– Благодарю тебя, любовь моя. Пунктуальность! Да, в домашнем хозяйстве это очень важно. Именно это качество я пытаюсь привить своим юным леди в Эшкомбе. Неудивительно, что бедный мистер Гибсон недоволен тем, что ему не подают вовремя ужин, особенно если учесть, что работать ему приходится так много!
– Папе все равно, что он ест, лишь бы ему подали еду вовремя. Он готов довольствоваться хлебом и сыром, если повариха пришлет его вместо обеда.
– Хлеб и сыр! Мистер Гибсон ест сыр?
– Да, он очень любит его, – ответила ничего не подозревающая Молли. – Я видела, как он ел сыр с гренками, когда слишком устал, чтобы требовать чего-либо еще.
– О! Но, моя дорогая, мы должны покончить с этим. Мне не нравится мысль о том, что твой отец ест сыр, это же такая грубая пища с сильным запахом. Мы должны найти для него повариху, которая сможет приготовить ему омлет или что-либо столь же элегантное. Сыр годится лишь для кухни.
– Но папа его очень любит, – стояла на своем Молли.
– Ничего! Мы вылечим его от этого. Я терпеть не могу запах сыра и уверена, что он не захочет меня огорчать.
Молли промолчала. Девушка уже успела понять, что не следует чересчур откровенничать относительно вкусов своего отца. Пусть уж лучше миссис Киркпатрик разбирается с ними сама. В разговоре возникла неловкая пауза, обе не знали, что сказать, и старались найти нейтральную тему. Наконец первой заговорила Молли:
– Прошу вас, расскажите мне о Синтии, вашей дочери.
– Да, называй ее Синтией. Красивое имя, не правда ли? Синтия Киркпатрик. Не такое, правда, изящное, как мое прежнее – Гиацинта Клэр. Люди говорили, что оно очень мне идет. Я как-нибудь покажу тебе акростих, который сочинил на него один джентльмен, лейтенант 53-го полка. Ах, предвижу, что нам многое нужно будет сказать друг другу!
– Так что там с Синтией?
– Ах да! Насчет дорогой Синтии… Что бы ты хотела узнать, дорогая моя?
– Папа сказал, что она будет жить с нами. И когда же она приедет?
– О, как это мило со стороны твоего отца! Я могла рассчитывать только на то, что по окончании учебы Синтия получит где-нибудь место гувернантки. Ее к этому готовили, и в этом занятии есть свои преимущества. Но добрый дорогой мистер Гибсон и слышать об этом не желает. Только вчера он заявил, что после школы она должна приехать сюда и жить с нами.
– А когда она заканчивает школу?
– Она поступила в нее на два года. Не думаю, что я должна разрешить ей бросить учебу, которая заканчивается будущим летом. Она преподает английский и обучается французскому. Следующим летом она приедет сюда, и у нас образуется славный маленький квартет, не правда ли?
– Очень на это надеюсь, – отозвалась Молли. – Но ведь она же приедет на свадьбу? – застенчиво поинтересовалась она, не зная, насколько миссис Киркпатрик понравится упоминание о предстоящем бракосочетании.
– Твой отец очень просил меня, чтобы она приехала, но мы должны хорошенько обдумать этот вопрос, прежде чем принимать окончательное решение. Поездка обойдется весьма недешево!
– Она похожа на вас? Я очень хочу познакомиться с нею.
– Как говорят, она действительно очень мила. У нее яркая и броская внешность, совсем как у меня в ее возрасте. Но сейчас мне больше по душе темноволосая чужеземная красота, – заявила миссис Киркпатрик, вновь коснувшись локонов Молли и глядя на нее с мечтательной задумчивостью.
– Синтия… она, наверное, очень умная и образованная? – осведомилась Молли, опасаясь, как бы ответ миссис Киркпатрик не проложил между ними непреодолимую пропасть.
– Я очень на это рассчитываю, поскольку заплатила большие деньги за то, чтобы она обучалась у лучших преподавателей. Но вскоре ты сама с нею познакомишься, а теперь, боюсь, нам пора идти к леди Камнор. Мы с тобой очень мило поболтали, но я не сомневаюсь, что леди Камнор уже ждет нас, поскольку ей не терпится увидеться с тобой, моей будущей дочерью, как она тебя называет.
