- Девятый пошёл.
- Он очень рослый для своих лет. На улице я приняла его за Тэцуо.
- Да, ростом он вымахал хоть куда, но от матери не отходит ни на шаг, как маленький… Тэцуо, тот по крайней мере не разыгрывает из себя младенца, а сидит за книгами - в этом году он уже переходит в среднюю школу…
- Из прислуг ты держишь одну О-Хису?
- Да. Прежде была ещё О-Миё, но она упросила меня отпустить её назад в Осаку. К тому же теперь, когда Умэко подросла, мы сможем, пожалуй, обойтись и без няньки.
Сатико глядела на сестру с нескрываемым восхищением. Она представляла себе Цуруко поблёкшей и измождённой, но нет, та отнюдь не перестала следить за собой, была старательно причёсана, аккуратно и со вкусом одета. Казалось бы, вынужденная вести хозяйство с помощью всего лишь одной служанки, заботиться о муже и о шестерых детях - четырнадцати, одиннадцати, восьми, шести, пяти и трёх лет, - она должна была выглядеть неприбранной, усталой, лет на десять старше своего возраста. Но Цуруко недаром носила фамилию Макиока - в свои тридцать семь лет она смотрелась на тридцать с небольшим.
Если Сатико и Таэко пошли внешностью в отца, то Цуруко, как и Юкико, была похожа на мать, от которой обе унаследовали утончённую красоту, свойственную уроженкам Киото. При этом Цуруко никоим образом нельзя было назвать хрупкой - она была крупнее и дороднее своих сестёр. Даже Тацуо рядом с ней выглядел низкорослым.
Сатико до сих пор помнила, как восхитительно прекрасна была её сестра в день свадьбы. Чуть удлинённый овал лица, безукоризненно правильные черты, волосы, убранные в пышную причёску (когда Цуруко распускала их, они падали до самого пола, как у хэйанской красавицы), - мало сказать, что Цуруко была хороша, красота её была исполнена достоинства, даже величия. Глядя на сестру, Сатико невольно представляла себе её в старинном наряде придворных дам. Тогда повсюду только и было разговоров, что о блестящей красавице, которую сумел заполучить в жены Тацуо, и Сатико с, сёстрами находили это совершенно закономерным.
С тех пор минуло шестнадцать лет, у Цуруко родились дети, жизнь стала куда менее привольной, чем прежде, появилось много забот, и тем не менее, хотя былая красота Цуруко несколько померкла, она оставалась на удивление моложавой. Наверное, всё дело в её сложении и росте, подумала про себя Сатико. Сидя на коленях у матери, Умэко похлопывала её маленькой ладошкой по груди, и Сатико обратила внимание на то, как всё ещё бела и упруга кожа у Цуруко.
Когда Сатико уезжала в Токио, Тэйноскэ выразил опасение, как бы её пребывание в Сибуе вместе с Эцуко не стало слишком обременительным для сестры. Он знает небольшую гостиницу "Хамая" в районе Цукидзи и может позвонить или написать хозяйке, чтобы та приготовила для них комнаты. Не лучше ли им с дочерью перебраться туда, погостив в Сибуе день или два?
Предложение мужа не особенно вдохновило Сатико: если бы он был с ними, ещё куда, ни шло, но останавливаться в гостинице, вдвоём с Эцуко ей не хотелось. К тому же она давно не виделась с сестрой, им наверняка захочется о многом поговорить, поэтому гораздо удобнее поселиться у неё в доме. И кроме того, рассудила Сатико, она взяла с собой О-Хару, которая сможет помочь на кухне, так что они не будут большой обузой для Цуруко.
Вскоре, однако, Сатико пожалела, что не послушалась мужа. Цуруко просила её немного потерпеть - через несколько дней каникулы кончатся, мальчики пойдут в школу и не будут так шуметь и докучать им. Но поскольку трое младших детей всё равно оставались дома, рассчитывать, что у Цуруко появится свободное время, не приходилось.
