В феврале 1924 года они наконец купили дом в Стрёммене. На это ушла большая часть денег, полученных за Русенхауг и овец. Дом стоял слишком близко к другим домам, но был окружен деревьями. Он не был большим и роскошным, и состояние его тоже оставляло желать лучшего. Но все-таки он был и не плох. Крыша не текла, трубы были в исправности, печи держали тепло. Внизу была прихожая, гостиная, одна комната и большая кухня с подполом. На втором этаже - три спальни и вместительный чулан.
Общими усилиями они за короткое время переехали и устроились уже в своем доме. Чтобы перевезти вещи по февральской слякоти, на вокзале они взяли напрокат ручную тележку. Пришедший в свое время небольшой груз из Русенхауга тоже нашел в доме свое место. Тетя Хельга помогла им обзавестись самым необходимым. Детей не огорчало, что им пришлось сменить школу. Хуже было то, что отсюда Хильмару и Рагнару было дальше добираться до работы. Но они не жаловались.
Напротив, все вечера мальчики столярничали или что-нибудь красили. Передыхали, только когда после работы садились за обеденный стол. И снова начинали работать, а Фредрик сидел рядом на стуле и учил их, что и как надо делать. Они со смехом и шутками подчинялись его указаниям. Новый ли дом или сила Марчелло Хаугена, трудно сказать, но Фредрик чувствовал себя хорошо. Иногда он даже брался за молоток. Ему не хотелось думать о здоровье, пока болезнь не напоминала ему о себе. Он говорил, что чувствует себя почти здоровым.
Однажды майской ночью Фредрик проснулся от того, что в груди у него полыхал пожар. Он попытался сесть, но не смог. Грудь работала как кузнечные мехи.
- Элида! - задыхаясь, позвал он, схватил ее руку и ощутил старый проклятый страх.
Она тут же проснулась и все поняла.
Через полчаса боль отпустила Фредрика, отпустила и на этот раз. Элида принесла воды и налила ее в стакан.
- А я уж начала думать, что целитель справился с твоим недугом, - сказала она.
- Нам обоим хотелось в это верить. В этом и заключается тайна веры. Она помогает. На некоторое время... - Фредрик попытался улыбнуться.
- А может, приступ больше не повторится. Нам просто напомнили, что ты зря не пошел к Марчелло в феврале, как он тебе велел.
- Знаешь, я понял, что он просто от неуверенности сказал тогда ту фразу, будто миссия земли - развивать принцип любви.
- Почему? - почти оскорбленно спросила Элида.
- У земли не может быть миссии. Земля - это земля, и она не может иметь другого назначения, кроме как просто быть землей. Любовь - это удел людей.
- Ты так говоришь только потому, что тебе стало хуже и ты не можешь мыслить абстрактно.
- Возможно. Я не могу сейчас думать обо всем. О благодати Божьей, о которой говорит Хельга, и о миссии земли, о которой говорит Марчелло Хауген. Сейчас с меня довольно самого себя.
- Мы должны пойти к нему еще раз.
Фредрик отрицательно покачал головой.
- Если ты ему не напишешь и не попросишь принять нас, я напишу сама! - упрямо сказала Элида.
Фредрик подчинился. Днем он сумел сесть за кухонный стол и написать письмо целителю. Он писал обеими руками. Попеременно. Написав, закрыл глаза. Лицо него было серое.
На этот раз Фредрик сказал, что в кабинет к целителю он пойдет один. Элида почувствовала себя лишней. Она сама с нетерпением ждала встречи с этим необычным человеком.
Ее попросили подождать в гостиной. Почти все время она сидела одна на зеленом плюшевом диване и рассматривала мебель, обои и дорогие безделушки. Матушка Хауген то и дело выходила на кухню, от помощи Элиды она отказалась.
