- Это правда, правда! - закричала Розалинда. - И вы первый, кому мы это сообщаем! О Бенет, я так вас люблю! Вы были мне отцом, пожалуйста, будьте теперь отцом для нас обоих. Мы собираемся тихо и без шума зарегистрироваться в мэрии, вы ведь пойдете с нами, правда? Ах, если бы был жив дядюшка Тим! Вы замечательный, и Туан замечательный, мы теперь навсегда вместе, и мы вам так благодарны…
- Спасибо, что сказали мне первому, - ответил Бенет, повернувшись к Туану, и подумал: какие они молодые и какой Туан высокий и благородный, как вождь горского племени, дай им Бог счастья! - Вы будете очень счастливы, - добавил он. - Благословляю вас. Я никому не стану говорить, подожду, пока вы сами обнародуете свою новость.
Они об этом еще не думали, но сказали: хорошо, им действительно будет приятно сообщить кое-кому из знакомых. Они собираются устроить скромную церемонию в мэрии и попросят прийти его и еще одного-двух друзей.
Интересно, знают ли они об Анне и Эдварде, подумал Бенет, когда они наконец покончили с восторгами по поводу того, как все это замечательно.
- Мэриан и Кантор, разумеется, тоже собираются сыграть свадьбу, - сказала Розалинда. - Они так счастливы - мы говорили с ними по телефону. И мама отправляется к ним, а потом приедет сюда, к нам. Она так довольна и, кстати, просила передать, что любит вас…
Бенет смотрел на них. Ему нравилось наблюдать за Розалиндой с тех пор, как она была еще ребенком. "А вот Туана я почти не знаю", - вдруг понял он. Молодые люди влюбленно смотрели друг на друга, и Бенет подумал о том, какая они красивая пара: Роз с золотистыми волосами, доходящими до плеч, и Туан с темной густой курчавой шевелюрой. Несомненно, он хороший человек, образец благородного мужчины, Розалинда сделала отличный выбор… Но какой сюрприз! И конечно же, у них не будет ни гроша: у Туана работа отнюдь не прибыльная, а у Розалинды - вообще никакой! Финансовое положение ее матери неопределенное, неудивительно, если окажется, что она вообще обанкротилась! "Разумеется, я буду им помогать. Надеюсь, они мне это позволят!" Он заглянул в загадочные темные глаза Туана, потом в чистые голубые глаза Розалинды, и ему на ум пришел вопрос: как будут выглядеть их дети? Только после того, как они ушли, Бенет вспомнил, что даже не предложил им выпить.
Бенет долго ходил по дому и разговаривал сам с собой, время от времени издавая взволнованные возгласы. Что получится из всех этих браков? Сплошные сюрпризы. Бенет ожидал, что Мэриан выйдет за Эдварда, потом стал подумывать о том, не женится ли Эдвард на Розалинде, но и представить себе не мог, что его супругой станет Анна, что Мэриан занесет в Австралию, а молчаливый молодой Туан заполучит Роз. Он никогда не расспрашивал Туана о его родителях - нужно будет поинтересоваться. Бенета по-прежнему тревожила враждебность Брэна, но он надеялся, что это пройдет. Пригласят ли его в Австралию? Станет ли он своим человеком в Хэттинг-Холле? Поверит ли ему Брэн и полюбит ли его? Будут ли все они советоваться с ним? Или он останется в стороне от их жизни? Все эти болезненные вопросы неотступно тревожили его. И еще один, самый неприятный, заставлявший его чувствовать себя виноватым. Розалинда начала что-то говорить о Джексоне, но Туан тут же одернул ее. Об этом человеке упоминать не следовало. Бенет не думал, будто они что-то знают о Джексоне, но они интуитивно чувствовали: ему стыдно. И еще они понимали его безнадежное желание забыть о том, чего он никогда не обретет вновь.
Угрызения совести. Покаяние.
