Вторая книга из третьей части тетралогии Милия Езерского "Власть и народ".
... время соправления, войн и взаимных интриг Гая Юлия Цезаря и выдвиженцев Суллы - Гнея Помпея и Красса (он же Крез).
Милий Викентьевич Езерский
Триумвиры
Книга вторая
I
Сальвий ожесточался, видя, как трудно бороться с нобилями. Проводя дни и ночи на улицах Рима, он поднимал плебеев и пролетариев и нередко сам, во главе полуголодных людей, предпринимал налеты на оптиматов и, разгоняя рабов, охранявших матрон, опрокидывал лектики.
Он вербовал людей в самом людном месте города, у Аврелиевых ступеней, а затем вел их на форум, где толпились дикие пастухи, вызванные сенатом из Галлии и Пиценума. Сальвий пытался склонить их на свою сторону, но волосатые дикари принимались метать камни, натягивали луки. В яростных стычках уничтожались инсигнии консулов, убивались неугодные трибуны, - Сальвий был беспощаден.
В этот день по улицам двигались с песнями и угрозами декурии полунищих вольноотпущенников, центурии беглых рабов и гладиаторов, а когда появился Клодий, толпы окружили его с радостными криками и пошли за ним к храму Кастора, где находилась главная квартира их вождя и хранилось оружие.
У храма к Клодию присоединился Сальвий во главе отчаянных гладиаторов.
- Вождь, позволь оповестить тебя о положении в городе…
На аполлоноподобном лице Клодия лежало утомление, глаза слипались от бессонных ночей, но голос любимого помощника оживил его.
- Говори.
- Нобили укрепляют свои дома, возводят рвы и насыпи, вооружают рабов и клиентов…
- Боятся нас? Ха-ха-ха!
Толпа подхватила хохот вождя, и форум загрохотал, как налетевшая буря; загремели радостные крики, замелькали сотни кулаков. А когда наступила тишина, Сальвий продолжал громким голосом:
- Они выходят из домов под охраной гладиаторов и при встрече с нашими декуриями шарахаются, как трусливые зайцы. Я велел осадить дома Бибула, Марцелла и их сторонников, а если злодеи не сдадутся или не откупятся, прикажу дома поджечь…
Одобрительные крики не утихали, перерастая в вопли ненависти:
- Смерть нобилям!
- Смерть сторонникам Катона и Цицерона!
- Долой сенат!
Клодий поднял руку, - наступила тишина.
- Квириты! Вы одобрили мое предложение об изгнании Цицерона, подлого убийцы Катилины, вы решали не давать ни воды, ни огня, ни крова на расстоянии четырехсот миль от берега Италии преступному консулу, а я возымел счастливую мысль, ниспосланную мне в сновидении самим Юпитером Мстителем, сжечь его виллы в Тускулуме и Формиях и дом на Палапине, а на месте дома построить храм Свободы. Хвала богам! Все это сделано, хотя времени понадобилось много.
И, обратившись к Сальвию, спросил:
- Что же Помпей? Сальвий усмехнулся:
- Трусит. Заперся в своем доме, не выходит на улицу.
- Недавно в сенате, куда он принужден был пойти под большой охраной, он поддерживал предложение олигархов о возвращении Цицерона из ссылки…
- Долой, долой! - загрохотал форум.
- …и я, квириты, - возвысил голос Клодий, стараясь перекричать народ. - воспротивился. "Пусть злодей издохнет в Фессалонике! - заявил я. - Его отчаянные письма к друзьям не тронут пас!" Сенаторы кричали, что скоро год, как он изгнан, говорила, что нельзя решать такого дела без согласия народа… Ха-ха-ха! Попробовали бы они вернуть его вопреки нашей воле!.. А знаете, квириты, что во время спора отцы государства уподобились свиньям, дерьму и падали (ругаясь, так они поносили друг друга)? Они плевали один другому в лицо, вырывали волосы и бороды. И это, квириты, римский сенат! Разве не нужно очистить республику от этой грязи?
- Да здравствует Клодий! - единодушно закричала толпа и бросилась к своему вождю.