Элида вся сжалась, когда наконец Фредрик вышел из кабинета. Кожа обтянула скулы, рука, державшая трость, дрожала. Когда он так изменился - в кабинете или таким и приехал? Может, она уже привыкла и не замечает, как он выглядит по-настоящему? Он сел, улыбнулся и кивнул ей.
- Мой сын придет через минуту, сегодня вы были у него последним, - сказала матушка Хауген Фредрику.
И вот он стоит в дверях.
Элида почувствовала, как его взгляд пронзает ее насквозь. Даже тогда, когда он не смотрел на нее. Словно поле его зрения было бескрайне и он обладал способностью извлечь Элиду из угла, в котором она пыталась укрыться. Сегодня рукава его рубашки не были закатаны. В гостиной он был совсем другим, чем в кабинете. Если не считать глаз, они у него всегда были одинаковые.
Фредрик сидел выпрямившись и пытался делать вид, что с ним все в порядке. Целитель не стал говорить о его состоянии. Матушка Хауген разлила кофе по чашкам и предложила печенье. Они сидели вчетвером. Элида пила кофе маленькими глотками. Сначала она не следила за словами целителя. Но вот он назвал кайзера Франца Иосифа и антропософа Штейнера. Он встречал и того и другого. Да, он был с ними знаком.
- С Рудольфом Штейнером? Где вы с ним виделись? - спросил Фредрик.
- Первый раз я встречался с ним здесь, в Кристиании. Он ездил с докладами.
- Я читал его работы. - Фредрик так разволновался, что закашлялся, и ему пришлось достать носовой платок.
Марчелло Хауген ждал, пока он перестанет кашлять. А потом начал рассказывать о своих поездках. В Австрию, Венгрию и Германию. Оказалось, он говорит по-немецки.
- Мне всегда хотелось выучить какой-нибудь иностранный язык, да вот не пришлось, - сказал Фредрик.
- Я тоже вообще-то самоучка. В моей среде не было принято получать образование. Пришлось всем овладевать самостоятельно. Я люблю читать, и художественную литературу, и научную. Правда, последней на норвежском почти нет. - Он улыбнулся.
- В науке я не очень силен, но пытаюсь не отставать от времени, - сказал Фредрик. - В последние годы машины произвели настоящую революцию. Разумеется, благодаря науке.
- Да. Однако наука - это не только то, что можно доказать или увидеть глазами, - твердо сказал Марчелло Хауген.
- Не спорю, - неуверенно согласился Фредрик. Он не совсем понимал, в каком направлении пойдет разговор.
Элида сидела среди бархатных подушек. Ее руки гладили то юбку, то обивку дивана. Она покрылась испариной.
- В нашей стране не все понимают деятельность Марчелло, - со вздохом сказала матушка Хауген. - Тут не очень-то признают его способности. Не то что в Европе.
- Матушка защищает меня. Однако она видит во мне сына, а не целителя, - засмеялся Марчелло и взглянул на мать.
Потом он заговорил о переполненных купе в поездах, о рабочих-металлистах и о борьбе вдов. О том, что самый страшный бич - это бедность.
- В нашей стране борьба между двумя революционными направлениями уничтожила больше, чем создала, - сказал Фредрик. - По-моему, правы те руководители профсоюзов, которые предпочитают бороться только за повышение заработной платы, не примешивая к этому политику. Вспомните всеобщую забастовку в двадцать первом году... Тогда революционерами оказались не неокоммунисты, а сторонники Транмеля!
- Но разве можно отделять борьбу за повышение заработной платы от политики? - Марчелло Хауген улыбнулся, не разжимая губ.
- Конечно, при сильных лидерах, подающих всем хороший пример.
- Кажется, лидеров профсоюзов недавно посадили в тюрьму за организацию военной забастовки. Я не ошибаюсь?
- Военная забастовка - совсем не то, что борьба за хлеб насущный. - Фредрик порозовел и решительным жестом подкрепил свои слова.