Улучив минутку, Цуруко поднималась наверх, чтобы поговорить с сестрой, но трое маленьких непосед немедленно оказывались тут же, Цуруко гнала их из комнаты, но они не слушались, и тогда она награждала их шлепками, после чего дом наполнялся истошным криком, и так повторялось изо дня в день.
Сатико знала ещё по Осаке, что Цуруко не очень-то церемонится со своими детьми, и отнюдь не осуждала её: как ещё можно управиться с такой оравой? Но, так или иначе, возможности спокойно поговорить с сестрой по-прежнему не было.
Эцуко тоже начала скучать. В первое время Юкико возила её по городу, они побывали в храмах Ясукуни и Сэнгакудзи, но из-за жары эти прогулки были изрядно утомительны. Сатико предпочла остановиться не в гостинице, а в доме сестры ещё и потому, что хотела, чтобы Эцуко, единственный ребёнок в семье, поближе познакомилась со своими двоюродными братьями и сестричкой. Ей казалось, что дочери будет интересно поиграть с маленькой Умэко, но эта крошка не признавала никого, кроме матери. Даже Юкико не удалось её приручить, а Эцуко и подавно не могла с нею сладить.
Эцуко всё чаще заговаривала с матерью о том, что скоро начнутся занятия в школе и им надо торопиться домой, а то она уже не застанет Руми… Всякий раз, когда Цуруко наказывала своих детей, непривычная к этому Эцуко смотрела на тётку с таким ужасом, что Сатико стала опасаться, не отразится ли это на нервной системе девочки. Кроме того, ей не хотелось, чтобы у Эцуко сложилось превратное впечатление о Цуруко, едва ли не самой доброй из всех сестёр.
Не было ничего проще, чем отправить дочь в Асию вместе с О-Хару, но оказалось, что профессор Сугиура, к которому их направил доктор Кусида, должен был вернуться в Токио лишь в первых числах сентября. Было бы нелепо уехать домой, не дождавшись профессора, ради консультации у которого они, собственно, и затеяли всю эту поездку.
Итак, о возвращении в Асию пока не могло быть и речи. Но тогда, быть может, им стоит перебраться в гостиницу? - думала Сатико. Сама она, правда, ни разу не останавливалась в "Хамае", но со слов мужа знала, что тамошняя хозяйка когда-то служила официанткой в осакском ресторане "Харихан" и хорошо помнила её покойного отца, да и саму Сатико, в ту пору ещё "барышню". Без сомнения, их с дочерью приняли бы там как родных.
По словам Тэйноскэ, это была совсем небольшая гостиница, в своё время перестроенная из ресторанчика, постояльцев там немного и почти всё они их земляки, приезжие из Осаки, горничные тоже большей частью говорят на осакском диалекте, поэтому, поселившись там, забываешь, что находишься в Токио.
"Да, нужно поскорее перебраться туда…" - думала Сатико, но, видя, как старается сестра предупредить любое её желание, она попросту не решалась заговорить с ней об этом. Да и Тацуо проявлял редкостное радушие. "Нет, эти дети не дадут спокойно посидеть за столом", - говорил он и вёл Сатико ужинать в европейский ресторан поблизости, который, по его словам, пользовался в Токио известностью. Однажды он устроил целый пир в китайском ресторане, ради Эцуко взяв с собой и своих ребятишек.
Прежде Тацуо слыл большим хлебосолом как видно, он и поныне не утратил этого свойства, хотя до Сатико доходили слухи, что в последнее время он сделался скуповат. Впрочем, возможно, сейчас в нём снова проснулась старая привычка по-отечески опекать младших сестёр жены. Сатико не знала, что именно побуждает зятя к такому гостеприимству. Быть может, ему были неприятны разговоры о том, что отношения его со свояченицами оставляют желать лучшего, и он стремился доказать, что это не так? Во всяком случае, он считал своим домом чуть ли не каждый вечер куда-нибудь приглашать Сатико и Юкико. Где они до сих пор бывали? - говорил он. Только в дорогих заведениях вроде "Харихана" и "Цуруи". А здесь, в Сибуе, множество маленьких ресторанчиков, обслуживающих "весёлые" кварталы, но кормят там лучше, чем в самых фешенебельных ресторанах, поэтому там нередко можно встретить почтенных отцов семейств с жёнами и дочерьми. Ну как, может быть, они всё-таки рискнут составить ему компанию? Там они смогут в полной мере ощутить атмосферу Токио.