Его подняли и понесли. Видел, как на улицах бегут к нему толпами ремесленники, как вольноотпущенники закрывают наспех свои лавочки, чтобы присоединиться к победоносному шествию, и думал, с трудом скрывая самодовольную улыбку:
"Да, я господин Рима! Красс и Помпей мне подвластны и не решатся тронуть… Разве я не способствовал бегству сына Тиграпа? А оскорбленный Помпей смолчал! Разве я не распределяю царства, жречества, магистратуры во всей республике? И пусть лают псы сената и ревут ослы Цицерона, что я обогащаюсь! Да, я получаю деньги, но они идут на дело борьбы, а не на разврат и попойки!.. Остается Цезарь, наш главный вождь-популяр, и мы будем поддерживать его…"
Знал, что, как только трибунат его кончится в начале декабря и он, Клодий, станет частным человеком, враги не преминут ему отомстить, и думал, как укрепить власть; форум принадлежал ему, но разве возможно частному человеку управлять Римом?.. Он пригрозил убить Помпея и сжечь его дом, но Помпей действовал исподтишка: привлек на свою сторону консула Габиния и повелел ему бороться с Клодием, а ведь Клодия поддерживал консул Пизон, сторонник Цезаря… Красс ненавидел Помпея, Помпей не доверял Крассу, а Цезарь им обоим.
Его несли мимо дома Помпея. Увидел на мгновение в дверях атриума полководца, главу Рима, с гордым лицом и величественной осанкой, и толпы вооруженных сателлитов: "Кто отнял у него власть? Оптиматы? Нет, отняли мы, популяры, и нас поддержали плебейские эдилы. Войск в столице нет, следовательно, господами являются тс, кого больше".
На Марсовом поле к нему протиснулся Сальвий.
- Вождь, наш соглядатай, живущий в ломе Помпея, сообщил мне, что триумвир послал гонца к Цезарю…
- Зачем? - спросил Клодий, и беспокойство послышалось в его голосе.
- По вопросу о возвращении в Рим Цицерона. Помпей просит согласия Цезаря…
Клодий нахмурился.
- Подлый конгуляр еще не угомонился в Фессалонике - ха-ха-ха! Но горе ему, если он возвратится, - рука Немезиды будет на нем!
Когда трибунат Клодия кончился, Помпей предложил в сенате рассмотреть вопрос о возвращении Цицерона и добился от комиций, несмотря на противодействие популяров, утверждения его. На форуме произошла ожесточенная схватка между сторонниками Клодия и народного трибуна Милона, знатного честолюбца. Кровь обагряла широкие каменные плиты, и трупы пришлось увозить на телегах, а форум мыть губками.
Помпей торжествовал - к Цицерону был послан гонец с приглашением вернуться в Рим.
После отъезда Цезаря в Галлию Помпей находился в угнетенном состоянии (опасался Красса, Клодия, завидовал Цезарю, побеждавшему варваров), которое не могла рассеять даже любимая жена его Юлия. Он видел, что триумвират не пользуется популярностью: даже мелкие собственники, презиравшие демократов, враждебно относились к действиям трех мужей. Помпей, получивший Испанию, оставался в Риме, откуда управлял ею при помощи своих легатов; Красс, зорко следя за Помпеем, был занят сделками по увеличению своих огромных богатств, а Цезарь воевал в Галлии. Что же могли дать триумвиры народу, возлагавшему на них надежды? И, когда Клодий, став во главе пролетариев, начал борьбу, Помпей, понял, что господином Рима стал народный трибун.
Он почувствовал себя в силе с окончанием срока трибуната Клодия и выступлением наглого Милона во главе гладиаторов. Однако успехи Цезаря не давали ему покоя, а возвращение в Рим Цицерона вызвало мысль приложить все усилия, чтобы сблизиться с оратором.
II
В таберне "Под палицей Геркулеса" сидели на грубых скамьях, в обществе пьяных простибул, три молодых человека и яростно спорили. Это были Целий, Долабелла и Курион, известные Риму гуляки и развратники.
- Клянусь бедрами Девы! - кричал тучный Долабелла, вытирая ладонью пот с багрового лица. - Ты был неправ, Целий, оскорбляя Клодию кличкой квадрантарии. Разве не дала она тебе всего, что может дать женщина?
