- Как это прекрасно! - сказала миссис Уинни и с оживлением добавила:-Знаете, иногда ночью, когда мне не спится, я прихожу сюда и просиживаю здесь часами, наблюдая за рыбками; какие это удивительные существа, у некоторых прямо человеческие лица, и даже взгляд человеческий. Хотела бы я знать, о чем они думают и не кажется ли им, как и мне, что жизнь-странная штука.
Она присела на край бассейна и наклонилась, вглядываясь в воду.
- Видите этих рыб? Их подарил мне двоюродный брат, Нэд Картер. Его прозвали "Бэззи". Вы еще не встречались с ним? Ну конечно, нет. Он брат Чарли и занимается коллекционированием редкостей - самых невероятных. Одно время, уже давно, он безумно увлекался золотыми рыбками; ведь, знаете, есть очень редкие и необычайно красивые породы этих рыбок,- приходится платить по двадцать пять, а то и пятьдесят долларов за каждую такую рыбку. Он приобрел все, что мог найти у торговцев, а когда обнаружилось, что некоторых пород ни у кого из них нет, отправился за ними сам в Японию и в Китай. Видите ли, там их разводят, а некоторые породы считаются священными: их не дозволено ни продавать, ни вывозить из страны. Он обзавелся разными сосудами из резной слоновой кости специально для рыб и привез их сюда, у него был также великолепный мраморный бассейн длиною около десяти футов, похищенный у самого императора.
В том месте, где они сидели, прямо над плечом Монтэгю свешивалась орхидея, изумительный цветок, похожий (на вспышку ярко-красного пламени.
- Это odonto glossum,- сказала миссис Уинни.- Вы о нем слыхали?
- Никогда,-признался он.
- Ах, вот она судьба славы! - промолвила молодая женщина.
- А что, этот цветок чем-то прославился? - поинтересовался Монтэгю.
- И даже очень,- ответила она.- Об этом столько писалось в газетах. Видите ли, Уинтон - так зовут моего мужа - заплатил человеку, который вывел этот цветок, двадцать пять тысяч долларов; и это стало предметом всяких глупых толков,- к нам отовсюду приезжают люди, чтобы только посмотреть на него. Мне хотелось иметь этот цветок, потому что у него такая же форма, как у короны на моем гербе. Вы заметили?
- Да,- сказал Монтэгю,- это любопытно.
- Я очень горжусь своим гербом,- продолжала миссис Уинни.- Конечно, случается и так, что какие-то выскочки-богачи делают их на заказ, но это же нелепо! Наш герб - настоящий. Он идет по моей линии, а не по линии мужа. Дювали, правда, старинная французская фамилия, но только они не принадлежали к титулованной знати. Я урожденная Моррис, и наш род ведет начало от старинного герцогского рода Монморанси. А прошлым летом во время автомобильного путешествия я отыскала в одном из замков Монморанси и привезла сюда вот это. Посмотрите!
Миссис Уинни указала на рыцарские доспехи, которые стояли в коридоре, ведущем в бильярдную.-Я провела сюда специальное освещение,- добавила она и нажала кнопку: весь сад погрузился в темноту, и только рыцарь в доспехах озарился неярким красноватым светом.
- Совсем как живой, правда?-сказала она (забрало у рыцаря было спущено, а алебарду он держал в руке, покрытой стальною броней).- Мне нравится воображать, будто это один из моих далеких предков; я иногда прихожу, усаживаюсь здесь, смотрю на него, и невольно меня пробирает дрожь. Подумать только - какое было страшное время, когда человеку приходилось надевать на себя такие штуки. Прямо в краба превращаешься.
- Вы, кажется, любительница странных ощущений,- сказал, смеясь, Монтэгю.
- Возможно,- ответила она,- мне нравится все и романтическое и древнее; это помогает забыть о нашей глупой светской жизни.
Несколько мгновений она задумчиво глядела на рыцаря и вдруг спросила:
- Что вам больше нравится - картины или плаванье?