Бенет собирался в тот же вечер вернуться в Пенндин, но было слишком поздно. Он пошел на кухню, стоя съел остатки вчерашнего обеда. Он был противен сам себе и чуть не плакал. Радость по поводу предстоящих свадеб померкла. Пожалуй, теперь он даже испытывал обиду. Он вспомнил собственное детство - каким грубым и неблагодарным он был по отношению к отцу! В сущности, он совсем не любил родителей. Жизнь его не задалась с самого начала и по его собственной вине. Даже надежд дядюшки Тима не оправдал - по-настоящему Бенет его и не понимал-то никогда: подшучивал над ним и пытался им руководить. Рядом с ним был такой потрясающий человек, а Бенет относился к нему без должного внимания. И вот он сам в одночасье стал старым и никому не нужным. Был ли он когда-нибудь счастлив? Знал ли вообще, что такое быть счастливым?
Ветер стих, дождь почти прекратился. Бенет решил выйти на покаянную прогулку. На Лондон опускались сумерки. Он надел теплое пальто, кепку и пошел куда глаза глядят, вспомнив вдруг игру, в которую играл, бывало, в детстве, - "Потеряться в Лондоне". Ему на ум пришло, что в эту игру он играл всего раз или два, поскольку она оказалась опасной. Сейчас Бенет был готов ко встрече с опасностью, к тому, чтобы действительно потеряться.
Выйдя из Тары, он поначалу шел наугад, намеренно желая заблудиться. Вскоре, однако, обнаружил, что, сделав несколько кругов, оказался возле станции метро "Эрлз-Корт". "Плохо, - подумал он, - я направляюсь прямо в центр". Он доехал до станции "Лестер-сквер" и, выйдя на улицу, увидел, что идет дождь. К этому времени, однако, им овладела новая идея: "Я должен попасть в какое-нибудь совершенно другое, незнакомое место - например, в Брикстон или Кеннингтон, Кланам, Ламбет или Морден, - туда, где я никогда не бывал, в неведомое и отдаленное место, где на самом деле можно потеряться".
Снова спустившись по эскалатору, он торопливо зашагал по тоннелю, ведущему к поездам Северной линии. Он вышел на платформу как раз в тот момент, когда к ней подкатил поезд. На лобовом стекле переднего вагона значилось "Морден". Бенет вскочил в вагон - у него учащенно билось сердце. Потеряться в Лондоне. Он сел и, подняв голову, стал изучать карту маршрута. Его взгляд почти сразу упал на надпись "Набережная". Это через одну остановку. Еще есть немного времени, чтобы подумать. Но когда поезд остановился на нужной станции, он продолжал сомневаться и выбежал из вагона лишь в последний момент - двери уже начали закрываться.
Наверху безумная лондонская игра Бенета закончилась. Не то чтобы он почувствовал себя лучше. Ему было все так же противно и страшно. Он ощущал себя преступником, которого, прежде чем казнить, везут на место преступления. Он метнулся в сторону от станции, побежав вдоль Вилльерз-стрит по направлению к Стрэнду. Домчавшись до Стрэнда, пересек улицу и при этом чуть не попал под машину, а потом бесцельно побрел по тротуару к мосту Ватерлоо, разглядывая витрины магазинов. Возле театра "Аделфи" он, однако, задержался и поплелся обратно. Снова остановился, несколько минут постоял неподвижно, потом, протискиваясь сквозь толпу, пересек улицу в обратном направлении. Здесь он осторожно пошел вдоль одной из улиц, параллельных Вилльерз-стрит, всматриваясь в дом, где жил раньше и где Джексон впервые заговорил с ним. Его так и подмывало постучать в дверь. Он даже и постучал, но никто ему не открыл.
