Нельзя было сбрасывать со счетов и ещё одно обстоятельство: если отказ со стороны жениха не считается особым позором, то отказ со стороны невесты, сколь бы деликатно он ни был обставлен, наносит жестокое оскорбление чести мужчины. Можно было не сомневаться, что своими отказами Макиока уже успели восстановить против себя не одно честолюбивое семейство. Это и понятно, ведь Сатико, равно как и её старшая сестра, с присущими им беспечностью и неискушённостью в житейских делах, имели обыкновение сначала обнадёживать претендентов, а потом, в самый последний момент, отклоняли предложение. Больше всего Тэйноскэ опасался, что накопившаяся за эти годы обида на их дом помешает Юкико устроить своё счастье.
Но покамест нужно было решить, в какой форме сообщить Сэгоси об отказе. Сатико - в этом не было ни малейшего сомнения - намеревалась устраниться от этой неприятной обязанности, и Тэйноскэ ничего не оставалось, как взять её на себя. Он встретится с Итани и попытается всё ей объяснить. Но что именно он ей скажет? Беспокоиться о том как воспримет их отказ Сэгоси, было уже бесполезно, но вот Итани обижать не следовало, её услуги могли пригодиться в будущем. К тому же она потратила немало времени и сил на это сватовство. Чего стоили хотя бы её многократные поездки в Асию! У неё было достаточно дел в парикмахерской, и тем не менее она умудрялась выкраивать время для всей этой беготни. Даже если верить слухам, будто устраивать свадьбы - её слабость, обыкновенного великодушия и доброжелательности мало, чтобы подвигнуть человека на такие хлопоты. На одни только поездки на такси, не говоря уже обо всём прочем, она потратила уйму денег. А ужин в гостинице "Ориенталь"! Полагая, что, хотя формально он и был дан от лица Итани, расходы должны поделить между собой стороны жениха и невесты, Тэйноскэ, прощаясь с Итани, выразил готовность сейчас же внести нужную сумму, но та и слушать его не захотела. "Как можно, - сказала она, - ведь это я вас пригласила". Тэйноскэ не стал тогда настаивать. Пока дело дойдёт до свадьбы, рассудил он, придётся ещё не раз прибегнуть к её услугам. Возможно, даже удобнее отблагодарить её за всё сразу.
Но теперь положение изменилось, и дальше откладывать дело было бы уже неприлично.
- От денег она наверняка откажется, - как бы размышляя вслух, сказала Сатико. - Вот что, надо преподнести ей какой-нибудь подарок. Правда, я ещё не знаю какой… Давай поступим так: ты поедешь и поговоришь с Итани, а я посоветуюсь с Цуруко и отвезу ей подарок.
- Ты всегда выбираешь для себя заботы поприятней, - проворчал Тэйноскэ. - Ну да ничего не поделаешь.
На том они и порешили.
15
С наступлением декабря визиты Итани прекратились. Возможно, она почувствовала что-то неладное. В таком случае задача Тэйноскэ облегчалась. Он позвонил Итани по телефону и, предупредив, что хотел бы поговорить с нею с глазу на глаз, попросил позволения посетить её дома.
Вечером, задержавшись на службе позже обычного, Тэйноскэ в условленное время направился прямо в Окамото.
В комнате, куда его провели, горела только настольная лампа с низким зелёным абажуром, и фигура сидящей в кресле Итани тонула в полумраке.
Тэйноскэ был рад, что не видит ясно её лица, - этот пожилой коммерсант был застенчив, точно какой-нибудь начинающий литератор…
- Поверьте, мне было не просто решиться на этот разговор, - начал Тэйноскэ. - Дело в том, что мы получили недостающие сведения о семье господина Сэгоси. Всё было бы хорошо, если бы не болезнь его матушки…
- Что такое? - вскинула голову Итани.
