По словам Таэко, семья русских белоэмигрантов Кириленок - Катерина, её мать и брат - жила неподалёку от её студии в Сюкугаве в крохотном деревянном домике из четырёх комнат. Поначалу знакомство Таэко с Катериной ограничивалось лишь поклонами при встрече, но примерно месяц назад та вдруг появилась у Таэко в студии и сказала, что хочет научиться мастерить японских кукол. Таэко согласилась взять её в ученицы, и та сразу же стала именовать её "госпожой наставницей". Смущённая Таэко просила называть себя просто по имени.
Вскоре между ними завязалась дружба, и Таэко по дороге в студию или домой нередко заходила к Кириленкам. Как-то Катерина сказала, что часто встречает её сестёр в электричке, - "они такие очаровательные, просто загляденье!" - и выразила желание познакомиться с ними.
- На какие же средства они живут?
- У брата есть небольшое дело, что-то связанное с импортом шерсти. Судя по тому, как они живут, его доходы не слишком велики. Катерина же при разводе получила от мужа некую сумму. На эти деньги она и живёт. Насколько я понимаю, брат ей совсем не помогает. Но, как видите, она отнюдь не бедствует.
Разговор о Кириленках продолжался и после того, как были поданы кушанья в металлических тарелках: креветки и суп с голубиными яйцами, которые очень любила Эцуко, утка по-пекински, которой давно мечтала полакомиться Сатико, и много прочих отменно приготовленных блюд.
Таэко рассказала, что дочка Катерины - судя по фотографии, ей года четыре - осталась с отцом, он увёз её в Англию. Таэко не знала, почему Катерина, решила заняться куклами, - то ли ради удовольствия, то ли рассчитывая, что это ремесло станет для неё подспорьем в будущем, - но одно она могла сказать наверное: у неё ловкие руки, цепкий ум и редкое для иностранки умение сочетать цвета и разбираться в узорах японских тканей.
Во время революции, продолжала Таэко, семья Кириленок распалась: Катерину совсем маленькой девочкой увезла бабушка в Шанхай, а её мать и брат оказались в Японии. Брат учился в японской гимназии и без труда читает и пишет по-японски. В отличие от Катерины с её приверженностью ко всему английскому, мать и брат - настоящие японофилы. В доме у них в одной из комнат висят фотографии японской императорской четы, а в другой - портреты Николая II и царицы. Брат Катерины, разумеется, превосходно говорит по-японски, да и Катерина за короткое время научилась довольно сносно изъясняться на нашем языке, но вот понять их матушку, когда она пытается говорить по-японски, очень мудрено.
- О, "бабуся" с её японским абсолютно неподражаема, - продолжала Таэко. - Тут как-то в порыве нежности она хотела сказать мне: "Родная моя!" - но у неё такое невероятное произношение, что я решила, будто она спрашивает, откуда я родом. Я и ответила: "Из Осаки". Только потом до меня дошло, отчего она так странно на меня посмотрела.
Таэко обладала поразительным даром имитации и любила позабавить домочадцев, копируя повадки и манеры знакомых. Вот и теперь, слушая её, сёстры и племянница покатывались со смеху, живо представляя себе пожилую русскую даму с её причудами.
- Между прочим, эта "бабуся" - весьма образованная особа. У неё даже имеется степень магистра права. К тому же, если, конечно, я правильно её поняла, она свободно говорит по-французски и по-немецки.
- Наверное, прежде она была богата. А сколько ей лет, этой "бабусе"?
- Должно быть, уже за шестьдесят. Но старушкой её никак не назовёшь, держится она очень бодро.
Через несколько дней у Таэко появился новый повод посплетничать с сёстрами о Кириленках. В тот день она ездила за покупками в Кобэ и на обратном пути зашла выпить чаю в кондитерской "Юххайм". Там она и встретила "бабусю" с Катериной. Они как раз собирались на каток, устроенный на крыше кинотеатра "Сюракуэн", и стали звать Таэко с собой. Сначала та отнекивалась: она ни разу в жизни не стояла на коньках, но они убедили её, что это дело нехитрое, и в конце концов Таэко решила попробовать.
Уже через час Таэко каталась вполне сносно, и старшая Кириленко не скупилась на похвалы: мол, у неё истинный талант, просто невозможно поверить, что она впервые надела коньки. Но куда больше собственных успехов Таэко поразила сама "бабуся". Она не только каталась с удивительной в её годы лёгкостью и грацией, но время от времени ещё и выписывала на льду замысловатые фигуры. Находившиеся на катке японцы следили за ней словно зачарованные.
Как-то раз, вернувшись домой довольно поздно, Таэко сказала:
- Нынче я ужинала у Кириленок.
