Тася Спицына, невысокая девушка с румяным лицом, на котором пуговкой торчал короткий нос, не была красивой. Брови у нее светлые, рыжеватые, глаза узкие, голубые, глубоко спрятанные, губы пухлые, немножко надутые. Она всегда старалась быть очень серьезной и рассудительной, но это не вязалось с ее внешностью, и деловитость, которую она явно напускала на себя, разговаривая с председателем, вначале вызывала у него усмешку.
Тася пришла на работу в колхоз зимой, еще при старом председателе Ефиме Вострецове. Вострецов относился к ней доброжелательно, всегда выслушивал и, когда молоденькая агрономша советовала что-либо, произносил примерно следующее:
- Я уважаю молодого специалиста. Совет твой ко времени, очень ко времени, что говоришь - сделаем, - и, как бы спохватившись, добавлял: - Только не сейчас… Погоди маленько, будет полегче - проведем в жизнь и твое агромероприятие.
Спустя некоторое время Вострецов вспоминал совет агронома, начинал выполнять, но никогда не доводил дела до конца. Тася волновалась, нервничала. Она снова просила председателя, именно просила - требовать она еще не научилась. Он опять обещал и опять не выполнял.
Когда прибыл с курсов новый председатель, Матвей Ильич, Тася почувствовала, что с ним наладить отношения будет еще труднее. Однажды она посоветовала Матвею Ильичу возить навоз сначала на дальние участки, а уж потом на ближние. Матвей Ильич сказал:
- Я знаю сам.
Матвей Ильич не считал Тасю хорошим агрономом, потому что она молода и неопытна. В советах ее он усматривал попытку ущемить его председательское достоинство.
Тася молча перенесла обиду, выплакавшись ночью в подушку, но решила не отступать от своего. В следующий раз она посоветовала Матвею Ильичу рассыпать семена в амбаре слоем потоньше, потому что они могли испортиться из-за повышенной влажности. Матвей Ильич посмотрел куда-то поверх Таенной головы и ответил:
- Рассыплем… когда нужно будет.
Тася больше ничего не сказала, пошла к кладовщику, ответственному за хранение зерна, и велела ему рассыпать семена, как нужно. Так и было сделано. Когда председатель узнал об этом, он только усмехнулся.
Зимой Тася пришла к нему просить людей, чтобы делать торфоперегнойные кубики. Матвей Ильич и на этот раз отмахнулся от агронома:
- Делай сама. Людей нет. Да и рано этим заниматься.
- Нет, не рано! - упрямо возразила девушка. Она позвала подружек-комсомолок, сама запрягла лошадь. Навозили торфа и стали делать кубики.
Председатель спустя два дня шел мимо и заглянул к девчатам. Увидев их работу, он посмотрел на юную агрономшу уже более внимательно.
С тех пор Тася стала замечать, что Матвей Ильич при разговоре с нею смотрит ей в лицо, а не поверх головы, как это было раньше. А спустя два месяца, когда девушки принялись распикировывать рассаду, он увидел их работу и похвалил:
- Молодцы! Хорошая рассада!
Склонился над парником, бережно потрогал рукой маленькие зеленые кустики. Потом отозвал Тасю в сторонку и озабоченно спросил:
- Как думаешь, Кривому Логу известкование не повредит?
Тася, радуясь тому, что наконец-то председатель решил с нею посоветоваться, ответила:
- Анализ почвы показал повышенную кислотность. Известковать нужно обязательно.
Так постепенно у девушки стали налаживаться отношения с молодым, немножко самовлюбленным председателем.
…А теперь уже начало мая. Весна наполняла перелески птичьим щебетаньем, пробуждала к жизни козявок, зимовавших в щелях и укромных закоулках, заботливо посылала на землю потоки яркого солнечного света.
На полях началась пахота. Огородное звено, вырастив крепенькую рассаду, высаживало ее в питательных кубиках на гряды. Тася с утра до вечера хлопотала возле парников, давая огородницам советы, проверяла, как готовят почву под посев яровых, следила, чтобы не портачили трактористы.