Сатико не без умиления вспоминала о том, как давным-давно, когда Тацуо только поселился в их доме на правах зятя и приёмного сына, они с младшими сёстрами из какой-то детской враждебности не упускали случая ему досадить, то и дело повергая Цуруко в слёзы своими выходками. Но теперь, зная, какой Тацуо, в сущности, незлобивый человек, и к тому же видя, что он ещё больше, чем Цуруко, старается ей угодить, она не могла позволить себе его обидеть. Сатико решила, что в данной ситуации у неё нет иного выбора, как остаться в доме сестры до тех пор, пока она не покажет Эцуко профессору Сугиуре. А после этого они сразу вернутся в Асию.
16
Так прошёл август.
Вечером первого сентября Цуруко с мужем и сёстрами ужинали одни - детей накормили раньше. За столом вспомнили о знаменитом Токийском землетрясении - оно случилось как раз первого сентября, пятнадцать лет назад, а потом как-то само собой разговор перешёл на недавнее наводнение в Асии. Сатико во всех подробностях живописала сестре с зятем злоключения Таэко и то, как её спас молодой фотограф Итакура. Самой ей, к счастью, не пришлось испытать всех этих ужасов, сказала Сатико, так что она пересказывает им лишь то, что узнала от Кой-сан…
Конечно, нелепо было бы утверждать, что этим своим рассказом Сатико накликала беду, но только в тот же вечер на Токио обрушился чудовищной силы тайфун, какого здесь не случалось уже более десяти лет. Никогда в жизни не испытывала Сатико такого страха, какой пережила за эти два или три часа.
Выросшая в западной части Японии, где редко бушуют ветры, она даже не подозревала, что ветер может обладать такой неистовой силой.
Впрочем, несколько лет назад - кажется, это было осенью тридцать четвёртого года - в её родных краях тоже пронёсся ураган, разрушивший пагоду храма Тэннодзи в Осаке и почти начисто уничтоживший лес на горе Хигасияма в Киото.
Но Асия не особенно пострадала от урагана, и, хотя Сатико довелось пережить несколько страшных минут, она была поражена, узнав из газет о стёртой с лица земли пагоде.
Однако тогдашний ураган не шёл ни в какое сравнение с тем, который бушевал теперь в Токио. Если перед ветром не устояла даже пятиярусная пагода, с замиранием сердца думала Сатико, что же будет с этим игрушечным домом?
Ураган начался ещё до того, как дети улеглись спать, часов в восемь или девять вечера, а к десяти часам он уже лютовал вовсю. Сатико поднялась к себе в комнату вместе с Эцуко и Юкико. Когда дом сильно качнуло в первый раз, Эцуко в страхе кинулась к матери.
- Юкико, иди скорее к нам, - позвала девочка и, как только Юкико примостилась рядом с ней на постели Сатико, крепко обхватила её и мать за шею.
- Не бойся, ветер сейчас, утихнет, - успокаивали Эцуко мать и тётка, но сами при каждом новом покачивании прижимались к ней всё теснее. Вскоре к ним прибежал Тэруо, спавший вместе с Тэцуо в маленькой комнатке напротив. Может быть, им лучше спуститься вниз? Там, наверное, не так опасно. Он слышал, что внизу тоже всё всполошились… В темноте Сатико не видела лица мальчика, но голос его дрожал. Чтобы не пугать Эцуко, она молчала, но втайне опасалась, что дом вот-вот рухнет. Всякий раз, как дом начинал раскачиваться, она покрывалась холодным потом, мысленно говоря себе: ну вот, это конец!
