ДИНАМИТ
…Et la formule?
Elle est toute simple…
Stendhal
I
Некие злоключения постигли мою статью, написанную недели две тому назад. Она пропала в пространстве. Но я не могу мириться с этим, я хочу - не восстановить ее (восстановить раз написанное нельзя), но повторить то, что в ней было сказано; и даже подчеркнуть мое главное положение, главный вывод, ибо протекшие дни сделали его еще очевиднее.
Неужели теперь кто-нибудь найдет его "парадоксальным"? Я не перестаю удивляться, как до сих пор никому столь простые соображения не приходят в голову.
Но пусть, впрочем, находят его каким угодно. Я знаю одно, что он имеет право на существование: если немногие (пока) разделяют этот взгляд со мною здесь, слишком много у нас единомышленников там. Там, в России.
Вот суть, вот центральная формула (доказать ее мы попробуем далее):
Чем скорее, гем грандиознее и шире будет организована международная помощь голодающей России - тем скорее, даже стремительнее, будет падение большевиков.
Опасность есть громадная; о ней я скажу ниже. Но опасность поддержать помощью России - власть большевиков тем грознее, чем меньше будет помощь, замедленнее, осторожнее, грошовее, и чем меньше окажется тут единодушия у эмиграции.
Тяжелый спор между русскими зарубежниками имеет свои глубокие подосновы. Но он ведется в неверной плоскости. Все эти кони "человеколюбия", на которых гарцуют одни, посылая другим упреки в отсутствии гуманности, в нежелании накормить голодных, пока сидят большевики, - все это бесстыдно, бесполезно, и до такой степени "не о том", что даже выходишь за пределы изумленья.
Нельзя ли проявить хоть настолько человеколюбия, чтобы признать, что все мы не звери. Все, спасшиеся от большевиков русские, все, без различия, настолько люди, что нам одинаково, первым порывом сердца, хочется помочь этому ужасу, хочется во что бы то ни стало. Это первое, это безусловное. Тут, повторяю, бесстыдно бросить кому бы то ни было подозрение в "fiat justitia, pereat mundus" , и никогда бы у меня не поднялась рука на это.
После первого, несомненного - "нужно помочь, нужно накормить, нужно, нужно", - только после этого первого, еще доразумного чувства, лишь при следующем вопросе - как это сделать - и подымаются в душе каждого искреннего и сознательного человека, тяжкие внутренние сомнения. Их не для чего скрывать, они не подняться не могут. И замазывать их не следует - их надо, напротив, пережить и додумать до конца.
Все равно, всякий, сколько у него есть силенок, положит их на помощь, на призыв к помощи. Но может быть, если б не было у него внутреннего сомненья: "Помощь эта - не помощь ли большевикам?" - может быть силенки и удесятерились бы?
Попробуем додумать наше сомнение. Попробуем взглянуть в лицо и той действительной, невыдуманной, опасности, которая грозит нам. Она как раз такого рода, что тем менее опасна, чем яснее ее видишь.
Власть, в руках большевиков, незаметно видоизменяясь, сосредоточилась и совершенно превратилась наконец только в хлеб, который они держали в руках. Его было мало; именно малое количество, но все, целиком, в одних руках, и должно было стать - властью.
Террор - лишь необходимая подмога такой власти. Большевики это давно знали; и теперь сознают свое положение в совершенстве.
Власть - хлеб. Малое количество хлеба, - на границе голода. Но на границе, не дальше. Сейчас они завопили о помощи, боятся утерять это необходимое малое количество. Они рассчитывают (и не глупо) на малую помощь, и, конечно, в их руки, что и означало бы продолжение их власти.