Да мало ли забот у агронома в горячее весеннее время, когда всё живое торопится расти, зеленеть, расцветать, тянется к солнцу!
Сейчас Тася терпеливо ожидала, что скажет Матвей Ильич.
Гриша Недомеров, по прозвищу Недоверов, - паренек лет двадцати трех, смуглый, худощавый и подвижный, с красивыми, как у девушки, черными бровями, - проворно щелкал на счетах. Гриша немножко прихрамывал (в детстве его ушиб копытом конь), но это не мешало ему быть если не первым, то, во всяком случае, и не последним парнем на селе. Девушки его любили: он был общительным и остроумным и, по их утверждению, очень душевно играл на гармонике.
Недоверовым его прозвали потому, что он всегда очень придирчиво рассматривал документы, поступавшие к нему, тщательно сверял лицевые счета, каждую неделю, не особенно полагаясь на бригадиров, контролировал записи в трудовых книжках. Он знал своё дело, был во всём аккуратен и только благодаря излишней придирчивости получил это прозвище.
Матвей Ильич встал, прошелся по комнат и внимательно посмотрел на Тасю.
- Знаешь что, - сказал он ей, - иди в третью бригаду и передай от моего имени Пестунову, пусть немедленно берется за руководство. Надо же иметь совесть.
Тася молча кивнула. Задача не из легких. Поэтому она сдержанно вздохнула и сдвинула брови. Она помнила историю с Пестуновым и знала, что собой представляет третья бригада.
В здешних северных колхозах есть такие бригады. Их считают отдаленными и называют обычно хуторами или выселками. Расположена такая бригада где-нибудь километрах в семи от центра колхоза, за болотом, за лесом, за озерцом. Летом в нее не перебросишь комбайна, весной не пройдет трактор, осенью еле-еле по непролазной грязи доберешься до нее пешком. Поля в бригаде раскиданы по вырубкам, по склонам холмов, клочками, и обрабатывают их обычно только с помощью лошадей. А без машин полевых работ быстро не выполнишь.
Третья бригада отставала и зимой и летом. Бригадиры там менялись каждый год, и никто по-настоящему не мог справиться с делом. Мужчины почти все работали на лесохимическом промысле, добывали сосновую серу - баррас, заготовляли смольё и "гнали" из него смолу и скипидар. На фермах и на полях работали женщины.
Перед началом посевной колхозная парторганизация поручила руководство бригадой лесному объездчику Пестунову. Его освободили от работы в лесном хозяйстве, но бригаду он принимать не соглашался.
Туда и должна была пойти Тася.
- Я бы сам сходил, да нужно будет пойти в Заречье, - сказал Матвей Ильич, - трактор там стоит… кто их знает, в чем загвоздка.
- Хорошо, я схожу, - ответила Тася.
- Будь посмелей, - посоветовал председатель, - надо мужиков заставить пахать. На промыслах сейчас работы нет, так они всякими домашними делами занялись. А пахота стоит. Завтра я постараюсь подойти туда.
2
Тася не раз встречала весну в областном городе, где училась в сельскохозяйственном техникуме. Там весенние дни проходят гораздо скучнее, как-то незаметно: стает снег с крыш, зазеленеют деревья в тощем скверике, и, глядишь, - уже лето. Тася, выросшая в деревне, не раз с тоской глядела в пустое небо, где не видно даже грачей, а одни облака да бесконечные телеграфные и электрические провода, на которых воробьев и то нет. То ли дело в деревне! Кругом такая ширь, такой простор, всё так щедро залито солнечным светом! Так и шла бы полевой дорогой да смотрела бы на жаворонков, снующих в небе маленькими точками, шла и срывала бы с черемуховых веток лопнувшие почки и пробовала бы их зубами, ощущая во рту терпкий, вяжущий привкус. Выйдешь на пригорок да посмотришь вниз - какая чудесная картина открывается взгляду! Внизу голубой шелковой ленточкой протянулась сквозь спутанные заросли кустов речушка, и вода в ней, как ртуть, дрожит и живет, блестя на солнце. А за рекой, до самого горизонта, синеют знаменитые заречные леса, в которых с глубокой древности гнали дёготь смолокуры.