- Юкико, Эцуко, пойдёмте, вниз, - позвала она, и всё трое стали спускаться по лестнице следом за Тэруо. В этот миг налетел очередной шквал, и у Сатико замерло сердце при мысли, что дом сейчас разлетится в щепки. Ей казалось, что лестница, ступеньки которой и в обычное-то время скрипели и продавливались, словно сделанные из фанеры, с треском развалится на куски. Стены дома выгибались, точно надутые, паруса, в образовавшиеся щели вместе с ветром летели пыль и песок. В смертельном ужасе Сатико бросилась вниз, чуть не сбив с ног Тэруо. Внизу отчаяние плакали дети, на втором этаже ничего этого не было слышно из-за пронзительного завывания ветра, сопровождавшегося грозным, шелестом древесных крон, треском сучьев и грохотом несущихся в воздухе обломков жести.
Четверо младших детей во главе с Хидэо сгрудились около родителей в их спальне. Не успела Сатико устроиться рядом, как Ёсио и Масао устремились к ней и вцепились ей в плечи. Эцуко приникла к Юкико. Цуруко обеими руками прижимала к груди Умэко, а Хидэо держался за материи рукав. Мальчик вёл себя довольно странно: в промежутках, когда ветер стихал, он судорожно цеплялся за рукав Цуруко и напряжённо прислушивался. Когда же вдали снова раздавалось злобное "у-ух", он обеими руками затыкал уши и, испустив какой-то тихий, хриплый, сдавленный стон, утыкался лицом в циновку.
Четверо взрослых и семеро детей, застывшие в неподвижных позах, могли сойти за скульптурную группу, изображающую отчаяние. Неизвестно, что чувствовал в эти минуты Тацуо, но Цуруко, Сатико и Юкико окончательно смирились с мыслью, что всем им суждено погибнуть под обломками этого дома. Так наверняка и случилось бы, будь ветер хоть чуточку сильнее, а его порывы чуть-чуть продолжительнее. Спускаясь по лестнице, Сатико заметила, что с каждым новым шквалом между опорным столбом и стеной образуется зазор шириной сантиметров в пять, но тогда она подумала, что это ей просто мерещится от страха.
Теперь, оказавшись в спальне сестры, Сатико поняла, что это не был обман зрения. Более того, в тусклом свете карманного фонарика она разглядела, что ширина зазора никак не меньше пятнадцати, а может быть, даже и тридцати сантиметров. Щель зияла не всё время: когда ветер стихал, она как будто бы исчезала, когда же на дом обрушивался новый шквал, появлялась снова и при этом с каждым разом становилась всё шире. Сатико помнила, как страшно качался их осакский дом во время землетрясения в горах Минэяма, но это длилось несколько минут. И стены не ходили ходуном, как сейчас…
Даже Тацуо, в отличие от остальных до сих пор сохранявший присутствие духа, казалось, несколько растерялся.
- Наверное, так сильно раскачивает только наш дом, - высказал он вслух свои опасения. - Соседние дома с виду куда более надёжны.
- Да, дому господина Коидзуми такой ураган нипочём, - отозвался Тэруо. - Он крепкий и к тому же одноэтажный… Послушай, папа, может быть, нам перебраться к ним? Наш дом того и гляди развалится…
- Да нет, вряд ли, - ответил Тацуо, - но, конечно, неплохо было бы перебраться в какое-нибудь более надёжное место… Но господин Коидзуми и его домочадцы, наверное, спят, а будить их неловко…
- Сейчас можно отбросить всё эти деликатности, - сказала Цуруко. - К тому же не думаю, чтобы они спали в такую бурю…
- Верно, верно, надо скорее бежать отсюда, - поддержали её остальные.
Дом г-на Коидзуми стоял как раз позади их дома с чёрного хода до него было буквально рукой подать. Хозяин, чиновник в отставке, жил с женой и единственным сыном. Поскольку сын его учился в одной гимназии с Тэруо, господин Коидзуми благоволил к своим новым соседям, Тацуо и Тэруо не раз бывали у него в доме.