Таэко была удивлена обилием трапезы. Сначала, рассказала она, были поданы закуски, за ними последовало несколько перемен горячих блюд, причём и мясо и овощи подавались в неимоверных количествах. Даже хлеба было несколько сортов. Таэко с избытком хватило одних закусок.
"Благодарю вас, я сыта", - отвечала она всякий раз, когда ей предлагали отведать какое-нибудь очередное блюдо, Кириленки же с недоумением смотрели на гостью и повторяли: "Вы непременно должны попробовать ещё вот это".
Кириленки, в том числе и Катерина с матушкой, с аппетитом поглощали не только еду, но не отказывались и от хмельного.
В девять часов Таэко стала прощаться, но хозяева ни за что не хотели её отпускать. Кто-то принёс карты, и всё сели играть. В одиннадцатом часу снова подали закуски. Таэко не могла даже смотреть на еду, но хозяева с видимым удовольствием наполняли свои тарелки и стопки. Причём пили они как-то по-особенному, одним махом опрокидывая в себя содержимое стопок. "Иначе не получишь полного удовольствия", - объяснили Кириленки.
Блюда, которыми угощали Таэко, не произвели на неё особого впечатления, за исключением разве что супа с клёцками, который чем-то напоминал китайский "ван-тан" или итальянский "равиоли".
Завершая свой рассказ об ужине у Кириленок, Таэко сказала:
- Они просили меня в следующий раз непременно прийти с зятем и сёстрами. Может быть, сходила к ним как-нибудь?
Катерина в то время была увлечена работой над куклой, изображающей молодую девушку со старинной причёской "юйвата", одетую в нарядное кимоно с длинными развевающимися рукавами и держащую в руке дощечку для игры в волан. Таэко позировала ей, и если Катерина не заставала её в студии, то приезжала к ней домой в Асию.
Постепенно Катерина познакомилась со всеми домочадцами Таэко. Увидев Катерину мельком несколько раз, Тэйноскэ сказал как-то, что таким, как она, место не в Японии, а где-нибудь в Голливуде. Он был явно несправедлив, приписывая Катерине, свойственную янки бесцеремонность. Напротив, по натуре мягкая и доброжелательная, она легко сходилась с японскими женщинами.
Однажды, в День основания Империи, Катерина появилась у ворот дома в Асии вместе с братом. Как объяснила Катерина, они направлялись к водопаду Кодза и по пути решили заглянуть к ним. В дом Кириленки заходить не стали, а прошли через сад на террасу, где выпили по коктейлю и с полчаса побеседовали с Тэйноскэ.
- Ну что же, теперь нам осталось познакомиться с "бабусей", - шутливо заметил Тэйноскэ, проводив гостей.
- В самом деле, - отозвалась Сатико. - Правда, после рассказов Кой-сан у меня такое чувство, будто я давно уже с ней знакома.
17
Поначалу Тэйноскэ и Сатико не восприняли всерьёз идею визита к Кириленкам. Однако рассказы Таэко чем дальше, тем больше разжигали их любопытство, да и отвечать отказом на всё новые и новые приглашения русского семейства становилось неудобно. Наконец в один из мартовских дней, когда, несмотря на приход весны, всё ещё держится прохладная погода, они отправились в гости к Кирилёнкам. Те ждали к себе всю семью Макиока, но из опасения, что они могут задержаться допоздна, Эцуко пришлось оставить дома, а Юкико, как всегда, вызвалась присмотреть за нею.
В нескольких кварталах от станции "Сюкугава" выстроившиеся вдоль дороги особняки уступили место рисовым полям, за которыми виднелся густо поросший соснами холм. У подножия этого холма, в окружении нескольких скромных построек европейского типа, стоял дом Кириленок. Он был самым маленьким из всех, но, пожалуй, и самым красивым, точь-в-точь как на картинке из какой-нибудь книги сказок.
Катерина встретила гостей у входа и провела их в дальнюю из двух смежных комнат первого этажа. Здесь было так тесно, что, когда всё четверо уселись вокруг чугунной печурки - гости на диване и в единственном кресле, а хозяйка на венском стуле, - они не могли пошевельнуться, не рискуя задеть трубу дымохода или что-нибудь на столике поблизости.
Наверху, судя по всему, были спальные комнаты, а внизу, помимо двух комнат, имелась ещё крохотная кухонька. Соседняя комната, не более просторная, чем та, где сейчас находились гости, по-видимому, служила столовой. Тэйноскэ пытался представить себе, как они вшестером сумеют поместиться за столом.
Очевидно, Катерина была дома одна. Где же брат? Где знаменитая "бабуся"? Тэйноскэ знал, что у европейцев принято ужинать позже, чем у японцев. Быть может, они совершили оплошность, не уточнив, к какому часу их ждут, и пришли слишком рано? Но даже когда за окнами сгустились сумерки, в доме было по-прежнему тихо и ничто не указывало на приближение ужина.