Элида беспокойно задвигалась. Однако Фредрик продолжал с воодушевлением, словно ему чудесным образом стало лучше:
- Военная забастовка началась потому, что люди не хотели, чтобы ими командовала буржуазия, попирающая интересы рабочих. К примеру, закон о тюремном наказании защищал штрейкбрехеров. Тогда как борьба за повышение заработной платы - это просто требование права жить на заработную плату, получаемую за честную работу. Разрешите мне процитировать стихотворение Рудольфа Нильсена.
Сквозь неправые законы,
сквозь параграфов препоны
надо путь нам пролагать!
Если их не одолеем
и пробиться не сумеем,
нам свободы не видать!
- Хорошо сказано. Мы согласны. Но ведь вы сами, Андерсен, готовый революционер. Вы занимаетесь рыбным промыслом?
- Как сказать. Скорее только делаю вид. Занимаюсь, чтобы немного заработать. Усадьба у меня небольшая. Сейчас мы ее продали... Так что теперь я перестал быть и крестьянином. В наших местах если человек не работает руками, его считают чуть ли не покойником, - сказал он с горьким смешком.
- Мой сын сказал, что вы занимаетесь политикой на местном уровне, - отважилась матушка Хауген.
Фредерик с удивлением посмотрел на них обоих:
- Разве я об этом что-нибудь говорил?
Марчелло Хауген предостерегающе взглянул на мать и занялся трубкой. Воцарилось молчание, он встал и подошел к окну. Не спеша раскурил трубку, глубоко затянулся. Потом, посасывая трубку, заговорил о том, какую важную роль в жизни общества играют политики на местном уровне.
- К сожалению, наши возможности ограниченны. Но мы все-таки приняли план строительства дороги, - сказал Фредрик.
- Это важно, Андерсен. У себя на месте вы что-то делаете для людей. И можете этим гордиться.
- Спасибо, - поблагодарил Фредрик, словно целитель решал, чем в этом мире следует гордиться.
Возвращаясь на свое место, Марчелло зажег свет. Его руки осветились. Они были такие же смуглые, как в прошлый раз. Наверное, все-таки он цыган, которому удалось выбиться в люди, подумала Элида.
- Электричество - великая вещь, - сказал целитель. - Лампа накаливания Эдисона. Фигурально выражаясь, она осветила весь мир.
Это было сказано без всякого перехода, как будто весь прежний разговор касался электричества. Марчелло переменил тему разговора, словно думал уже о чем-то другом. Словно видел что-то, невидимое остальным. Что-то, о чем следовало подумать. Спокойно, но безотлагательно.
- Да, Эдисон. Это бесподобно! Просто невероятно, что способен человеческий мозг! - восторженно согласился Фредрик.
- Да-да, человеческий мозг способен на большее, нежели мы в наши дни в состоянии понять. А у вас, фру Андерсен? Кажется, вы у себя на Севере обслуживаете телефонный пункт?
- Да, это было просто чудо...
- Вы, конечно, знаете, что у нас Центральная телефонная станция переехала в новое помещение?
- Да, я бы хотела там работать, - ответила Элида, не зная, что сказать.
- Можете попытаться. Ведь у вас есть опыт работы.
- Не сейчас...
- Может быть, позже? - Целитель был настроен дружелюбно.
Элида быстро улыбнулась, но промолчала.
- Как вы относитесь к перемене названия? К тому, что Кристиания, вероятно, станет называться Осло? - спросил он.
- Я знаю, этим сейчас занимаются. По-моему, не так важно, как город называется, только бы он не опозорил своего имени, - заметил Фредрик.
- Я с вами согласен, - сказал целитель. - Весьма патриотично обращаться к национальным героям и викингским временам. Осло - древнее название. А заодно с этим власти собираются отпраздновать конец нашей трехсотлетней зависимости. Мы с матушкой решили присутствовать на планируемых торжествах. Говорят, они состоятся в Акерсхюсе в сентябре.
