Ладно, Ханс есть Ханс. А она сейчас идет здесь одна. Так ей захотелось. И нечего хандрить из-за вспыльчивого мужа и слабой естественной боли в животе. Есть же такие смелые женщины, которые в поясах для чулок разносят письма с протестами против фрицев!
Отчасти эта мысль ей помогла. Да!
Ночью выпал снег. Немного, он лишь слегка присыпал наст. Йордис шла легко, работая обеими палками. Лыжи были недавно смазаны, и оставшаяся за ней лыжня поблескивала черным. На одной из палок не было кольца, но наст был крепкий, так что это не имело значения. Концы лыж, словно соревнуясь, обгоняли друг друга. Попеременно каждый был первым. Сейчас моя очередь! За соблюдением правил следила она. Ее ноги и руки, ее тело. Ее воля.
Должно быть, было около трех пополудни. Солнце не показывалось уже несколько недель. Скудный дневной свет отливал фиолетовым там, где небо встречалось с болотом. Горы держались на почтительном расстоянии. Дорога была ровная и прямая, лыжи скользили легко и приятно. Лишь несколько холмиков, занесенные снегом разработки торфяника и далекая шеренга телеграфных столбов нарушали эту белизну. В непогоду здесь ничего не стоило потерять направление и заблудиться. Но день стоял ясный. Только мороз и покой. И бегущие облака.
Скользя на лыжах через болота, Йордис чувствовала себя свободной. Теперь ей не нравилось ходить по обычной дороге. Там в любую минуту мог появиться грузовик с немецкими солдатами. Один вид и звук его были ей отвратительны. Но она их не боялась. Они с Хельгой видели даже группы солдат, идущих на лыжах через болота, однако это случалось редко.
Если бы немцы появились сейчас здесь, Йордис увидела бы их издалека. Ей нечего было скрывать. Даже пояса для чулок. У нее с собой была только банка из-под маргарина с нарезанной солониной. Корзинка с шестью яйцами и мешочек с двумя венскими булочками. И еще живот!
Но на заснеженной земле не было видно ни одного человека в форме. К счастью. Йордис спокойно скользила к своей комнате на втором этаже в доме Хельги и Альфреда. Боли в животе прекратились. Должно быть, тревога была ложной.
Как только она об этом подумала, что-то изнутри словно царапнуло ей живот. Это не предвещало опасности, скорее было предупреждением, чтобы она поторопилась. Йордис ускорила шаг настолько, что рюкзак запрыгал у нее по спине. Точно радовался тому, что ей предстояло пережить.
Альфред, наверное, сейчас дома. Если не ушел проверять и наживлять снасти. Он не считал воскресенье святым днем. Но Хельга знает все, что нужно. Они вместе заранее выстирали и перегладили все детские вещи. Воду качает насос. Печка все равно топится постоянно.
Когда она миновала штабеля торфа и навес для сушки рыбы, принадлежавшие Хельге и Альфреду, у нее отошли воды. Странное ощущение, когда ты не властен над тем, что происходит у тебя в теле. Она остановилась. И мгновенно почувствовала ледяной холод между ногами, а когда пошла дальше, на снегу между лыжами обозначилась дорожка. Синеватая вышивка на белом снегу. Но боли Йордис не чувствовала, и дом был уже совсем рядом. Хуже, что ботинки стали мокрыми. Она купила их еще до войны. Каждую весну она чистила и смазывала их, словно они были живым существом. И ставила в подпол рядом с банками с вареньем. Когда же снова наступала зима, ботинки были как новенькие, они только чуть-чуть запылились за лето. Она снова их смазывала и вкладывала внутрь шерстяные стельки. И носила все время, не только когда ходила на лыжах. Ноги у нее всегда были сухие и теплые, и это получалось как будто само собой, без какого-либо участия с ее стороны.
Теперь боли усилились. Они уже не таились.
Йордис остановилась. У нее против воли вырвался стон. Неожиданно ей стало страшно. Она почувствовала себя в заточении. Тело захватило ее в плен и начало пытать. Даже если Хельга будет рядом, она все равно останется одна.
Йордис заставила себя смотреть на последнюю постройку Альфреда - хлев. Спокойно смотрела, скользя мимо. Дышала глубоко. Стонала. Красивый хлев. Корове в нем хорошо и тепло. Из притолоки двери торчала берестяная прокладка. В одном месте висела обледенелая морошка, попавшая сюда вместе с торфом. Йордис наклонилась вперед и повисла на палках. Дышать стало совсем трудно. Альфред умеет строить, в этом ему не откажешь.
