- Вы сами, ваше высочество, его воспитаете. Я знаю, где скрывают юного принца. Отдайте мне юнкера, сир, моего заблудшего друга, и внук будет в ваших руках.
- Что? - взволновался герцог. - Вы способны найти ребенка?
Его снова обуяла подозрительность.
- Вы друг моего племянника, маркиз! Вы одалживали ему деньги в Венеции, ходили с ним в игорные дома. Видите, я неплохо осведомлен. Кто поручится, что вы сдержите обещание?
- Сир, - спокойно ответил Чивителла, - слово вашего высочества ценится в Европе. Ни разу в жизни, так я слышал, вы не унизились до лжи. Я вверяюсь вашему слову, сир. В пяти часах отсюда - гессенская граница. Там, в полночь, я передам юного принца вашему высочеству или вашим людям. Обещайте сейчас, сир, перед послом неаполитанского короля, что вы утром отпустите на свободу юнкера фон Цедвица.
- Согласен! - воскликнул герцог. - И пусть он обзовет меня подлым псом, если я нарушу слово.
Обсудили подробности, определили место встречи - улицу в одной пограничной деревушке.
* * *
За несколько минут до полуночи по деревенской улице проскакал гусарский эскадрон, за ним следовали две кареты. Старый герцог выпрыгнул из первой - не поленился приехать лично. Чивителла, в черной маске, с ребенком на руках, стоял один.
- Берите его! - крикнул герцог. - Да поглядим хорошенько, как бы нам не подсунули бастарда!
Ему передали мальчика. Старик тотчас его узнал: юный принц имел выраженное фамильное сходство. Герцог шепнул несколько слов ротмистру: тот приблизился ко второй карете, оттуда вышел юнкер фон Цедвиц, сопровождаемый двумя офицерами.
- Юнкер, - обратился к нему герцог, - вот гессенская граница. Надеюсь, вас никогда более не увидят в моей стране. Вас бессовестно водили за нос, понимаю, но, тем не менее, я не хочу служить мишенью для упражнений в пистолетной стрельбе. Кстати говоря, учитесь стрелять получше и, главное, выбирайте более подходящий объект. Возьмите это от старого друга вашего отца и постарайтесь стать благоразумным человеком.
Он протянул объемистый, вышитый жемчугом кошелек. Юнкер взял его, упал на колени, пробормотал в замешательстве:
- Ваше высочество… вы… вы…
- Глупец, - усмехнулся герцог. Лучше поблагодарите того, кто купил у меня вашу голову.
Он сел в карету и дал сигнал трогать. Цедвиц и Чивителла остались в одиночестве на деревенской улице.
* * *
Граф Остен - маркизу Чивителле
ПИСЬМО ПЕРВОЕ
7 июля 1782
Я прочел принцу, дорогой друг, Ваше письмо из Зальцбурга; он просит сообщить о своем согласии с Вашим решением. Лучшее для молодого Цедвица - уехать в Венецию. Вы совершенно правы - венецианские дамы наведут юнкера на другие размышления. Его печаль и хандра слишком ясны: раскаяние из-за ужасного заблуждения, разлука с принцем, которого он любит. Вы пишете, что более всего юнкера мучает страх перед армянином, - надеюсь, синее небо Италии развеет и это досадное чувство.
Вас, дорогой маркиз, очень недостает, ожидаем Вашего скорейшего возвращения. Вы же знаете, я не более чем зритель, готовый охотно взять какую-либо маленькую роль по желанию принца, а вовсе не один из инициаторов действия. Конечно, я привык, по традиции своей семьи, к любым авантюрам и дворцовым интригам в Курляндии, России, Швеции и Польше, хотя должен признаться, не люблю лично в этом участвовать, - по натуре я солдат, а не политик. К тому же стараюсь видеть обе стороны медали - это меня расхолаживает и, понятно, не усиливает активности принца. Думаю, принц Александр будет хорошим правителем, гораздо лучшим, нежели герцог, но я, равно как и вы, не могу не симпатизировать этому последнему. Герцог, разумеется, отстает от своего времени; принц Александр способен сделать народ счастливей и свободней. В отношении юного принца никто не сомневается: он вряд ли долго проживет. Вчера я беседовал с герцогским лейбмедиком, он сказал, что ребенок безусловно унаследовал от отца больную кровь. Даже пустяковая простуда, безвредная для другого ребенка, может представлять для него серьезную опасность.
