28
- Быстрей! Быстрей копайся! - торопил, взводный Сачков Лавринкевича. - Чего ты там канителишься? Смотри, у тебя конь на потник наступил…
Пряча на ходу карту, из штабной кибитки вышел Кондратенко, только что получивший приказ Ладыгина выступить в разведку. На его юношеском лице лежало озабоченное выражение.
- Ну как? - спросил он Сачкова.
- Готовы, товарищ командир.
- Давайте по коням…
Брезжил рассвет. С мягким топотом разъезд в пятнадцать всадников вышел со двора и скрылся в тумане.
Кондратенко ехал, обдумывая, как ему лучше выполнить задачу. Им предстояло, как он уже объяснил бойцам, подняться по ущелью до кишлака Шут и выяснить, нет ли там басмачей.
Выслав в дозор Парду с Латыповым, Кондратенко повел разъезд по холмистой долине.
Парда еще с вечера хорошо приметил дорогу и теперь, несмотря на туман, ехал уверенно. Вскоре дозорные достигли ущелья. Парде вдруг показалось, что вдали мелькнули всадники. Он погнал лошадь галопом.
- Стой! Зачем гонишь? - крикнул Латыпов, сообразив, что они слишком далеко оторвались от разъезда. - Смотри, наших не видно. Давай постоим.
Внезапно позади них пронесся отчаянный визг. С обеих сторон ущелья блеснули огни, гулко рассыпались выстрелы.
Визг, крики, грохот бубен слились с конским топотом.
Над горами сверкнул солнечный луч, и Кондратенко заметил, как в долину спускалось множество всадников. Теперь он хорошо видел значки и скакавшего впереди басмача в красном чапане. Сидя на буланом жеребце, убранном золотой сбруей, всадник крутил над головой кривой шашкой.
Кондратенко понял, что еще минута - и басмачи сомнут разъезд. Он приказал отходить.
Он слышал, как его бойцы поскакали назад, а сам, сдерживая лошадь, оставался на месте, стараясь разглядеть, куда делись дозорные.
Но потом он успокоился, решив, что Латыпов и Парда отошли стороной.
- В ружье! - крикнул Ладыгин, услышав выстрелы. Приказав бойцам занять дувалы и думая, что это бригада гонит басмачей, он поднялся на плоскую крышу кибитки.
- Ах, негодяй! Ах, молодец! Гляди, что творит!.. А все-таки я его под арест посажу! - приговаривал он, наблюдая, как Кондратенко, ловко вольтижируя, перевернулся в седле, сел лицом к хвосту быстро скачущей лошади и стрелял из револьвера по преследовавшим его басмачам.
Так и въехал он во двор задом наперед, с возбужденным, улыбающимся лицом.
Басмачи, свертываясь в колонну, скрывались в дальних садах.
- Товарищ Сачков, а где же. Латыпов и Парда? - спросил Кондратенко.
- Да я и то смотрю, вроде их нет, - сказал взводный, оглядываясь.
- Вон они! Вон Латыпов! - крикнул наблюдатель, стоявший на крыше кибитки.
Бойцы во весь рост поднялись на дувалах.
Парда и Латыпов, пригнувшись в седлах, скакали к кишлаку. Позади них и в стороне хлопали редкие выстрелы.
- Куда он поехал? - с беспокойством сказал Ильвачев, увидев, как Парда, широко раскинув руки, поскакал как раз в ту сторону, откуда слышались выстрелы. Вот его лошадь махнула через арык, и Парда, перевалившись на бок, выпал из седла.
- Убили! Парду убили! - тревожно заговорили наблюдавшие за ним бойцы.
Латыпов подъехал к товарищу, нагнулся, поднял его на седло и поскакал к кишлаку.
Но навстречу ему из карагачовой рощи показалась большая толпа басмачей.