- Как вам сказать,- ответил он, смеясь и несколько озадаченный.- Я люблю и то и другое.
- Не знаю, что показать вам сначала,- пояснила ему хозяйка дома,- картинную галерею или бассейн для плаванья? Боюсь, вы устанете, прежде чем успеете хоть что-нибудь осмотреть.
- Мне кажется, следует начать с картинной галереи,- сказал он.- Что в бассейне? Вода и все.
- У нас он особенный,- сказала молодая женщина,- как-нибудь, если вы будете хорошо себя вести и обещаете никому не рассказывать, я покажу вам свою ванну. Может быть, вам успели уже сообщить, что ванна, которая находится на моей половине, высечена из цельной глыбы чудесного зеленого мрамора.
Монтэгю не преминул выразить надлежащее изумление, как от него и ожидалось.
- Это, конечно, дало нашим ужасным газетам лишний случай посплетничать,- жалобно сказала миссис Уинни.- Разузнали, сколько я за нее заплатила. Вообще невозможно приобрести ни одной красивой вещи, чтобы вам не задали вопроса, сколько это стоит.
Последовало молчание: миссис Уинни ожидала, что и Монтэгю задаст ей этот вопрос. Но поскольку он не полюбопытствовал, она сама добавила:
- Ванна стоила пятьдесят тысяч долларов.
Они направились к лифту, у которого стоял готовый к услугам маленький мальчик в роскошной бархатной ливрее ярко-красного цвета.
- Иногда,- продолжала она,- мне кажется, что платить такие деньги просто безнравственно. Вы никогда не задумывались над этим?
- Иногда случалось.
- Это, конечно, дает людям возможность заработать, и мне думается, не может быть лучшей работы, чем изготовление таких красивых вещей. Но когда я думаю о том, сколько на свете нищеты, я чувствую себя несчастной. На юге у нас есть зимний дворец - один из загородных особняков, похожих на выставочные здания; в нем отдельные комнаты для сотни гостей. Время от времени я разъезжаю одна в автомобиле по стране, бываю в фабричных поселках, беседую с детьми. Некоторых я уже хорошо знаю - жалкие маленькие создания.
Они вышли из лифта и направились к картинной галерее.- Я приходила в отчаяние,- продолжала она,- я пробовала говорить об этом с мужем, но он и слушать не хотел. "Не понимаю, почему ты не можешь быть такой, как все",- отвечал он, и так каждый раз. Что же мне оставалось делать?
- А вы бы спросили его: почему, наоборот, другим людям не быть такими, как вы? - спросил, улыбаясь, Монтэгю.
- Не сообразила,- сказала она.- Знаете, женщине очень тяжело, когда ее никто не понимает. Однажды я отправилась в сеттльмент посмотреть, что он собой представляет. Вы знаете что-нибудь о сеттльментах?
- Решительно ничего,- сказал Монтэгю.
- Ну, такие поселки в бедных кварталах, где живут люди, поставившие себе целью перевоспитать бедняков. Для этого, я думаю, требуется много мужества. Время от времени я даю им денег, но я не уверена, что это приносит какую-нибудь пользу. Главное несчастье бедняков в том, что их бесконечное множество.
- Да, их действительно очень много,- сказал Монтэгю, вспомнив о том, что видел во время поездки с Оливером в гоночной машине.
Миссис Уинни присела на маленький диванчик у входа в неосвещенную галерею.
- Я давно уже там не бывала,- продолжала она.- И боюсь, что нашла занятие гораздо более подходящее. Меня все больше влечет к оккультизму и мистике. Вы когда-нибудь слыхали о бабитах?
- Нет,- сказал Монтэгю.
- Это религиозная секта, кажется из Персии, теперь этим увлекаются решительно все. Они священники, понимаете? Они читают лекции об имманентности, о божественном начале, о перевоплощении и о Карме и все такое. Вы верите в это?