Солнце припекало. Тася сняла платок. Встречный ветер захватил дыхание и растрепал волосы. Девушка думала о предстоящем разговоре с Пестуковым. Она увидит его и скажет: "Что же вы, товарищ Пестунов, не руководите бригадой? Вы же коммунист! Как не стыдно!" Она скажет ему, чтобы немедленно приступал к делу, а то пахать некому, в бригаде нет никакого порядка. И Пестунов, конечно, согласится. Подумает, для вида будет отказываться, но все-таки согласится.
Расстояние в семь километров Тася прошла быстро. Вот она уже в хуторе, вот подходит к дому объездчика. Она немного волнуется.
Но не все делается так просто, как это иногда кажется молодым, неопытным людям. Тася вошла в избу, а Пестунова дома не оказалось. Бабка, мать объездчика, хлопотавшая в избе с двумя ребятишками в одинаковых синих рубашках и без штанишек, сердито смерила взглядом девушку и на вопрос, где хозяин, ответила:
- На озеро ушел.
- Зачем?
- За рыбой. Жрать-то надо!
Бабка больше не посмотрела на Тасю и дала шлепка мальчишке, который уронил ухват, стоявший у печи. Мальчишка заревел. Тася вышла на улицу.
Постояв на крыльце, она села на ступеньку и решила ждать. Ждать пришлось недолго. Хлопнула калитка. Небольшая дворняга подбежала к крыльцу и уставилась на Тасю глупыми глазами, будто думала: облаять или нет. Она на всякий случай тявкнула два раза. Следом за дворнягой появился объездчик с большим берестяным кошелем. Он мельком взглянул на Тасю. поднялся на крыльцо и снял со спины поклажу.
- Здравствуй, кубышка, - небрежно произнес Пестунов. - Зачем пожаловала?
Тася обиделась, что он бесцеремонно окрестил ее кубышкой, но сделала вид, что не сердится.
- Здравствуйте, Петр Семенович, - ответила она. - У меня к вам дело.
- Дело? - удивился Пестунов. - Погоди, потолкуем, я вот только рыбу отнесу.
Вернувшись из избы, Пестунов сел на крыльцо. Тася стояла, прижавшись спиной к перилам.
- Я пришла вас спросить, когда вы возьметесь за работу? - сказала Тлея, стараясь придать своему голосу официальную строгость.
Пестунов помолчал, свернул папиросу.
- Если имеете в виду бригадирство, так я сказал, что бригадиром не буду.
- Почему?
- Какой же из меня бригадир? Я лесник, не бригадир.
- От работы в лесу вас освободили.
- Снова назначат. Объездчики не грузди, не растут под деревьями.
- Нет, не назначат, - Тася покраснела от волнения. - Принимайте бригаду, иначе будет плохо.
Объездчик пренебрежительно усмехнулся и посмотрел на прошлогоднее чучело, размахивающее на огороде драными рукавами.
Тасе были хорошо видны прищуренные, настороженные глаза Пестунова, его жесткий небритый подбородок, потрескавшиеся от вешнего ветра губы.
- Председатель послал? - спросил он, не глядя на девушку.
- Да. И сказал, чтобы вы немедленно принимали бригаду.
- Не приму, - объездчик вдруг опустил голову, набычившись, поднялся со ступеньки и ушел в избу.
Тася некоторое время стояла в нерешительности, потом пошла за ним. Бабка собирала на стол завтрак. Пестунов вытряхивал из кошеля рыбу на рядно, разостланное на полу.
- Сказал не приму, - упрямо повторил Пестунов. - И ходить нечего. Так и передай председателю.
Тася побледнела от досады, глаза ее сузились негодующе.
- Так… - с усилием выдавила она из себя только одно слово, резко повернулась и вышла, едва сдержавшись, чтобы не хлопнуть дверью.
Она постояла на крыльце, зачем-то прислушиваясь к голосам за дверью, тяжело вздохнула и нехотя побрела через двор объездчика.
