"Джек Реймонд" - второй роман Э. Л. Войнич - впервые был опубликован в Лондоне весной 1901 года Вильямом Хейнеманном.
В этом романе частично отразились детские впечатления писательницы. Она рассказывала своей знакомой - Анне Фриментал, что девочкой ей иногда приходилось жить в Ланкашире у брата ее отца - Чарльза Буля, который был управляющим на шахте. Это был очень религиозный человек с наклонностями садиста. Однажды, когда Э. Л. Войнич было десять лет, дядя обвинил ее в краже куска сахара и потребовал, чтобы она призналась в своем преступлении. Но девочка сахару не брала, - и не могла в этом признаться. Тогда дядя запер ее на несколько дней одну в комнате и пригрозил "ввести ей в рот химическое вещество для проверки ее честности". Девочка сказала, что утопится в пруду, и дядя понял, что она так и сделает. Он вынужден был отступиться от нее. Этот поединок закончился тяжелым нервным припадком девочки...
Вскоре же после выхода "Джека Реймонда" в журнале "Вестник Европы" (1901, июнь) появилась обширная рецензия на этот роман, подписанная буквами "3. В.", то есть Зинаида Венгерова. Рецензент отмечал, что этот роман, принадлежащий перу автора "Овода", представляет собой отрадное явление в современной английской литературе: "...в нем нет обычного искажения жизни, нет буржуазного преклонения перед устоями английской добропорядочности", и добавлял: "Госпожа Войнич - очень смела; в этом ее большая заслуга".
Через год "Джек Реймонд" появился на русском языке в журнале "Русское богатство" (1902, №№ 5 - 7) в переводе Л. Я. Сердечной. Так же, как и в переводе "Овода", и здесь наиболее сильные в антирелигиозном отношении страницы были выпущены. Кроме того, из перевода было изъято многое, касающееся польского освободительного движения.
Отдельным изданием этот перевод вышел в 1909 году в Ростове-на-Дону в издательстве "Дешевая книга".
За годы Советской власти "Джек Реймонд" выходил три раза в сокращенном переводе С. Я. Арефика (изд-во "Пучина", М. 1925, 1926, 1927).
Впервые "Джек Реймонд" на русском языке полностью напечатан в издании: Э. Л. Войнич. Сочинения в двух томах, т. 1, М., Гослитиздат, 1963.
Содержание:
ГЛАВА I 1
ГЛАВА II 3
ГЛАВА III 5
ГЛАВА IV 8
ГЛАВА V 11
ГЛАВА VI 13
ГЛАВА VII 15
ГЛАВА VIII 18
ГЛАВА IX 20
ГЛАВА X 22
ГЛАВА XI 24
ГЛАВА XII 26
ГЛАВА XIII 28
Примечания 31
ДЖЕК РЕЙМОНД
...рассудите меня с виноградником моим .
ГЛАВА I
- И это у вас тут называется хорошей дорогой? - сказал доктор Дженкинс.
Он остановился на середине косогора и стал осматриваться, давая рыбаку Тимоти, который встретил его на станции, время опустить наземь тяжелый чемодан и перевести дух перед новым подъемом. Позади, меж диких гранитных глыб и кустиков дрока, вилась крутая горная дорога. Впереди она взбегала еще круче, каменистая, окаймленная мокрыми, увядшими метелками вереска, и, обогнув замшелую скалу, скрывалась из глаз. А по сторонам тянулась унылая вересковая пустошь; багрово пламенея, заходило гневное солнце; мчался с пронзительными проклятиями свирепый северный ветер; далеко внизу, у подножья утесов, роптало угрюмое, безрадостное море; и это было все. Быть может, в летнюю пору, когда вереск цвел золотом и пурпуром, долина выглядела приветливей; наверно, даже это пепельно-серое море солнечным утром после дождя умело светиться нежной зеленью и синевой; но доктор никогда прежде не бывал в Корнуэлле, и в этот декабрьский вечер все здесь казалось ему леденяще холодным, суровым и беспросветным.