Молли последовала за миссис Киркпатрик в утреннюю гостиную, где и впрямь сидела леди Камнор, пребывавшая в некотором раздражении, оттого что завершила свой туалет чуть раньше обыкновенного, о чем Клэр не догадалась – хотя и должна была, – и не привела к ней Молли Гибсон для аудиенции четвертью часом ранее. Любая мелочь становится событием дня для выздоравливающего больного, и если бы немногим раньше Молли встретила с ее стороны покровительственное одобрение, то сейчас столкнулась с неприкрытой критикой. О характере леди Камнор девушка ровным счетом ничего не знала, ей лишь было известно, что она предстанет перед настоящей живой графиней, нет, куда больше – "той самой графиней" из Холлингфорда.
Миссис Киркпатрик ввела ее в комнату леди Камнор за руку и, представляя девушку, сказала:
– Моя дорогая маленькая дочурка, леди Камнор!
– Клэр, не говорите ерунды. Она еще не ваша дочь и может вообще не стать ею. Примерно треть помолвок, о которых я знаю, была расторгнута, так и не перейдя в брак. Мисс Гибсон, очень рада видеть вас ради вашего отца. Когда я узнаю вас получше, надеюсь, что смогу повторить то же самое и в отношении вас самой.
Молли от всего сердца надеялась, что эта суровая на вид дама, сидевшая, словно аршин проглотив, в мягком кресле для отдыха и производившая впечатление строгой отчужденности, не узнает ее получше. К счастью, леди Камнор приняла молчание Молли за покорное смирение и, после недолгой паузы, вызванной очередной инспекцией, продолжала:
– Да, да, мне нравится, как она выглядит, Клэр. Вы еще можете сделать из нее нечто. У вас есть большое преимущество, моя дорогая, – снова обратилась она к Молли, – иметь рядом с собой леди, которая уже подготовила несколько юных особ из благородных семей, как раз в тот момент, когда вы взрослеете и, соответственно, более всего в ней нуждаетесь. Вот что я вам скажу, Клэр! – В голову миледи пришла внезапная мысль. – Вы с нею должны познакомиться поближе, потому что ничего не знаете друг о друге. И поскольку свадьба ваша состоится не ранее Рождества, то что может быть лучше, если она вернется вместе с вами в Эшкомб! Она все время будет при вас и сможет воспользоваться теми преимуществами, которое дает общество других молодых особ, что особенно важно для единственного ребенка! Нет, положительно, это гениальный план! Как славно, что я его придумала!
Было бы затруднительно определить, которая из двух слушательниц леди Камнор оказалась сильнее раздосадована этой идеей, так некстати пришедшей миледи в голову. Мысль о том, что падчерица окажется на ее попечении раньше времени, ничуть не прельщала миссис Киркпатрик. Если Молли поселится у нее, то ей придется не только сказать "прощай" мелким хозяйственным мерам экономии, но и проститься с многочисленными маленькими радостями, совершенно невинными, но полагаемыми предосудительными и оттого тщательно скрываемыми, чему ее научила прошедшая жизнь: чудными романами из публичной библиотеки Эшкомба с загнутыми уголками, засаленные страницы которых она переворачивала ножницами, креслом для отдыха, в котором она предпочитала проводить свободное время, хотя сейчас, в присутствии леди Камнор, сидела строгая и напряженная; всякими вкусностями, восхитительными и крошечными, коими она баловала себя во время ужина в гордом одиночестве. Ото всех этих и множества других приятных излишеств придется отказаться, если Молли станет ее ученицей, причем ученицей-пансионеркой, живущей в доме директрисы школы, да хотя бы просто гостьей, как предлагала леди Камнор. Клэр была решительно настроена совершить две вещи: выйти замуж не позднее Михайлова дня и не допустить появления Молли у себя в Эшкомбе. Но она улыбнулась так сладко, словно прожект сей представлялся ей самым удачным на свете, и одновременно напрягла свои бедные мозги в поисках любых предлогов или резонов, которыми она сможет воспользоваться для отказа в будущем. Однако же Молли избавила ее от непосильного умственного перенапряжения. Остается только гадать, кто же из них троих был более всего удивлен словами, сорвавшимися с губ девушки. Она даже не собиралась открывать рот, но сердце ее переполняли чувства, и, не успев сообразить, что, собственно, делает, Молли выпалила:
– Этот план вовсе не кажется мне замечательным. Я имею в виду, миледи, что он мне решительно не по душе. Он означает, что последние несколько месяцев мне придется провести вдали от папы. Я постараюсь полюбить вас, – продолжала она, и глаза ее наполнились слезами. Обернувшись к миссис Киркпатрик, она доверчивым и одновременно исполненным благородства жестом вложила свою ладошку в ее руки. – Я очень сильно постараюсь и сделаю все, чтобы вы были счастливы, но вы не должны забирать меня от папы в те самые последние дни, что я могу провести с ним.