У нас в резиденции не случилось ничего, достойного упоминания. Благодаря молчанию неаполитанского посла и старого герцога, равно и вашей предусмотрительности - я имею в виду маску, - осталось тайной, кто передал герцогу юного принца. Только венский посол что-то подозревает. По общему мнению, ребенка отбили у наследной принцессы на дороге; сверх того, ее незадолго до этого видел здесь, в городе, один из кавалеров ее покойного супруга. Утверждают, что люди герцога похитили ребенка в Гессене, - рассказываются даже любопытные подробности. Слухам о ночном побеге Цедвица из каземата верят весьма охотно, полагая, что старый герцог, в память о своем друге, отце юнкера, не только сему не препятствовал, но даже и помогал - в этом пункте молва приблизилась к истине.
Принц дважды виделся со своим "советчиком" - оба раза ночью. Фрайхарт, находившийся при первой встрече в соседней комнате, поведал мне, что беседа была очень оживленной. Принц не поделился впечатлениями ни с ним, ни со мной, однако похоже, армянин подстрекал его к более решительным и самостоятельным действиям. Получены деньги от венского и дрезденского дворов - они снова на стороне принца, поскольку ребенок снова попал под опеку старого герцога. Фрайхарт сообщил, что принцу доставлена изрядная сумма из приватных средств французской королевы.
Согласно Вашей просьбе, посылаю это письмо через Триест. Буду держать Вас, дорогой друг, в курсе событий и надеюсь скоро о Вас услышать. Передайте Цедвицу лучшие пожелания принца и, естественно, наши с Фрайхартом.
Граф Остен - маркизу Чивителле
ПИСЬМО ВТОРОЕ
16 июля
Еще ничего нет от Вас, дорогой маркиз, хотя до следующей недели вряд ли можно на что-нибудь рассчитывать. Пользуюсь оказией: один и секретарей кайзеровского посольства едет завтра в Венецию с поручением к представителю своего двора.
Ничего исключительного не произошло, впрочем, есть кое-что интересное для такого спокойного хроникера как я. Позавчера мы с принцем имели многочасовую беседу касательно осады Гибралтара - нас, как старых военных, эта тема чрезвычайно занимает. От своего друга, лорда Сеймура, принц получил подробное сообщение, и мы его сравниваем с новостями, услышанными здесь, в резиденции, от испанского и французского послов. У принца имеются превосходные карты укреплений Гибралтара. Представьте, маркиз, в апреле и мае прошлого года испанцы и французы забросили в город около восьмидесяти тысяч ядер и бомб! Город давно в развалинах, но укрепления держатся великолепно; генерал Элиот во время своей ноябрьской вылазки сумел полностью уничтожить вражеские батареи. В этом месяце на помощь осаждающим прибыл герцог де Крийон - знаменитый инженер д'Аркон возводит для него плавучие батареи.
Поскольку вы не солдат, дорогой маркиз, я не уверен, заинтересуют ли вас подробные реляции, однако мы с принцем оба способны часами просиживать за нашими картами. Посмотрели бы вы на принца: глаза сияют, каждый жест выдает напряженное внимание! Если он станет правителем этой страны, могу поспорить, он совершит в южной Германии то, что потсдамский философ сумел сделать на севере.
Я видел армянина, или доктора Тойфельсдрока, или как его еще называть! Читал в своей комнате, выходящей в сад, и вдруг - странное беспокойство. Не мог толком сообразить причины. Закрыл глаза, пытался сосредоточиться, но единственно ощутил приближение. Я подошел к окну, открыл и разглядел в парке доктора, который направлялся к моему дому, одетый на сей раз в обычное гражданское платье. Он смотрел на мое окно, будто ожидая меня увидеть.
