Есть у меня еще одно основание утверждать, что близкое возрождение народа будет подлинным и, между прочим, свободным от всякой национальной ненависти. Это основание - характер нынешнего русского религиозного движения. Не многим известно, что в русской церкви произошел раскол, своего рода революция, и что мы присутствуем при начале реформации. Однако это факт. Эта тема слишком важная, о ней следует поговорить отдельно. Здесь я скажу лишь, что новое народное революционно-религиозное движение столь же опасно для большевиков и для монархистов, сколь благотворно для русского народа и благодетельно для евреев: оно несет просвещенный мир, а не национальную вражду.
Итак, резюмирую мои утверждения, основанные на опыте и разуме почти всех, Россию недавно покинувших и от нее не оторвавшихся. Всех, принадлежащих к русской "партии беспартийных", с ее очень ясной политической программой и не менее ясной тактикой (как-никак - я думаю, что именно эта партия в России самая широкая сейчас, а в будущем самая "могущественная").
По отношению к вопросу еврейскому мы утверждаем: в народной России в данное время нет антисемитизма, как не было его никогда. Данная "видимость" антисемитизма узка, бледна, поверхностна и ни в каком случае не может породить еврейских погромов после падения большевиков, сколько бы они ни сидели. Задержка этого падения может лишь дать коммунистический разгром, и в очень нежелательных размерах.
Наконец: подозревать интеллигентов, бежавших из России и оставшихся в России, в том, что они "антисемиты" - можно лишь при наличии или невежества, или недомыслия. Впрочем, факт таких и подобных взаимоподозрений, широко практикующийся среди нашей несчастной эмиграции, может быть, также объясним тяжелым ее нравственным состоянием. Русские беженцы растеряны, озлоблены, ожесточены. Они, как "сумасшедшие нищие", заслуживали бы даже снисхождения, если б… если б мы не знали, что есть другие, до какого ужаса подлинные "сумасшедшие нищие", - интеллигенты в Совдепии, не по-эмигрантски страдающие - и все-таки сохранившие в душе искру человеческую. Они не подозревают друг друга, как эмигранты, ни в людоедстве, ни в жидоедстве, ни в монархизме, ни… в чем еще? Они даже и на эмигрантов - до сих пор! - смотрят оттуда с надеждой и верой. Пусть бы они и не знали подольше о делах эмигрантских. Авось, мы здесь успеем одуматься; сдержать себя, вспомнить все-таки о них, оставшихся, - и о России.
КУБОК СМЕРТИ
…Страданьями была упитана она,
Томилась долго и безмолвно;
И грозный час настал - теперь она полна,
Как кубок смерти, яда полный.
Лермонтов
Летом 19 года в моем петербургском дневнике есть такая отметка:
"…Читаю "Юдоль" Лескова. Это о голоде в средней России в 1840 году. Не мы ли это, эти крепостные помещиков Орловской губернии? Не так же ли и мы обречены умирать, прикрепленные к месту? Только помещики выдавали дворовым по три фунта хлеба в день… Три фунта! Даже не верится. А крестьянская "Юдоль" - смерть продолжалась всего 10 месяцев. Годы длится наша…" .
Параллель всегородского русского вымирания, голода 18- 19–20-21 гг. и голода средней полосы России 1840 года можно провести дальше - до мельчайших подробностей. Так же ели только помещики, повелители крепостного населения (коммунисты); так же выдавали они паек только дворовым (комиссарским приближенным и телохранителям); так же умирали фактически брошенные на произвол судьбы крепостные рабы. Небольшая разница: помещики не практиковали террора над издыхающими рабами, более добрые и предусмотрительные даже пытались организовать у себя кое-какую помощь и - не ловили убегающих, смотрели сквозь пальцы. Разница пропорциональная - все население всех русских городов XX века и скудное население нескольких губерний в сороковых годах, а также различность времени продолжения - это у меня уже указано.
Даже в бытовых подробностях - какое странное совпадение! Две девочки побольше заманили в избу мальчика поменьше, зарезали его и хотели зажарить и съесть. Только не сумели, в печку не влезал. Это в сороковых годах. Всем памятен подтвержденный случай в Москве в 20 году: два мальчика побольше убили своего младшего товарища, жарили мясо на лучинках и ели, закапывая недоеденное в землю. "Сначала ничего, а потом стало дурно пахнуть", - откровенно объясняли они впоследствии.