Миссис Киркпатрик ласково погладила ее руку, испытывая благодарность к девушке за ее явно выраженную оппозицию предложенному леди Камнор плану. Однако же при этом Клэр отчаянно не хотелось выступать в поддержку Молли до тех пор, пока леди Камнор словом или делом не выразит своего отношения к этому заявлению. Но то ли в словах Молли, то ли в ее искреннем и прямолинейном поведении оказалось нечто такое, что скорее позабавило леди Камнор в ее нынешнем расположении духа, вместо того чтобы привести в раздражение. Не исключено, что ей попросту прискучила всеобщая раболепная угодливость, которой ее окружали на протяжении вот уже многих дней.
Надев очки, она внимательным взглядом окинула обеих женщин, прежде чем заговорить:
– Клянусь честью, юная леди! Клэр, вам предстоит много работы. Хотя в том, что она говорит, есть изрядная доля правды. Девушка в ее возрасте должна крайне отрицательно отнестись к тому, что мачеха встает между нею и отцом, какие бы выгоды подобное положение вещей ни сулило ей в будущем.
Молли даже на миг показалось, будто она все-таки сможет подружиться с чопорной старой графиней, поскольку та с привычной для нее прозорливостью увидела, что предложенный ею план принесет девушке тяжелые испытания. Но в своем вновь обретенном желании больше думать о других она отчаянно страшилась причинить боль миссис Киркпатрик. В том, правда, что касается внешних признаков, ее страхи оказались совершенно безосновательными, поскольку улыбка по-прежнему играла на красивых розовых губах вышеозначенной дамы, и она ни на минуту не выпускала ее ладошки из своих рук, ласково поглаживая ее. Чем дольше леди Камнор смотрела на Молли, тем больший интерес вызывала у нее девушка, и за стеклами очков в золоченой оправе взгляд ее казался испытующим и проницательным. Она приступила к чему-то вроде допроса, задав несколько весьма откровенных вопросов, которые иная леди, не имеющая титула графини, пожалуй, постеснялась бы задать, но в которых тем не менее не было и следа желания оскорбить или унизить.
– Вам исполнилось шестнадцать, милочка, не так ли?
– Нет, мне уже семнадцать. День рождения у меня был три недели тому.
– Ну, это почти одно и то же, я бы сказала. Вы когда-нибудь учились в школе?
– Нет, никогда! Всему, что я знаю, меня научила мисс Эйре.
– Ага! Полагаю, эта самая мисс Эйре была вашей гувернанткой? Никогда бы не подумала, что ваш отец может позволить себе гувернантку. Но, разумеется, он должен лучше всех знать состояние собственных дел.
– Разумеется, миледи, – с едва уловимой язвительностью ответствовала Молли, которую задела даже тень сомнения в мудрости своего отца.
– Вы говорите "разумеется" таким тоном, словно это в порядке вещей, когда каждый досконально разбирается в собственных делах. Вы очень молоды, мисс Гибсон, очень. Вот доживете до моих лет, тогда и поймете, что к чему. Полагаю, вас обучали музыке, умению пользоваться глобусом, французскому и прочим подобным вещам, раз уж у вас была гувернантка? Никогда не слышала ни о чем подобном! – продолжала она, внезапно переходя к негодованию. – Единственная дочь! Будь у него полдюжины, тогда в этом был бы смысл.
