- А ну-ка посмотрите. Посмотрите же! Эй, Херб, а ну давай поборемся! Мне хочется побуянить. Да не бойтесь, я никого не покалечу. Я, конечно, пацифист, но мне хочется побуянить. Я самый сильный парень из всех, кто учился в нашем колледже! Я в десять минут разделаюсь с любым курякой! Ну, кто первый? Кто хотя бы еще разок назовет меня разиней? Ну? Скажите же, что я - сумасшедший или что-нибудь там еще!
- Заткнись! Чтоб его черт побрал! Этот придурок мне осточертел.
- Нет, давайте все же куда-нибудь сходим, - твердил Браш, - и что-нибудь натворим.
Внезапно его осенила блестящая мысль. Он величественно обратился к Куини:
- Куини! Куини Крэйвен! - торжественно поправился он. - Вот тебе пять долларов. Мы уходим. Пока нас не будет, позови миссис Кубински, которая живет рядом, и вдвоем уберите эти комнаты так, чтобы они были как… как… как банковский офис. Здесь обязательно надо все убрать. Вы, ребята, живете как свиньи, и с этим надо кончать. Слышите? Надо кончать! Вы - лоботрясы, каких свет не видывал, неумехи и бездельники. Пить, пить, пить - вот и все, что вы умеете. Не удивительно, что вас оставили без заработка. А теперь - выметайтесь и освободите комнаты для уборки, потому что с завтрашнего дня, стервецы, вы начнете новую жизнь.
- Ладно, хватит, - пробормотал Луи. - Херб, я думаю, он прав.
- Постой! Ты что? Разве не видишь, что это только начало? - зарычал Херб. - Куини, не смей! Убью!
Браш шагнул к Хербу, ухватил его сзади за штаны и рванул вверх. Херб шмякнулся прямо лицом в пол. Браш уперся ногой ему в лопатку и начал выкручивать руку.
- А ну-ка возьми свои слова обратно! - приказал он. - Давай-давай! Ты сам сейчас же попросишь Куини убрать в твоей комнате.
Херб схватил его за лодыжку, резко дернул и повалил на пол. Браш грохнулся так, что стены затряслись. Все четверо тут же набросились на него, но Браш превосходил всех силой и духом. Он заработал своими руками и ногами так, что скоро всех повалил друг на друга, сложив из них копошащуюся и отчаянно ругающуюся кучу, на которую сверху водрузился и сам всеми своими восемьюдесятью пятью килограммами.
Когда потасовка закончилась и победа Браша не вызывала сомнений, выяснилось, что Бэт крепко ударился об пол и потерял сознание. Его привели в чувство, и он застонал от сильной боли.
- Мне очень жаль, Ги, - сочувственно произнес уже отдышавшийся Браш. - Честное слово, я только защищался. Я также защищал те слова, которые вам сказал. Я вовсе не хотел оскорбить ваши чувства. И потом… я ведь пьян, не так ли? А пьяному даже полагается немного побуянить… Тебе уже лучше?
Бэт лежал на кровати, схватившись за локоть, и громко охал.
- Давайте лучше споем ему что-нибудь, - предложил Браш, и скоро весь квартет, склонившись над кроватью раненого, положив друг другу руки на плечи, соединился в согласной песне.
- Нет, - сказал вдруг Херб. - Что-то я плохо чувствую мелодию. Надо бы мне тоже принять того самого лекарства, что прописал Джорджу доктор Шникеншнауцер.
- Так в чем дело? - воскликнул Браш. - Я тоже не прочь принять еще! Должен сказать, что мне впервые в жизни довелось попробовать спиртное. А если уж пробовать, так пробовать до конца.
Словом, они все хорошенько потрудились и теперь собирались воздать себе за это полной мерой.
- Давайте спустимся в комнату Куини, чтобы не мешать ей убирать здесь!
Вошли Куини и миссис Кубински с целым арсеналом швабр и ведер и принялись сдвигать столы и стулья.
Мужчины возгласили троекратное "ура" в честь Куини и Анны Кубински, "королев Восьмой стрит", и вышли на улицу.