Таких маленьких примеров сколько угодно. И если, по Лескову, во время голода 40 г. люди дошли до пожирания вещей самых невероятных и до какого-то странного озверения, - то в двадцатых годах нового века новые рабы - не на наших ли глазах дрались в Петербурге, на Николаевской улице с собаками, вырывая у них (и друг у друга) кишки павшей лошади?
Так длилось, длилось… Умирали в терзаниях голода миллионы (куда старым 40-м годам!) - но еще единицы миллионов. Сейчас, в данную минуту, в половине 21 года, эта цифра сразу возросла; сейчас будут умирать, умирают, не единицы, а десятки миллионов. Известия о "голоде в России" не дают нам никакого "нового" бедствия: это все то же, знакомое, испытанное, "издыханье рабов", разница между 18–19 гг. и нынешним 21 годом - только количественная: единицы миллионов - десятки миллионов.
Пусть не удивляются моему "спокойному" тону. Кто пережил в России момент "исполнения" большевизма, те знают и знали, что за этой чертой уже никакие качественные изменения в России, при большевиках, невозможны. Это тоже отмечено в моем дневнике: "…перчатка вывернута на изнанку. Куда же дальше? Теперь предстоят лишь количественные перемены: больше смертей, меньше хлеба… При помощи математики можно, пожалуй, и высчитать цифры на 10 лет вперед, особенно зная прогрессию их возрастания…".
Ввиду всего этого 25 миллионов умирающих не могут поразить нашего воображения. Не в нынешнем, так в будущем году умирали бы эти 25 миллионов. Это не случайность, а железный закон причинности, - математика.
Мой друг (не так давно вырвавшийся из Совдепии) пишет мне, что никогда не жалел, а вот теперь жалеет, что он ученый, а не писатель: "Надо же кричать, вопить на всю Европу, на весь мир! Надо же, чтобы человечество опомнилось…".
Годы мы кричали и вопили, указывая на единицы гибнущих миллионов (притом еще в числе этих миллионов был цвет всей русской культуры). Мы предрекали и нынешние десятки миллионов и указывали на каждый пропущенный день как на безмерно увеличивающий трудность помощи. Бог ли покарал все человечество глухотой; наши ли голоса были слабы - не знаю; знаю только, что мы кричали во всю силу голоса и громче кричать не можем, хотя бы не 25, а 125 миллионов завтра стало умирать в России.
Чего мы достигли нашими криками и убеждениями, нашими призывами прислушаться к стонам умирающих? Все малые, новоявленные "державки" бросились мириться с большевиками, первопричиной всех смертей, а большая Англия с ними даже подружилась и беззаветно им помогает. Как раз на этих днях торговая английская делегация выехала к большевикам (и на "советских" обедах будет удивляться: какой вздор несли эти эмигранты о голоде! В России очень недурно едят!). Нет европейского центра, где бы не копошились расползшиеся большевики, легально или полулегально не работали, не издавали свою ядовитую рептилию.
Вот результаты нашего обращения к Европе. Не только нашего, писательского - отнюдь! нет, всех нас русских разумных людей. Это не заставит нас, конечно, молчать: если мы замолчим - камни завопят. Лишь некоторые из нас, самые слабые, помешались: стали вопить, что не хотят, чтобы России кто-нибудь помог, что не надо помогать подняться упавшему больному, - пусть он сам поднимается и справляется, как может (а не сможет, сдохнет, туда ему и дорога?). Это, конечно, помешательство, уже по тому одному, что никто помощи не предлагал, и нельзя в нормальном состоянии отбояриваться, крича, оттого, чего тебе никто и не думает давать.
Но оставим это. Вернемся к моменту. Разумно, с горьким спокойствием взглянем на него. Дело идет о паллиативе, т. е. о сегодняшнем накормлении 25-ти миллионов русских крестьян, Так" чтобы в нынешнем году не все эти 25 миллионов умерли. Какие мыслятся тут реальные возможности?
Допустим, что так называемое "культурное" человечество, Не слышавшее стонов пяти - шести миллионишек, услыхало Рев Двадцатипятимиллионный. Допустим, - ибо "количество" - еще единственное, что может ныне произвести впечатление (хотя кто его знает, какое количество). Предположим, что Европа и Америка пожелают помочь, захотят подкормить этих беспокойных русских. Как они это сделают? Как, с чего начнут? Благотворительные общества, организации? Будем же реальны. "Руль" совершенно правильно отмечает, что при таких размерах бедствия странно и говорить о благотворительности, помощь возможна только самая широкая, государственная.