- Взгляните, пожалуйста, моя первая работа… - Катерина протянула руку к треугольной этажерке, на которой стояла фигурка девочки-танцовщицы.
- Неужели вы сами смастерили эту куколку?
- Да. Разумеется, Таэко-сан тщательно руководила мною.
- Обратите внимание на пояс, - сказала Таэко зятю. - Не думайте, что этот узор подсказала Катерине я. Она сама его придумала и сама раскрасила материю.
На тёмной ткани пояса со свободно свисавшими концами были изображены фигурки японских шахмат сёги. Эту идею Катерина, скорее всего, позаимствовала у брата.
- Посмотрите, пожалуйста. - Катерина достала, альбом с шанхайскими фотографиями. - Это мой бывший муж. А это - моя дочь.
- Прелестная девочка. И похожа на вас.
- Вы так считаете?
- Да, конечно, она вылитый ваш портрет. Должно быть, вы очень тоскуете по ней.
- Моя дочь в Англии, и я лишена возможности её видеть. Что делать…
- А вы знаете, где именно в Англии она живёт? Вы смогли бы её разыскать, если бы поехали туда?
- Не знаю. Но мне хочется её увидеть. Может быть, я поеду повидаться с ней.
Катерина говорила без всякой аффектации, совершенно спокойным тоном.
Тем временем Тэйноскэ и Сатико заметно проголодались. Они тайком посматривали на часы и обменивались недоуменными взглядами. Воспользовавшись наступившей в разговоре паузой, Тэйноскэ спросил:
- А что ваш брат? Он сегодня задерживается?
- Мой брат всегда приходит поздно.
- А ваша матушка?
- Она уехала в Кобэ за покупками.
- А-а, вот оно что…
Вероятно, "бабуся" отправилась за съестными припасами, но, когда часы пробили семь, а её всё ещё не было, супруги начали теряться в догадках. Таэко, уговорившая сестру и зятя пойти с ней в гости, невольно чувствовала себя виноватой и уже не таясь поглядывала на пустой обеденный стол в соседней комнате. Катерина же, казалось, ничего не замечала. Она то и дело поднималась, чтобы подсыпать угля в печурку, до того крохотную, что топливо сгорало в ней почти мгновенно. Гости старательно искали всё новые и новые темы для разговора - молчание только усугубляло ощущение голода. Однако, несмотря на всё их старания, в беседе всё чаще наступали заминки, и тогда им ничего не оставалось, как прислушиваться к гудению огня в печурке.
В комнату, толкнув носом дверь, вошёл пёс, по виду пойнтер, но явно не чистых кровей. Протиснувшись между ног сидящих, он растянулся подле печурки и положил морду на передние лапы.
- Борис! - окликнула его Катерина, но пёс и не подумал покинуть облюбованное им место, только лениво поднял голову и взглянул на хозяйку.
Пытаясь хоть чем-нибудь занять себя, Тэйноскэ нагнулся и принялся гладить пса по спине. Так прошло ещё около получаса.
- Катерина-сан, - неожиданно заговорил Тэйноскэ. - Быть может, мы неверно вас поняли?
- Что вы имеете в виду?
- Кой-сан, вероятно, произошла какая-то ошибка и мы ставим Катерину-сан в неудобное положение. Наверное, нам пора откланяться.
- Да нет, не могло быть никакой ошибки, - возразила Таэко. - Катерина-сан…
- Да?
- Катерина-сан… Нет, спроси лучше ты, Сатико. Я не знаю, как это сказать…
- Кой-сан права, твой французский сейчас может оказаться как нельзя кстати, - обратился к жене Тэйноскэ.
- Катерина-сан говорит по-французски, Кой-сан?
- По-моему, нет. Но она превосходно знает английский.
- Катерина-сан, I… am afraid, - неуверенно начал Тэйноскэ, - you were not expecting us to-night.
- Но почему? - удивлённо воскликнула Катерина по-английски. - Мы пригласили вас именно на сегодняшний вечер.
В голосе Катерины звучал укор.
Как только пробило восемь часов, Катерина поднялась и направилась в кухню. Послышался звон посуды. Она быстро накрыла на стол и уже через несколько минут пригласила гостей в столовую.
Стол был сплошь уставлен закусками (и когда только она успела всё приготовить?): копчёная лососина, анчоусы, сардины в масле, ветчина, сыр, крекеры, кулебяка с мясом, хлеб разных сортов. При виде всех этих появившихся словно по волшебству яств гости сразу воспрянули духом и принялись за еду с поспешностью, едва, согласующейся с правилами хорошего тона. Катерина ловко справлялась с обязанностями хозяйки, она следила за тем, чтобы тарелки гостей не оставались пустыми, и вскоре им уже пришлось потихоньку скармливать оставшуюся еду Борису, который благоразумно забрался теперь под стол. Катерина между тем заварила чай и разлила его по чашкам.
