- Это потому, что мои принципы не совпадают с их принципами. Например, однажды меня посадили в тюрьму за то, что мой взгляд на деньги оказался не такой, как у них.
И он рассказал ей историю с арестом, которая произошла с ним в Армине, дополнив ее своими теориями Добровольной Бедности, пацифизма, наказания преступников прощением, а также присовокупив историю своего тюремного заключения.
- Но даже если меня и не сажают в тюрьму, то все равно называют чокнутым, - заключил он. - Вы понимаете, что я имею в виду?
- Да.
- Наверное, после всего того, что я вам рассказал, вы посчитаете меня… не совсем подходящим для знакомства?
- Нет, это не так.
- Я не обижаюсь на моих друзей, которые при случае называют меня чокнутым, - я знаю, они шутят. Но, может быть, вы, как и другие люди, думаете… может быть, вы всерьез считаете меня сумасшедшим?
- Нет, - сказала Джесси. - Меня не волнует мнение других людей. Мне нравится, что люди такие разные.
- Тогда я расскажу вам о трех самых больших разочарованиях за всю мою жизнь. Память о них с каждым годом угнетает меня все меньше, и когда я рассказываю об этом кому-нибудь вроде вас, я убеждаюсь, что они почти совсем не имеют значения. Итак, первое из них состоит в том, что… что в колледже меня так и не приняли ни в одно из трех студенческих обществ, которые там у нас были. Я был самым лучшим студентом во всем колледже, я был капитаном нескольких спортивных команд. И все-таки меня так и не приняли ни в математический кружок, ни в литературный, ни в Колвилловское общество. Меня это так огорчало! Я не понимал, почему они меня не принимают. Второе мое жизненное разочарование, Джесси, было связано с тем, что говорили мне наши учителя. Один из них был профессором религии и преподавал у нас в 6 "А", и никем из преподавателей я так не восхищался. Иногда я даже приходил к нему домой, чтобы разобраться в каком-нибудь религиозном вопросе; я думал, что ему это нравится. Он частенько награждал меня званием сумасшедшего, но это было в шутку, вы знаете, как обычно говорят. Но однажды он обозвал меня сумасшедшим всерьез. Он сказал: "У тебя ограниченный ум, Браш, упрямый ограниченный ум. И не стоит тратить на тебя время". Да, он так и сказал. "Я умываю руки, - сказал он, - потому что из тебя ничего не получится". Представьте, что вам кто-нибудь скажет такое! "Убирайся, - сказал он мне. - Убирайся отсюда! И больше не беспокой меня". Вы понимаете, как это было ужасно. Иногда я вспоминаю об этом, особенно тон, каким он мне все это высказал. У меня даже пот на лбу выступил. Мне жить не хотелось с таким клеймом. Я нигде не пригожусь - там, где надо думать, я имею в виду. Больше я не верил ни единому его слову, что он говорил на лекциях. Я сам стал искать добрые мысли, и делал это постоянно. Я изучал предметы так, как мне это нравилось и как считал нужным я сам. Вот так. А третье… Я не хочу говорить о нем сейчас, но я обязательно о нем расскажу вам, Джесси. Я не хочу, чтобы у вас создалось впечатление, что я - ничтожество или что-нибудь в этом роде, потому что на самом деле в глубине души я считаю себя счастливейшим человеком из всех, кого я когда-либо встречал. Иногда мне кажется, что всеобщие несчастия обходят меня. Вот хотя бы сегодня в этом лагере я встретил такого несчастного человека, что это на меня, кажется, начало переходить. Но потом я увидел вас, и на сердце у меня стало легче…
Браш замолчал, а немного спустя добавил запинаясь:
- Вот поэтому… Мне кажется… у нас с вами все так и получилось.
Джесси произнесла уже без прежней жесткости и даже слегка улыбнулась:
- Вы столько наговорили.
- Да, я понимаю, - горячо согласился Браш, - но по некоторым причинам я должен был все это высказать сразу.
Он с воодушевлением посмотрел на нее, потом встал и выговорил:
- Разрешите мне подарить вам что-нибудь на память обо мне. Эти часы, они последней модели и лучшие из всех, что у меня были когда-нибудь… - Он снял с руки часы и протянул ей.