Латыпов метнулся вправо, к узкой расщелине, но и оттуда уже выезжали всадники в пестрых халатах. Увидев, что ему не прорваться в кишлак, Латыпов повернул лошадь и поскакал в горы…
Бойцы молча следили за ним.
Кузьмич вздрогнул: вблизи стукнул выстрел, другой, и вслед за этим резко ударили залпы подкравшихся басмачей. Пули глухо шлепались в глинобитные стены. Выронив винтовку, повалился со стоном один из бойцов. Упала, забилась, пытаясь подняться, подстреленная лошадь.
В сбившемся во дворе отряде произошло замешательство. Люди бросились в стороны. Лошади рвали поводья, взвивались на дыбы и шарахались.
"Попали", - подумал Ладыгин. Первой его мыслью было спасти бойцов от опасности.
- Укройся! - крикнул он, - Заводи лошадей за дувалы!
В эту минуту бородатый басмач, вскочив на ворота, прицелился в него из винтовки.
- Стой! Стой! Не смей! - закричала Маринка. Она рванулась вперед и то ли умышленно, то ли нечаянно своим телом прикрыла Ладыгина. В суматохе никто не заметил, как девушка, ахнув, упала подле дувала. Вокруг слышались крики, стоны и выстрелы.
"Гляди, сколь их повысыпало!"- подумал взводный Сачков.
На плоских крышах ближних и дальних кибиток, окружавших двор с трех сторон, появились, забегали черные на фоне солнца фигуры басмачей. Они стреляли кто с колена, кто стоя, некоторые с гиком размахивали обнаженными шашками.
Но выбежавшие к дувалам пулеметчики уже сбивали их с крыш.
- Товарищ военком, поберегитесь! - крикнул Харламов, увидев, как Ильвачев с ручной гранатой в руке тоже влез на дувал. За ним полезли Вихров и чернявый боец из первого взвода. Вихров не успел метнуть гранату, как что-то крепко ударило его по голове. Он пошатнулся и сполз со стены. На его лице показалась кровь.
- Поранило? - Харламов тревожно метнулся к нему.
Вихров, тоже бледный, не мог понять, что с ним случилось. Размазывая кровь, он провел рукой по лицу.
- Пустое, - Сказал он, - это меня камнем с рикошета ударило. - Сказав это, он тут же невольно подумал, что смерть вот уже третий раз прошла мимо него.
Стрельба прекратилась. Не выдержав пулеметного огня, басмачи попрятались за дувалами. Наступила звенящая тишина. И тогда с тыльной стороны двора, в котором укрепился осажденный гарнизон, послышался катившийся по земле гулкий конский топот. Видимо, в кишлак входил новый конный отряд. Всадников не было видно. Их скрывали дувалы, но по гортанным крикам Иван Ильич понял, что к Казахбаю подошло подкрепление. Он не ошибся. В Гилян вошел помощник Казах-бая Мирза-Палван. Он привел с собой две сотни всадников.
В ожидании нового штурма Ладыгин распорядился укрепить ворота. Харламов доложил Ивану Ильичу о потерях. Среди тяжелораненых оказалась и Маринка, которая, как сказал Харламов, была без сознания…
Увидев, что в кишлак ему не прорваться, Латыпов пустился по круто вьющейся вверх, заросшей кустами козьей тропинке. Когда он достиг половинной высоты скалы, у подошвы горы послышались выстрелы. По свисту пуль Латыпов понял, что стреляют по нему, и погнал лошадь вперед. Но тропинка была теперь так крута, что подниматься можно было лишь только. У подошвы вновь рассыпались выстрелы. Лошадь сделала несколько судорожных движений и упала, ткнувшись мордой в кусты. Тело Парды соскользнуло на землю.
Теперь, когда в густой заросли они не были видны, Латыпов решил осмотреть рапу товарища. Он перевалил Парду на спину и вскрикнул, увидев залитое кровью лицо. Взяв свою флягу, он обмыл рану.