В этот вечер они предприняли своего рода большую прогулку. Дождь лил весь вечер, но наши приятели бродили туда и сюда по холмам Канзас-Сити, бегали по паркам, хохоча и дурачась. Они залезали на памятники и требовали у редких случайных прохожих, испуганно шарахавшихся от бесноватой гоп-компании, чтобы те их сфотографировали. Они врывались в редакции газет и костерили прессу. Они шатались, подобно агитаторам-общественникам, по вестибюлям кинотеатров и приставали к девушкам. Наконец, они даже не постеснялись осквернить своим посещением городской муниципалитет.
На следующее утро Браш проснулся и долго лежал глядя в потолок. Он чувствовал себя великолепно.
- Луи, - позвал он приятеля, - я вчера ничего не сломал?
- Нет. А что?
- И прохожих не оскорблял? Женщин, к примеру.
- Нет, насколько я помню. А что?
- Мне просто хотелось знать.
Он встал и принялся бриться. У него была привычка во время бритья ставить перед собой простенькое десятицентовое издание "Короля Лира" - чтобы лучше запомнить текст. Кто-то из учителей в колледже однажды заметил, что "Король Лир" - величайшее произведение английской литературы. "Британская энциклопедия", похоже, поддерживала это мнение. Браш раз десять читал пьесу, не находя в ней ни малейших признаков гениальности, и очень переживал по этому поводу. Однако он держал свое мнение при себе и при случае старался выразить на словах свое согласие с мнением всего света по этому вопросу. В настоящий момент он брился глядя в книжку и громко бубня текст пьесы.
Вошел Херб:
- Что случилось, бутуз? Что ты горланишь?
- Слушай, Херб, я в самом деле вчера напился?
- Конечно.
- И что, я вытворял что-нибудь? Ну, там, ругался, буянил или бесчинствовал?
- Разумеется. А что?
Браш пристально рассматривал себя в зеркале, растирая кожу на скулах.
- Видишь ли, я столько слышал об этом состоянии. Мне хотелось почувствовать это самому.
- Вот как! Ну и что ты об этом скажешь?
Браш склонился над раковиной умывальника.
- Ты знаешь, наверное, я не до конца понял, - ответил он задумчиво. - Одно лишь могу сказать: ничего удивительного в том, что это считают запретным. Я не знаю, с чем это сравнить. Видишь ли, в тот момент я чувствовал, что я - величайший проповедник во всем свете, что я - величайший мыслитель. Я чувствовал себя способным стать даже самим президентом Соединенных Штатов! Я совершенно позабыл о своих недостатках.
- Вот как! А это мысль! - умилился Херб. - Знаешь, крошка, стоит только начать, и скоро ты почувствуешь себя самим Господом Богом!
- М-м…
Тут Херб словно на что-то решился.
- Ладно, бутуз, слушай сюда, - сказал он Брашу, понизив голос. - Я устрою тебе свидание. Да, своего рода свиданьице. Оно тебе придется по вкусу.
- Что ты имеешь в виду?
- Ты ведь давно уже подыскиваешь себе хорошенькую девчонку, не так ли? Ты думаешь - она будет матерью твоих детей.
- Ты зря теряешь время, Херб. Тебе не удастся сыграть со мной какую-нибудь дурацкую шутку в этом роде. Не трать слова понапрасну, Херб.
- Да я вовсе не шучу, не веришь? Что за дьявол внушил тебе такую дьявольскую подозрительность?
- Я не верю тебе, Херб, когда ты строишь из себя серьезного человека. Так что побереги слова для кого-нибудь другого.
- Ладно. Хорошо. Тогда слушай. Меня пригласили на воскресный обед в один очень приличный дом. Там живут весьма порядочные девушки. Это самые чудесные девушки во всем Канзас-Сити, и у них есть деньги.
- Непонятно, как тебе удалось завести такое знакомство.
- Ты хочешь меня обидеть, да?
- Я и не думал, что это тебя обидит. Я только спросил.