- Жаркий день, граф Остен, - крикнул он. - Жарковато для книжных занятий. Ну и каково ваше мнение о Гольбахе?
Похоже, маркиз, доктор повсюду имеет шпионов. Я и в самом деле читал Гольбаха, - прислали недавно из Парижа. Доктор не ждал приглашения, поднялся по лестнице и вошел в комнату не постучав. Взял книгу и тотчас принялся говорить о Гольбахе и других энциклопедистах. Соглашаясь с ними далеко не во всем, упрекал в недостаточном внимании к Спинозе. Хвалил, напротив, одного молодого франкфуртского поэта по имени Гете - друга веймарского герцога. Вы, может быть, помните, маркиз, это имя иногда упоминалось за нашим столом: он духовный сын шлифовщика линз из Гааги, он еще…
Простите, ради Бога, дорогой друг! Сей философический разговор столь же мало интересен для вас, как и военный о Гибралтаре. Короче говоря, мы беседовали три четверти часа о разных отвлеченных вещах. Когда он прощался, то, уже держась за дверную ручку, обернулся и заявил:
- Я дал принцу пилюль. Прошу вас ни при каких обстоятельствах не отговаривать их принимать.
И вышел, не ожидая ответа.
Он спустился не по лестнице, ведущей в парк, а по другой - на улицу. Я прошел в библиотеку и встал близ закрытого, тяжелого оконного занавеса, дабы подглядеть в щель. Улица была пуста. Услышал, как дверь внизу открывается; доктор пересек маленький палисадник. В тот же момент раздался стук копыт: стоило доктору выйти за ворота, - подскакал егерь, держа на поводу вторую лошадь. Доктор вскочил в седло, насмешливо помахал рукой в сторону окна, словно бы уверенный в моем местонахождении, и удалился легкой рысью.
Ничего экстраординарного, дорогой маркиз, но согласитесь: занимательные подробности.
Вечером разговаривал с бароном Фрайхартом - оказалось, принц несколько дней принимает пилюли. Речь идет о так называемом мекониуме - сухом дистиллате сока недозрелого мака. Ост-Индская компания с большой выгодой продает в Европе этот наркотик, повсюду распространенный на востоке. Я даже слышал, что злодей Дамьен, ранивший ножом французского короля, постоянно употреблял мекониум. Этому обстоятельству приписывают его неслыханную стойкость при самых страшных пытках, - он претерпел четвертование, если вы помните. Впрочем, доктор дал принцу не англо-индийский препарат, который курят наподобие табака, но малазийский - его глотают. Такой способ более по душе туркам, персам и грекам. По словам Фрайхарта, людей, приверженных этому наркотику, называют териакидами, хотя зелье и не имеет ничего общего с териаком. Не могли бы вы, маркиз, сообщить поподробней о данном препарате? Ведь, насколько мне известно, купцы вашей республики пребывают в постоянной связи с Турцией и особенно с городом Смирной.
Ходят слухи, что наследная принцесса снова в резиденции. Несколько лакеев и двое приближенных покойного принца утверждают, будто видели ее и прекрасно узнали. При дворе, естественно, переполох. Старый герцог вызвал этих людей и заставил поклясться на Библии. Властям отдан приказ ее задержать. Опасаясь вторичной попытки покушения, меры безопасности удесятерили. Обычную охрану заменили гренадерами гвардейского полка, в спальне юного наследника постоянно дежурят офицер и двое солдат, когда мальчика выводят на прогулку, его сопровождают гусары. Принц Александр хохочет над этим спектаклем, но старый герцог и горожане настроены весьма серьезно: создается впечатление, что любой горожанин или горожанка, входят в большой охранный корпус, - так важно и внимательно изучают они углы домов и перекрестки в поисках тайного врага.
Верховный суд решил рассмотреть по отдельности иск принца Александра о легитимности наследника и претензию наследной принцессы. Заседание по делу принца состоится на ближайшей неделе, - по общему мнению, иск принца будет отклонен окончательно.