- Парда! Парда! - звал Латыпов, стараясь влить оставшуюся воду в рот юноши.
Парда молчал.
Тогда Латыпов вынул нож, отрезал кусок чалмы и крепко обмотал голову раненого.
Внизу послышался шорох.
Латыпов осторожно раздвинул кусты. Вверх по тропинке крался рыжебородый басмач.
Латыпов прицелился в заросшее волосами лицо. Приклад толкнул в плечо. Басмач привскочил и, дернувшись, замер.
Парда застонал.
Латыпов быстро нагнулся к товарищу и встретил устремленный на него взгляд так хорошо знакомых ему карих с зеленоватой искоркой глаз.
- Башка мало-мало пропал? - спросил тихо Парда.
- Нет… Кожу порвала. Видно, рикошетом ударило, - радостно сказал Латыпов. - Слушай, надо бы нам повыше подняться, - он показал вверх, рукой. - Можешь идти?
- Воды! - попросил Парда.
Жадно напившись, он присел, но тут же повалился на спину.
- Андрюша, давай твоя шея, - заговорил Парда, кладя свою руку на плечо товарища. - Вутедаким манером. Айда!..
Часто останавливаясь, они взобрались, наконец, на вершину горы. Отсюда хорошо был виден Гилян.
Из кишлака доносились отдаленные звуки выстрелов. Крошечные фигуры людей сновали во дворах, тащили что-то и перебегали по плоским крышам кибиток.
- А ведь грабят, черти! - сказал Латыпов, приглядываясь. Он взял флягу Парды и, перед тем как напиться, взболтнул ее.
- Вода совсем мало остался, - сказал Парда.
29
Предположения Ладыгина о новом штурме не оправдались. Видимо, Казахбай понес большие потери и теперь решил взять осажденных измором. Басмачи не стреляли, но когда Ильвачев попробовал высунуться, из-за соседних дувалов сразу же защелкали выстрелы…
Кузьмич сидел возле Маринки и проверял ее пульс. Тут же находились Вихров, легко раненный в голову, Климов и пришедший на перевязку чернявый боец из первого взвода. Проверив пульс девушки, Кузьмич засудил рукава, достал из сумки ножницы и ловко разрезал залитую кровью материю.
Маринка, не приходя в себя, тяжело застонала.
- Ну, слава богу, колено цело, - сказал Кузьмич, ощупывая ногу девушки. - Ребята, да отойдите вы наконец, - сердито проговорил он. - Мало ли что пестра! Факт. Неудобно… Держите ногу, товарищ командир. Нет, вот так - на весу…
- Ну что? - тревожно спросил Вихров.
Кузьмич с опаской покачал головой.
- В кость, в бедро, а немного повыше - и в живот бы попала, - сказал он, нахмурившись.
- Что же теперь делать?
- В госпиталь надо, а то, боюсь, как бы хуже не стало. А какой тут госпиталь?..
Ночью Маринке стало хуже. У нее начался бред. Она лежала неподвижно с открытыми, но невидящими глазами и, держа руку Вихрова горячими пальцами, тихо шептала:
- Митя, милый, вот и приехал… А как я тебя ждала, дорогой… Голубчик… Сокол мой ясный, дружок… - Она называла его всеми нежными именами, какие только можно было придумать.
- О, черт! - воскликнул Кондратенко, сидевший тут же с Ильвачевым и Кузьмичом. - Если она только умрет, не возьму в плен ни одного басмача! - Он сердито ударил кулаком по колену.
- Пустяки говоришь, - отрывисто сказал Ильвачев, оглядываясь на Кузьмича, который громко откашливался, словно прочищал горло.
- Митя, милый… - быстро шептала Маринка. - Теперь мы больше никогда, никогда не расстанемся. Правда? Всегда будем вместе… Ну, поцелуй меня… Поцелуй…
Ильвачев взглянул на Вихрова.
- Чего же ты? Поцелуй ее. Может, ей лучше станет…
Он встал и, сморкаясь, вышел во двор.