- Ты уподобился Цицерону, который добывался ее расположения и получил по носу, - подхватил Курион, - все знают, что только поэтому оратор начал ей мстить… Но ты, ты…
- Молчать! - стукнул Целий кулаком по столу, и кружки запрыгали, расплескивая вино. - Кто желал бы иметь женщину, которая ласкает, а исподтишка подмешивает в вино отраву?
- Однако она не отравила Катулла, - возразил Курион.
- Катулла?! Этого глупого провинциала, который пришел в неистовство, созерцая ее впервые под видом Каллипиге или Перибасии!
- Но Кагулл - большой поэт, - заметил Долабелла, - и он вовсе не так глуп…
- Только глупая страсть может довести мужа до невменяемости, - не унимался Целий. - Потная женщина опрыскивается духами, чтобы соблазнять, а когда из любовника нечего уже выжать, она покушается на его жизнь…
- Ложь! - крикнул Курион. - Клодию я знаю…
- Кто ее не знает? - перебил Целий.
-…и она неспособна на преступление.
- Метелл Целер умер в полном расцвете сил, а отчего? - проворчал Целий. - Она отравила его, чтобы избавиться… Пей! - закричал он пьяной девочке-подростку, которая сидела рядом с ним, и, обхватив ее за плечи, принялся насильно поить из оловянной кружки. - Пей, пей! Я возьму тебя с собою на Палатин, и ты будешь жить у меня столько дней, пока я не отниму у тебя остатков твоей отрепанной юности…
Девочка подняла на него блестящие глаза и смотрела, не понимая.
- Нашел девственницу! - презрительно сказал Курион. - Мой вольноотпущенник, владелец лупанара в Субурре, уверяет, что сегодня вечером он получает от общества лубликанов, взявших на откуп лупанары столицы, стадо юных рабынь из Сирии и Иудеи.
- Что юность? - пожал плечами Целий.
- Однако Катилина предпочел Аврелию Орестиллу девам Весты.
- Катилина! - вскричал Целий. - Это богоравный муж, а его подруга не чета женщине за четверть асса!..
- Верно ли, что ты, Целий, поддерживал Катилину в его посягательстве на республику?
Оттолкнув девочку, Целий схватил кубок с вином и плеснул в Куриона.
- Вот мой ответ, коллега! - яростно крикнул он и с хохотом смотрел, как Курион утирал ладонями залитое лицо и тогу.
- Проклятый катилинианец, - хрипло вымолвил Курион, плюнув ему в лицо. - Ты изменил своему вождю и продался Цицерону…
- Еще слово и - убью! - свирепо шепнул Целий, выхватив кинжал, но Долабелла резким движением вырвал у него оружие.
- Друг, успокойся, - тихо сказал он, - Катилина погиб, но дело его не умерло… Докажи же Куриону, и не только ему, а многим, что если ты перешел от Цицерона к Катилине и обратно, что если ты дружил с Клодием, когда был любовником его сестры, то это были юношеские заблуждения.
- Замолчи, болтун! - отмахнулся от него Целий. - Пусть плебс справляет ежегодно поминки по Катилине и усыпает его могилу цветами! Но это запоздалое обоготворение меня не обманет: чернь хочет бездельничать, кормиться за счет республики и мечтает отнять у оптиматов присвоенное ими общественное имущество. Не поэтому ли популяры обещают плебсу отменить долговые записи? О, если бы Катилина…
- Продолжай его дело, - шепнул Долабелла. Целий возмутился.
- Теперь, когда у власти стоят триумвиры, каждый шаг чреват опасностями. Цезарь поручил Клодию превратить местные религиозные коллегии в постоянные политические, создать сеть временных коллегий, куда набирались бы люди по их местожительству, - и это уже Сделано; разделенные на декурии и центурии, с вождями во главе, они принуждены шествовать военным строем, чтобы подавать голоса. Разве не тайна, что находящийся при них секвестор, получив деньги от кандидатов, распределяет их после голосования между декуриями и центуриями? Подкуп, подкуп! - вот основа власти! Вот причина, почему Цезарь одерживал победы на форуме.