Однако фактически, а не теоретически, хлеб Европы и Америки, сейчас привезенный в Россию, будет в других руках. Даже если - даже если! - большевики гарантируют себе на бумаге, или хитрыми планами, участие в получении этого хлеба - все равно, в сознании народа, населения, сверху донизу, - это будет хлеб не в большевистских, а в других руках. И в этот момент большевики автоматически перестают существовать. Растоптанные, смятые, растерзанные - или убежавшие, это уже все равно. Важно, что они перестают существовать, как власть, падают неудержимо и не могут не пасть.
Таков естественный результат этой новой международной "интервенции"… если, конечно, она будет произведена в серьезных, широких размерах; если Европа и Америка поймут, что помощь нужна именно в самых широких размерах; если мы сумеем нашими усилиями достичь, чтобы она это поняла.
Даже так можно сказать: первое действие продовольственной интервенции - будет свержение большевиков; лишь второе - кормление умирающих. Хлеб не успеет еще и дойти до всех голодных ртов, когда главное уже совершится. Поэтому - не бесплодна ли торговля с большевиками о каких-то "гарантиях"?
Кто сомневается, что они на все согласятся? Кто еще имеет наивность воображать, что они физически могут что-то кому-то гарантировать? Да, ведь у них уже нет почти никакой влас-ти\
У них нет почти никакого хлеба.
Требование гарантий идет отчасти на пользу большевикам, или может идти: во-первых - замедляет помощь и, утрудняя, - суживает ее; во-вторых - переговоры, условия с ними, придают видимость существования их власти почти несуществующей.
Такая видимость лежит в их расчетах. Расчеты они не оставили, нечего себя обманывать. Или они "раскаялись"? Впали в такое "человеколюбие", что готовы хоть на самопожертвование? Все комиссарши превратились в "женщин и матерей", как Андреева? Ленин - в отца своего "народушки" и готов пойти "в армяке с открытым воротом"? Как бы не так! Они даже не отчаялись, хотя и видят, что положение отчаянное. Но Европа и эмигранты их избаловали; столько раз они этих воробьев ловили на мякине и "старуху", как они выражаются, обмишуривали, - что не диво осмелеть и обнаглеть. Они очень намереваются играть и, со своими испытанными краплеными картами, надеются даже кое-что выиграть.
Шулер опасен для не предупрежденных. Мы должны быть предупреждены: большевики будут играть - и уже играют, - на соглашательстве.
II
Приемы большевистской игры однообразны: поставив себе какую-нибудь цель - они создают некое туманное пятно, призрак, которому силятся придать видимость реального существования. Говорят о том, что желают достигнуть, как о достигнутом, как о факте, говорят с тупым упорством гипнотизера. В данном случае, подойдя к последней черте, они имеют только один ход; этот ход, однако, при удаче, при несчастной слепоте партнеров, может не только спасти их, но дать крупный выигрыш. Они на голоде, их губящем, рассчитывают сыграть так, чтобы он не только их не погубил, но и дал им, наконец, откровенное признание Европы.
Туманное пятно… да какое уж туманное! Уж все выяснилось, крапленые карты раскинуты, гипнотические внушения в полном ходу.
"По мнению сов. прессы, то обстоятельство, что голодающим согласны помогать, несмотря на существование коммунистической власти, означает доверие помогающих к самой власти" ("Воля России"). Доверие помогающих… Слышите? Доверяют нам, помогают нам, доверились - признали. Уже доверились. Уже признали. Уже факт. Да и как иначе? Ведь мы из человеколюбия, ведь теперь не до политики. Мы готовы быть аполитичными…
Да, они имеют наглость и это сказать - потому что здесь, в Европе, есть невежды и помешанные, которые это слушают. Вторые - наши эмигранты; они так и рухнули в эту звериную ловушку, с дурацкими воплями о собственном человеколюбии, с радостным согласием: да, будем аполитичны! Будем аполитичны! "Заголимся и обнажимся" от всякой политики!