- Затрудняюсь сказать, я просто об этом ничего не знаю.
- Это прекрасно и необычайно,- прибавила она,- и это помогает понять, как устроен мир. Они учат тому, что вселенная - единое целое, а душа единственная реальная сила и что поэтому все материальное не имеет никакого значения; мне кажется, будь я бабиткой, я могла бы чувствовать себя счастливой, даже если бы мне пришлось работать на прядильной фабрике.
Вдруг миссис Уинни встала.
- Однако вы, наверное, предпочитаете посмотреть картины,- сказала она и нажала кнопку; сводчатая галерея озарилась мягким ровным светом.
- Это наша семейная гордость,- сказала она.- Мой муж задался целью собрать коллекцию картин, в которой было бы по одной выдающейся работе каждого из великих художников. Мы" приобретаем их где и как только возможно. В том углу - старые мастера. Не хотите ли взглянуть?
Монтэгю хотелось, только он предпочел бы смотреть один, не в присутствии миссис Уинни. Очевидно, миссис Уинни не раз уже приходилось показывать эту галерею; мысли ее сейчас были всецело поглощены персидскими трансценденталистами.
- Эта картина с изображением святого принадлежит кисти Ботичелли,- сказала она.-А знаете, его оранжевое одеяние всегда напоминает мне о Суоми. Знаете, Суоми Бабубанана - это ведь мой учитель. У него удивительно красивые тонкие руки и огромные карие глаза с таким мягким, кротким взглядом, точно у газелей в нашем южном поместье!
Так миссис Уинни, не умолкая, переходила от картины к картине, а сверху со стен в глубоком молчании на нее взирали души великих старых мастеров.
Глава шестая
Согласно авторитетному заявлению Портного, Монтэгю мог считать теперь, что гардероб его вполне соответствует требованиям высшего света; и Реваль уже прислала Элис первое платье для визитов; оно было изысканно-простым, но поражало совершенством линий и соответствующей ценой. Итак, на следующее утро они были готовы отправиться с визитом к миссис Дэвон.
Монтэгю, разумеется, слыхал о миссис Дэвон, но еще недостаточно хорошо ориентировался, чтобы понять все значение полученного приглашения. Однако, когда рано утром явился Оливер и стал тщательнейшим образом оглядывать и оправлять его костюм и затем настоял, чтобы Элис сейчас же переменила прическу, Монтэгю понял всю важность этого события. Оливер был в невероятном волнении. После того как они вышли из отеля, сели в автомобиль и помчались по авеню, он стал объяснять, что этот визит определит их дальнейшую судьбу в высшем свете. По американским понятиям, побывать у миссис Дэвон было событием не меньшего значения, чем быть представленным ко двору. Эта всемогущая леди в течение двадцати пяти лет была полновластной владычицей высшего столичного общества. Если они ей понравятся, то их пригласят на ее ежегодный бал в январе, и тогда их положение в свете будет упрочено навеки. Бал миссис Дэвон считался одним из крупнейших общественных событий в году. Приглашения на него удостаивались около тысячи избранных, тогда как остальные десять тысяч скрежетали зубами от зависти. Все это привело Элис в полное смятение.
- А вдруг мы ей не понравимся! - сказала она.
На это брат ответил, что Рэгги Мэн - один из любимцев миссис Дэвон - постарался подготовить для этого почву.
Сто с лишним лет назад в Америку прибыл глава рода Дэвонов. Он вложил все свои сбережения в земли Манхэттен-Айленда. Другие люди построили там город, а Дэвоны из поколения в поколение сидели у себя и собирали арендную плату за землю; теперь их состояние достигало уже четырехсот- пятисот миллионов долларов. Это было самое богатое и самое известное из всех старинных семейств Америки; и миссис Дэвон - старейшая представительница рода - как бы олицетворяла собою все величие и могущество, которыми наделило их общество. Она вела церемонный, полный достоинства образ жизни; подобно королеве, она восседала только на своем высоком, похожем на трон, кресле и даже к завтраку надевала фамильные драгоценности. Она была вершительницей светских судеб, тем волнорезом, о который разбивались надежды новоиспеченных богачей.