Джесси быстро встала с кушетки, шагнула в сторону.
- Нет-нет! - сказала она. - Я никогда не беру подарков. Я не люблю этого! Вовсе не потому, что я не люблю людей… но… я не люблю брать подарки. Спасибо вам за добрые слова, но… Мистер Браш, мы с вами еще не настолько друзья, и мне, извините, пока не нравятся ваши притязания. Хотя мне было очень интересно вас послушать, - добавила она, увидев, что Браш упал духом. - Я говорю это вовсе не для того, чтобы вежливо выставить вас вон. Мне в самом деле очень понравилось все, что вы говорили.
- Тогда, может быть, и вы тоже расскажете мне что-нибудь о себе? - спросил погрустневший Браш, застегивая часы на руке.
Джесси стала расхаживать туда и сюда по комнате, словно хотела придать естественность тому, что собиралась сказать.
- Хорошо. Я сирота. Меня подобрали в поле. Сначала я жила в приюте. Это недалеко от Кливленда, штат Огайо. Некоторые считают, что я похожа на славянку. Я не знаю. Я не думаю, что это имеет значение. Когда мне было десять лет, меня взяли к себе старый сапожник-немец и его жена. Они умерли, когда я училась на втором курсе, и с того времени я сама зарабатываю себе на жизнь - подрабатываю в отеле. Моя будущая специальность - биология, и в один прекрасный день я стану либо учителем, либо врачом.
- И вы не верите, что… - начал испуганно Браш. - Вы считаете, что все вокруг нас - результат эволюции, а не?..
- Безусловно. Я считаю, что дело обстоит именно так.
Тогда Браш выдавил почти шепотом:
- Значит, вы полагаете, что все, о чем написано в Библии, ложь? А вы никогда не задумывались, что разница между обладающим душой человеком и обезьяной, прыгающей по деревьям, велика, как сам мир?
Наступило молчание, ужаснувшее Браша не меньше, чем ее слова. И тогда он в отчаянии решился на другой роковой вопрос:
- И вы, наверное, считаете, что женщина должна курить?
Джесси остановилась и посмотрела на него:
- А вы считаете, что это очень важно?
- Да, я считаю, что это чрезвычайно важно.
- А я - нет. - Она пожала плечами. - Сама я не курю. Но мне нравится видеть, что женщины могут делать то же, что и мужчины, с не меньшей серьезностью.
Она посмотрела Брашу в глаза. Она видела, как он поражен.
- Я просто удивлена тем, что вы считаете это очень важным. А я уже было начала вас считать единственным умным человеком из всех, кого я встречала.
Глядя в пол, Браш произнес:
- В ноябре у меня будет отпуск. Можно, я приеду к вам в Мак-Кеновский колледж?
Джесси снова начала расхаживать по комнате.
- Вы, конечно, можете делать все, что вам угодно, - сказала она. - Но ничего хорошего не получится. Нам не о чем будет говорить, если у вас такие идеи. И потом… Я живу одна. В последние годы, во всяком случае, я могу обеспечить только себя… Кроме того, у меня просто не найдется свободного времени на новую дружбу. Я работаю старшей официанткой в обеденном зале, а остальное время отдаю учебе.
- Но приехать-то я могу?
- Да, конечно, как и всякий другой человек.
- Я полагаю… у вас найдется тогда минутка-другая погулять со мной? Или пообедать, или что-нибудь еще?
- Пожалуй.
- Ну что же, до свиданья, - сказал Браш, протягивая руку.
- До свиданья. Вы все делаете так серьезно, что мне даже неловко. Мы знакомы всего час или полтора, а у вас вид, словно теряете лучшего друга.
- Мне надо хорошенько подумать обо всем этом. До свиданья.
- До свиданья.
Исполненный раздумий, Браш вышел в коридор. Но вдруг повернул назад и с неожиданной силой сказал в открытую дверь:
- Но вы хотя бы можете пообещать мне, что подумаете о моих словах? Я не понимаю, как такая красивая девушка может верить, что Библия лжет, и что мы произошли от обезьян, и что девушкам положено курить табак. Что станет с миром, если он будет следовать этим идеям? Почему вы считаете себя нормальным человеком, если вы придерживаетесь таких взглядов?