- До сих пор мы считали, что госпожа Сэгоси разбита параличом, но наш посланец выяснил, что у неё душевный недуг.
- Вот оно что? - Голос Итани внезапно сбился на хрипотцу. - Вот оно что… - снова и снова повторяла она, покачивая головой.
Тэйноскэ старался понять, знала ли Итани об этом с самого начала. Странная спешка со сватовством и теперь это её замешательство заставили его предположить, что знала.
- Мне хочется, чтобы вы правильно меня поняли, - продолжал Тэйноскэ. - Я сказал вам всё это отнюдь не из желания в чем-либо вас упрекнуть. Возможно, с моей стороны было бы благоразумнее найти для отказа какой-нибудь безобидный предлог. Но поверьте, я слишком признателен вам за всё, что вы для нас сделали, чтобы считать себя вправе утаить от вас правду…
- Да, да, конечно. Я вас понимаю и ничуть не сержусь. Напротив, это мне полагается принести вам извинения в том, что я поступила безответственно, не выяснив всего как следует.
- Не нужно так говорить. Мы очень огорчены, что дело приняло такой оборот. Ведь всё вокруг считают, что Макиока из пустой амбиции отвергают самые заманчивые предложения. Мне хочется, чтобы по крайней мере вы знали, что это не так, что на сей раз у нас причина действительно серьёзная. Я надеюсь, вы не станете держать на нас зла и не откажете нам впредь в своей помощи. Могу ли я просить вас сообщить господину Сэгоси об отказе? Я уверен, вы сумеете сделать это с присущим вам тактом.
- Вы очень любезны. Не знаю, поверите вы мне или пот, но я в самом деле ничего не знала о болезни госпожи Сэгоси. Во всяком случае, хорошо, что вы это выяснили. Да, у вас есть всё основания для отказа. Господина Сэгоси, конечно, очень жаль, но я постараюсь, насколько возможно, смягчить удар. В этом вы можете на меня положиться…
Проявленное Итани понимание успокоило Тэйноскэ. Разговор был, по существу, закончен, и он стал прощаться. Итани вышла проводить его в прихожую и снова повторила, что не только не чувствует себя обиженной, но искренне сожалеет о своей оплошности. Она непременно загладит свою вину и в ближайшее время подыщет для Юкико по-настоящему хорошую партию. Тэйноскэ может быть спокоен - она не оставит милую барышню своими заботами. "И супруге своей это передайте, пожалуйста", - твёрдо заявила она напоследок.
Зная, что Итани не из тех, кто сыплет пустыми обещаниями, Тэйноскэ заключил, что этот разговор задел её куда меньше, чем он опасался.
Спустя несколько дней Сатико купила для Итани в осакском универмаге отрез дорогого шёлка на кимоно и отправилась в Окамото.
Не застав Итани дома, она оставила для неё подарок и записку. На следующий день от Итани пришло любезное письмо. Ей очень неловко, писала Итани, принимать столь щедрый дар после того, как она не только не смогла быть им полезной, но своей нерадивостью причинила ненужное беспокойство. Далее следовало заверение в том, что она во что бы то ни стало постарается исправить свою оплошность.
Вскоре после этого, в один из вечеров последней предновогодней недели, у дома в Асии остановилось такси, из которого, как всегда проворно, выскочила Итани. Нет, нет, она не будет раздеваться, она заехала всего лишь на минутку, сказала Итани, впорхнув в прихожую. Сатико лежала в постели с простудой, и встретить гостью вышел уже вернувшийся со службы Тэйноскэ. Он настоял, чтобы Итани вошла в дом.
После обычной в таких случаях беседы о том о сём Тэйноскэ заговорил о Сэгоси:
- Право же, как всё нелепо получилось, такой милый человек, и вот…
- Да, его в самом деле очень жаль…
- Скорее всего, он полагал, что мы с самого начала знали о болезни его матушки, - продолжал Тэйноскэ после паузы.