Вошел Тирон, любимый вольноотпущенник Цицерона; Verna от рождения, образованный, он, будучи отпущен на свободу, не ушел от господина, хотя и купил себе небольшое поле (в шутку его величали римский земледельцем); он помогал Цицерону писать сочинения, вел его денежные дела, сносился с менялами, управлял имениями, следил за постройками и садами. Вид у него был утомленный: под впавшими глазами залегли преждевременные морщинки, на щеках горел лихорадочный румянец. Слабый здоровьем, Тирон переутомлялся, но Цицерону не приходило в голову дать ему отдых: он не мог обойтись без любимца и относился к нему, как к сыну.
- Господин ищет вас троих, - сказал Тирон, оглядывая возбужденных друзей. - Сегодня вечером собираются у нас знаменитые мужи, и было бы ошибкою с вашей стороны не придти на пиршество.
- Было бы безрассудством отказаться от приглашение! - засмеялся Долабелла, наливая вино в кружку полногрудой простибулы. - А скажи, дорогой Тирон, будут ли там женщины?
- Ты шутишь! - вскричал Курион. - Какой пир без матрон?
Целий поднял голову.
- Не пойти ли нам лучше, Курион, к твоему любимому лено… к поставщику живого товара? Ха-ха-ха! Где будет веселее, в лупанаре или в доме консуляра?
Тирон вспыхнул.
- Если ты, благородный Целий, сравниваешь дом моего господина с лупанаром, то не лучше ли тебе вовсе не ходить на пиршество?
Целий вскочил.
- Что? Молчи, раб! Не тебе делать замечания римлянину!
Тирон побледнел.
- Прости, росл один, я не раб, - возразил он - Некогда я не был невольником своих страстей на потеху табернариев и простибул!
Это была дерзость. Друзья переглянулись. Целий, Курион и Долабелла одновременно подумали, как поступить с Тироном. Избить и выбросить за дверь? Облить вином? Или напоить силою? Нет, так поступать значило бы оскорбить Цицерона, и Долабелла, захохотав, захлопал в ладоши:
- Ты прав, Тирон, клянусь пупом Венеры! Мы приползем на пиршество даже на четвереньках, если ноги бессильны будут удержать наши жадные туловища! Что? Ты возмущен? Молчишь? Но разве Цицерон не принимал нас в таком виде?
- Пусть господин не забудет, - нахмурившись, вымолвил Тирон, - что на пиршестве будут Теренция и Туллия, и всякое непотребство вызовет отвращение матрон…
- Тирон, Тирон! - со смехом воскликнул Целий. - Ты непоправим, друг мой! Ты женоненавистник, ты не любишь вина, не любишь ничего, кроме литературы и повседневных обязанностей по отношению к своему господину! А не лучше ли сесть с нами, выпить вина, посадить на колени девочку и наслаждаться щедротами Венеры, Вакха и Аполлона, пока оградный Сон не коснется своими перстами твоих вежд?..
Тирон улыбнулся, покачал головой и молча вышел на улицу.
III
Расстояние от Рима до берегов Родана Цезарь проехал в неделю - он любил ездить быстро, почти не останавливаясь в пути. Лабнен и Мамурра, всадник из Формк"и, сопровождавшие его, сетовали на утомительный путь, скудное питание, неудобные повозки и верховых лошадей, которых нужно было часто менять.
Всю дорогу Лабиеи говорил о походах и сражениях, а Мамурра рассказывал случаи из жизни формийских матрон, сопоставляя свои любовные похождения с похождениями оставшихся в Риме коллег, и каждый раз у него находилось удачное по остроте сравнение женских тел, едкая насмешка над любовью и над ухищрениями матрон, обманывавших своих мужей. Цезарь слушал, посмеиваясь, писал эпистолы Крассу, Помпею, Клодию и Оппию: Крассу - о богатой Парфии и многочисленных сокровищах арсака; Помпею - о Цицероне, восхваляя его и советуя с ним помириться; Клодию - о плебеях и римской голи, которую требовал поднять не только в столице, но и в италийских муниципиях, а Оппию - о подкупе влиятельных магистратов, сенаторов и всадников.