- Я подумаю об этом, - устало и с легкой досадой сказала Джесси, снова принимаясь приводить комнату в порядок.
Покончив с уборкой, Джесси пошла в свою комнату и села в кресло. Она твердо положила руки на подлокотники и стала пристально рассматривать стену перед собой. Время от времени она бормотала: "Он сумасшедший". Потом убедилась, что ей сегодня не уснуть, сменила обувь и отправилась погулять к озеру.
Браш вернулся в палатку с биркой "Феликс" и лег в постель. Он с трудом заснул, но вскоре, однако, был разбужен сильным шумом. Дик Робертс бился на своей кровати. Сдавленным голосом, все громче и громче, он кричал: "Я не могу… Я не могу…" В неясном свете луны, проникавшем в палатку снаружи, Браш увидел и других ее обитателей, которые, подняв головы, перепуганные, взирали на Дика Робертса.
- Что за чертовщина? - спросил кто-то из них.
- Кто этот припадочный?
- Папа, папочка!.. - причитал маленький сын Дика Робертса.
Браш вскочил с кровати, схватил Робертса за руку, легонько подергал.
- Эй, Робертс! Дик Робертс! - сказал он спящему и пояснил окружающим: - Ничего страшного, ребята. Обыкновенный кошмар. Все в порядке. Эй, Робертс! Вы как? Ничего?
Робертс сел на кровати, потряс головой. Затем угрюмо и молча наклонился и принялся обуваться. Браш тоже поспешно натянул брюки и сунул ноги в туфли.
- Господи, это какой-то бедлам! - недовольно проворчал кто-то.
- Я извиняюсь, - сказал Робертс и, прихватив свой купальный халат, пошел из палатки.
- Папа, ты куда? - испуганно спросил его сын.
- Ш-ш! Давай-ка спи, Джордж.
- Папа! Я тоже хочу с тобой.
- Нет-нет. Ложись в постель и спи.
Браш взял свое одеяло и вышел следом за Робертсом. Он догнал его на пыльной дороге, пересекающей лагерь, освещенный лунным светом. Робертс остановился. Опустив глаза в землю, он стоял совершенно спокойно; казалось, он задумался о чем-то далеком и очень важном. Браш ждал.
- Идите спать, - произнес Дик Робертс негромко, не поднимая глаз. - А я поищу где-нибудь здесь местечко на берегу.
- Может быть, вам следует хорошенько продышаться? Давайте прогуляемся.
- Нет, обратно в палатку я не вернусь ни за какие деньги.
- Не обижайтесь на то, что они говорят.
- Мне хочется побыть одному, - сурово произнес Дик Робертс и направился вниз, к берегу. Подойдя к воде, он взял со стеллажа весло и столкнул одно из каноэ в воду. Браш проделал то же самое.
- Прочь! Убирайся! Я хочу остаться один, говорю тебе, - взбешенно прошипел Робертс.
- Я должен быть рядом, - сказал Браш.
Робертс направил каноэ к середине озера. Он сделал гребок с одной стороны, потом с другой. Но каноэ не слушалось его и кружилось на месте. Робертс обезумел от ярости и неистово, как лопатой, начал копать озеро однолопастным спортивным веслом. Каноэ, в котором сидел Браш, легко скользило по водной глади, словно большая рыба. Сам Браш тактично смотрел в другую сторону, словно в раздумье глядя на дорожку лунного света. Робертс обессиленно опустил весло. Браш подплыл ближе.
- Давайте я вас научу, - сказал он.
- Не надо! Убирайся! - со сдавленной яростью закричал Робертс. - Какого черта ты здесь околачиваешься? Я пока не сумасшедший и в надзоре не нуждаюсь.
- Мистер Робертс, я вовсе не хотел вам надоедать. Я просто хотел убедиться, что с вами все в порядке.
Робертс быстро взглянул на него, затем вновь принялся вспахивать озеро. Неожиданно каноэ перевернулось, и Робертс бултыхнулся в воду. Через мгновение он уже шумно плыл к берегу.