Допустим даже и это, хотя мы тут сразу входим в область абсурда; большевистских "гарантий", которых они не могут дать, просто-таки физически не могут, по законам природы не могут, - зачем и ломать дураков, требовать "гарантий"? Но перешагнем и через этот основной абсурд. Представим себе, что в Россию с севера и с юга потянулись корабли с хлебом под разноцветными флагами. Вот они в Петербурге, в Одессе, в Севастополе, в Новороссийске… Допустим, что американцы сами разгрузили хлеб и… что же дальше? Как, под чьей охраной, повезут его к месту делегированные американцы, повезут за тысячу верст голодающим - сквозь строй таких же голодающих? Под охраной голодных и давно безумных грабителей-красноармейцев? Не будут ли эти последние ждать, чтобы по дороге хлеб отбили многочисленные "зеленые", всевозможные "банды", которые, слава Богу, зевать не станут, самим жрать нечего? С какими это большевистскими "гарантиями" в руках надеются американцы и другие просвещенные европейцы благополучно довезти свой хлеб до намеченных ртов, мимо красных, зеленых и всех прочих?
Наконец, вот последнее. Сузимся до самой узкой конкретности. На чем, как повезут эти миллионы пудов тысячи верст? Где вагоны? Где паровозы? Где топливо? Где рельсы? Ежели обозами - где лошади? Привезти и лошадей - их съедят по дороге вместе с хлебом…
Нет, бесцельно скакать через абсурды: все равно, через все не перескочишь. Бесполезно бороться со следствиями, оставляя причину. Безумный нечеловеческий труд - помощь сегодня России. Тяжесть этого труда Европа и Америка создали сами. На свою голову. На свою - потому что ведь все равно они понесут его. Если отступят и теперь, как отступили тогда, когда могли оказать помощь в тысячу раз легче и осмысленнее - все равно: им придется поднять этот груз, когда тяжесть еще удесятерится, работа еще по видимости обессмыслится.
Не проймет их смрад от 25 миллионов покойников - захватит через несколько времени от ста миллионов. Это расчет безошибочный. И я склоняюсь к мысли, что, пожалуй, до последнего ужаса и позора человечество XX века себя не доведет; начнет свою тяжкую, трудную работу помощи теперь же, вступит в борьбу со смрадом теперешним, не дожидаясь стомиллионного.
На всякое праведное человеческое усилие, даже с точки зрения разума, абсурдное - история умеет отвечать неожиданностью, непредвиденностью, как бы чудом. Пусть же идут помогать России; пусть идут в шорох, не видя первопричины, видя только море людей, умирающих от голода; пусть не слышат, не понимают наших слов, не верят нашим крикам; но пусть идут.
Мы давно знали, что
Сказать - не поверят…
Кричать - не поймут…
Но разве мы не чувствуем теперь все, помимо разума, упованием нашим,
Что близится черед,
Свершается суд…?
ЕДИНЫЙ ПОГРОМЩИК
Трудно говорить сейчас о чем-нибудь, кроме несчастья несчастной России. Но ведь все равно: с какого конца ни начинать, какой вопрос ни затрагивать - вернешься к тому же. И я позволяю себе прибавить несколько строк к моей недавней статье в "Общем Деле" "Антисемитизм".
В этой статье утверждалось следующее: русский народ по самому существу своему не склонен к национальной вражде вообще и к антисемитизму в частности. В данный момент в России население русское и население еврейское равны по глубине переживаемых бедствий, ибо одинаково гонимы общим врагом их родины, - коммунистической властью. Погромы последнего времени, отмечаемые как еврейские, вероятно "смешанные": погромы отчаяния, кто под руку попал. Если возможен и назревает погром в широчайших размерах - это будет погром "коммунистический": вся вражда и ненависть населения России только к ним, коммунистам, к данной власти, без различия национальностей.
Теперь вспомним две корреспонденции (на днях). Первая: население "по всей России объято паникой… бежит к границам… несмотря на репрессии со стороны сов. пограничных властей, там скопляются десятки тысяч беженцев. Положение их ужасно… люди буквально наги… дети до 7 лет почти все умерли с голода…".
И другая, через несколько дней: "Десятки тысяч населения бегут к польской и румынской границе. Перебив сов. стражу, массы расположились лагерем на границе Польши, куда их не пускают. Положение неописуемо. Люди в рубашках, больны, умирают сотнями, тут же…".