Дойдя до парка, расположенного на берегу реки, Бенет вновь окунулся в вечернюю уличную суету, опять двинулся по Вилльерз-стрит, остановился возле "Церкви на арках" , немного прошел вглубь, вышел снова и застыл на тротуаре. Спешащие мимо мужчины и женщины задевали его. Некоторое время Бенет вглядывался в мелькавшие лица, потом побрел назад, к станции. Под железнодорожным мостом стояли двое мужчин и женщина. При приближении Бенета женщина протянула руку. Бенет пошарил в кармане в поисках фунтовой монеты и, найдя, отдал ее женщине. "И почему я не такой, как они? - подумал он, но тут же спохватился: - С чего это мне в голову лезут подобные мысли? И вообще, зачем я здесь? Господи прости, хоть я и не верю в Бога". Он хотел было войти в метро и сесть в поезд, но вдруг остановился неподалеку от набережной Виктории. Там, за парапетом, - Темза. Бенет перевел взгляд на плотный поток машин, подождал. И уже в следующий момент осознал, что стоит у подножия лестницы, ведущей на железнодорожный мост. Машинально начал подниматься. Зачем он это делает? Бенет смертельно устал и, казалось, ничего не чувствовал. На верхней ступеньке он остановился. "Теперь я никто, - пришло ему в голову, - я начало пустоты". Стемнело. Мерцавшая внизу Темза была спокойна и полноводна. Прогрохотавший мимо поезд прочертил мрак полосой светящихся окон. Бенет повернулся, чтобы спуститься обратно, но снова передумал и медленно двинулся на другой берег. Где-то посередине моста, перегнувшись через перила, стоял человек. Он смотрел в сторону моста Ватерлоо. Бенет остановился, потом продолжил путь. Человек повернулся к нему.
Позже, мысленно возвращаясь к этому моменту, Бенет не мог понять, как ему удалось тогда устоять на ногах. По его воспоминаниям - а может, ему просто так показалось, - лицо Джексона было каким-то особым образом освещено. Бенет не остановился, пока не поравнялся с ним. В последний момент ему в голову пришла чудовищная мысль: не пройти ли мимо, лишь кивнув в знак приветствия, а то и вообще устремив невидящий взгляд вперед? Позднее Бенету казалось невероятным, что такое вообще могло прийти ему в голову. Конечно же, в этом порыве не было ни презрения, ни ненависти - только страх. "Предположим, я заговорю с ним, - думал Бенет, - а он проигнорирует меня". В нескольких шагах от Джексона, смотревшего теперь на него и несомненно узнавшего его, он остановился. "Я заговорю с ним, а потом пойду дальше". Он подошел еще ближе, помолчал, затем сказал:
- Джексон… - Вот, пожалуй, единственное слово, которого могли от него ждать, единственное, что ему скорее всего позволили бы произнести, прежде чем он ушел бы. Тем не менее, запинаясь, Бенет продолжил: - Мне очень жаль.
Джексон, который стоял теперь, прислонившись к перилам спиной, ничего не ответил. Совсем рядом с ними прогрохотал еще один ярко освещенный поезд, после чего тишина на фоне отдаленного городского гула стала особенно гнетущей.
Бенет, испытывавший теперь неодолимое желание, даже потребность сказать еще кое-что, не смог удержаться:
- Вы были очень добры к нам… ко мне… Мне очень жаль.
Он уже заметил, что на Джексоне была поношенная одежда, почти такая же, как в тот раз, когда Бенет впервые повстречал его.
Поскольку Джексон по-прежнему молчал, Бенет счел, что тот не желает с ним разговаривать. Он не мог больше стоять, униженно бормоча слова извинения, тем более что в том жалком положении, в котором он оказался, нужные слова на ум не приходили. Оставалось решить: пройти ли ему мимо Джексона вперед или вернуться обратно? Бенет начал было поворачиваться, но передумал и двинулся вперед.
- Подождите минутку, - попросил Джексон, отвернулся от Бенета и уставился на реку туда, где виднелся собор Святого Павла.
Бенет безмолвно застыл.
Джексон снова повернулся к нему:
- Зачем вы здесь?
- Вас искал, - поспешно выпалил Бенет.
Джексон поразмышлял над его ответом, кивнул и снова повернулся лицом к реке.
Бенет, который не мог понять, был ли то молчаливый отказ продолжить разговор или попытка найти новую тему для обсуждения, сказал:
- Вы уже нашли себе другую работу?
Джексон посмотрел на Бенета, но ничего не ответил.
Тот, запинаясь, продолжил:
- Наверное, вы здесь для того, чтобы… ну, как тогда, когда я встретил вас впервые?..
Это прозвучало еще более бестактно. Бенет был окончательно подавлен чем-то непонятным, сквозившим во взгляде Джексона, пронзительностью этого взгляда и одновременно безразличием. Он хотел сказать что-то по этому поводу, но, разумеется, это было невозможно. Совершенно очевидно - и вполне естественно - Джексон старался отделаться от него. Бенет хотел было сказать, что с удовольствием снова взял бы его на службу, только и это было совершенно невозможно!