- Ты меня плохо знаешь, Джордж. Я совсем переменился. Я стал серьезным человеком. На самом деле я ухаживаю за одной из них. Я хочу жениться и завести свой дом.
Браш задержал взгляд на отражении Херба в зеркале, потом продолжил бритье.
- Где они живут?
- На бульваре Мак-Кензи. В шикарном особняке. Они хорошо зарабатывают. Они пригласили меня, Луи и Бэта сегодня пообедать, а я рассказал им о тебе, и они сказали, чтобы и ты приходил с нами. Это будет воскресный обед, бутуз, - ты понимаешь? Там будет столько всего!.. Ладно, давай говори, согласен или нет. Уже двенадцать, мне надо позвонить миссис Крофут и сказать, сколько нас придет.
Браш через зеркало пристально рассматривал Херба.
- Херб, - сказал он наконец, - поклянись перед Богом, что тут нет подвоха.
- О Господи, ты меня убиваешь! Ладно, черт с тобой! Оставайся дома и торчи тут один. Обедай в тошниловке, если тебе нравится… А я думал, ты обрадуешься. Я ведь сказал миссис Крофут, что мы споем для них… Черт с тобой - оставайся дома, ломай наш квартет, если тебе не жалко…
- Хорошо, я пойду с вами, - сказал Браш и снова принялся за своего "Лира".
- "When thou clovest thy crown in the middle, and gavest away both parts, - забубнил он, - thou borest thine ass jn thy own back o’er the dirt".
- Чего-чего? - не понял Херб. - Что ты сказал?
- Это не тебе. "Thou hadst little wit in thy bald crown when thou gavest thy golden one away…"
Через несколько минут Херб вернулся:
- Послушай, Джордж, если уж ты пообещал мне пойти с нами, тогда я тебе кое в чем признаюсь. Тут есть одна маленькая шуточка… Не пугайся, не пугайся! Совершенно безобидная шутка, понимаешь? Я сказал им, что ты - знаменитый певец. Они пришли в такой восторг! Я сказал, что ты настоящий эстрадный певец, и знаменитый.
К изумлению Херба, ответ Браша был совершенно спокоен.
- А ты им не соврал, Херб, - сказал он. - Наверное, тысяч пять человек в стране с удовольствием слушают мое пение; я ведь пою на эстраде время от времени. Так что ты сказал им правду.
Херб, выпучив от удивления глаза, вышел вон из комнаты, а Браш, обернувшись к двери, крикнул ему вслед:
- Да я позавчера только в Кэмп-Морган пел вечером, и все были просто очарованы! Лупили в ладоши как сумасшедшие. Я вовсе не хвастаюсь, но у меня в самом деле чудесный голос. Скажи миссис Крофут, что я буду рад прийти к ним в гости.
Глава 6
Канзас-Сити. Воскресный обед у Мэри Крофут. Новости об отце Пажиевски. Момент уныния в больнице Канзас-Сити
Миссис Крофут действительно жила в прекрасном доме. Если у этого дома и были какие-то изъяны, то лишь в том, что его внешнему виду недоставало некоторой свежести и что с одной стороны к нему чересчур тесно примыкал некий деловой колледж, а с другой - похоронное бюро. Но если не принимать в расчет последние обстоятельства, это оказался, должен был признать Браш, домик хоть куда. Он возвышался над улицей, со своими башенками и фронтонами, эркерами и балкончиками. Дом не всегда принадлежал миссис Крофут - она купила его в рассрочку, минуя биржу. По непонятным соображениям среди кустов рододендрона валялась сломанная панель с неоновыми трубками, составлявшими надпись "The Riviera. Cuisine Française". Они вошли без звонка и оказались в темном холле. Браша в этом доме удивляло все. Отодвинув тростниковую портьеру, он увидел большую комнату, заставленную столиками, словно в ресторане.
- Это вы, мальчики? - спросил солидный уверенный голос из глубины комнаты. - Очень хорошо.
- Миссис Крофут, - сказал Херб. - Я хочу познакомить вас с певцом Джорджем Брашем.