Рэгги Мэн рассказывал изумительные истории о содержании обширной почты, которую она получала; о женах, дочерях могущественных богачей, которые униженно выпрашивали ее расположения, которые месяцами осаждали ее дом, интриговали и ничем не брезгали, лишь бы проникнуть к ней, покупали даже расположение ее слуг! Если верить Рэгги, здесь происходили великие финансовые битвы, и не раз эти битвы вызывали потрясение фондовой биржи; а женщины, богатые и прекрасные, готовы были продаться за ту привилегию, которая так легко далась Монтэгю и его кузине.
Машина остановилась возле старого родового особняка; вышедший на звонок почтенный дворецкий провел их по великолепной парадной лестнице, пригласил в парадную гостиную и попросил подождать. Минут через пять он снова вошел и распахнул двери; они увидели перед собою старую леди, лет около восьмидесяти, сухую и поблекшую, всю в бриллиантах, восседавшую на чем-то вроде трона. Они приблизились. Оливер представил их, и старая леди протянула им свою безжизненную руку. Затем они сели.
Миссис Дэвон спросила, что они успели поглядеть в Нью-Йорке, как он им нравится и с кем они познакомились. Но большую часть времени она просто рассматривала их, предоставив Оливеру поддерживать разговор.
Монтэгю сидел со смешанным чувством неловкости и недоумения, спрашивая себя: неужели все это происходит в Америке?
- Видите ли,- объяснил Оливер, когда они снова очутились в автомобиле,- ее умственные способности начинают сдавать, и приемы становятся ей действительно не под силу.
- Я очень рада, что не придется больше ехать к ней с визитом,- заметила Элис.- А когда мы узнаем свой приговор?
- Когда получите карточку, на которой будет сказано: "Миссис Дэвон принимает",- ответил Оливер и продолжал рассказывать им о целой буре, потрясшей общество, когда эта могущественная дама заявила о своем праве именоваться "Несравненная миссис Дэвон" и никак не иначе. Он рассказал им также о чудесном китайском обеденном сервизе, стоившем тридцать тысяч долларов, хрупком, как крылышки колибри. На каждом из фарфоровых предметов сервиза красовался ее герб, и она держала специалиста по фарфору, единственной обязанностью которого было следить за этой посудой, убирать ее и мыть,- рукам простых смертных прикасаться к ней не дозволялось. Рассказал он и о том, сколько трудов стоило экономке миссис Дэвон приучить горничных расстанавливать мебель в больших парадных залах именно так, как указала миссис Дэвон; был сделан целый набор фотографий, по которым горничные расстанавливали мебель, руководствуясь ими как планом.
Элис вернулась в отель: за ней должна была заехать миссис Робби Уоллинг, чтобы отвезти ее к себе завтракать. А Монтэгю и его брат пошли к Рэгги Мэну отчитаться, как прошел визит.
Рэгги принял их в розовой шелковой пижаме, разукрашенной лентами и бантиками, в расшитых шелком и жемчугом туфлях - подарок какой-то поклонницы. В довершение всего Монтэгю заметил, что у него на руке красовался золотой браслет! Рэгги объяснил, что накануне вечером он дирижировал котильоном на балу, затянувшемся до утра. Вернулся он только в пять часов, был очень бледен и выглядел утомленным; на столе Монтэгю заметил остатки завтрака - коньяк и соду.
- Ну, повидали старушку?-спросил он.- Как она выглядит?
- Молодцом,- оказал Оливер.
- Чертовски трудно было протащить вас туда,- заметил Рэгги,- это с каждым днем становится все труднее. Вы извините, я буду продолжать одеваться при вас,- добавил он,- у меня днем свидание.- И он повернулся к туалетному столику, сплошь заставленному всевозможными флаконами и баночками с разной косметикой и духами, и с серьезнейшим видом принялся подкрашивать лицо; а тем временем вокруг бесшумно сновал лакей, готовя ему костюм для дневного выезда.
