Глава тридцать шестая
Ночью была гроза, и, проснувшись, я услышал, как дождь хлещет по оконным стеклам. В открытое окно заливала вода. Кто-то стучался в дверь. Я подошел к двери очень тихо, чтобы не разбудить Кэтрин, и отворил. Это был бармен. Он был в пальто и держал в руках мокрую шляпу.
- Мне нужно поговорить с вами, tenente.
- В чем дело?
- Дело очень серьезное.
Я огляделся. В комнате было темно. Я увидел лужу на полу под окном.
- Войдите, - сказал я. Я за руку провел его в ванную комнату, запер дверь и зажег свет. Я присел на край ванны.
- В чем дело, Эмилио? У вас какая-нибудь беда?
- Нет. Не у меня, а у вас, tenente.
- Вот как?
- Утром придут вас арестовать.
- Вот как?
- Я пришел сказать вам. Я был в городе и в кафе услышал разговор.
- Понимаю.
Он стоял передо мной, в мокром пальто, с мокрой шляпой в руках, и молчал.
- За что меня хотят арестовать?
- Что-то связанное с войной.
- Вы знаете - что?
- Нет. Но я знаю, что вас прежде видели здесь офицером, а теперь вы приехали в штатском. После этого отступления они каждого готовы арестовать.
Я минуту раздумывал.
- В котором часу они собирались прийти?
- Утром. Точного часа не знаю.
- Что вы советуете делать?
Он положил шляпу в раковину умывальника. Она была очень мокрая, и вода все время стекала на пол.
- Если за вами ничего нет, то вам нечего опасаться. Но попасть под арест всегда неприятно - особенно теперь.
- Я не хочу попасть под арест.
- Тогда уезжайте в Швейцарию.
- Как?
- На моей лодке.
- На озере буря, - сказал я.
- Буря миновала. Волны еще есть, но вы справитесь.
- Когда нам ехать?
- Сейчас. Они могут прийти рано утром.
- А наши вещи?
- Уложите их. Пусть ваша леди одевается. Я позабочусь о вещах.
- Где вы будете?
- Я подожду здесь. Не нужно, чтоб меня видели в коридоре.
Я отворил дверь, прикрыл ее за собой и вошел в спальню. Кэтрин не спала.
- Что там такое, милый?
- Ничего, Кэт, - сказал я. - Хочешь сейчас одеться и ехать на лодке в Швейцарию?
- А ты хочешь?
- Нет, - сказал я. - Я хочу лечь опять в постель.
- Что случилось?
- Бармен говорит, что утром меня придут арестовать.
- А бармен в своем уме?
- Да.
- Тогда, пожалуйста, милый, одевайся поскорее, и сейчас же едем. - Она села на край постели. Она была еще сонная. - Это бармен там, в ванной?
- Да.
- Так я не буду умываться. Пожалуйста, милый, отвернись, и я в одну минуту оденусь.
Я увидел ее белую спину, когда она снимала ночную сорочку, и потом я отвернулся, потому что она так просила. Она уже начала полнеть от беременности и не хотела, чтоб я ее видел. Я оделся, слушая шум дождя за окном. Мне почти нечего было укладывать.
- У меня еще много места в чемодане, Кэт, если тебе нужно.
- Я уже почти все уложила, - сказала она. - Милый, я ужасно глупая, но скажи мне, зачем бармен сидит в ванной?
- Тсс, он ждет, чтоб снести наши вещи вниз.
- Какой славный!
- Он мой старый друг, - сказал я. - Один раз я чуть не прислал ему трубочного табаку.
Я посмотрел в открытое окно, за которым темнела ночь. Озера не было видно, только мрак и дождь, но ветер улегся.
- Я готова, милый, - сказала Кэтрин.
- Хорошо. - Я подошел к двери ванной. - Вот чемоданы, Эмилио, - сказал я. Бармен взял оба чемодана.
- Вы очень добры, что хотите помочь нам, - сказала Кэтрин.
- Пустяки, леди, - сказал бармен. - Я очень рад помочь вам, только не хотел бы нажить себе этим неприятности. Слушайте, - сказал он мне, - я спущусь с вещами по черной лестнице и пройду прямо к лодке. Вы идите спокойно, как будто собрались на прогулку.
- Чудесная ночь для прогулки, - сказала Кэтрин.
- Ночь скверная, что и говорить.
- Как хорошо, что у меня есть зонтик, - сказала Кэтрин.
Мы прошли по коридору и по широкой, устланной толстым ковром лестнице. Внизу, у дверей, сидел за своей конторкой портье.
Он очень удивился, увидя нас.
- Вы хотите выйти, сэр? - спросил он.
- Да, - сказал я. - Мы хотим посмотреть озеро в бурю.