Граф Остен - маркизу Чивителле
ПИСЬМО ТРЕТЬЕ
28 июля
Сейчас прибыло письмо юнкера принцу и Ваша короткая записка. Очень трогательно, дорогой друг, что Вы тотчас подумали о принце, когда Вам предложили эскиз сада Мурано. Принц Александр обрадовался необычайно. Он пытался, как я узнал от Фрайхарта, сам набросать этот вид. К тому же принц весьма ценит Каналетто: сразу после смерти художника он купил несколько его работ.
У нас, маркиз, целый ворох новостей. Гвардейские гренадеры могут вернуться в полк - так решила последняя инстанция. Короче говоря, юный принц Эберхард умер. От ангины - самой обычной, но весьма опасной для детей болезни. Учитывая малую сопротивляемость организма, он был обречен с первого дня. Сделали все, что в силах человеческих, - бесполезно. Теперь и грустно, и дико, и смешно представить, какая борьба разыгрывалась вокруг слабого, невинного ребенка, сколько сил и хитрости растрачено ради того, чтобы им завладеть.
Для старого герцога это тяжелый удар; во время болезни он требовал известий ежечасно. Дабы показать населению и особенно дипломатам свое отношение к юному наследнику, он приказал устроить похороны с большой помпой. Гроб - в дворцовой церкви, народу - видимо-невидимо, каждый с цветами - садовники раздают цветы даром; не церковь, а цветочная выставка. Сообщают о маленьком казусе: в кулачке ребенка нашли несколько цветиков с карточкой "От твоей матери". Никто из стражей не заметил, чтобы кто-нибудь так близко подходил к гробу, стоящему на возвышении: один лакей, правда, уверял, что видел у церковных дверей наследную принцессу, которую узнал, несмотря на густую вуаль. Памятуя о вознаграждении, он бросился было за ней, однако дама успела подняться в карету и уехать. Услышав об этом, старый герцог тотчас приказал оставить наследную принцессу в покое, - после кончины ее сына она, понятно, потеряла для него всякий интерес.
Известие о смерти ребенка, логично предположить, должно было бы порадовать нашего принца - ведь это уничтожило последнее препятствие на его пути. Нет, дорогой друг, все наоборот. Получив сие сообщение, принц заперся у себя и не выходил даже и следующим днем… наконец барону Фрайхарту удалось с ним поговорить. Хотя ребенок, совершенно очевидно, умер от вышеназванной болезни, принца, тем не менее, жестоко мучает совесть. Он только за одно и благодарен судьбе: мальчик, слава Богу, заболел в герцогском дворце, а не в нашем доме под нашей опекой. В остальном его терзает мысль, что он часто желал смерти юному наследнику: в конце концов, полагает принц мистически, его желание обрело конкретную форму.
Пилюли мекониума, рекомендованные доктором Тойфельсдроком, принц принимает прилежно. Здешний врач сообщил мне другое название. Этот наркотик чаще именуют лауданумом. Вы, вероятно, прочли мой запрос в последнем письме и, надеюсь, узнали подробности. Я еще не видел принца под действием препарата; по словам барона Фрайхарта, наркотик сначала возбуждает, потом успокаивает. Затем принц успокаивается полностью и впадает в несколько дремотное состояние. Я не вижу ничего плохого в этих пилюлях, все же боюсь, длительное употребление может привести к вредному пристрастию, наподобие винопития.
Прерываю письмо, дорогой друг, дабы не опоздать отправить с ближайшей почтой. Сейчас пришел Фрайхарт звать меня к ужину - он просит передать Вам наилучшие пожелания.
4 августа
Погребальные торжества вызвали чрезвычайный интерес населения. Старый герцог покинул резиденцию на следующий день и уехал в свой охотничий замок в Коттенвальде, куда за ним последовало довольно много иностранных послов.