За деревней на косогоре, поделив участок на загоны, пахари - их было четверо и все женщины - поднимали плугами пласты суглинка. Иногда та или иная взмахивала кнутом и голосисто покрикивала на лошадь.
С виду женщины казались очень сердитыми, и Тася подошла к ним с опаской. Женщины, увидев агронома, прекратили работу и собрались в кружок на меже передохнуть.
- Садись, агроном, - деловито предложила Мария Анисимовна Прокофьева, невысокая, чернявая и белозубая. Когда она говорила, нервно размахивая рукой, у нее сверкали зубы и белки карих глаз.
- Присаживайся, поговори чего-нибудь, - глуховатым голосом добавила Анна Тихоновна, колхозница лет сорока с серым морщинистым лицом и мужскими руками. - У нас редко начальство бывает.
Тася села на кочку, заросшую прошлогодней сухой травой.
Устало поправляя растрепавшиеся пряди волос, перевязывая узелки выцветших от солнца пестрых платков, женщины переводили дыхание и не спеша доставали из корзинок еду. Тася смотрела на их потные лица, запачканные глиной сапоги, натруженные жилистые руки и думала о том, что нелегко этим женщинам обрабатывать тяжелую, насыщенную вешней влагой землю.
- Наши муженьки крышу кроют, а пахать нам, бабам, на долю досталось, - вздохнув, сказала Тихоновна.
Все оглянулись на деревню. На крайней избе под солнцем поблескивала свежая дранка, наструганная из поленьев. Тася увидела, как на крыше работало трое мужчин. Отсюда они казались маленькими, похожими на ребятишек-озорников, забравшихся погреться на солнцепеке.
- Надо позвать их пахать, - сказала Тася.
- Позовёшь! Упрямые, как козлы, - с досадой ответила Прокофьева. - Мой тоже на крыше ползает. Иди, говорит, паши, а я займусь кровлей… Вот и трудись за него, медведя. Работа такая - аж руки болят. Тьфу!..
Тихоновна развязала свой узелок и достала хлеб.
- Бригадира нет, всё хозяйство развалилось, - сказала она с горечью. - Задорин пьянствует. А этот лесничий, чтоб ему, рыбку ловит! Председатель и ухом не ведет. В бригаде уж два дня не был.
Тася сосредоточенно сдвинула брови. В словах колхозниц она услышала укор. Ведь именно ей председатель поручил заставить Пестунова принять бригаду, а она не выполнила задания. Она решительно встала и, затянув потуже концы косынки, сказала:
- Сейчас я заставлю их работать.
Женщины недоверчиво посмотрели на ее юное лицо с облупившимся носом и заулыбались покровительственно:
- Ну-ну, попытай счастья.
Тася решительно зашагала по прошлогодней стерне. Вдогонку ей крикнули:
- Возьми шест подлиннее да шестом их с крыши-то турни!
Шагая снова в деревню, девушка размышляла о том, что совсем не такой представляла она работу в колхозе. Она думала, что будет проверять на всхожесть семена, следить за правильным чередованием посевов, заниматься удобрениями, известкованием почвы - и уж никак не объездчиком Пестуновым, и не мужчинами, которые вместо того чтобы пахать, лазят по крышам. Она простодушно считала, что колхозники будут повиноваться каждому ее распоряжению, беспрекословно выполнять всё, что она скажет.
Она подошла к избе, крышу которой перекрывали "лесохимики". Вокруг избы валялись старые доски, щепа, разный хлам. Тася услышала сверху предостерегающее "берегись!" - и к ногам ее шлепнулась обросшая мхом полуистлевшая тесина. Девушка поглядела вверх на колхозника, прибивающего гвоздями дранки у самой стрехи.
- Что, агрономша, помогать пришла? - весело крикнул тот.
- Слезай! - приказала Тася.
- Зачем? - колхозник остановил руку с занесенным молотком. - Аль случилось что?
- Разговор будет, - решительно сказала девушка. - Слезайте все! Прекращайте работу!