- Это уже сложнее, - пробормотал Браш, не выпуская из виду перевернувшееся каноэ с веслом и пловца.
Когда Браш достиг берега, Робертс выжимал из пижамы воду. Браш разложил по местам оба каноэ и весла.
- Подождите минуту, - сказал он. - Я принесу полотенце.
Склад у душевых кабин оказался заперт, и Брашу пришлось перелезть через высокое дощатое ограждение. Он отыскал в каком-то углу несколько прокисших, почерневших полотенец и протолкнул их наружу в дыру между досками. Вернувшись к Робертсу, он увидел ночного сторожа, нервного старика с карманным фонариком.
- Ничего не имею против, ребята, - сказал сторож, - забавляйтесь на здоровье, только не надо так шуметь.
- Возьмите у него фонарик, - сказал Робертсу Браш, - сходите в палатку и переоденьтесь.
Робертс взял фонарик, но перед тем, как удалиться, с яростью прошептал Брашу:
- Убирайся. Уходи. Я хочу побыть один, говорю тебе.
- Я не могу. Я обещал присмотреть за вами.
Ночной сторож шаркал за ними следом.
- Развлекайтесь как хотите, - бормотал он, - только не шумите.
Когда Робертс вышел из палатки, он был уже одет. В руке он держал ключи от своей машины. Он побежал, спотыкаясь, к располагавшейся в отдалении автостоянке, где выстроились в шеренгу десятки автомашин. Браш побежал рядом.
- Если вы не возьмете меня с собой, - проговорил он на бегу, - я позову кого-нибудь на помощь.
Робертс так дрожал, что не мог попасть ключом в замок. Браш вскочил на подножку, вцепился руками в полуопущенное стекло. Двигатель завелся, Робертс с силой завертел ручку, поднимая боковое стекло, и больно прищемил Брашу пальцы. Браш отпрыгнул и побежал в пункт первой помощи. Он ворвался внутрь.
- Док! - закричал он с порога. - Дайте мне вашу машину, быстро! Там человек хочет покончить жизнь самоубийством, я уверен!
- Что? Одну минуту. Я вызову кого-нибудь посидеть вместо меня.
- Ждать нельзя! Мы потеряем его. Дайте ключи от машины.
Они выбежали вместе.
- Что с ним стряслось? - спросил врач.
- Он… в общем, он очень несчастлив, - объяснил Браш.
Робертс задержался, выводя машину с автостоянки, поэтому Браш с врачом сразу увидели красные огоньки его авто, удаляющиеся по шоссе в сторону леса. Моргановский лес, пересеченный дорогами, напоминал гигантскую шахматную доску. Грубые деревянные скамейки и столы под развесистыми кронами деревьев и бетонные площадки для костра то и дело попадались на пути. Порой среди леса над вершинами деревьев вставали деревянные вышки, сплошь изрезанные чьими-то инициалами и именами, - с них туристы любовались окрестностями, а пожарные инспекторы надзирали за участком. Иногда обочь дороги возникали в лунном свете сколоченные из досок просторные веранды для отдыха, похожие на гигантские упаковочные ящики для рояля. Как только Браш с доктором догнали Робертса и поравнялись с ним, он бросил на них бешеный взгляд и нажал на педаль акселератора. Какое-то время они мчались рядом, крича друг на друга; машины мотались из стороны в сторону и чуть не бились боками. Неожиданно они влетели на главную улицу Морганвиля. Робертсу нужно было заправиться; он резко повернул к освещенной автозаправочной станции. Браш, не ожидавший такого внезапного маневра, попытался последовать за ним, но врезался в столб с указателем прямо перед отелем "Депот". Раздался скрежет ломающегося железа и звон разбитого стекла, а в наступившей за этим тишине одинокое колесо медленно, виляя, словно пьяное, покатилось через улицу, отыскивая себе местечко, и наконец улеглось.
Несколько фигур в белом появились на веранде второго этажа отеля. Послышался голос судьи Кори:
- Кто тут разбился, а?
- Судья, это я, Джордж Браш. Можно вас на минутку?
- С тобой все в порядке, дружок?
- Да.
- Боковая дверь открыта, Джим. Давай поднимайся сюда и выпей с нами.