- Разве это будет для всех? Я хотела спросить... Туда сможет попасть каждый, кто захочет? - Элида была удивлена.
- Да, думаю, все, кому хватит места. Надо будет только пораньше прийти туда.
- Давка - это не для меня, - сказал Фредрик.
- Конечно. И, как я сказал, прийти туда придется заблаговременно.
Матушка Хауген предложила гостям еще кофе. Фредрик прикрыл рукой свою чашку, Элида благодарно кивнула.
- Наверное, не всегда легко быть матерью такого большого семейства? - Марчелло посмотрел на Элиду. Ее опять удивила его способность резко менять тему разговора.
- Нет, - коротко ответила она, искоса взглянув на него.
- Элида прекрасно справляется, - заметил Фредрик.
- Вы, женщины, существа утонченные, но необыкновенно сильные. Я за все должен благодарить свою мать! Когда отец погиб в серебряных шахтах, она спасла нас, детей, от бедности. Нас было много. Матушка трудилась день и ночь. Никто даже не подозревает, что ей пришлось пережить, но она никогда не жаловалась, - проговорил Марчелло и наградил мать долгим взглядом. - Правда, она настаивала на том, чтобы я стал пекарем. - Он засмеялся.
- Ты сам выбрал свой путь, - с удовлетворением сказала матушка Хауген. - Между прочим, в наше время трудно найти помощников, чтобы печь хлеб, - прибавила она и прищурила глаза так, что вокруг них собрались морщинки. Потом обхватила себя руками, словно ей было холодно или она хотела скрыть то, что держала в объятиях.
Неожиданно Марчелло Хауген снова встал и развел руками. Как и в прошлый раз, он вспомнил о своей книге - "Раздумья по поводу одного дня", которую хотел бы подарить Фредрику.
- Это небольшая книга о моем мировоззрении, - сказал он.
Фредрик встал, опираясь на трость. Он хотел попрощаться с целителем за руку, но тот уже шел к окну со своей трубкой. И пока матушка Хауген провожала гостей, он курил, стоя к ним спиной.
Молитва и свобода
Фредрик пытался самостоятельно читать книгу Марчелло Хаугена. Он сказал себе, что раз целитель подарил ему свою книгу, то, уж конечно, он должен суметь сам ее прочитать. Ведь это так просто! Но в глазах у него рябило и буквы двоились. Не помогало даже то, что книга была не толще тетради и ее было легко держать в руках. Ее можно было читать даже лежа в кровати, то поднося к самым глазам, то держа на большом расстоянии. Только это мало что меняло.
К тому же одно место во вступлении сразу разочаровало Фредрика. "Из тех ли ты людей, кто недоволен, что живет в это время? Тревожишься ли ты о своем покое и благополучии? Считаешь ли мир слишком жестоким? Оглядываешься ли назад вместо того, чтобы смотреть вперед? Если так, знай, ты не относишься к тем, кому принадлежит завтра".
Фредрик ждал чего-то великого. Обещаний. Утешения. Но быстро понял, что книга содержит только правила. помогающие прожить один день. Ему и так было уже ясно, что он не относится к тем, кому принадлежит завтра. По правде сказать, это лишало его последнего мужества.
Элида предложила читать ему вслух, но Фредрик отказался. Он видел ее в гостиной у Марчелло. Почему она иногда вместо того, чтобы с презрением возразить целителю, как будто во всем с ним соглашалась? Видел себя рядом с этим здоровым, красивым человеком, который мог справиться с чем угодно. Тогда как он сам, Фредрик Андерсен, который когда-то имел такую светлую голову, верил в жизнь и в будущее, превратился лишь в тень человека. В ярмо для Элиды.
А тот странный разговор с целителем? Откровенные слова целителя, которыми он не хотел огорчать Элиду и груз которых был вынужден нести в одиночку.
