепча слова приветствия, приблизился к всаднику, приложил руку ко лбу и груди и припал к стремени.
- Как вы могли, господин, посланец султана, посланец аллаха, ехать одни? - спросил он с тихим укором, выпрямляясь и глядя на него. - А где ваши мюриды?
- Так было нужно, - сказал Али-бей. - Лошадь готова?
- Уже третий день ждет вас, господин.
- Веди ее и дай мне воды.
Али-бей слез с лошади, отдал ее старику и прошел вдоль двора размять затекшие ноги.
Раздался бодрый стук конских копыт. Босой конюх с широким медно-красным лицом подвел игравшего в поводу буланого жеребца.
Внезапно вдали послышался быстрый конский топот. Али-бей вздрогнул и схватился за грудь. Там, под нижней рубашкой, висел большой медальон с крошечным александрийским кораном.
Топот приближался. Несомненно, это была погоня.
- Скорей! - крикнул Али-бей старику. Тяжелое чувство тревоги охватило его.
Старик подвел ему другую лошадь. Али-бей вскочил в седло. Злой буланый жеребец с пышным хвостом взвился на дыбы, перебрал в воздухе сухими ногами и хватил с места в галоп.
Над степью дрожал зной. Горячий ветер кружил на дороге раскаленную пыль. В ней то появлялись, то исчезали три черные точки. Они стремительно приближались, росли.
Три всадника, один из них юноша в синей чалме, свернув с дороги, вихрем вынеслись на травянистый курган.
Их почерневшие от пота лошади шумно раздували красные ноздри.
- Вот он! - показал один из них - юноша в синей чалме.
Оставляя за собой длинный хвост пыли, по дороге быстро катился маленький бурый клубок.
- А ведь уйдет, проклятый, - сказал усатый старшина. - Видно, успел лошадь сменить…
- Мухтар, гони наперерез, - приказал седой командир юноше в синей чалме. - А мы вдоль дороги.
Под ногами лошадей вновь замелькали арыки и канавы. Горячий ветер дул в сожженные солнцем лица всадников.
Командир был уже шагах в двухстах от преследуемого, когда конь его рухнул на бок, придавив ему ногу.
- А ведь ушел, - оправдывался подъехавший старшина. Он сбил на лоб фуражку с выгоревшим красным околышем и, пошевелив густыми усами, сказал:
- И то ведь сколько гнались. А у него, у черта, подставы со свежими конями Что будешь делать? А если…
- Постой! - перебил командир. - Гляди, Мухтар!
Но старшина уже сам видел, как тот, выскочив из лощины, мчался наперерез беглецу.
- Догонит! - сказал командир.
- На таком коне да не догнать, - подхватил старшина. - На пайге призы брал… А ну давай, давай! Жми, Мухтар! - закричал старшина, словно тот мог услышать его. Обе лошади, казалось, не бежали, а летели, не касаясь ногами дороги. Вытянув руку, Мухтар готовился схватить беглеца, но вдруг глаза его потемнели; он заметил, что преследуемый полез в карман, видимо, доставая оружие. Быстрым движением юноша выхватил шашку, винтовки у него не было. В эту минуту Али-бей повернулся в седле. Грянул выстрел. Степь, небо, дорога - все перевернулось в глазах Мухтара. Медленно он скатился на дорогу.
3
Было далеко за полдень, когда Ипполитов, задремавший за столом после бессонной ночи, проснулся и позвонил в колокольчик.
В дверях появилась сухощавая фигура штабного командира.
- Новости есть? - строго спросил Ипполитов.
- Есть, Дмитрий Романович, я только собирался вам доложить, - произнес командир. - Сейчас получено донесение от начальника гарнизона города Карши.
- Ну-ну?
Дежурный командир доложил, что одним из разъездов, высланных из Каршей, на десятой версте в сторону Гузара был обнаружен Али-бей. Разъезд преследовал его, пока не стали падать лошади. Беглец ушел от погони, ранив джигита, который при преследовании чуть было не захватил его в плен. Дежурный командир доложил также и о том, что, по донесению начальника гарнизона, конная милиция Каршей, Гузара и некоторых других пунктов покинула места постоянных стоянок и, соединившись, двинулась в Восточную Бухару.
Не было никакого сомнения, что конная милиция, состоявшая из турок - пленных мировой войны, двинулась для присоединения к Али-бею.
- Да, - сказал он, помолчав, - мы упустили матерого волка. Али-бей ушел в Восточную Бухару. Это очень скверно. - Дмитрий Романович в раздумье постучал по столу тонкими пальцами, - Очень, очень скверно, - повторил он, жестом предлагая дежурному присесть на свободный стул напротив. - Вы говорили, что в разъезде есть потери?
- Ранен джигит Мухтар… Он из добровольческого мусульманского отряда, - пояснил дежурный Ипполитову, вопросительно смотревшему на него.
- Мухтар? Позвольте, позвольте… - Дмитрий Романович, припоминая что-то, провел рукой по лицу. - Я где-то слышал это имя, но вот никак не припомню…
- Это тот самый джигит, которого освободила Первая бригада при преследовании эмира бухарского.