- Я не пью.
- Ладно, все равно поднимайся к нам, Джим. Мы живем в свободной стране.
Браш взбежал по ступеням и влетел в комнату.
- Судья, - выговорил он задыхаясь, - дайте мне вашу машину, я прошу вас!
- Джим, мальчик мой, у тебя уже была одна.
- Да, но мы должны спасти одного самоубийцу.
- Где он? - спросил судья, настороженно озираясь. - Знаешь что, дружок, мы не можем позволить такого около Кэмп-Морган. Что с ним стряслось?
- Я не знаю, судья. Но только он… несчастлив.
- Несчастлив? Он сумасшедший?
- Нет… он… Это все из-за депрессии.
- Джим, - рассердился вдруг судья, - не упоминай при мне этого слова. Где твой чудик?
- Он заправляет свою машину на автозаправке рядом.
- Отлично.
Судья обернулся и хлопнул в ладоши:
- Ребятки, мы тут слетаем ненадолго в лес. Кстати, знакомьтесь, это - Буш, Бош, Биш, - слушай, Джим, а как твоя фамилия?
- Браш, Джордж Браш.
- Я хочу представить тебе этих принцесс. Это Хельма Солярио, лучшая актриса из всех, с кем ты мог бы надеяться завести знакомство. Джинн Сокит, Билл Уоткинс, Майк Кусак, - тряхните каждый мужественную руку Браша. Это друзья моей дочери. Между прочим, Джим, ты произвел тут на всех сильное впечатление.
- Нам надо поторопиться, судья. Серьезно.
- Эту автозаправку содержит мой муж, - сказала Хельма Солярио, миниатюрная пышная черноглазая дама в затасканном халате и довольно-таки пьяная. - Майк, сгоняй вниз и скажи ему, чтобы он не давал бензина этому придурку.
Она выскочила на веранду и докричала оттуда свои распоряжения до конца:
- Пойдешь назад, прихвати пару бутылочек чего-нибудь покрепче! Мы возвратим к жизни этого чудика. Спроси, как он насчет покера.
- А ну-ка, девочки, давайте-ка все вместе сходим за этим типом! - вскричал судья.
Браш побежал по лестнице вниз через четыре ступени и успел заметить лишь огни отъехавшей машины Робертса. Партия в покер растаяла в воздухе вместе с бензиновым перегаром. Они всей компанией, крича и суетясь, втиснулись в машину судьи. Хельма Солярио устроилась у Браша на коленях.
- Во всяком случае, этот тип пока еще живой, - воскликнула Хельма, щекоча Брашу ухо. - А ты сам откуда, моя прелесть?
- Я из Мичигана, - сурово ответил Браш, всматриваясь в лес то слева, то справа от дороги.
- Мичиган? Отлично. Когда мы поймаем этого придурка, скажи ему, что жизнь - это большое приключение. Скажи ему, чтобы держался за нас. Мир катится к новой мировой войне. Эта мысль должна ему понравиться. Передай ему, что Депрессия - это только начало. Через год нынешняя жизнь покажется ему раем небесным.
- Я оштрафую тебя за такие речи, - бросил судья через плечо.
- У него есть семья, дети?
- Да, - сказал Браш.
- Определенно, ему следовало бы подождать, пока дети вырастут и скажут ему, что он - старый олух. Впрочем, он ничего не поймет. Старость тоже по-своему чудесна, скажи ему это.
- Ладно, хватит, Хельма! - прикрикнул судья.
- Вот как! Тогда расскажи ему, дружок, о семейной жизни нашего почтенного судьи Леонидаса Кори и о его благопристойной старости. Никто ведь не скажет, что ты несчастлив, Леон, не так ли?
Браш заметил в зарослях кустарника машину Робертса.
- Стойте, судья! Я вижу его! Подождите, дальше я пойду один. Спасибо, что привезли меня сюда. Дальше помогать не надо. Я сам.
- А я бы хотел поговорить с этим типом! - заявил судья.
- Нет, это уже будет слишком! - категорически возразила Хельма. - Пускай он сам. Боже, помоги этому парню из Мичигана! Прощай, малыш. Скажи ему, что жизнь - это большое приключение.