Ладыгин сидел у бойницы.
- Ну как? - спросил он, когда Ильвачев подошел и присел подле него.
- Бредит, - хмуро сказал Ильвачев. - Температура высокая. В госпиталь ее надо…
- Где наши? Где бригада? Почему до сих пор нет никого? - проговорил с досадой Ладыгин.
Они не знали, да и не могли знать, из-за чего произошла задержка. Басмачи завалили ущелье на пути бригады, и теперь, встретив непроходимое препятствие, бойцы искали обходной путь, карабкались по кручам и скалам. Только мусульманский дивизион Куца, двигавшийся другой дорогой, в эту минуту вел бой с крупной бандой басмачей, настойчиво пробиваясь к Гиляну…
Небольшой костер, горевший подле дувала, отбрасывал вокруг яркие блики, выхватывал из тьмы забинтованные смуглые лица, летние шлемы и отсвечивал на ручном пулемете.
У бойниц чернели фигуры часовых. Изредка где-то вдали слышались выстрелы.
К костру подошел высокий боец в накинутой на плечи шинели. Он присел на корточки и, вынув кисет, стал крутить папироску.
- Сейчас на перевязочном был, - заговорил он, обращаясь к собравшимся. - Гордиенко умирает… Видел взводного с третьего взвода, этого, который на вороном коне ездит, с мундштуками.
- Савельева? - спросил чей-то голос.
- Да. Ему, братцы, клинком полщеки отвалили. Лежит, голова кругом забинтована. Я сам видел, когда они в ворота ввалились, так он один против десятерых дрался. Троих из нагана свалил, а четвертый по голове его рубанул. Однако рубят они плоховато. Прямо сказать, не лихо рубят…
- Я их с моего шоша штук пятнадцать подвалил, как они во двор кинулись, - проговорил безусый боец. - Если бы не я, торчать бы нашим головам на кольях.
- Ну, ты, Арбузов, завсегда первый герой, - насмешливо сказал взводный Сачков, - и как это тебя еще в комбриги не произвели? Прямо упущение по службе.
- Нет, он верно, ворота спас, - заметил рябоватый боец. - Я видел. Когда Гордиенку подвалили, Арбузов как вдарит, так они и рассыпались.
Все помолчали.
- Что же теперь будем делать, братцы? - спросил рябоватый боец поглядывая на товарищей. - Басмачей-то ведь раз в двадцать больше. Тяжелое положение.
- Мы так-то вот на польском фронте под Замостьем попали, - сказал Сачков.
- Ну и как?
- Вышли. Да еще панам так бока наломали, что они миру запросили.
- Где наше не пропадало - в случае чего грянем в атаку, прорвемся, - уверенно проговорил боец с забинтованной головой.
- А раненые?
- Да, верно… Не иначе как нам придется своих дожидаться.
- Чего же они не идут?
- Все могло случиться…
- А вот Латыпов с Пардой, видно, в плен попали, - сказал забинтованный боец.
- Они в плен не сдадутся. Не такие ребята, - возразил Сачков.
- А что в плен? С живого шкуру долой.
- Я все думаю, как это нашу сестрицу поранило? - в раздумье произнес пулеметчик. - Она же сзади была.
- Пуля заднего скорее найдет, - сказал Сачков.
Бойцы помолчали. Вокруг было тихо. Только временами доносился из-за стен конский топот и негромкие голоса.
- А командир-то наш сегодня доказал, - заговорил один из бойцов.
- Веселый паренек и геройский. А я было в нем сомневался.
- Я слышал, командир эскадрона его ругал, что себя, мол, не бережет, - подхватил рябоватый боец. - А он говорит: "Для чего же, в таком случае, вольтижировке обучают".