- По-видимому, да, - согласилась Итани. - Когда я впервые заговорила с ним о госпоже Юкико, он, как ни странно, не выказал особого интереса и позвонил мне лишь месяц спустя. Наверное, именно это заставило его на первых порах проявлять сдержанность.
- В таком случае, - вздохнул Тэйноскэ, - мы тем более виноваты, что напрасно его обнадёживали… И всё-таки, несмотря на неудачный опыт с этим сватовством, мы по-прежнему рассчитываем на вашу помощь.
Итани вдруг понизила голос.
- Если вас не отпугнёт наличие детей, - осторожно сказала она, как бы прощупывая почву, - я могла бы сосватать вам одного человека.
"Так вот зачем она приехала!" - подумал Тэйноскэ.
Человек, о котором хлопотала Итани, возглавлял филиал одного из банков в городке Симоити близ Нары. У него было пятеро детей. Впрочем, старший сын учился в Осаке, а старшая дочь уже достигла брачного возраста, так что из пятерых детей в доме фактически оставалось только трое. О достатке семьи беспокоиться не приходилось: жених слыл одним из самых богатых людей в тех краях.
Упоминания о пятерых детях и маленьком захолустном городке было достаточно, чтобы Тэйноскэ понял полную бессмысленность дальнейших переговоров. Заметив, что это предложение не встретило особого энтузиазма, Итани осеклась:
- Я так и думала, вам это не подойдёт.
По почему же в таком случае Итани решила всё-таки приехать? Не потому ли, что в глубине души досадовала на них и хотела дать им понять: мол, это и есть то самоё предложение, на какое они теперь могут рассчитывать?
* * *
Проводив Итани, Тэйноскэ поднялся к жене. Сатико лежала в постели и, укутав голову полотенцем, вдыхала пар от ингалятора.
- Что, Итани приезжала с новым предложением? - спросила она, вытирая лицо.
- Да… Как ты догадалась?
- Эцуко рассказала.
Во время разговора Тэйноскэ с Итани Эцуко потихоньку прокралась в гостиную и, навострив ушки, уселась было в кресло, но он сразу же выпроводил её, сказав, что детям не место в комнате, где беседуют взрослые. Видимо, девочка продолжала их подслушивать, перейдя в столовую.
- Кто бы мог подумать, что маленькую девочку заинтересует подобный разговор.
- У него в самом деле пятеро детей?
- Эцуко и это тебе сообщила?
- Не только это. Если не ошибаюсь, старший сын учится в Осаке, а старшая дочь уже барышня на выданье.
- Чудеса, да и только! - Тэйноскэ совершенно опешил.
- Этот новый протеже Итани живёт в Симоити и служит директором, тамошнего отделения какого-то банка, так?
- Ну и ну, с детьми надо постоянно держаться начеку.
- Да, теперь мы должны быть особенно осторожны. Хорошо ещё, что Юкико уехала в Осаку.
Издавна повелось, что Юкико и Таэко проводили новогодние праздники в доме старшей сестры в Осаке. Юкико уехала как раз накануне, а Таэко должна была вскоре последовать за нею. Кто знает, чем бы эта история кончилась, задержись Юкико в Асии хотя бы на один день. Тэйноскэ с женой было отчего тревожиться.
Редкую зиму Сатико удавалось избежать бронхита. Напуганная предостережением доктора, что это заболевание может перейти в воспаление лёгких, она даже с небольшой простудой чуть ли не по месяцу проводила в постели. На сей раз, к счастью, инфекция не пошла вглубь, и жар довольно быстро начал спадать.
До Нового года оставались считанные дни. Двадцать пятого декабря, когда Сатико, сидя в постели, листала новогодний номер женского журнала - из осторожности она намеревалась повременить с вставанием день-другой, - к ней в комнату вошла Таэко и сообщила, что уезжает в Осаку.