Потом у нее всплыла другая мысль. Которой здесь было не место. Не сейчас. Ханс не копал с ними картошку в этом году, не выкопал ни одной штучки. Он всегда был где-то в другом месте. Всю картошку выкопали и убрали Альфред, Хельга и она. Она копала, согнувшись над выпирающим животом. В конце концов Хельга прогнала ее домой отдыхать.
Но она обеими руками ухватилась за мотыгу. Она должна отработать за себя. Ей было стыдно. Стыдно от того, что Ханс не захотел помогать, хотя Альфред и Хельга предоставили им жилье.
Йордис уже стояла на коленях. Она начала замерзать. Воды все еще капали на лыжню. Перед тем как появиться на свет, ребенок писал свои письмена. Ей было жалко бриджи, которые Хельга сшила ей из домотканого одеяла. Вверху на боках были разрезы, и бриджи держались на двух широких лямках. Они спасали ее с тех пор, как началась зима. Миновав приусадебные службы, Йордис вышла на открытое место. Теперь ее покинуло не только тело, но и мысли.
Теперь она окончательно была в плену.
Выпрямившись, Йордис преодолела последние метры.
Когда она снимала лыжи, боли были уже нешуточные. Она остановилась, согнувшись и не успев отстегнуть вторую лыжу.
Хельга заметила Йордис из окна и вышла на крыльцо с ведром для торфа, чтобы попросить ее принести торф, пока она не разделась. Но, обнаружив, что происходит, она бросила ведро и быстро сунула ноги в галоши.
- Тебе плохо! - Она помогла Йордис снять вторую лыжу.
- Воды отошли. Прямо в бриджи и ботинки! Из меня вытекла целая река.
- Я не сразу поняла. Иди скорее в дом. Часа через два все будет уже позади. Хорошо, что воды уже отошли, будет чище! - Хельга обняла ее.
Они услыхали колокольчик задолго до того, как увидели сани.
- Господь не оставил нас! Это Эмма из Эврегорда! - воскликнула Хельга, отпустила Йордис и выбежала на дорогу.
Йордис знала Эмму. Она жила одна, имела лошадь и сама вела свое хозяйство. Симпатичная, веселая женщина. Колокольчик звенел уже совсем рядом, лошадь и сани вынырнули из-за сугроба, оставленного санным плугом.
- Мало того что Эмма приехала именно сейчас, как по заказу. Она тут же съездит и за повитухой! - запыхавшись, сказала вернувшаяся Хельга.
У повитухи был прострел, но она все-таки приехала. Стонала она громче, чем Йордис, но уверяла, что ехала сюда как королева. Однако ни за какие деньги не могла заставить себя согнуться над кроватью.
Йордис по молодости не сталкивалась с подобными трудностями. Она лежала, скорчившись, на диване и боролась со своим. Но Хельга нашла выход из положения. В одну минуту она освободила длинный кухонный стол со шкафчиками внизу. С помощью зеленого мыла и тряпки она превратила его в стол для роженицы. Ватное одеяло, клеенка и простыня, а еще белоснежная подушка для мокрой от пота, мотающейся из стороны в сторону головы.
Эмма из Эврегорда выпрягла лошадь из саней и поставила ее в хлев. Потопталась на крыльце, стряхивая с себя снег, и ее пригласили в гостиную выпить чашечку кофе. Вообще оказалось удобно, что все происходило на кухне и пьющих кофе в гостиной ничто не беспокоило.
Альфред прервал послеобеденный отдых и вышел за масляной лампой. В кухне должно быть светло, решил он. Сеточка прогорела, и ее пришлось заменить. После этого он протер стекло и повесил лампу на крюк, вбитый в потолке. Тяга была хорошая. Лампа пылала.
Дети, Фред и Агнар, вместе с гармошкой и Альфредом были отправлены наверх, в комнату Йордис и Ханса. На кухне жарко топилась черная печь. Из кастрюли с водой уже шел пар. Хельга приготовила чистые простыни и полотенца. Эмма прилегла на диване в гостиной. Повитуха стонала от боли в спине.
Все было готово.
Время от времени до кухни сверху доносились рыдания и смех гармошки. Сначала ритм был беспорядочный, потом непрерывным потоком полилась танцевальная музыка. Тому, кто не мог танцевать, оставалось только покрепче сжать зубы. Во всяком случае, постараться, чтобы все поскорее кончилось.