Солнце кануло за горизонт, оставив на воде красную полосу, кровавый след, который волны поспешили смыть. Тимоти снова вскинул чемодан на плечо.
- Теперь уж недалеко, сэр; дойдем засветло. Эге, да это Ричардс из Гарнардсхеда, и его хозяйка с ним. Добрый вечер, хозяин!
Из-за выступа скалы выехала, тарахтя на неровной дороге, тележка, груженная яблоками. Фермер шагал рядом со своей малорослой лошадкой; если б не то, что у него было две ноги, а у лошади четыре, их можно было бы принять за близнецов, так они были похожи: оба коренастые, спокойные, у обоих та же неторопливая уверенная поступь. В тележке, полной яблок, дремала старуха.
- Это наш новый доктор, - сказал им Тимоти. - Теперь у нас в Порткэррике два доктора, ведь доктор Уильямс не уезжает, хоть он уже старый и почти не лечит. Ну как, сэр, отдохнули?
И они опять стали взбираться на гору, а фермер Ричардс со своей лошадкой медленно двинулся вниз по дороге.
- Постойте-ка! - сказал доктор, оборачиваясь. - У старика что-то случилось с тележкой. Смотрите, он делает нам знаки. Что такое?
Ричардс яростно размахивал кнутом и пытался перекричать ветер.
- Полиция! - отчаянно вопил он.- Убивают! На помощь! Полиция!
- Господи, спаси и помилуй! - охнула старуха, молитвенно складывая руки. - Опять эти разбойники!
Из-за ближнего бугра стремглав выбежал рослый, крепкий черноволосый мальчишка; лицо его, темное от загара, показалось доктору на редкость уродливым. Следом мчались десятка два дьяволят поменьше, все они размахивали палками и испускали воинственные клики. Шайка налетела так внезапно, что фермер и оглянуться не успел, как лошадь выпрягли, тележку опрокинули, яблоки покатились в грязь, и старуха, стоя у обочины, уже ломала руки и жалобно причитала над таким разорением. Тимоти и доктор кинулись на выручку, но тут Ричардс, опомнясь, пустил в ход кнут. После жаркой стычки мальчишки отступили и с визгом и воплями пустились врассыпную по косогору; набитые яблоками карманы оттопыривались. Гнаться за ними было безнадежно; но один из грабителей, веснушчатый, тощий и нескладный, удирая, споткнулся о камень и растянулся на земле. Фермер тотчас набросился на него с кулаками.
- Джек! - завопил пойманный. - Джек!
Вожак был уже тут как тут - ловкой подножкой он свалил грузного фермера наземь, рывком поднял за шиворот упавшего мальчишку, подтолкнул в спину, и тот сломя голову пустился бежать под гору. Потом вожак огляделся - не нужно ли еще кого-нибудь выручить. Ясно было, что таков обычай: он должен был нападать первым и отступать последним. Он уже хотел бежать за остальными, но тут на плечо ему опустилась незнакомая рука.
- Одного я все-таки поймал, - сказал доктор Дженкинс. - Нет, не бейте его, - прибавил он и перехватил занесенный кулак фермера. - И сколько бы вы ни бранились, приятель, этим тележку не поднять; помогите ему, Тимоти, а мальчика предоставьте мне.
Через минуту Тимоти пыхтел над опрокинутой тележкой; фермер, все еще бормоча ругательства, присоединился к нему; старуха тем временем подбирала раскатившиеся яблоки.
- Ты, видно, далеко пойдешь, чертенок, - сказал доктор Дженкинс пленнику, который извивался, как угорь, в его руках, стараясь вырваться. - Как тебя зовут?
- А вас?
- Так ведь это Джек Реймонд, сэр, - сказал Тимоти, - Племянник нашего викария.
- И родной сын самого сатаны, - из-под тележки подал голос фермер.
Смуглолицый бесенок ухмыльнулся этому комплименту, блеснув белыми зубами.
- Племянник викария! - недоверчиво повторил доктор Дженкинс - А ну, стой смирно, мальчик, не вертись так. Я тебе ничего не сделаю.