- Но почему так рано, Кой-сан? - удивилась Сатико. - До Нового года ещё почти целая неделя. В прошлом году ты уехала тридцать первого числа.
- Разве?..
На начало января намечалась третья по счету выставка произведений Таэко, и весь этот месяц она работала в студии с утра до вечера. К тому же, не желая забрасывать танцы, раз в неделю ездила в Осаку на занятия в школе Саку Ямамура.
Сатико казалось, что она целую вечность не виделась с Таэко. Разумеется, она не собиралась удерживать сестру в Асии: в "главном доме", как всегда, ждали к празднику обеих незамужних сестёр.
И всё же столь поспешный отъезд Таэко, которая ещё больше, чем Юкико, не любила бывать в "главном доме", не мог не озадачить её. В своём недоумении Сатико не заходила так далеко, чтобы подозревать, уж не замешан ли здесь Окубата, просто ей было горько сознавать, что самая младшая её сестра, и без того до времени повзрослевшая, с каждым годом всё больше отдаляется от неё.
- К выставке всё готово. Вот я и надумала поехать в Осаку раньше, чтобы каждый день заниматься танцами.
Оправдываться было не в привычке Таэко, но никак не объяснить сестре своего решения она всё же не могла.
- Какой танец ты теперь разучиваешь?
- "Мандзай", - ведь скоро новогодний праздник. Послушай, ты смогла бы напеть мелодию?
- Сейчас попробую. Кажется, я её ещё помню. Сатико запела:
Звуки напева "Мандзай"
Благоденствие всем даруют!
В счастье и в радости
жить нам сулит, не стареясь,
десятикратно тысячу лет
Новый год, прекрасный, как яшма.
Цун-тэн-тон -
прекрасный, как яшма…
Таэко поднялась и начала было двигаться в такт песне, но вдруг спохватилась:
- Подожди, сестрица, я сейчас… - Она побежала в свою комнату и вскоре вернулась уже переодетая в кимоно, с веером в руке.
…Титцун-титцун-титцун,
девица, девица, девица-краса
в Мияко-столице хвалит свой товар:
"Вот, глядите, рыба и моллюски есть,
покрупней, помельче, на любой вкус".
А рядом у торговца - мимо не пройдёшь!
- парча золотая, алые шелка:
камка, и "паутинка", и шёлк "тиримэп" -
тон-тон-тиримэн, тон-тиримэн…
В детстве Сатико с сёстрами знали эту песенку наизусть, особенно нравилось им напевать "тон-тон-тири-мэн", "тон-тиримэн", как бы подражая звукам сямисэна. Это была единственная из старинных осакских песен, которую Сатико помнила до сих пор, и теперь знакомые слова воскрешали в её памяти дом в Сэмбе, каким он был двадцать лет назад, и бесконечно дорогие лица отца и матери.
В то далёкое время Таэко как раз начала обучаться танцам и в Новый год исполняла "Мандзай", а мать или кто-нибудь из сестёр подыгрывали ей на сямисэне. Сатико словно наяву видела маленькую танцовщицу, которая при словах: "…а в третий день праздника, на утренней заре…" - удивительно милым в своей безыскусности движением вскидывала вверх правую ручку, дескать, вот оно, рассветное небо…
"Неужели это та самая Таэко? - невольно подумала Сатико, глядя на сестру, кружившуюся с поднятым над головой веером. - Да, давно уже выросли мои маленькие сестрички, но ни той, ни другой до сих пор не удалось выйти замуж. Что-то думают о своих "девочках" родители на том свете?" На глаза у Сатико выступили слезы.
Не пытаясь их сдерживать, она спросила:
- Когда ты вернёшься, Кой-сан?
- Четвёртого.
- Я надеюсь, тогда ты станцуешь для нас, так что выучи "Мандзай" хорошенько. А я постараюсь вспомнить мелодию и буду аккомпанировать тебе на сямисэне.