- Я сожалею, что написал вам то письмо, - все же выдавил он. - Я раскаялся в этом почти сразу же… но не мог вас найти.
- Ничего, все в порядке, - ответил Джексон, продолжая смотреть на Бенета.
Однако теперь в его взгляде появились скука и сонливость. Казалось, он ждал, когда Бенет уйдет.
Бенет, окончательно почувствовав себя жалким, не был в состоянии что-то изменить. "Я никогда его больше не увижу", - думал он.
В этот момент рядом с ними из темноты вдруг возник дородный мужчина. "Его приятель! - подумал Бенет. - И это конец!" Но выяснилось, что мужчина всего лишь просит денег. Бенет мгновенно извлек из кармана двухфунтовую монету и отдал ему. Мужчина, явно довольный, пробормотав "спасибо", исчез. Бенет пожалел, что не дал ему больше. Джексон не шелохнулся.
- Как ужасно! - вдруг вырвалось у Бенета. - Ах, если бы Тим был здесь…
При неожиданном упоминании дядюшки Тима атмосфера вдруг переменилась. "Почему я это сказал? - мысленно недоумевал Бенет. - Долой мечи! Мы в состоянии войны или нет?" Он внезапно почувствовал страшный голод.
- Послушайте, давайте пойдем куда-нибудь поедим, - предложил он.
"Что за безумная идея! - пронеслось у него в голове. - Разумеется, Джексон никуда со мной не пойдет. Единственное, чего он хочет, - это отделаться от меня. О боже, я больше никогда его не увижу… Но этого не может быть".
- Джексон, вы не должны на меня сердиться, - сказал он. - Пожалуйста, простите меня. В конце концов…
Джексон оторвался от перил и предложил:
- Давайте, во всяком случае, пройдемся.
И они пошли по направлению к станции метро.
Глава 10
- Итак, все великолепно устроилось - сразу три свадьбы! - сказала Ада Фокс, с любовью глядя на дочь и зятя.
- Точно! - подхватил Кантор, склоняясь над Мэриан из-за спинки ее стула. Мэриан, не оборачиваясь, протянула ему руку для поцелуя. - Но наша была самой лучшей. Остальные пары просто забежали в мэрию, а у нас была настоящая свадьба!
- И вы купили дом неподалеку от Харбура?
- Да! - ответила Мэриан. - От него к воде сбегает прелестный тропический сад! А в нем живут кукабурры! Завтра мы тебе все покажем.
- Великолепно! Твоя новая родня - деверь и его жена - очаровательные люди! И какое у них потрясающее имение. Кантор! Жаль, мне не удалось увидеть овец.
- Да, такие вот у нас здесь фермы, - подтвердил Кантор, сидевший теперь рядом с женой и обнимавший ее за плечи. - По двадцать акров земли на каждую овцу - как же имениям не быть большими.
- Я успела влюбиться в Австралию.
Они сидели, отдыхая после завтрака, в старом сиднейском доме Кантора, из которого молодожены вскоре должны были переехать в новый, с кукабуррами.
- Мне очень хочется посмотреть на ваш новый дом, я повезу в Лондон его план. Там тоже будет о чем поговорить! Невероятно: Эдвард вдруг женится на Анне! Она ведь гораздо старше его, и у ее мальчика такой трудный возраст. Интересно, поладят ли они? А Эдвард-то, эдакий негодник, должно быть, он все это время думал об Анне! Ты, дорогая, едва избежала беды - правда, ты никогда и не собиралась за него замуж, я-то знаю! А теперь ты - с самым лучшим мужчиной в мире! И Розалинда вышла за Туана, который никогда не размыкает уст, хочет жить в Шотландии и не имеет за душой ни гроша. А Милдред посуетилась-посуетилась, да так в конце концов ни в какую Индию и не уехала. Полагаю, она испугалась, что, как только ее не будет рядом, кто-нибудь приберет к рукам Оуэна. Или у нее что-то с этим англиканским священником? Не думаю, что она когда-нибудь выйдет замуж. А Бенет, кажется, заполучил обратно своего дворецкого? Видите, мне все известно: я получила письмо от Оуэна. Он такой сплетник, благослови его Бог!