Молли хранила молчание, но давалось ей это с большим трудом. Миссис Киркпатрик принялась ласкать ее руку еще настойчивее, надеясь таким образом выразить ей свое сочувствие и не дать выпалить что-либо предосудительное. Но ее ласка уже изрядно утомила Молли и лишь раздражающе действовала ей на нервы. Она с некоторым нетерпением отняла свою руку у миссис Киркпатрик.
К счастью, сохранить общий мир помогло то, что именно в этот самый момент было объявлено о приезде мистера Гибсона. Забавно наблюдать, как появление представителя противоположного пола в мужском или женском обществе способно мгновенно погасить тлеющие угольки разногласий и рассеять грозовые тучи. Именно так все и случилось сейчас: стоило только мистеру Гибсону войти в комнату, как миледи сняла очки и чело ее разгладилось; миссис Киркпатрик сумела весьма очаровательно зардеться румянцем; а что касается Молли, то личико ее осветилось восторгом и в улыбке засияли очаровательные белые зубки и ямочки на щеках.
После обмена первыми приветствиями у миледи состоялся приватный разговор с ее врачом, а Молли и ее будущая мачеха отправились бродить по саду, обнимая друг друга за талию или держась за руки, словно дети, заблудившиеся в лесу. В проявлении подобных нежностей миссис Киркпатрик выказала большое умение и сноровку, тогда как Молли явно тяготилась подобными знаками внимания, чувствуя себя не в своей тарелке. Она принадлежала к тому типу застенчивых людей, которым претит проявление нежности со стороны особ, не вызывающих у них мгновенной и инстинктивной симпатии.
Но вот подошло время раннего ужина; леди Камнор давала его в уединении собственной комнаты, пленницей которой она вынуждена была оставаться. Раз или два во время еды Молли показалось, что отцу неприятна роль немолодого влюбленного, какую его буквально напоказ заставляла играть перед слугами миссис Киркпатрик, прибегая к помощи нежных речей и недомолвок. Он постарался исключить из разговора все намеки на сентиментальность, ограничившись сугубо деловыми вопросами. А когда миссис Киркпатрик попробовала углубиться в тему будущих взаимоотношений всех присутствующих за столом, он настоял на том, чтобы отнестись к этому делу самым обыденным образом. Так продолжалось даже после того, как мужчины покинули комнату. У Молли в голове постоянно вертелась старинная поговорка, которую она слышала от Бетти: "Там, где двое, третий – лишний".
Но куда еще она могла пойти в этом чужом и незнакомом доме? И чем заняться? Из задумчивости ее вывели слова отца:
– Но что вы скажете о плане леди Камнор? Она говорит, что предлагала вам пригласить Молли пожить у себя в Эшкомбе до тех пор, пока мы не поженимся.
У миссис Киркпатрик вытянулось лицо. Ах, если бы Молли вновь высказалась против, как сделала это давеча в присутствии миледи! Но к предложению, высказанному ее отцом, следовало отнестись совсем по-другому, чем к словам незнакомой леди, пусть даже занимающей высокое положение. И потому Молли промолчала, она лишь побледнела, а на лице ее отразились тревога и печаль. И потому миссис Киркпатрик пришлось говорить самой за себя.
– План представляется мне совершенно очаровательным, вот только… Что ж! Мы ведь сами знаем, почему он неосуществим, не правда ли, любовь моя? И не скажем о нем папе, чтобы он не слишком возгордился. Нет! Думаю, что должна оставить ее с вами, дорогой мистер Гибсон, чтобы вы могли сполна насладиться обществом друг друга в эти последние несколько недель. С моей стороны было бы жестоко забирать ее у вас.
– Но, дорогая, я уже называл вам причину, по которой присутствие Молли в данный момент нежелательно! – нетерпеливо вскричал мистер Гибсон.