Иногда наступали передышки, позволявшие жить. Повитуха вспомнила поездку в автобусе, о которой по селению, как чума, ходили страшные слухи.
- С вашей стороны было непростительной глупостью надеть на себя форму Гражданской обороны и открыто сесть в автобус, идущий из Мюре! Немцы могли принять вас за провокаторов! - сказала повитуха и положила руки на трудившийся живот Йордис.
- Люди в автобусе побледнели и замолчали, когда мы вошли, - улыбнулась Хельга.
- Они вас не узнали?
- Нет. Мы натянули на головы чулки и нарисовали себе усы. Переоделись за сараем для соли в Мюре, а усы нарисовали при свете карманного фонарика. У нас были рюкзаки, и когда автобус показался, мы его остановили.
- Да! - простонала Йордис. Как они могут бессердечно болтать о пустяках, когда она так мучается?
- На каждой остановке у меня чуть не разрывалось сердце, я боялась, что из-за сугроба вот-вот выйдут немцы, - продолжала рассказывать Хельга.
- И чем же вам это грозило? - поинтересовалась повитуха.
- Не знаю. Наверное, арестом. А что они могли сделать с двумя женщинами в форме Гражданской обороны? - сказала Хельга и пожала руку Йордис, у которой снова начались потуги. Она обратила внимание на то, что сестре давно следовало остричь ногти.
- Это не немцы рассердились, их в тот вечер в автобусе не было, - помолчав, сказала Хельга.
Потуги немного отпустили.
- А кто же? - спросила повитуха.
- Мой Альфред и Элида, наша мама.
- Я их понимаю, - улыбнулась повитуха.
- Йордис, помнишь, как мы тогда смеялись, когда вернулись домой?
- Мы сидели за этим столом и ели холодного палтуса, - простонала Йордис и хотела засмеяться, но снова начались потуги. Теперь ей было уже не до смеха.
- Но то было прошлой зимой. А теперь на этом столе лежишь ты. Так что давай! Кончай с этим делом. Между прочим, это была твоя выдумка с формой Гражданской обороны. Признайся. Это тебе пришло в голову! - сказала Хельга, она тоже как будто тужилась.
- Осталось совсем чуть-чуть, Йордис. Будь паинькой! А что бы вы стали делать, если бы вас забрали немцы? - спросила повитуха, проверяя, насколько уже вышла головка ребенка.
- Ничего. Мы сделали то, что хотели, - сказала Хельга и стиснула руки Йордис.
- Мужчины, особенно немцы, - глупые создания, - сказала повитуха и застонала из-за своей проклятой спины. Йордис тоже застонала.
- Женщины тоже не намного умнее, - сказала Хельга, поглядев сначала на одну, потом на другую.
Немного запоздав, когда потуги ослабели, женщины засмеялись. Они смеялись так громко, что гармошка наверху вдруг замолчала. Потом заиграла снова. Звуки, доносившиеся с кухонного стола, мало походили на смех.
Повитуха подставила руки и приготовилась. Ждала.
Наконец ребенок выскользнул на свет.
Дитя человеческое.
Головкой вперед. Слава Богу, все оказалось легко и просто.
- Девочка! - сказала повитуха.
- С черными волосиками, - сказала Хельга.
Все прошло как надо. Пуповина была обрезана безупречно.
Неожиданно послышался громкий звериный рев. Все испуганно прислушались.
Из гостиной высунулось сонное лицо Эммы из Эврегорда.
- Корова! - сказала она.
Хельга застыла посреди кухни с простыней в руках.
- Боже милостивый! Ее давно следовало подоить!
- Я займусь коровой, на мне как раз подходящая одежда, - сказала Эмма и выбежала за дверь.
- Вот что бывает, когда рожают в неположенное время! - пробормотала повитуха и отдала ребенка Хельге. А сама занялась уже выходившим последом.
Хельга осторожно положила ребенка в бельевую корзину, которая давно стояла наготове, прикрытая старой простыней.
- Интересно, у нее так и останутся эти длинные черные волосики? - спросила она.
- Скоро она, как и все новорожденные, облысеет, - ответила повитуха. - А там, если ей повезет, волосы вырастут опять.
Альфред и мальчики вереницей спустились со второго этажа. Альфред нес гармошку на груди, залихватски растянув мехи. Согнув колени и согнувшись всем телом над бельевой корзиной, он повел мехи на место. Взметнулись звуки вальса.