- У вас нет зонта, сэр?
- Нет, - сказал я. - У меня непромокаемое пальто.
Он с сомнением оглядел меня.
- Я вам дам зонт, сэр, - сказал он. Он вышел и возвратился с большим зонтом. - Немножко великоват, сэр, - сказал он. Я дал ему десять лир. - О, вы слишком добры, сэр. Очень вам благодарен, - сказал он.
Он раскрыл перед нами двери, и мы вышли под дождь. Он улыбнулся Кэтрин, и она улыбнулась ему.
- Не оставайтесь долго снаружи в бурю, - сказал он. - Вы промокнете, сэр и леди. - Он был всего лишь младший портье, и его английский язык еще грешил буквализмами.
- Мы скоро вернемся, - сказал я.
Мы пошли под огромным зонтом по дорожке, и дальше мокрым темным садом к шоссе, и через шоссе к обсаженной кустарником береговой аллее. Ветер дул теперь с берега. Это был сырой, холодный ноябрьский ветер, и я знал, что в горах идет снег. Мы прошли по набережной вдоль прикованных в нишах лодок к тому месту, где стояла лодка бармена. Вода была темнее камня. Бармен вышел из-за деревьев.
- Чемоданы в лодке, - сказал он.
- Я хочу заплатить вам за лодку, - сказал я.
- Сколько у вас есть денег?
- Не очень много.
- Вы мне потом пришлете деньги. Так будет лучше.
- Сколько?
- Сколько захотите.
- Скажите мне, сколько?
- Если вы доберетесь благополучно, пришлите мне пятьсот франков. Это вас не стеснит, если вы доберетесь.
- Хорошо.
- Вот здесь сандвичи. - Он протянул мне сверток. - Все, что нашлось в баре. А здесь бутылка коньяку и бутылка вина.
Я положил все в свой чемодан.
- Позвольте мне заплатить за это.
- Хорошо, дайте мне пятьдесят лир.
Я дал ему.
- Коньяк хороший, - сказал он. - Можете смело давать его вашей леди. Пусть она садится в лодку.
Он придержал лодку, которая то поднималась, то опускалась у каменной стены, и я помог Кэтрин спуститься. Она села на корме и завернулась в плащ.
- Вы знаете, куда ехать?
- Все время к северу.
- А как ехать?
- На Луино.
- На Луино, Коннеро, Каннобио, Транцано. В Швейцарии вы будете, только когда доедете до Бриссаго. Вам нужно миновать Монте-Тамара.
- Который теперь час? - спросила Кэтрин.
- Еще только одиннадцать, - сказал я.
- Если вы будете грести не переставая, к семи часам утра вы должны быть на месте.
- Это так далеко?
- Тридцать пять километров.
- Как бы не сбиться. В такой дождь нужен компас.
- Нет. Держите на Изола-Белла. Потом, когда обогнете Изола-Мадре, идите по ветру. Ветер приведет вас в Палланцу. Вы увидите огни. Потом идите вдоль берега.
- Ветер может перемениться.
- Нет, - сказал он. - Этот ветер будет дуть три дня. Он дует прямо с Маттароне. Вон там жестянка, чтоб вычерпывать воду.
- Позвольте мне хоть что-нибудь заплатить вам за лодку сейчас.
- Нет, я хочу рискнуть. Если вы доберетесь, то заплатите мне все сполна.
- Пусть так.
- Думаю, что вы не утонете.
- Вот и хорошо.
- Держите прямо по ветру.
- Ладно. - Я прыгнул в лодку.
- Вы оставили деньги за номер?
- Да. В конверте на столе.
- Отлично. Всего хорошего.
- Всего хорошего. Большое вам спасибо.
- Не за что будет, если вы утонете.
- Что он говорит? - спросила Кэтрин.
- Он желает нам всего хорошего.
- Всего хорошего, - сказала Кэтрин. - Большое, большое вам спасибо.
- Вы готовы?
- Да.
Он наклонился и оттолкнул нас. Я погрузил весла в воду, потом помахал ему рукой. В ответ он сделал предостерегающий знак. Я увидел огни отеля и стал грести, стараясь держать прямо, пока они не скрылись из виду. Кругом бушевало настоящее море, но мы шли по ветру.
Глава тридцать седьмая
Я греб в темноте, держась так, чтоб ветер все время дул мне в лицо. Дождь перестал и только изредка порывами налетал снова. Я видел Кэтрин на корме, но не видел воду, когда погружал в нее лопасти весел. Весла были длинные и не имели ремешков, удерживающих весло в уключине. Я погружал весла в воду, проводил их вперед, вынимал, заносил, снова погружал, стараясь грести как можно легче. Я не разворачивал их плашмя при заносе, потому что ветер был попутный. Я знал, что натру себе волдыри, и хотел, чтоб это случилось как можно позднее. Лодка была легкая и хорошо слушалась весел. Я вел ее вперед по темной воде. Ничего не было видно, но я надеялся, что мы скоро доберемся до Палланцы.