- В Денау?
- Именно. Он сидел в зиндане за что-то.
- А-а! - вспомнил Ипполитов. Глаза его потеплели. - Так это же прекрасный джигит! - Словно подтверждая свои слова, он утвердительно кивнул головой. - Обязательно вызовите его ко мне, когда поправится. Я хочу его видеть.
- Слушаюсь… Разрешите пока идти?
- Идите.
Но едва дежурный успел прикрыть за собой дверь, тут же вернулся с сообщением, что один гражданин настоятельно просит принять его по совершенно неотложному делу.
- Пусть войдет, - сказал Ипполитов.
Дежурный раскрыл дверь и, посторонившись, пропустил низенького пожилого человека в очках, с загнутыми вниз, как у моржа, колючими усами.
- Здравствуйте, товарищ начальник! Я к вам, извините, по крайне важному делу, - торопливо заговорил вошедший, быстро подходя и снимая с лысой головы расшитую серебром голубую тюбетейку.
- Я вас слушаю, - спокойно сказал Дмитрий Романович, соображая, какая причина могла привести к нему столь странного посетителя.
- Разрешите представиться. Четыркин. Бывший военный чиновник. Ныне работник кооперации.
- Прошу садиться.
- Извините, разрешите курить?
- Курите, пожалуйста.
Четыркин достал портсигар, раскрыл его и протянул Ипполитову.
- Благодарю вас. Не курю, - отказался Дмитрий Романович.
Четыркин вынул из кармана носовой платок и провел им по потному лицу.
- Дело, извините, крайне серьезное, товарищ начальник, - продолжал Четыркин взволнованным голосом, вытирая платком потное лицо. - Вам известно, что в городе Бухаре живет некий турок Али-бей.
- Да. Это я знаю, - сказал Ипполитов с деланным спокойствием в голосе. - А в чем, собственно, дело?
Четыркин оглянулся на закрытую дверь и, понижая голос до шепота, произнес с таинственным видом:
- Турок Али-бей не кто иной, как сам Энвер-паша!
- Али-бей - Энвер-паша?! - воскликнул Ипполитов с сомнением в голосе. - Да вы что, в своем уме? Вы отдаете себе отчет в том, что говорите?
- Я даю голову на отсечение, что Али-бей и Энвер-паша одно и то же лицо! - подтвердил Четыркин, прижимая руку к груди.
- Позвольте! Но откуда вы это взяли?
- Так я же его прекрасно знаю. Я при царе служил в Константинополе драгоманом и часто с ним встречался.
- А как вы его здесь узнали?
- Третьего дня на базаре в кишлаке Ак-Джар. Я ездил туда по делам… Да… Ну хорошо. Только приезжаю, смотрю - толпа. Подхожу ближе. Боже мой - Энвер!.. Я даже очки снял и протер: может быть ошибся. Нет, верно - Энвер! И голос его, и мэнеры, и все. Понимаете? Вот. Тут я все бросил - и в Ташкент! И вот добрался.
- Вы можете описать наружность Энвер-паши? - спросил Ипполитов.
- Конечно, - сказал Четыркин с готовностью. - На вид ему лет сорок. Да, больше не будет. Смуглый… Рост - выше среднего. Усы, как у Вильгельма. В общем, представительный человек. Одет во френч, бриджи. На голове белая чалма. Вот как будто и все. Извините, пожалуйста.
- Та-ак… - протянул Ипполитов. - Ну что ж, хорошо. Прошу оставить ваш адрес.
Четыркин дал адрес, попрощался и, надев тюбетейку, в сильном волнении вышел из штаба.
Турецкий офицер Али-бей действительно был Энвер-пашой.
Бывший военный министр Турецкой империи, окончивший германскую академию генерального штаба, после капитуляции Турции в первой мировой войне он был вынужден спешно покинуть страну.
Тут, за кордоном, на территории Советской России, у него окончательно созрел план создания тюркского государства, но для претворения в жизнь задуманного нужны были вооруженные силы. Первая попытка добыть эти силы, как уже известно, сорвалась: сформировать национальные части ему не удалось.
Теперь он спешил в Восточную Бухару, чтобы там приступить к организации мусульманской армии. По мнению Энвер-паши, это было наиболее верным решением. Вся надежда была на сплошь неграмотный, фанатичный, забитый народ, принимавший приказ как непреложный закон.
Будучи женатым на дочери турецкого султана, который являлся зятем халифа, а в глазах верующих мусульман - наместником Магомета на земле, Энвер-паша обладал, огромной властью в мусульманском мире. На это главным образом он и рассчитывал при формировании армии.
"Ну что ж, - думал он, - пусть Кемаль-паша попытается создать новую Турцию. Посмотрим, что еще выйдет из этого. А я создам великую тюркскую империю и стану султаном. Аллах мне поможет. Русских выгоним вон. Англичане помогут…"
С этими мыслями он въехал в Гузар. Тут к нему присоединился конвой.
Спустя два дня Энвер-паша подъезжал к Железным Воротам. За ними начиналась Восточная Бухара.