Поэтому он и не мог просить ее, чтобы она читала ему вслух. Неужели я стыжусь того, что должен умереть? Нет, я стыжусь только этого унизительного перехода. Стыжусь, что перестал быть полноценным человеком в ее глазах. Перестал быть для нее мужчиной.
В поезде, возвращаясь от Хаугена домой, она спросила:
- Что он тебе сказал там, в кабинете?
- Да почти ничего, - ответил Фредрик.
Больше она ни о чем не спросила, и ему стало легче.
Фредрик по-своему истолковал слова целителя. На другой день после визита к нему он нашел молоток и стал приколачивать к двери планки, которые до сих пор не были приколочены. Он работал несколько часов, почти не отдыхая. Элида молча следила за ним глазами. Потом напомнила, что ему следует отдохнуть.
- Да-да, - согласился он и продолжал работать, пока дети не вернулись из школы. Он решил положиться на свой организм, и будь что будет. Разве не об этом сказал ему целитель? "Окажите жизни доверие!"
Фредрик видел, что Элида и дети затаив дыхание следят за тем, как он оказывает жизни доверие. Через четырнадцать дней он стал намного сильнее, тогда Элида написала благодарственное письмо Марчелло Хаугену и сообщила об успехах Фредрика. Об изменениях. О чуде. Сам Фредрик не хотел писать целителю.
Он столярничал, кашлял и отдыхал.
Элида делает все, что в ее силах, и даже больше, думал он.
Ради него.
А Элида не спала по ночам, думая о том, чем все это кончится.
Фредрик понимал это, однако столярничал, кашлял и отдыхал.
Но однажды, когда он с закрытыми глазами отдыхал в американской качалке, она подошла сзади и обхватила его руками.
- Фредрик, ты стал таким далеким, - шепотом сказала она.
- Еще рано так говорить, - ответил он и попытался улыбнуться.
Он должен ее щадить. Ей все равно этого не понять, понять, что медленная смерть - это унизительная, тяжелая работа.
Спасен! Это произошло однажды, когда к ним пришла тетя Хельга, Элиды не было дома, она вышла в лавку. Была середина лета, и Фредрик мирно сидел в комнате, залитой солнцем.
Собственно, все было так просто, что он, сидя в качалке с молотком в руке, вдруг заплакал. В виде исключения Хельга ничего не сказала, только молча протянула ему свой носовой платок.
- Давай уже с этим покончим. Я хочу спастись, я обращаюсь к Богу! - всхлипнув, почти сердито проговорил он.
Она все еще молчала. Только сложила руки и зашевелила губами. Не делясь с ним своими словами. Словно он не должен был участвовать в своем собственном спасении.
Он и представить себе не мог, что это может произойти так спокойно. Думал, что это должно быть похоже на цирк. Хельга казалась скорее удивленной. Будто до нее только что дошло, что она берет на себя ответственность, посылая его на небеса.
- Бог призывает меня домой, к Себе, - просто сказал он, когда Элида вернулась домой с покупками в плетеной сетке. Точно это было самое обыкновенное решение вопроса. Бог призывает меня к Себе!
Он давно это понял. Потому не повредит, если об этом узнают и остальные.
Фредрик молился тихо, и в этом было что-то зловещее. Больше он не мучил Элиду просьбами читать ему вслух Библию. В этом не было необходимости. Он представлял себе само начало, сотворение мира, хаос. Взрыв красок. Видел перед собой некий невидимый бессловесный магнит, который заставил железо и землю оказаться по одну сторону, а воду - по другую. Сидя на скамье, он чувствовал себя охваченным со всех сторон воздухом. Всем сущим. Пока он молился. Или сидел в качалке с закрытыми глазами. Столярничая, он молился про себя. Медленно и упрямо. Словно просил о долгой жизни. И он доверил этому магниту в образе Бога, что деньги, которые они получили за Русенхауг, уже кончились.