Чем больше он узнавал свою будущую жену, тем сильнее испытывал необходимость помнить о том, что, несмотря на свои недостатки и причуды, именно она сможет встать между Молли и авантюрами наподобие той, что совсем недавно приключилась с мистером Коксом. Он никогда не забывал, по крайней мере, об одной веской причине, заставившей его предпринять уже известные шаги, пусть даже она испарилась с гладкой поверхности памяти миссис Киркпатрик, не оставив там и намека на след. Но теперь, глядя на встревоженное лицо мистера Гибсона, она вспомнила о ней.
А вот какие чувства последние слова отца вызвали у Молли? Ее отправили подальше из дому по какой-то неведомой причине, о которой ей самой оставалось только гадать, но которая тем не менее стала известна этой совершенно чужой женщине. Неужели теперь между отцом и будущей мачехой будет полное доверие, а она окажется третьей лишней? Неужели теперь она сама и все, что касается ее – хотя каким именно образом, она не понимала, – отныне будет обсуждаться ими двоими, а ей придется пребывать в полном неведении? В сердце ее вонзилась горькая заноза ревности. Теперь она могла с равным успехом отправиться как в Эшкомб, так и куда-либо еще. Думать в первую очередь о счастье других – это, конечно, очень хорошо и мило, но разве это не означает полностью отказаться от собственной индивидуальности и задушить в себе ростки любви и желания, которые только и делают ее той, кем она является на самом деле? Тем не менее, похоже, в полном отказе от собственного "я" отныне и заключалось ее единственное утешение. Во всяком случае, так сейчас казалось Молли. Витая в столь высоких или, точнее, приземленных эмпиреях, она почти не обращала никакого внимания на разговор вокруг. Третий и впрямь оказался лишним, когда между остальными двумя членами компании возникло полное доверие, в котором ей было отказано. Она была положительно несчастлива, а ее отец ничего не замечал, потому что был полностью поглощен планами на будущее и своей новой женой. Но в действительности от его внимания ничего не ускользнуло, и ему было очень жаль свою маленькую дочурку. Вот только мистер Гибсон полагал, что их семью ждет большое семейное счастье в будущем, если он не станет навязывать Молли свои чувства, облекая их в слова. В общем и целом его план был таков: подавить чувства и эмоции, ничем не проявляя тех симпатий и сочувствия, которые он испытывал. Тем не менее, уходя, он надолго задержал ладошку Молли в своих руках, причем совсем не так, как только что простился с миссис Киркпатрик, и голос его смягчился, когда он пожелал своей маленькой девочке покойной ночи, добавив (чего с ним никогда не случалось ранее):
– Да благословит тебя Господь, дитя мое!
Молли держалась молодцом весь этот долгий день. Она ни разу не выказала гнева, отвращения, раздражения или сожаления, но, оставшись одна в экипаже Хэмли, девушка буквально разрыдалась и проплакала всю обратную дорогу до деревушки. Здесь она тщетно попыталась скрыть следы слез и прочих признаков своего горя. Она надеялась, что сумеет незамеченной проскользнуть наверх к себе в комнату и умыться холодной водой, прежде чем предстать перед хозяевами дома. Но у дверей в холл она нос к носу столкнулась с Роджером и сквайром, возвращавшимися после полуденной прогулки в саду и радушно предложившими ей свою помощь. Роджер моментально заметил, в каком расположении духа она пребывает, и сказал:
– Моя мать вот уже целый час ожидает вашего возвращения. – И первым направился в гостиную.
Но миссис Хэмли там не оказалось. Сквайр приотстал, чтобы поговорить с кучером об одной из лошадей, и молодые люди остались одни. Роджер продолжал:
– Боюсь, у вас был очень долгий и утомительный день. Я несколько раз вспоминал о вас, потому что знаю, как нелегко найти общий язык с новыми родственниками.
– Благодарю вас, – сказала Молли, и губы ее задрожали, она была готова вновь расплакаться. – Я очень старалась помнить о том, что вы мне говорили, и больше думать о других, но иногда это бывает так трудно… Да вы и сами это знаете, не так ли?