В это время в хозяйскую спальню вошла О-Хару, которая перед этим о чем-то совещалась с О-Хисой в комнате для прислуги. Она вызвалась сбегать вместе с О-Хисой к соседям и попросить приютить их всех у себя. Хотя О-Хару не имела ни малейшего представления ни о г-не Коидзуми, ни о том, где находится его дом, она была совершенно уверена в успехе своей миссии. Не потрудившись даже узнать у О-Хисы, согласна ли та сопровождать её, О-Хару крикнула через стенку:
- Пошли, О-Хиса! Надо успеть, пока не накатил снова ветер, - и выскочила из комнаты, не слушая предостережений Сатико и Цуруко.
Вскоре служанки вернулись.
- Господин Коидзуми нисколечко не возражает, так что не сомневайтесь, - доложила О-Хару. - Господин Тэруо верно сказал - ихнему дому ничего не делается. И не подумаешь, что на улице такой ураган. - И уже обращаясь к Эцуко, продолжала: - А ну-ка, барышня, забирайтесь ко мне на спину. Сами вы не дойдёте. Меня и то два раза сбило с ног ветром, так что я ползком добиралась. Надо укрыть барышню сверху одеялом, а то как бы что-нибудь на неё не упало.
Тэруо, Тэцуо, Сатико и Юкико двинулись вслед за О-Хару и Эцуко. Тацуо заявил, что не покинет дома. Цуруко не знала, как ей поступить: она боялась оставить мужа одного, но после того, как О-Хару перенесла к соседям Масао ("Ну, теперь ваша очередь, молодой человек! Держитесь покрепче!"), а потом вернулась за Ёсио, она не выдержала и, схватив на руки Умэко, тоже выбежала из дома.
О-Хару была на редкость отчаянная девушка. Когда она возвращалась во второй раз, прямо перед носом у неё на дорогу свалилась железная рама для сушки белья - ещё немного, и от О-Хару осталось бы мокрое место. Но ей всё было нипочём. Увидев, что О-Хиса приготовилась нести Ёсио, она подозвала к себе перепуганного Хидэо и, несмотря на возражение Тацуо: "Он уже большой мальчик и вполне дойдёт сам", - подхватила его на спину.
Итак, всё женщины и дети перебрались к соседям, а спустя полчаса в доме г-на Коидзуми с виноватым видом появился и Тацуо. Долго ещё свирепствовал тайфун. С улицы то и дело доносилось страшное завывание ветра, но в доме всё оставалось на своих местах, здесь можно было чувствовать себя в полной безопасности. В четыре часа утра, когда буря наконец улеглась, Макиока с опаской возвратились в своё жалкое, неприветливое жилище.
17
Следующее утро выдалось погожим и ясным, но Сатико по-прежнему находилась во власти воспоминаний о минувшей ночи, они преследовали её, как кошмарный сон. Более всего её беспокоило здоровье дочери - пережитое потрясение не замедлило сказаться на её нервах. Не теряя времени, Сатико позвонила мужу на службу и попросила сделать соответствующие распоряжения относительно номера для них с Эцуко в гостинице "Хамая", она готова перебраться туда уже сегодня.
К вечеру последовал звонок из "Хамаи": комнаты для них готовы. Сатико решила отправиться туда немедленно, не дожидаясь ужина. Прощаясь с Цуруко, она сказала, что хотела бы пока оставить О-Хару у неё, и выразила надежду, что сестра в скором времени навестит её в гостинице.
Юкико и О-Хару проводили Сатико с дочерью до гостиницы, после чего всё четверо вышли прогуляться на Гиндзу и поужинали в немецком ресторане "Лохмейер", который им рекомендовала хозяйка. На обратном пути они заглянули в несколько магазинчиков и распрощались на углу улицы Хаттори. В начале десятого Сатико с Эцуко вернулись в гостиницу.