Монтэгю невольно стал наблюдать. Припасов, содержащихся в комодах и туалетных столиках, надолго хватило бы для любого модного галантерейного магазина. Одежда хранилась в соседней комнате. Монтэгю, сидевший недалеко от двери, мог видеть гардеробы из розового дерева, каждый из которых имел свое специальное назначение и устройство. Гардероб для рубашек, например, был снабжен наклонными полками; рубашки из всевозможного материала самых разнообразных цветов и оттенков лежали рядами, стопа над стопой. Один из шкафов имел вид маленького обувного магазина - ботинки, туфли черные, коричневые и белые, каждая пара на специальных колодках, безупречно сохраняющих форму обуви, которая была сделана по специальному заказу и рисунку самого Рэгги. Три-четыре раза в гол производилась "чистка" шкафа, и обувь, вышедшая из моды, доставалась лакею. В одном из гардеробов был вделан сейф, где хранились драгоценности Рэгги.
Туалетная комната была обставлена, как дамский будуар, мебелью, обитой превосходным шелком с ручной вышивкой; из той же материи были и занавеси у кровати. Огромный букет роз посреди стола наполнял комнату сильным ароматом.
Лакей стоял навытяжку, держа в руке подставку с галстуками, в то время, как Рэгги критически перебирал их, стараясь подобрать в тон рубашки.
- А вы возьмете к Хэвенсам Элис? - спросил он и, не дожидаясь ответа, добавил: - Там будет Виви Паттон, у нее опять дома был скандал.
- Что ты говоришь! - воскликнул Оливер.
- Да, представь себе, Фрэнк прождал ее целую ночь, рыдал, рвал на себе волосы и поклялся, что убьет графа. Виви послала его к черту.
- Бог ты мой,- сказал Оливер,- кто же тебе все это рассказал?
- Мой верный Альфонс,- ответил Рэгги, кивнув на лакея.- Он узнал обо всем от ее горничной. И Фрэнк клянется, что потребует развода. Я нисколько не удивлюсь, если об этом появится сообщение в утренних газетах.
- Вчера я встретил Виви на улице,- сказал Оливер,- она была беспечна, как всегда.
Рэгги пожал плечами.
- Ты видел последний еженедельник? - спросил он.- Там напечатано еще одно из запрещенных стихотворений Изабель.- Рэгги повернулся к Монтэгю и стал объяснять ему, что "Изабель" - псевдоним одной молодой начинающей поэтессы, которая подпала под влияние Бодлера и Уайльда и издала сборник стихов столь эротического содержания, что ее родители скупают по баснословной цене все оставшиеся в продаже экземпляры сборника.
Затем разговор перешел на предстоящую выставку лошадей, и они довольно долго обсуждали вопрос, кто в каком появится наряде. Наконец Оливер встал, говоря, что, перед тем как они поедут к Хэвенсам, им надо еще подкрепиться.
- Вы отлично проведете там время,- сказал Рэгги, - я бы и сам охотно с вами поехал, но обещал миссис де Грэффенрид помочь составить план обеда. Итак, до скорой встречи!
Монтэгю еще ничего не слыхал об этом визите к Хэвенсам; и теперь, пока они прогуливались не спеша по авеню, Оливер стал объяснять ему, что они приглашены в замок Хэвенсов провести там конец недели. В пятницу днем туда собирается большая компания, и в распоряжение гостей предоставят собственный вагон Хэвенса. До отъезда они свободны, так как упаковкой вещей займутся лакеи, а Элис со своей горничной присоединятся к ним па вокзале.
- Замок Хэвенсов - одна из достопримечательностей Америки,- добавил Оливер.- Там ты увидишь вещи, действительно достойные внимания.