Лабиен и Мамурра, удивляясь беспрерывной переписке Цезаря с друзьями (он пользовался шифром, заменяя четвертую букву алфавита первой по порядку), спрашивали, что может дать эпистола мужу, отправившемуся воевать, и неизменно слышали, краткий ответ: "Полководец и политик должны знать, что делается в неприятельской стране и в республике". Однако Галлию он знал плохо, а население ее хуже, но, желая разбогатеть и прославиться, решил не отступать перед трудностями и подражать в ведении войны Лукуллу и Помпею.
- Ты будешь начальником конницы, - сказал он Лабиену, - а ты, Мамурра, начальником над военными мастеровыми - praefectus fabrorum, - повторил он, - и, надеюсь, оба справитесь со своими обязанностями.
Имея один легион в Нарбоннской Галлии и три под Аквилеей, Цезарь, получив сведения еще в Риме от Дивитиака, посла эдуев, о движении гельветов в Галлию, чтобы образовать галльскую империю, отказал им в переходе через Провинцию, а сам решил укрепиться в горах.
Ночью пришло известие, что гельветы, под предводительством старика Дивикона, проникли в область секванов и двинулись к реке Арару.
Задумавшись, Цезарь сидел в шатре, греясь у большого глиняного горшка с горящими угольями. С одной стороны, пугало нашествие гельветов, с другой - козни эдуев и владычество Ариовиста над галльскими племенами.
Вошел Лабиен и доложил, что разведчики вернулись с важными сведениями: борьба между эдуями не прекратилась, хотя Ариовист с германцами, вызванный на помощь арвернами и секванами, перешел через Рен, разбил эдуев и утвердился в Галлии; племена объединились в союз, чтобы освободиться от германцев, но Ариовист укротил мятежников железом (эдуи платят ему дань) и притесняет секванов. своих союзников.
Цезарь поднял голову.
- Угроза германского владычества?
Лабиен продолжал говорить об ожесточенной борьбе между богатыми и бедными во всех галльских республиках.
- Понимаю, - кивнул Цезарь, - эдуйская аристократия рассчитывает на нашу помощь, и Дивитиак, глава романофилов, не напрасно добивался в сенате…
- Божественный Юлий, ты введен в заблуждение; уже давно эдуйские популяры добились выступления гельветов против свебов, но романофилы кричали о гельветской опасности, распространяя ложные слухи…
Цезарь привстал.
- Разве гельветы не стремятся к владычеству над Галлией?
Лабиен рассмеялся и стал уверять, что Дивитиак обманул римский сенат, а его брат Думнориг, вождь популяров, мог бы помочь Цезарю, если бы тот вошел с ним в соглашение…
Цезарь молчал, обдумывая. Чью принять сторону - Дивитиака или Думнорига? Эдуев или гельветов? Или вступить в союз с Ариовистом против Галлии?
"Нет, с кимбрами и тевтонами, которых бил Марий, не может быть соглашения… Ариовист, усилившись, выгонит меня из Галлии… Я его знаю - это вождь гордый и каменнотвердый… Но кто сильнее, способнее и предприимчивее всех?"
Оставшись одни, Цезарь развернул свиток пергамента, на котором были нанесены галльские города н реки, и долго смотрел на области, занятые племенами.
"Скудные сведения! Разве у них два-три города? Две-три реки? Здесь Нарбониская Галлия, там Альпы… О, Цезарь, Цезарь, куда ты пошел, в какую сеть завлекла тебя Фортуна? И где выход из этого сложного клубка противоречий?"
Не спал всю ночь. А наутро твердое решение созрело в голове: "Только извилистыми тропами и потаенными путями идет муж к власти, богатству, славе и могуществу. Не Сципионам Эмилнанам с их честностью и сознанием долга быть первыми в Риме! Победит тот, кто отбросит всякую брезгливость и употребит все средства к достижению намеченной цели!"
Созвав военачальинков, он приказал Лабиену остаться для защиты Родана, а сам спешно выехал в Цизальпинскую Галлию, о намерением набрать в ней два легиона, вызвать три из Аквилея и двинуться через город Куларон к северному рубежу Провинции.