Абсурд в виде "аполитичного большевика", аполитичного Ленина в Кремле, - и его глотают люди, называющие себя разумными?! И они не видят, что это высшая точка большевистской политики (или главная карта крапленой колоды) игра для вызова аполитичности у врагов, отказа от "политики", от борьбы, - а там уж их, отказавшихся, хоть голыми руками бери. Я не сомневаюсь, что Ленин в Кремле, пробегая некоторые газеты, полные горячих заверений и клятв в аполитичности, чертит на многих: "Прочел с удовольствием". Обработать эмиграцию ему крайне полезно - и как не трудно! Бросить им слова вроде "человеколюбия и аполитичности" (грубо, но съедят, и еще тут же драться будут!), отпустить Кишкина и Кускову на длинненьких, тоненьких веревочках, в виде завле-кателей (есть, кажется, такая охота) - и дело в шляпе.
Карт в крапленой колоде много, жесты шулеров однообразны, цель одна - выиграть ставку, т. е. свою власть, да еще с "доверием" к ней Европы. Эмигрантам, если и увидят, что проиграли, поздно будет назад. Не признаваться же в своем стыде! Расчет психологический, но верный.
Расчет большевиков можно бы открывать далее, во всех подробностях. Но зачем? Для умеющего видеть, нет труда проследить его собственными глазами. Игра в разгаре. И несчастных жертв, увы, все больше…
Но игра далеко не закончена. И как ни хитра она - большевики знают, что ее легко сорвать. Знают, что она - яснее дня; и все-таки верят, что здесь ее опять не откроют (мы, здешние, виноваты в этой вере!).
Большевики знают, что новая интервенция, которую они то призывают, то не призывают, на которой тоже хотят спекульнуть, - новая интервенция эта, совершаемая с открытыми глазами и с определенной волей действительно спасти русский народ, - есть их неминуемая, завтрашняя гибель. Она несет динамит, после которого пыли не останется от их власти.
Этот динамит - хлеб.
В такие дни, в такие минуты - о чем здесь идут споры? О каком "человеколюбии", когда и наше сердце и наш разум кричат нам одно и то же, когда нам нужно только деланье - и мужество открытых глаз?
Бесстыдны, нецеломудренны эти слова здесь, эти споры. Споры о том, как помогать умирающим под досками, на которых сидят татары: столкнуть ли сначала татар, или - Боже сохрани! - татар аполитично не трогать, а с их разрешения, бочком, подсунуть кусочек под доски - издыхающим?
Бесстыдны - а, главное, не нужны эти споры.
С единой мыслью, с единой волей, - помогь, надо скорее везти хлеб, хлеб, как можно больше хлеба! Как можно больше динамита! Он сделает свое дело. Для начала, для "татар" - его действие бесшумно и мгновенно. От них останется разве лишь кучка грязного пепла.
ЖИРНЫЕ КУСКИ
- Это идсамум, - говорит один очень осведомленный человек, выслушав мое утверждение, что чем больше привезут хлеба в Россию, чем скорее его привезут, тем скорее падут большевики.
Я почти соглашаюсь. Моя формула верна, но идеалистична в том смысле, что реально она не будет приложена (хотя и при-ложима). Тысячи моментов, когда Европе стоило пальчиком двинуть, чтобы уничтожить на своем теле очаг заразы, уже пропущены; почему не будет пропущен этот?
Всякое физическое действие определяется и судится не исключительно как таковое, но в связи с его смыслом. Различный смысл двух внешне одинаковых поступков, создает различные последствия.
Если Европа и Америка повезут в Россию хлеб без воли, действительно, накормить голодных, т. е. без воли уничтожить разбойников, - это одно. Если у везущих хлеб такая сознательная воля будет - это другое.
Нет сейчас ничего благодетельнее для России и для Европы, нежели продовольственная интервенция. И нет ничего губительнее для той же России и косвенно для той же Европы, как международная помощь без смысла "интервенции".
Большевики все силы и все средства пустили в ход, чтобы достичь второго. Обдуем, ничего, не впервой! Не мытьем, так катаньем! Не желвачком, так косточкой!