- А что? Только тот и есть кавалерист настоящий, который вольтижировку знает, - сказал Сачков. - Вдруг какая тревога или там паника - конь побежал, а ты сесть не успел. Сейчас его за хвост, толчок - и в седло. На скаку умей садиться…
- Правильно, - сказал боец с забинтованной головой.
- Нет, наш-то хорошо сделал. В общем, командир настоящий. И в обращении человек ласковый, - заключил пулеметчик. - И красивый такой. Прямо портрет.
- А вот наш Кастрыко - командир форменный: голову в бою не теряет, - заговорил чернявый боец из первого взвода, - и распорядиться умеет. Но уж письмо бойцу написать - это извини-подвинься. Много о себе понимает.
- Я бы ему на свои деньги веревку купил, только бы повесился, - тихо проговорил пулеметчик.
- Чего ты, Арбузов, ворчишь? - спросил Сачков.
- Да нет, я так, про себя…
Солдаты еще поговорили немного и один за другим задремали подле бойниц…
Ночь прошла спокойно, и когда рассвело, басмачей нигде не было видно.
- Неужели ушли? - недоумевал Ладыгин, вглядываясь в сероватые гребни. - Нет, кто-то там есть. А ну, смотри, Ильвачев, вон, под той сопочкой. Видишь, чернеется?
С гор спускалось несколько человек в цветных халатах. Один из них махал снятой с головы белой чалмой.
- Что за делегация? - недоумевал Ладыгин.
- Может быть, парламентеры? - предположил Ильвачев.
Люди подходили к кишлаку.
- Гриша! - позвал Ладыгин. - Расспроси их, кто они, чего им надо.
Прибывшие, перебивая один другого и размахивая руками, горячо говорили что-то. Один из них, горбоносый, с пышными усами, в исступлении бил себя в грудь кулаком.
- Ну, что он толкует? - спросил Иван Ильич.
- Говорит, банда, с которой мы вчера дрались, пришла в кишлак и грабит жителей. Они просят, чтобы мы поехали и спасли их имущество.
- Спроси, как проехать до их кишлака?
- Говорит, что этим ущельем. Банда находится в кишлаке Шут.
- Добре…
- Что же им передать?
- Скажи, что мы приедем.
Горбоносый в белой чалме опять залился слезами. Остальные обступили Гришу и принялись настойчиво требовать что-то.
Переводчик пожал плечами.
- Они просят ехать сейчас, а то будет поздно.
Ладыгин взял Ильвачева под руку и отвел его в сторону.
- Как ты смотришь на это? - спросил он.
- Трудно сказать. Ведь у нас осталось только тридцать шесть человек. Конечно, можно рискнуть, но кто сможет поручиться, что в ущелье мы не попадем в ловушку?
- Правильно, - согласился Иван Ильич. - Делегация мне кажется весьма подозрительной. Очень уж у них разбойничий вид.
Харламов, не спускавший глаз с горбоносого человека и следивший за каждым его движением, заметил, как он, зло блеснув глазами из-под чалмы, зашептал что-то соседу. Тот быстро взглянул на Ладыгина, и Харламов прочел в его взгляде свирепую ненависть.
Подойдя к Ладыгину, Харламов высказал ему свое подозрение.
- Так что же мы? Ведь можно проверить, - спохватился Ильвачев. - Идем к ним!
- Гриша, скажите, пусть они снимут халаты, - приказал Ильвачев.
Поняв, чего от них требуют, горбоносый человек бросил по сторонам растерянный взгляд. Его коричневое, в морщинах лицо побледнело.
- Чего же он? - прикрикнул Ладыгин. - А ну, снять с них живо халаты!
- Ну вот, смотрите, - заговорил Ильвачев, показывая на обнаженные плечи задержанных. - Видите, потертости от ружейных ремней? Гриша, спроси их, давно они служат у Казахбая и грабят дехкан?
Бандиты молчали.
- И главное, на что били, подлецы! Знали, что мы не откажем им в помощи, - говорил Ильвачев, с ненавистью глядя на бандитов.