- Ты до смерти испугаешь ребенка! - воскликнула Хельга.
Но Альфред не обратил на ее слова внимания, по привычке он подергивал уголком рта в такт музыке. При этом он тихонько посмеивался. Мальчики с удивлением, но не враждебно заглянули в корзину.
Эмма вернулась из хлева и процедила молоко в чулане. Она тоже наклонилась над корзиной со странным выражением лица. Ее лицо казалось загорелым, хотя в это время года солнце вообще не появлялось на небе. Эмма со своей лошадью всегда носились как ветер.
- Йордис, ты родила воскресного ребенка! - воскликнула она и провела рукой по глазам.
- Сейчас я приготовлю бутерброды на всех! - сказала Хельга и принялась за дело.
В тот вечер дети, Фред и Агнар, легли спать поздно. Повитуха решила повременить с отъездом домой, пока не полегчает спине. И когда Альфред снова заиграл на гармошке, Эмма осторожно обняла повитуху и галантно повела ее в танце. Сначала немного скованно, но потом обе с достоинством уже вели каждая свою партию.
Рукава на блузе у повитухи были высоко закатаны. Но резиновый фартук она все-таки сняла.
- Мне бы следовало причесаться, - вздохнула она.
- Нашла о чем думать. А от меня пахнет хлевом!
Эмма, как мужчина, носила брюки. Так было практичнее. Блузка в мелкую клетку с кружевами на планке для пуговиц висела навыпуск. С пылающими щеками Эмма кружила повитуху так, что тканые половички спаслись бегством под стол.
Альфред прижался щекой к мехам, его пальцы бегали по клавишам. С довольным выражением лица он шевелил губами в такт переменного темпа медленного вальса.
Йордис лежала на столе в чистой ночной рубашке с большой подушкой под головой и ребенком у груди. Укрытая до половины ватным одеялом в застиранном цветастом пододеяльнике. Полная луна поднялась настолько, что смогла заглянуть в окно кухни. Небо было чистое и звездное, но вечер - темный.
Сестры переглянулись, словно поблагодарили друг друга за совместно проделанную работу.
Хельге стало жарко, хотя на ней было старое летнее платье с открытым воротом. Она высунулась в окно, чтобы глотнуть свежего воздуха, забыв о том, что, соблюдая правила светомаскировки, следует спустить шторы. Окно было разрисовано морозным узором. Дрожащая пелена холода впорхнула в комнату.
- Вы уже придумали, как назовете ребенка? - спросила Эмма, не прерывая танца.
Йордис взглянула на девочку, которая вдруг стала действительностью.
- Ее будут звать Хербьёрг!
- Какое-то языческое имя! - заметила повитуха и продолжала танцевать, насколько ей позволяла спина.
- Это не важно, - сказала Йордис.
Примечания
1
Тинг - древнескандинавское вече. Слово сохранено в названиях многих законодательных собраний Скандинавии. (Здесь и далее - прим. перев.)
2
Фогт - судебный пристав.
3
Варг (от норв.Varg) - волк.
4
Коммерселестер - старая норвежская мера водоизмещения, равная 2,08 тонны.
5
Кристиания - так в честь короля Кристиана IV с 1624г. назывался город Осло. С 1 января 1925г. ему возвращено старое название - Осло.
6
"Европейская помощь" - организация, созданная в Норвегии в 1946 г. с целью оказания гуманитарной помощи нуждающимся.
7
Здесь и далее - стихи в переводе Норы Киямовой.
8
Ниссе - существа из скандинавского фольклора.
9
17 Мая - национальный праздник Норвегии. 17 мая 1814г. была принята норвежская конституция.
10
Петтер Длсс (1647-1707) - норвежский поэт и пастор, живший в Северной Норвегии и писавший о ней.
11
Амт - так с 1662 по 1918г. называлась основная административная единица Норвегии.
12
Хёвдинг - военный вождь у древних норвежцев.
13
Амтман - губернатор.
14
Транмель Мартин (1879 - 1967) - норвежский политик, социал-демократ.
15
Ландсмол (или нюнорск) - второй государственный язык Норвегии, составленный на основе норвежских диалектов в XIX веке поэтом и лингвистом-самоучкой Иваром Осеном. В некоторых школах Норвегии преподавание ведется на этом языке.
16
Нашунал Самлинг - норвежская нацистская партия (1933-1946).
17
"Полосатые" - так в Норвегии называли тех, кто во время оккупации сотрудничал с немцами.