Но хорошо сказал де Валера: "Если тебя обманут раз - виноват обманувший; но если тебя обманут вторично - виноват ты". Что скажем о Европе, когда увидим ее обманутой теми же обманщиками в тысячу второй раз?
Самая несчастная часть русской эмиграции усиленно играет в Руку большевикам (прости, Боже, тем, кто творит это, не ве-Дэя). Потеряла ли она, вместе со Старым и Новым Светом, всякий критерий человеческой морали и хочет прикрыть эту наготу вывеской человеколюбия, преследуются ли ею, как Милюковым, свои цели (ведь он питает абсурдную надежду на узаконенную Москву и на свое место при таком правительстве!) - совершилась самая фатальная потеря, эта всеобщая потеря здравого смысла.
Куда тут мораль. Какая вам еще мораль. Бросьте, господа, кривляться, и вы, русские соглашатели, и вы, европейцы. Всякие "хорошие слова" оставим на завтра, если к тому времени вы заслужите право их произносить. Сегодня довольно было бы, если б вы поняли: вам невыгодно делать то, что вы делаете. Русским эмигрантам не большевикам, всем без различия, от милюковцев до "меньшевиков-интернационалистов", невыгодно играть их сегодняшнюю игру, поддерживать большевистские вывески "свободных" комитетов, призывы к аполитичности, басни о ленинской эволюции, и болтать о человеколюбии. Невыгодно, ибо этим ваши собственные цели не будут достигнуты, ни ваши, г. Милюков, ни наши, г. Мартов, как бы они лично ни разнились.
То же самое надо понять европейцам. Нет ни одной стороны, с которой помощь России, без воли к уничтожению международного разбойничьего гнезда могла бы быть выгодной. Прежде всего она фактически не состоится. Но мало этого: и "видимость" ее чревата для Европы столь невыгодными последствиями, что невыгода Германии, сыгравшей на запломбированных вагонах и Брестском мире, покажется пустяком. Быстрым или медленным темпом идут события - все равно; следствия скажут. Ваша "невыгода" скажется, будьте покойны.
Вы не боитесь за себя. Вы уверены. Так же уверена была и Германия. Это потому, что она уже тогда, как вы теперь вместе с частью русской эмиграции, - потеряла величайшее сокровище, здравый смысл.
Только одна есть сегодня на земле действенная воля: воля к выгоде; но только одни большевики откровенно говорят, что это именно так. Они тут честнее, прямее всех. И потому-то они в данный момент и сильнее.
Только одного можно сейчас требовать от всего небольшевистского мира в данном его состоянии: не путайтесь, не мутите воду вашей воли к выгоде никаким песочком лжеморали. В мутной воде большевики удят свою выгоду. И вернитесь к доброму старому здравому смыслу, поймите раз навсегда: вам невыгодна малейшая выгода большевиков.
Входит ли в их цели "соглашение" с Европой?
Да, входит. Это значит, что оно разрушает все возможные цели всех небольшевиков.
Боятся ли они продовольственной интервенции?
Да, боятся. Это значит, что она чрезвычайно полезна и выгодна для всех, кто не они.
Просто до грубости. Но большевики сами просты до грубости. Посмотрите, как прост Чичерин со своими "жирными кусками", Горький с воззванием о поддержке "социального опыта". Ведь это все рассчитано на людей, не только сохранивших одну волю, - к своей выгоде, - но на людей при этом еще обезумевших, потерявших точку опоры, здравый смысл и не умеющих своей выгоды понять.
Когда-то Рорбах мечтал сделать из России германскую Индию. Теперь Ллойд Джордж облизывается, не выйдет ли из России для него еще одна Индия.
"Спой, светик, не стыдись!"