- С огромным удовольствием. Позвольте вам сказать, что мы с нетерпением ожидали вас. Я хочу отметить, что мои дочери наряжались больше часа. Проходите, усаживайтесь в гостиной, мои девочки сейчас спустятся, - сказала она, кивнув в сторону лестницы, откуда сверху долетал шепот и щебетание девичьих голосов.
Браш оглянулся на большую лестницу, подошел к раскрашенной стеклянной двери и увидел улыбающееся лицо, выглядывающее между балясин балюстрады, и приглашающий взмах руки.
- Спускайтесь вниз и расскажите, что вы там над собой творите! - громко позвала миссис Крофут.
Миссис Крофут с небрежной элегантностью уселась в огромное плетеное кресло и кивком пригласила гостей садиться. У нее было большое красное лицо и тщательно устроенная копна желтых волос. Кайма мелких желтых завитков обрамляла ее лоб. На ней была черная шелковая блузка с длинными рукавами. На ее пышной груди покоились длинные бусы из гагата с золотыми часиками. Это была довольно крупная женщина, но с удивительно тонкой талией. Она с безошибочным изяществом носила свое достаточно увесистое тело. Брашу она понравилась сразу; он с трудом отрывал свой взгляд от ее высокой ловкой фигуры. Вскоре к ней присоединилась высокая тонкая девушка с такими же желтыми волосами.
- Это моя девочка. Лили, веди себя прилично! Это моя Лили, мистер Браш.
Ломаясь и хихикая, Лили стояла рядом с креслом, поглядывая на Браша.
- Лили очень музыкальна, - продолжала миссис Крофут. - У нее очень приятный голос.
Разговор неожиданно был прерван парадным выходом еще пяти юных леди. Все они были примерно одного возраста, от шестнадцати до восемнадцати лет, держались застенчиво и выглядели скромно. Одна из них была высока и темноволоса, явно не американка. У них у всех была одна и та же характерная черта: какая-то бессмысленность в глазах, словно им трудно было сосредоточить внимание на каком-либо определенном предмете. Процедура знакомства продвигалась с трудом. Они всё стояли, глазели, пунцовели и хихикали.
- У вас много дочерей, миссис Крофут, должен вам заметить, - сказал Браш.
- Боже! У меня? Во всяком случае, это еще не все, не правда ли, Герберт? Старшие еще наверху, прихорашиваются. Они сейчас сойдут вниз, и тогда весь мой детский сад будет перед вами, мистер Браш, - сказала она подмигивая. - Ну, может быть, не все из них - мои дочери; кое-кто из них просто временно живет у меня. Долорес, например, приехала с Кубы. Да, обед уже подан, давайте сядем за стол. Входите, девочки, входите. Что это сегодня с вами? Они такие взволнованные, они просто очарованы вами, мистер Браш. Нет, в самом деле! Они просто вне себя.
Вся компания направилась через анфиладу гостиных и оказалась в большой столовой в задней части здания. Миссис Крофут остановилась позади предназначенного для нее стула и принялась рассаживать гостей.
- Нас всего тринадцать, - сказала она, - поэтому Мэй сядет одна. Мы тянули жребий на картах, и Мэй выпал "джокер".
Мэй, покраснев от смущения, расположилась у окна и стала жадно пить воду.
- А теперь, мистер Браш, по праву вы должны сесть напротив меня, потому что я - самая старшая из всех находящихся здесь женщин. Девочки все хотели бы сидеть рядом с вами, и я не хочу отдать предпочтение какой-нибудь одной из них. Вот ваш прибор. Я вижу, Херб намерен расположиться рядом с Глэдис, как обычно.