Глаза Джека округлились в презрительном недоумении, и стало видно, какие они темные и вместе с тем блестящие.
- Ясно, не сделаете!
Он все же перестал брыкаться и выпрямился. Он был на редкость некрасив, но как-то совсем по-особенному, лицо грубое, дикое, однако без всяких следов вырождения, несмотря на тяжелую челюсть; напротив, голова прекрасной формы, а глубоко сидящие глаза были бы просто великолепны, смотри они не так мрачно и угрюмо.
Необыкновенно широко расставленные, под черными, сросшимися бровями, они придавали этому странному лицу выражение силы и сосредоточенности, которое пристало бы скорее бизону, нежели мальчишке.
- Стало быть, ты и есть атаман этой шайки сорванцов? - сказал доктор. - И какое же твое любимое занятие, разреши узнать? Воровать у бедняков и пугать до полусмерти старух, а?
- Да, - сказал Джек, глядя ему прямо в глаза. - И еще жалить, когда можно, вон как эта оса у вас в бороде.
Доктор Дженкинс, забыв, что на дворе зима, поднес руку к лицу. И тотчас покачнулся от меткого сильного удара; а когда сообразил, что его провели, Джек уже удирал со всех ног.
Доктор прислонился к скале и захохотал так, что на глазах у него выступили слезы. Сердиться было невозможно, уж очень ловко мальчишка его одурачил.
- Ну и чертенок! - промолвил он наконец, переведя дух. - Первый раз такого вижу!
- А ведь этот малец вырос в благочестивом доме, - рассказывал ему Тимоти, когда тележку привели в порядок и они уже снова шагали в гору. - С шести лет его наставляли в христианском духе, и перед глазами у него самолучший пример. И все зазря. Нет уж, горбатого могила исправит.
- Сдается мне, - заметил доктор, - что этому молодцу добрая трепка была бы куда полезнее христианских наставлений и хорошего примера. Просто из него надо выбить дурь.
- Что вы, сэр, - возразил Тимоти, - ни одного мальчишку в Порткэррике так не лупцуют, как Джека Реймонда, по крайности с тех пор, как помер сам капитан.
- Кто?
- Капитан Джон, викариев меньшой брат. В октябре сравнялось три года, как он в бурю утонул возле Ленде Энда - других спасал, а сам погиб. А у нашего викария своих детей нет, он и взял сирот, потому как они остались почитай без гроша, ну, он и исполнил свои долг, как положено христианину.
- Значит, мальчик не один?
- Еще сестренка у него, сэр, восьми лет от роду, и такая славная девчурка, на этого бесенка ну ни капельки не похожа, все равно как сардинка на камбалу. Она вся в Реймондов.
- И викарий очень строг с мальчиком? Тимоти поджал губы.
- Видите ли, сэр, некоторые джентльмены из школьного совета говорят, что он малость пересаливает; даже прозвали его "пастырь с палкой", потому как он за то, чтоб ребят в школах побольше драть. А только, по-моему, он прав, сэр; всякий человек по нутру своему отпетый грешник, а без битья разве внушить мальчишке страх божий?
- Ну, этому как будто не очень-то внушили.
- Так ведь в нем дурная кровь. Бедняжка миссис Реймонд из-за него сколько слез пролила. Она, знаете, из-под Сент-Айвс, из очень почтенной семьи; вся родня - люди благочестивые, и ничего такого за ними сроду не водилось. Женщина богобоязненная, добрая христианка, беднякам помогает, как оно полагается жене священника, и с этими сиротами нянчилась, будто с родными, хоть они ей вовсе не родня. В маленькой Молли ну просто души не чает. И уж так старалась того дьяволенка образумить лаской, а сам викарий - таской, да только это все равно что сажать картофель на Раннелской скале. Малый весь в мать.
- А кто она была?