"Спой, светик, не стыдись!" - не проиграй только со второй и первую…
Из голода большевики надеются получить для себя большую выгоду. Играют опять грубо и просто. Сколотили голодающий комитет из Кусковой и Кишкина. Совдепские подданные называют его Кукишем. Но кому дело до людей в России? Комитет создан не для внутреннего, а для внешнего употребления. И уже действует. Уже в милюковской газете "Чего изволите?" он назван "первым пышным цветком свободы, распустившимся на совдепской земле". Этого-то и поизволилось большевикам, т. е. чтоб было так принято. Милюковская газета Хоть малое дело, все же показатель. Иностранцам еще легче этим табаком глаза засыпать. Дайте немного - только не много! - хлеба из человеколюбия и для поддержания "свободной" советской власти, которая одна готовит вам "жирные куски"!.. И выгодно, - и морально…
О морали, повторяю, лучше погодим, а о выгоде… пожалуйста, думайте о выгоде, но придите в себя, воззовите к здравому смыслу и решите, наконец: выгодно ли кому-нибудь, какой-нибудь стране и всем им вместе:
1) просадить кучу денег,
2) истратить кучу своих людей на погибель в Чрезвычайках (вспомним недавнего капитана, начальника американского Кр. Креста),
3) накормить опричников и телохранителей московских владык, и, в конечном результате, остаться с той же гангреной на своем теле, под непрерывной угрозой ее распространения.
Это "выгода", которую получит Европа в наилучшем случае.
В другом, - более вероятном, угроза уже начнет осязательно воплощаться. Дым, смрад, удушливые газы разложения, физического или нравственного - вот "жирные куски", которые будут получены здесь - оттуда. Может быть, и милюковцам не понравится такое благовоние "пышного цветка свободы".
Подумайте, прикиньте, выгодно ли?
ТАЙНА П. Н. МИЛЮКОВА
…г. Милюков… высказался за необходимость усиления советской власти. Мы с должной похвалой отметили этот проблеск государственного сознания.
Большевистский "Путь"
Есть истины, столь очевидные, т. е. видимые простым глазом, что непостижимо, почему они не сразу доходят до сознания, остаются не видимыми, - тайными.
"Истина", пожалуй, слишком громкое слово для той маленькой правды, о которой здесь будет речь. Но это не важно. Правда везде важна, и в малом, и в великом.
Я ее хочу сказать о П. Н. Милюкове и его "новой" тактике.
Собственно, о новой тактике говорить нечего. Если мы попробуем взять ее как тактику, да еще как новую, отдельно от П. Н. Милюкова, мы увидим, что ее просто не существует, просто ничего нет. Слова, которые ныне произносятся Милюковым и долженствуют представлять собою "новую тактику" парижской группы, - эти же слова давным-давно приняты и группой пражской центро-левых эсеров. Формально те же существуют и у многих других групп, например, у савинковской… Они, эти слова, давно нам знакомы, менее всего новы. Если б в них было дело, почему бы, кажется, всем этим "группам" не соединиться? Нет, они жестоко не признают друг друга. Милюковцы, правда, ухаживают за эсерами, но бесполезно, ибо все-таки объявляют, что у них какая-то "своя", да еще "новая" тактика.
Суть дела, значит, не в словах о тактике; и не в том даже, что старые слова называются и провозглашаются "новыми". Нельзя разгадать шумиху, поднятую на столбцах эмигрантских газет по поводу "новой тактики", этого пустого места, если рассматривать слова и направление милюковских газет отдельно от него самого. Ясно же, что не слова о тактике, старой с виду, как самый старый эсер, изумляют всех, создают столько споров и разделений; не сами слова, а то, что их, эти, произносит П. Н. Милюков, почтенный лидер известной либеральной партии. Он их произносит, он претендует на соответствующую им тактику, а между тем ни эти слова, ни эта тактика не соответствуют ему самому, П. Н. Милюкову.
Он переменился? Он чему-то изменил?
Увы, это думают не только враги его, но и друзья. Думают потому, что центральная правда о П. Н. Милюкове, хотя и простая, и очевидная, не доходит у них до сознания.