Но довольно. Мы все это читали. Привожу обе корреспонденции лишь для сравнения. Да как и сравнивать? Они совпадают даже в словах. Они - одно и то же. Об одних и тех же людях? Нет, только равных, до неразличимости, в несчастии. Потому что первое, из доклада д-ра Крейнина, который только что "с большим трудом, едва не расстрелянный, вырвался из сов. России". (Совершенно так же, как вырвались и нееврейские, а русские общественные деятели - не большевики. И тут полное равенство.) Это первое сообщение - только о евреях. Второе - просто газетное сообщение о русских.
Вывод один, общий для тех и других: люди массами двинулись, идут и идут от смерти - к смерти…
Д-р Крейнин отмечает погромы населения в местностях… заселенных евреями. Там погромы, конечно, будут "еврейскими". Однако тот же д-р Крейнин не скрывает, что погромы идут и в Поволжье, на севере, где "разгромлены даже немецкие колонии". Вряд ли последние погромы можно отнести за счет антисемитизма.
Что "громит также и армия Буденного, и коммунисты" - вы давно знали; но кого "громит"? Евреев? И крестьяне, население, действуют тут с коммунистами вместе. Этому мы никогда не поверим. С коммунистами - крестьяне никогда не будут заодно, ни на одной стороне, - даже в момент грабительского безумия.
А вот еще одно недавно промелькнувшее известие, очень характерное: неудержимое, всерастущее избиение китайцев. Дело дошло до гласных жалоб Кремлю и чуть не до особого декрета. Что же, не растет ли в России антикитаизм?
Нет, это все тот же, действительно страшный, действительно растущий, - антикоммунизм. А если есть он - воистину нет ни эллина, ни иудея, ни русского, ни китайца. Только мы; люди; и они - большевики, "дьяволы".
Я говорю, конечно, не о каком-нибудь 4-м Интернационале, не отрицаю самосознанья национального, не хочу сказать, что народы России слились, идентифицировались (неловко даже оговариваться, но, кажется, нужно). Нет, у народа еврейского свой "лик", у русского - тоже свой, другой; и они не одинаковы, и это хорошо. Я говорю не об одинаковости, я беру простой и жгучий вопрос о равенстве нашем, сейчас, перед лицом одного несчастья, одного врага - и о нашем долге перед одной общей родиной Россией.
И тут я скажу прямо: мы, русские, больше и глубже чувствуем равенство с евреями, чем евреи с нами. Мы не обособляем себя, не можем. Взывая о помощи гибнущему населению России - ни один русский не отделяет русских от других, там страдающих народностей, не думает (просто в голову не приходит), что его долг сначала помочь русским, а потом уж всем остальным. Между тем, многие (не скажу - все) еврейские деятели, несомненно, обособляют свой народ, выделяют его из всей массы одинаково погибающих. В линии разделения наднационального у рядового еврея нет еще той твердости, до которой дошли мы. Это слишком понятно… Но факт равенства - есть факт объективный, мудрость требует учитывать его, и даже мудрость практическая.
В заключение - вот еще крошечный пример, весьма укрепляющий меня в моем главном утверждении, то есть, что русский народ, в массе, в здоровом ядре своем, чужд антисемитизма. Это правило, а всякое правило подтверждается исключениями. Исключения получены мною - в виде писем анонимов в ответ на мою статью о еврейском вопросе. Пишут все русские - несчастные единицы, - затерянные здесь и сами потерявшие себя. Однообразно обрушиваются на меня за мою "защиту" (?) евреев. (Один даже доходит до угроз и непечатной брани. Вот разница: нельзя себе представить, чтобы еврей мог написать такое письмо.) Какой-то "джентльмен" из Англии, выразив сомнение, уж не принадлежу ли и я к еврейской национальности (в скобках прибавив: "Кто вас знает?") внезапно заключив: "Я не монархист, а социалист. И теперь, оставаясь чистым социалистом, я - антисемит…".
В Англии, пожалуй, русский беженец, потерявший себя, и до такого абсурда может дойти.
Но даже эти несчастные "исключения" - какие они погромщики? Но ругаться анонимно, похвастать с большого ума русской некультурностью - ну туда-сюда. Но ничего в них нет страшного. Один у нас погромщик, один и тот же - и у нас, русских, и у вас, евреи. Это - унтер Буденный, это поляк Дзержинский, это еврей Лев Бронштейн, это русский Владимир Ульянов со своим советником и другом, русским писателем Алексеем Пешковым. Да мало ли еще имен у этого единого погромщика! Против него одного, за жизнь наших близких, за нашу жизнь, и хотим мы, - и должны идти на борьбу - рука об руку с еврейским народом. Мы равные, мы братья: слезы и кровь соединили нас в одно.