- Отъявленная блудница, сэр, лондонская актерка. Капитан Джон был молодой да глупый, вот и женился на ней, опозорил порядочный дом. Один бог знает, кем она была до замужества. Верите ли, сэр, табачищем дымила, как мужчина, а в церковь ни ногой. И никакого приличия, скачет, как коза, да зубы скалит - его старики родители, верно, в гробу перевертывались! В ненастье шляется по берегу под утесами, песни поет, волосы распущены, ну ни дать ни взять помешанная. Да я раз своими глазами видел - сидит на камнях без малого нагишом, болтает босыми ногами в луже, а какой-то полоумный ветрогон из Лондона портрет ее малюет - шут долговязый! И ведь страшна была, как смертный грех, по мальчишке видите, а капитан Джон по ней с ума сходил. И все равно, родивши дочку, сбилась она с пути вконец: "подписала контракт" - так она выражалась - и удрала в Париж играть в театре. Как сказано в писании, "пес возвращается на свою блевотину и вымытая свинья идет валяться в грязи". А там, я слыхал, заразилась она холерой и померла без покаяния. Ясное дело, бог наказал. А капитан, дурак несчастный, чем бы радоваться - слава богу, мол, избавился, - стал по ней убиваться и до последнего дня ходил сам не свой...
- Это и есть Порткэррик? - прервал рыбака доктор, когда дорога круто повернула и перед ними открылась узкая горная долина и угнездившийся меж двух утесов рыбачий поселок.
- Он самый, сэр, а вон там, за Утесом мертвеца, маяк. Вон в том белом доме - школа мистера Хьюита; многие хорошие господа посылают туда своих сыновей, наш викарий там попечителем; а тот большой дом повыше называется "Вересковый холм", там живет наш сквайр.
- А что это за старый дом возле церкви, весь заросший плющом?
- Это дом викария.
***
На другое утро, вернувшись после первой прогулки по поселку, доктор Дженкинс нашел у себя на столе визитную карточку: "Преподобный Джозайя Реймонд, церковный дом, Порткэррик, графство Корнуэлл".
- Викарий велел передать, что еще зайдет, - сказала хозяйка. - Он, видно, совсем расстроился; наверно, все из-за этого нечистого духа, из-за Джека; говорят, он вчера в горах до смерти напугал бедняжку миссис Ричардс, и тележку им разбил, и лошадь покалечил, и...
- Ну, ну, полно, - прервал доктор, - не так уж все страшно. Я там был и все видел. А что, Ричардс пожаловался?
- Да, сэр. Говорят, викарию нынче утром пришлось дорого заплатить ему за убытки; он грозился подать в суд за оскорбление действием...
- Какая чепуха! После обеда я навещу викария и сам расскажу ему, как было дело.
Когда доктор Дженкинс входил в церковный сад, за живой изгородью из фуксий послышался быстрый легкий топоток. Не успел он отступить, как девчурка в полотняном фартуке, вылетев из-за угла, с разбегу ткнулась ему в колени и тотчас отпрянула, откидывая со лба густые золотисто-каштановые кудри.
- Ой, извините, сэр! Я сделала вам больно?
Доктор удивленно посмотрел на нее: неужели эта хорошенькая девочка - сестра Джека Реймонда?
- Больно? Это чем же - наступив мне на ногу? Боюсь, что это я тебя ушиб. Так ты и есть племянница мистера Реймонда?
- Я Молли. А вы пришли к дяде?
Она повела его в дом; по дороге он безуспешно старался завязать с ней разговор. Он очень любил детей, и Молли - чистенькая, здоровая, немного застенчивая, но без неуклюжести, вся в золотистом загаре и веснушках от воздуха и солнца, - показалась ему просто очаровательной. Но, хоть и прелестная, она вовсе не обещала вырасти красавицей: волосы и цвет лица были светлее, чем у брата, и выражение не такое мрачное, но и у нее тоже, правда не столь резко, выдавался подбородок, и был такой же упрямый рот; зато глаза совсем не такие, как у Джека, на диво голубые и ясные.