С тех пор как Сатико и Тэйноскэ поселились в Асии, в Новый год гости у них собирались редко, не то что в былые времена в Осаке, поэтому праздничные дни проходили тихо, по-семейному, и мало чем отличались от всех остальных. Возможно, Сатико с мужем было приятно на некоторое время остаться вдвоём, но Эцуко ужасно скучала и не могла дождаться, когда наконец вернутся Юкико и Кой-сан.
Первого января, после обеда, Сатико достала сямисэн и принялась наигрывать "Мандзай". Она репетировала три дня подряд, так что под конец Эцуко тоже запомнила мелодию и, когда Сатико доходила до заветного "тон-тон-тиримэн, тон-тиримэн", уверенно подтягивала матери.
16
Выставка работ Таэко на сей раз состоялась в Кобэ, в одной из галерей на бульваре. Коикава, и имела большой успех. Она продолжалась три дня, но уже в первый день - и не без содействия Сатико, которая заблаговременно оповестила о ней своих многочисленных знакомых, - на большинстве экспонатов появились таблички с надписью: "Продано".
Сатико приехала в галерею вместе с Юкико и Эцуко в день закрытия выставки к вечеру, чтобы заодно помочь сестре прибрать помещение.
- Эттян, - сказала Сатико, когда с делами было покончено, - сегодня мы вправе рассчитывать, что Кой-сан пригласит нас всех на ужин. Она у нас нынче богатая.
- В самом деле, - поддержала сестру Юкико. - Куда тебе больше хочется, Эттян, - в европейский ресторан или, может быть, в китайский?
- Да, но у меня пока нет наличных денег, - с лукавой усмешкой возразила Таэко.
- Не беда, я дам тебе взаймы, - не сдавалась Сатико. Она знала, что даже за вычетом всех расходов по устройству выставки в руках Таэко окажется довольно значительная сумма. Однако заставить её раскошелиться было не так-то просто. Будь рядом Итани, она наверняка сказала бы, что, не в пример Сатико, её младшая сестра - истинно деловая особа.
- Ну ладно, - в конце концов согласилась Таэко, - раз так, пойдёмте в "Тогаро", там дешевле, чем где бы то ни было.
- Да, наша сестричка скуповата, - улыбнулась Сатико. - А я-то думала, она разорится на ужин в "Ориентале"…
Заведение "Тогаро" состояло из ресторанчика, специализировавшегося на кантонской кухне, и мясной лавки. Когда Таэко вошла с сёстрами и племянницей в небольшой зал, её окликнула какая-то молодая иностранка - она как раз платила по счёту.
- А-а, Катерина-сан, добрый вечер, - приветствовала её Таэко. - Познакомьтесь, пожалуйста. Моя русская приятельница, я рассказывала, вам о ней… А это мои сёстры.
- Очень приятно. Меня зовут Катерина Кириленко. Я сегодня побывала на вашей выставке. Всё куклы проданы. Поздравляю.
Как только женщина вышла, Эцуко спросила:
- Кто это?
- Ученица нашей Кой-сан, - ответила Сатико. - Я не раз встречала её в электричке.
- Какая красивая!
- А что, эта иностранка любит китайскую еду?
- Она выросла в Шанхае и прекрасно разбирается в китайской кухне, - сказала Таэко. - Она говорит, что лучше всего готовят в таких вот маленьких забегаловках, куда европейцы, как правило, заглядывают редко. А этот ресторанчик, по её словам, лучший в Кобэ.
- Неужели она русская? - спросила Юкико. - Никогда бы не подумала.
- Да, она родилась в России, но училась в английской гимназии в Шанхае, потом служила сестрой милосердия в английском госпитале, потом была замужем за англичанином. Вы не поверите, но у неё даже есть ребёнок.
- Не может быть! Сколько же ей лет?
- Точно не знаю. Наверное, столько же, сколько и мне. А может быть, она даже чуточку моложе…