Брашу ничего не оставалось делать, как только подчиниться столь скрупулезно составленному регламенту. Его место оказалось между кубинкой и шатенкой с мягким взглядом, которую звали Рут. Она была одета в простое белое платье и едва осмеливалась поднять глаза от своей тарелки. Подали суп, и некоторое время за столом царило молчание, неловкость которого отчасти сглаживалась ободряющими взглядами миссис Крофут. До сих пор Брашу не приходилось видеть вместе столько красивых девушек. Миссис Крофут с величайшим изяществом управилась со своим супом; рукой, усыпанной перстнями, она поправила салфетку на груди. Время от времени она делала несколько маленьких глоточков из бокала с тоником. Тарелки унесли; всеобщее нетерпение уже не могло больше сдерживаться, и нашему квартету предложили начинать. Они взялись за руки, попробовали голоса, сосредоточились и начали с "Как пережить разлуку с тобой?". Реакция публики превзошла все их ожидания. Они спели "Чахну в отчаянии", завершив ее особенно витиеватой каденцией. Девушки просто онемели от восторга и напустили на себя торжественный вид. Теперь уже никто не хихикал. Певцы наконец сели, исполнившись и сами благоговения перед собственным искусством, а девушки просто затрепетали, осознав наконец, что сидят рядом с такой знаменитостью. Миссис Крофут первой пришла в себя.
- Вы давно живете в наших краях? - спросила она.
- Нет, - ответил Браш, - я из Мичигана.
- О, вот как! У меня там есть друзья… Вам не приходилось слышать о мистере Пастернаке? Он занимается лесоторговлей. Очень состоятельный, богатый человек.
- Нет, не могу припомнить, к сожалению.
- Не помните? О, он настоящий джентльмен, и мне кажется, он очень богат. Да, он лесоторговец, я вспомнила. Его звали Юлий, Юлий Пастернак.
Она откинулась на спинку стула и грустно улыбнулась, что-то вспоминая.
- Ох, - добавила она, вытирая салфеткой уголок глаза, - я уже несколько лет не получала известий о нем.
Больше она ничего не рассказывала о таинственном мистере Пастернаке, но в комнате как будто возник его наполненный теплотой образ, и с этого момента тревожное молчание больше не посещало сидевших за столом. Лили послали задернуть шторы.
- Очень милая девушка, не правда ли? - шепнула миссис Крофут.
- Да, действительно, - ответил Браш.
- Милая девушка. Когда-то она выступала в театре.
- На сцене? - спросил Браш, с интересом взглянув на девушку. - И что же, вы играли Шекспира?
Лили робко оглянулась на миссис Крофут.
- Отвечай, дорогая моя. Кого ты играла?
Ответ был совершенно невнятен; пожалуй, что и не было даже никакого ответа.
- Я думаю, Майми знает об этом побольше, - спасла ее миссис Крофут. - Майми у нас любительница чтения. Всегда носом в книжку. Майми у нас рыженькая.
Рыжая головка Майми обернулась на похвалу; ей, видимо, захотелось привлечь к себе внимание гостя. Она пропищала тонким голоском, срывающимся от волнения:
- Я вчера читала его рассказ.
- В самом деле? - удивился Браш. - Он разве писал что-нибудь кроме стихов и пьес?
- Шекспир?! - воскликнула миссис Крофут, поспешив на помощь дочери. - А как же! Он все писал. У нас есть одна его книжка, там, наверху. Глэдис, ты сидишь ближе к двери. Поднимись наверх и принеси наши книги.
Она проводила девушку взглядом, когда та поднималась из-за стола и шла к двери.
- Мне такие нравятся, а вам? Очень милая девушка.
- Да, пожалуй, - пробормотал Браш.
- Чудесная девушка, - повторила миссис Крофут.
Глэдис вернулась, неся книги, и пошла обратно за другими, которые обронила на лестнице. Миссис Крофут принялась тщательно изучать титульные листы. Наверное, любой улыбнется при мысли, что Шекспир мог приложить свою гениальную руку к пособию для молодых матерей "Уход за грудным ребенком и его кормление" или к переплетенному тому "Айнсли Мэгэзин" за 1903 год. На книжице "Сентябрьское утро в Атлантик-Сити" имени автора не было, а "Преграды сожжены" украшало имя Э. П. Роэ.
- Вот! - воскликнула миссис Крофут, постучав по крышке книжного гробика, полного мертвых слов, указательным пальцем, отягощенным огромным перстнем. - Я, наверное, ошиблась. Возможно, это не Шекспир. Сама не знаю, как я могла так промахнуться.