Мы так и не увидели Палланцы. Ветер дул с юга, и в темноте мы проехали мыс, за которым лежит Палланца, и не увидели ее огней. Когда наконец показались какие-то огни, гораздо дальше и почти на самом берегу, это была уже Интра. Но долгое время мы вообще не видели никаких огней, не видели и берега и только упорно подвигались в темноте вперед, скользя на волнах. Иногда волна поднимала лодку, и в темноте я махал веслами по воздуху. Озеро было еще неспокойное, но я продолжал грести, пока нас вдруг чуть не прибило к скалистому выступу берега, торчавшему над водой; волны ударялись о него, высоко взлетали и падали вниз. Я сильно налег на правое весло, в то же время табаня левым, и мы отошли от берега; скала скрылась из виду, и мы снова плыли по озеру.
- Мы уже на другой стороне, - сказал я Кэтрин.
- А ведь мы должны были увидеть Палланцу?
- Она осталась за мысом.
- Ну, как ты, милый?
- Ничего!
- Я могу тебя немного сменить.
- Зачем? Не нужно.
- Бедная Фергюсон! - сказала Кэтрин. - Придет утром в отель, а нас уже нет.
- Это меня меньше беспокоит, - сказал я. - А вот как бы нам добраться до швейцарского побережья, пока темно, чтобы нас не увидела таможенная стража.
- А далеко еще?
- Километров тридцать.
Я греб всю ночь. Мои ладони были до того стерты, что я с трудом сжимал в руках весла. Несколько раз мы едва не разбились о берег. Я держался довольно близко к берегу, боясь сбиться с пути и потерять время. Иногда мы подходили так близко, что видели дорогу, идущую вдоль берега, и ряды деревьев вдоль дороги, и горы позади. Дождь перестал, и когда ветер разогнал тучи, вышла луна, и, оглянувшись, я увидел длинный темный мыс Кастаньола, и озеро с белыми барашками, и далекие снежные вершины под луной. Потом небо опять заволокло тучами, и озеро и горные вершины исчезли, но было уже гораздо светлее, чем раньше, и виден был берег. Он был виден даже слишком ясно, и я отвел лодку подальше, чтобы ее не могла заметить с Палланцанской дороги таможенная стража, если она там была. Когда опять показалась луна, мы увидели белые виллы на берегу, по склонам гор, и белую дорогу в просветах между деревьями. Я греб не переставая.
Озеро стало шире, и на другом берегу у подножья горы мы увидели огни; это должно было быть Луино. Я увидел клинообразную расщелину между горами на другом берегу и решил, что, вероятно, это и есть Луино. Если так, то мы шли хорошим темпом. Я втащил весла в лодку и лег на спину. Я очень, очень устал грести. Руки, плечи, спина у меня болели, и ладони были стерты.
- А что, если раскрыть зонтик? - сказала Кэтрин. - Ветер будет дуть в него и гнать лодку.
- Ты сумеешь править?
- Наверно.
- Возьми это весло под мышку, прижми его вплотную к борту и так правь, а я буду держать зонтик.
Я перешел на корму и показал ей, как держать весло. Я сел лицом к носу лодки, взял большой зонт, который дал мне портье, и раскрыл его. Он, хлопнул, раскрываясь. Я держал его с двух сторон за края, сидя верхом на ручке, которую зацепил за скамью. Ветер дул прямо в него, и, вцепившись изо всех сил в края, я почувствовал, как лодку понесло вперед. Зонт вырывался у меня из рук. Лодка шла очень быстро.
- Мы прямо летим, - сказала Кэтрин. Я не видел ничего, кроме спиц зонта. Зонт тянул и вырывался, и я чувствовал, как мы вместе с ним несемся вперед. Я уперся ногами и еще крепче вцепился в края, потом вдруг что-то затрещало; одна спица щелкнула меня по лбу, я хотел схватить верхушку, которая прогибалась на ветру, но тут все с треском вывернулось наизнанку, и там, где только что был полный, надутый ветром парус, я сидел теперь верхом на ручке вывернутого изодранного зонта. Я отцепил ручку от скамейки, положил зонт на дно и пошел к Кэтрин за веслом. Она хохотала. Она взяла меня за руку и продолжала хохотать.
- Чего ты? - Я взял у нее весло.
- Ты такой смешной был с этой штукой.
- Не удивительно.
- Не сердись, милый. Это было ужасно смешно. Ты казался футов двадцати в ширину и так горячо сжимал края зонтика… - Она задохнулась от смеха.