Наш принц - наследник трона. Это признано всеми дворами без исключения. Старому герцогу тоже приходится с этим считаться: его единственное намерение - как можно дольше оставить принца в подобном положении. Скоро ему стукнет семьдесят. После пятидесяти он стал похварывать, жаловаться на астму, сердечное недомогание, подагру и, понятно, не очень радовался жизни… Однако в последние годы немощи отступили - вряд ли благодаря искусству врачей, скорее из-за его собственной крепкой конституции. Ранее он едва ли думал, что долго протянет, - эту мысль вполне разделял принц Александр. Однако сейчас чувствует себя здоровым и сильным: недавно сказал при прощальной аудиенции венецианскому послу, что надеется дожить и до следующего столетия.
Каковы же виды нашего принца? Сейчас ему почти сорок. Может случиться, он получит корону лет в шестьдесят. Ему, разумеется, передали слова герцога, - в последние дни его настроение явно понизилось. Корона, верно, прекрасная вещь, хотя зрелому человеку скучно ее дожидаться столько лет!
Граф Остен - маркизу Чивителле
ПИСЬМО ЧЕТВЕРТОЕ
10 августа
Ваша посылка пришла, дорогой маркиз, принц и Фрайхарт распаковали картину при мне. Признаюсь, не видел другой работы Бернардино Белотто - он ведь ученик Каналетто, не так ли? - которая мне столь же понравилась! Радость принца была несравненно сильней, ведь ему пейзаж говорил и многое другое. Он тотчас принялся Вам писать - Вы получите наши письма одновременно. Его вновь полонили воспоминания о Мурано, он даже решил просить своего друга, доктора Тойфельсдрока, устроить встречу с Вероникой. И тут выяснилось: принц, равно как мы с Фрайхартом, не имеет ни малейшего представления об их местопребывании, хотя они довольно давно живут в нашем городе. Я выразил готовность немедленно приступить к поискам, но принц отказался.
Тоска по Веронике лишила его аппетита и разговорчивости, во время ужина он только и произнес: "Увидеть ее, увидеть…"
Я упомянул об этом моменте, ибо уверен: несмотря на все предосторожности, у нас среди прислуги имеется шпион. Недавно мы с Фрайхартом сидели на террасе моего дома, он примыкает к парку. Принц уединился в своих покоях, мы за бокалом вина углубились в шахматную партию. Очевидно, это занятие серьезно нас увлекло - мы не слышали шагов ни на садовой дорожке, ни на каменных ступенях террасы. Вдруг за моей спиной раздался голос: "Конец, граф! Берите пешку, через шесть ходов мат!" Мы вздрогнули - за мной стоял доктор Тойфельсдрок. Барон резко поднялся, он знал, с каким нетерпением доктора ждет принц. Но доктор не собирался уходить: он сел на место Фрайхарта и спросил, не желаю ли я с ним сыграть? Барон передал просьбу принца, я присоединился. Но примечательный доктор холодно ответствовал: "Нет. Передайте принцу, пусть подождет. Или лучше скажите, барон, я вообще не приду". Потом обратился ко мне, иронически улыбаясь: "Вот вам и свободная воля, граф! Я пришел переговорить с принцем, вижу, вы тут играете в шахматы. Давно уж не передвигал фигур и вдруг загорелся. Принц забыт, более того, граф: если вы сейчас откажетесь играть, я сегодня сам займусь какими-нибудь шахматными проблемами. И к чему болтать о свободе воли?" Барон заторопился предупредить принца, но доктор крикнул вдогонку: "Не приводите его сюда, слышите? Я буду играть в шахматы и не хочу, чтобы меня беспокоили". Я решился играть, желая, по крайней мере, его удержать, - вдруг переменит решение и захочет повидаться с принцем! Он выбрал фианчетто - слабый дебют, однако разыграл великолепно. Я постепенно упустил инициативу и мне пришлось защищаться, - настолько безошибочны были его ходы. Вскоре пришел Фрайхарт, очевидно, с поручением принца. Он еще не вымолвил ни слова, все-таки из-за этой маленькой помехи доктор сделал грубый промах, который мог стоить партии. Он немедленно оценил ситуацию, и мгновенная тень недовольства прошла по его лицу. Затем рассмеялся и повернулся к барону: "Возвращайтесь, барон, и передайте принцу, пусть выглянет из окна своей спальни в одиннадцать часов. Как раз взойдет луна, и он увидит желаемое".