- А где вы собираетесь остановиться? - спросил Кантор. - Вы так и не сказали…
- О, все меня об этом спрашивают! Разумеется, в Лондоне я остановлюсь у Милдред, должна же я посмотреть на этого священника! А в деревне… это действительно проблема. Конечно, и Бенет, и Эдвард захотят, чтобы я жила у них. Может, мне лучше остановиться в "Королях моря"? Да, наверное, я так и сделаю, чтобы ни от кого не зависеть!
- Обожаю твою матушку, - признался позже жене Кантор.
- Да, - согласилась Мэриан, - она молодец: решительная и очень отважная. Она командовала двумя мужьями, а потом и третьим, за которого официально замуж не выходила.
- Полагаю, с американцем покончено. Может, она умыкнет Джексона?
- Вот в этом я сомневаюсь! - воскликнула Мэриан.
- Хотел бы я, чтобы мы смогли его умыкнуть. Или… нет, это он мог умыкнуть тебя!
- Исключено, мой дорогой! О, Кантор, как нам повезло, какое это было чудо! Ведь я могла оказаться в аду, а теперь я в раю. Мой милый ангел, дай я поцелую твои руки, я боготворю тебя!
- Что ж, давай возблагодарим аборигенских богов, которые все это устроили, - это их благословение!
- Жаль, мама не может остаться с нами подольше, мы бы свозили ее в Айерс-Рок.
- Ничего, она приедет еще. Но какой она оказалась наездницей! Я потрясен!
- Да, мне следовало предупредить тебя, что она занимается верховой ездой всю жизнь.
- А как любезно было со стороны Джексона забрать из конюшни твои золотые часики и прислать их тебе! Обожаю этого парня! Знаешь, я ведь даже подрался с ним, когда он вдруг появился и назвался моим братом…
- Не сомневаюсь, что ты победил.
- Ну… гм… Зато теперь я горд, что у меня есть такой брат. Знаешь, так поступают аборигены - да, я избрал его своим братом! А теперь, моя сладкая малышка, чем бы ты хотела заняться до обеда?
- Мы явимся рано, - сказала Милдред Оуэну. - Ты, как всегда, едешь слишком быстро.
- Нам нужно добраться до "Королей моря" и принять шикарный вид, - ответил Оуэн.
- Полагаю, особой беды не будет, если мы приедем в Пенн чуть раньше назначенного времени. Я помогу Джексону, а ты поболтаешь и пропустишь стаканчик с Бенетом. Он чувствует себя теперь намного лучше, правда?
- Ну конечно. Потеря Джексона оказалась для него суровым наказанием. А его возвращение - подарком, которого Бенет не заслужил.
- Просто в голове не укладывается, как он мог его потерять! Бенет не показывал нам того письма, но оно, видно, было чудовищным.
- Оно и было чудовищным.
- Так ведь и ты его не видел.
- Нет, но большую его часть Бенет пробормотал мне, как молитву в церкви.
- Умоляю тебя, не гони так. Слава богу, что там будем только мы и друзья. Как прекрасно, какое чудо: Розалинда и Туан, Эдвард и Анна - все так неожиданно! Думаю, Бенет воображал, что Розалинда выйдет замуж за Эдварда!
- А я полагал, что Туан - гей! Впрочем, может, он и гей тоже. Этой парочке не на что будет жить. Судя по всему, у матушки Розалинды тоже ничего не осталось. Туан бросил университет и ходит в свой книжный магазин лишь раз в неделю. Розалинда не собирается в Куртолдз, она самостоятельно учится живописи, а это стоит денег. Знаешь, никаких особых признаков того, что она действительно может рисовать, не заметно!
- Ну, Бенет может им помочь… и Эдвард тоже… да и мы…
- Кто это - мы? Ты имеешь в виду себя и Лукаса? Скажи мне честно, когда ты собираешься меня бросить?
- Я видела несколько работ Розалинды, они вовсе не плохи.
- Ну ладно. Наверное, они лучше моих. Я вообще намерен покончить с живописью. Меня придется содержать тебе, тебе и Лукасу, пока не появятся дети.