Неожиданно хлопнула входная дверь, и Борис ринулся в переднюю.
- Это, наверное, "бабуся", - шепнула Таэко.
Нагруженная свёртками "бабуся" проскользнула прямо в кухню, в столовой же появился Кириленко-брат вместе с каким-то господином лет пятидесяти.
- Добрый вечер. Извините, мы сели за стол без вас…
- Пожалуйста, пожалуйста… - произнёс Кириленко, потирая руки. Для европейца он выглядел, пожалуй, несколько низкорослым и щуплым. Его узкое, почти как у актёра Кабуки, лицо раскраснелось на холодном ветру. Он сказал Катерине несколько слов по-русски, из которых Тэйноскэ и его спутницы поняли только одно: "мамочка".
- Я встретил маму в Кобэ, и мы приехали вместе. А это - Вронский, мой друг, - сказал Кириленко, похлопав по плечу стоявшего рядом с ним мужчину. - Таэко-сан, если не ошибаюсь, вы с ним уже знакомы.
- Да. Позвольте представить вам моего зятя и сестру.
- Господин Вронский… - раздумчиво проговорил Тэйноскэ. - Насколько я помню, эта фамилия встречается в "Анне Карениной".
- А вы читали Толстого?
- Всё японцы читают Толстого и Достоевского, - сказал Кириленко.
- Кой-сан, откуда ты знаешь господина Вронского - полюбопытствовала Сатико.
- Он живёт здесь неподалёку в меблированных комнатах. Господин Вронский очень любит детей. Его здесь всё знают и за глаза зовут не иначе как "господин Люблю-детей".
- Он женат?
- Нет. Видишь ли, там была какая-то печальная история…
В облике Вронского было что-то трогательно-ласковое. Глядя на него, невольно думалось, что он и в самом деле должен любить детей. С улыбкой, от которой в уголках его печальных глаз собирались морщинки, он молча слушал, как сёстры разговаривают о нём. Ростом он был выше Кирилёнки, но худощавая фигура, смуглая, словно от длительного пребывания на солнце, кожа, густые волосы с проседью и чёрные глаза делали его чем-то похожим на японца. Внешность его вызывала представление о дальних плаваниях, его вполне можно было принять за бывалого моряка.
- Почему вы не привели с собой Эцуко-сан? - спросил Кириленко.
- Ей нужно делать уроки…
- Какая жалость! А я обещал господину Вронскому, что сегодня у нас в гостях будет прелестная девочка.
- Если б мы знали…
В этот миг вошла "бабуся" и обратилась к гостям:
- Очень рада вас видеть… А почему нет ещё одной сестры Таэко-сан и маленькой девочки?
"Бабуся" говорила в точности так, как изображала Таэко. Тэйноскэ с женой старались не встречаться с Таэко взглядом, чтобы ненароком не рассмеяться.
Хотя в доме Макиока с лёгкой руки Таэко старшую Кириленко называли не иначе как "бабусей", она вовсе не походила на тучных европейских женщин, каких они привыкли видеть в Японии. Глядя на её статную фигуру, на её стройные ноги в туфельках на высоких каблуках, на её походку, быструю, лёгкую, даже порывистую, можно было без труда представить себе сцену на катке, которую так ярко живописала Таэко. О её возрасте напоминали лишь несколько отсутствующих зубов да покрытое сетью морщинок лицо с одрябшей кожей на щеках и подбородке. Но при всём, при том издали ей никак нельзя было дать больше сорока.
"Бабуся" убрала со стола пустую посуду и расставила тарелки с принесённой ею снедью: устрицами, икрой, маринованными огурцами, свиной, куриной и ливерной колбасами и опять-таки хлебом разных сортов. Появились новые бутылки с водкой, пивом и графинчики с подогретым сакэ, которое здесь почему-то наливали не в чарки, а в пивные бокалы. "Бабуся" с Катериной пили только сакэ.
Как и предвидел Тэйноскэ, за столом всё не уместились. Катерина ела стоя, прислонясь к камину, которым, судя по всему, не пользовались. "Бабуся" без конца сновала из кухни в столовую и обратно и лишь иногда, как бы между делом, подходила к столу, и, протянув из-за чьей-нибудь спины руку, наполняла свою тарелку или бокал. Вилок и ножей на всех не хватило, поэтому Катерина брала закуски прямо рукой. Всякий раз, замечая на себе взгляд кого-нибудь из гостей, она слегка краснела, поэтому Тэйноскэ и его спутницы старались не смотреть в её сторону.
- Не ешь устриц, - шепнула Сатико мужу: их цвет показался ей несколько подозрительным.
Очевидно, устрицы были куплены не в каком-нибудь солидном магазине, а на рынке поблизости. Русские, однако, поглощали их не раздумывая.