- Сейчас возьмусь за весла.
- Отдохни и выпей коньяку. Такая замечательная ночь, и мы столько уже проехали.
- Нужно поставить лодку поперек волны.
- Я достану бутылку. А потом ты немного отдохни.
Я поднял весла, и мы закачались на волнах. Кэтрин открыла чемодан. Она передала мне бутылку с коньяком. Я вытащил пробку перочинным ножом и отпил порядочный глоток. Коньяк был крепкий, и тепло разлилось по всему моему телу, и я согрелся и повеселел.
- Хороший коньяк, - сказал я. Луна опять зашла за тучу, но берег был виден. Впереди была стрелка, далеко выдававшаяся в озеро.
- Тебе не холодно, Кэт?
- Мне очень хорошо. Только ноги немножко затекли.
- Вычерпай воду со дна, тогда сможешь протянуть их.
Я снова стал грести, прислушиваясь к скрипу уключин и скрежету черпака о дно лодки под кормовой скамьей.
- Дай мне, пожалуйста, черпак, - сказал я. - Мне хочется пить.
- Он очень грязный.
- Ничего. Я его ополосну.
Я услышал, как Кэтрин ополаскивает черпак за бортом лодки. Потом она протянула его мне до краев полным воды. Меня мучила жажда после коньяка, а вода была холодная, как лед, такая холодная, что зубы заломило. Я посмотрел на берег. Мы приближались к стрелке. В бухте впереди видны были огни.
- Спасибо, - сказал я и передал ей черпак.
- Сделайте одолжение, - сказала Кэтрин. - Не угодно ли еще?
- Ты бы съела что-нибудь.
- Нет. Я пока еще не голодна. Надо приберечь еду на то время, когда я проголодаюсь.
- Ладно.
То, что издали казалось стрелкой, был длинный скалистый мыс. Я отъехал на середину озера, чтобы обогнуть его. Озеро здесь было гораздо уже. Луна опять вышла, и если guardia di Finanza наблюдала с берега, она могла видеть, как наша лодка чернеет на воде.
- Как ты там, Кэт?
- Очень хорошо. Где мы?
- Я думаю, нам осталось не больше восьми миль.
- Бедненький ты мой! Ведь это сколько еще грести. Ты еще жив?
- Вполне. Я ничего. Только вот ладони натер.
Мы ехали все время к северу. Горная цепь на правом берегу прервалась, отлогий спуск вел к низкому берегу, где, по моим расчетам, должно было находиться Каннобио. Я держался на большом расстоянии от берега, потому что в этих местах опасность встретить guardia была особенно велика. На другом берегу впереди была высокая куполообразная гора. Я устал. Грести оставалось немного, но когда уже выбьешься из сил, то и такое расстояние велико. Я знал, что нужно миновать эту гору и сделать еще по меньшей мере пять миль по озеру, прежде чем мы попадем наконец в швейцарские воды. Луна уже заходила, но перед тем, как она зашла, небо опять заволокло тучами, и стало очень темно. Я держался подальше от берега и время от времени отдыхал, подняв весла так, чтобы ветер ударял в лопасти.
- Дай я погребу немножко, - сказала Кэтрин.
- Тебе, пожалуй, нельзя.
- Глупости. Это мне даже полезно. Не будут так затекать ноги.
- Тебе, наверно, нельзя, Кэт.
- Глупости. Умеренные занятия греблей весьма полезны для молодых дам в период беременности.
- Ну, ладно, садись и греби умеренно. Я перейду на твое место, а потом ты иди на мое. Держись за борта, когда будешь переходить.
Я сидел на корме в пальто, подняв воротник, и смотрел, как Кэтрин гребет. Она гребла хорошо, но весла были слишком длинные и неудобные для нее. Я открыл чемодан и съел два сандвича и выпил коньяку. От этого все стало гораздо лучше, и я выпил еще.
- Скажи мне, когда устанешь, - сказал я. Потом, спустя немного: - Смотри не ткни себя веслом в живот.
- Если б это случилось, - сказала Кэтрин между взмахами, - жизнь стала бы много проще.
Я выпил еще коньяку.
- Ну как?
- Хорошо.
- Скажи мне, когда надоест.
- Хорошо.
Я выпил еще коньяку, потом взялся за борта и пошел к середине лодки.
- Не надо. Мне так очень хорошо.
- Нет, иди на корму. Я отлично отдохнул.
Некоторое время после коньяка я греб уверенно и легко. Потом у меня начали зарываться весла, и вскоре я опять перешел на короткие взмахи, чувствуя тонкий смутный привкус желчи во рту, оттого что я слишком сильно греб после коньяка.
- Дай мне, пожалуйста, глоток воды, - сказал я.
- Хоть целое ведро.