Наверху стали переговариваться, из-за стрехи выглянула голова с усами, потом другая без усов, затем трое нехотя по шаткой лестнице спустились вниз. Сели на бревно, полезли в карманы за кисетами.
- Беседовать насчет агрономии пришла? - спросил Гвоздев, рыжебородый и краснолицый в выцветшей рубахе, прилипшей от пота к лопаткам.
- Когда пахать будете? - спросила Тася.
- Пахать? - удивился Гвоздев, - зачем нам пахать, мы лесохимики!
- Вы члены колхоза. Неужели не видите, что пашут одни женщины? Ведь им трудно!
- Наши бабы с малолетства к пашне привычные. - Гвоздев перемигнулся с товарищами, - а если им трудно, так иди подсоби. Ты девка крепкая, можешь плуг в борозде держать по всем правилам агротехники. Для чего же тебя учили?
- Я требую, чтобы вы перестали ползать по крыше и занялись делом! - звонко выкрикнула Тася и густо покраснела. - Крышу можно крыть вечерами, после работы!
- Ну, ты нам не указывай. Мы сами знаем, - Гвоздев тряхнул рыжей бородой и тоже покраснел от злости еще больше Таси. - Сегодня мы свободны, а завтра уйдем в лес на подсочку.
- Никто никуда не пойдет, пока пахоту и сев не кончим.
Колхозники помолчали, подымили папиросами и снова, не обращая на Тасю никакого внимания, полезли на крышу. Оттуда послышалось:
- Эгей, береги-ись!
Опять шлепнулась старая тесина. Тася разгневанно посмотрела наверх, но на этот раз не увидела там никого.
"Ну вот. Ничего у меня не получилось, - подумала она, дрожа от злости и обиды. - Не умею я разговаривать с ними". Ей захотелось вернуться к своим парникам - черт с ней, с пахотой, есть ведь председатель колхоза, есть правление, пусть разбираются! Но тут Тася вспомнила, что недавно ее избрали в состав правления. Она остановилась и, переждав, когда на крыше прекратится визг выдираемого гвоздя, крикнула:
- Идите пахать! Как член правления говорю!
- Мы сами себе члены правления! - донеслось оттуда. Гвоздев расхохотался и опять швырнул вниз старую доску.
Тасе захотелось самой взобраться на крышу, взять этого ненавистного Гвоздева за воротник и швырнуть его сверху, как он бросает доски. Кусая от обиды губы, она машинально направилась к избе Пестунова. Шла и не понимала, зачем снова идет к нему.
Объездчик сидел на крыльце и плёл верши из гибких ивовых прутьев.
Увидев Тасю, он чуть заметно покачал головой.
- Петр Степанович, - начала Тася, но он ее перебил:
- Сказана, бригаду не приму!
- Да вы послушайте! - почти крикнула она. - Идемте сейчас же со мной на поле! Вы не знаете, что случилось! Как мужчина вы обязаны помочь!
Пестунов в недоумении выпустил из рук недоплетённую вершу, положил обратно в пучок ивовый прут и холодно спросил:
- Что еще такое?
- Идемте, там увидите, идемте! Ну?!
Пестунов не спеша встал и пошел следом за нею.
Они пришли к пахарям. Прокофьева остановила коня и крикнула:
- Ага, пришел-таки!
Объездчик, видя, что на поле ничего особенного не произошло, собрался было повернуть назад, но Тася крепко держала его за рукав.
- Становись за плуг! - властно сказала она. - Не стыдно, одни женщины пашут!
Колхозницы поддержали ее:
- Паши, паши!
- Ишь рыбак! Тебе бы только рыбку ловить.
Пестунов с досадой сплюнул, вырвал рукав из цепкой руки девушки и, отойдя в сторону, полез в карман за табаком. Он не знал, что ему предпринять. Уйти сейчас в деревню под градом бабьих насмешек было стыдно. Взяться за плуг - значит, уронить свое достоинство.
Прокофьева одобрительно подмигнула Тасе. Пестунов молча отстранил от плуга одну из женщин.
- Ну вот, пусть лесной жирок сгонит. Рыбку-то проще ловить, - сказала Прокофьева.