Преподобный мистер Реймонд оказался человеком уже немолодым, серьезным и не очень-то приветливым, с глазами такими же холодными и безжизненными, как его седеющие волосы. Держался он по-солдатски прямо, но не по-солдатски скованно. Чувствовалась в нем какая-то старомодная чопорность и в то же время терпеливое достоинство, словно этот человек ни на минуту не забывал, что создан по образу и подобию божию. Сторонник строгого порядка, он не терпел никакой лишней растительности, а потому был чисто выбрит и выставлял напоказ самую неприглядную черту своего лица - рот, в углах которого было что-то жестокое, бесчувственное, точно у китайского идола. Будь в чертах этого лица чуть больше округленности и законченности, оно было бы одухотворенней и внушало бы если не симпатию, то уважение; а так этот человек казался каким-то одноцветным чертежом добродетели.
Он сразу отослал Молли и принялся пространно извиняться за "нечистого духа" Джека. Видя, что он принимает случившееся так близко к сердцу, гость добродушно прервал хозяина, рассказал, как было дело - на его взгляд, ничего страшного, обыкновенное мальчишеское озорство, - и перевел разговор на другое.
Вскоре подали чай, и в комнату вошла миссис Реймонд - полная, кроткая, явно очень добрая женщина, постарше мужа; ее негустые, высоко поднятые брови словно навек застыли в горестном недоумении. Черное платье - образец аккуратности, ни единый волосок не выбивается из прически. К ней застенчиво льнула Молли, на которую любо было посмотреть: чистый белый фартучек, заботливо расчесанные кудри перевязаны лентой. Казалось, с приходом этой женщины и ребенка в комнату вошли мир и уют. Хлеб, масло, печенье - все, несомненно, было домашнего приготовления и потому превосходно; а когда после чая миссис Реймонд села у окна вышивать платье для Молли, гость убедился, что она такая же мастерица рукодельничать, как и стряпать. Притом и сердце у нее, конечно, было отзывчивое, - недаром Молли еще неумело, но старательно вязала шарф из красной шерсти: видно, девочка уже знала, как важно позаботиться о теплой одежде для бедняков. И доктор Дженкинс подумал, что этой кроткой и мягкой женщине, наверно, подчас нелегко приходится между мужем и племянником.
- Сара, - сказал викарий, когда чай отпили и со стола было убрано, - я уже говорил доктору Дженкинсу, как глубоко мы сожалеем о том, что произошло вчера на дороге. Он столь добр, что отнесся к случившемуся весьма снисходительно и вполне удовлетворен моими извинениями.
Миссис Реймонд обратила на гостя кроткий взгляд.
- Нам так неприятно, что мальчик доставил вам беспокойство. Но, поверьте, мы делаем все, что можем. Вы очень добры, что не требуете его наказать...
- Он все равно будет наказан, - спокойно сказал викарий. - Его выходка уже записана в кондуит.
- Надеюсь, не из-за меня? - заметил доктор Дженкинс. - На мой взгляд, все это пустяк, ребячество, я бы и не подумал жаловаться, если бы вы не узнали об этом раньше.
- Вы очень добры, - возразил викарий, - но я ни одного проступка не оставляю безнаказанным.
"Боже правый, и длинный же, наверно, список грехов у этого мальчишки!" - подумал доктор. И постарался поскорей перевести разговор на более безобидные темы. Тут он убедился, что викарий - весьма приятный собеседник, человек довольно образованный, с трезвым и ясным умом. Он принимал близко к сердцу все, что касалось местной благотворительности и благочестия, живо интересовался миссионерской деятельностью. Он подробно рассказывал гостю о своем участии в Миссии рыбаков, как вдруг громко хлопнула входная дверь, и миссис Реймонд, пугливо встрепенувшись, подняла глаза от шитья.
- Джек! - позвал викарий, поднялся и отворил дверь. - Поди сюда. А ты беги наверх играть, дитя мое, - прибавил он, обращаясь к Молли.
- Не забудь переменить фартук, - сказала миссис Реймонд, когда девочка выходила из комнаты. - И попроси Мэри-Энн... Ох, Джек, в каком ты виде! Где ты был?