Эта дверь вела в комнату донны Элизы, и Гаэтано не решился идти дальше, пока в комнате его приемной матери еще виден свет. Если она не спит, она услышит, как он будет отодвигать тяжелый засов на дверях лавки. Он сел потихоньку на ступени, решив подождать.
Ему вдруг пришло в голову, что донне Элизе приходится так долго сидеть и работать, чтобы доставлять ему еду и одежду. Он растрогался при мысли, как она любит его и заботится о нем. И он понял, какое горе он причинит ей своим побегом.
Эта мысль заставила его расплакаться. Но сейчас же он рассердился на донну Элизу. Как можно быть такой глупой, чтобы печалиться об его уходе. Какая будет для нее радость, если он станет святым! Это будет ей наградой, потому что ведь она приехала в Палермо и увезла его.
Он плакал все сильнее, стараясь в мыслях утешить донну Элизу. Ему было так сильно жаль ее, потому что она не понимала, какая награда ждет ее.
Ей совсем не о чем грустить. Гаэтано проживет в горах только десять лет и потом вернется прославленным отшельником фра Гаэтано. И тогда он придет сюда по улицам Диаманте в сопровождении большой толпы народа, как патер Гондо. Улицы будут украшены флагами, а дом - коврами, материями и венками. Он остановится перед лавкой донны Элизы, но донна Элиза не узнает его и готова будет опуститься перед ним на колени. Но он не допустить этого. Он сам упадет перед ней на колени и будет просить у нее прощенья за то, что бежал от нее десять лет назад. "Гаэтано, - ответит тогда донна Элиза, - ты даришь мне целое море радости за маленький ручеек горя. Неужели я не прощу тебя?"
Гаэтано видел перед собой всю эту картину; и это было так прекрасно, что он расплакался еще сильнее. Он боялся только, что донна Элиза услышит его всхлипыванья, выйдет из своей комнаты и найдет его. И тогда она не отпустит его.
Он должен поговорить с ней рассудительно. Разве он сможет доставить ей большее счастье, чем уйдя от нее теперь?
Но дело шло не только о донне Элизе; ведь были еще Лука и Пачифика, которые так же будут радоваться, когда он вернется святым.
Они все последуют за ним на площадь. Здесь флагов будет еще больше, и Гаэтано скажет проповедь с лестницы ратуши. И со всех улиц и закоулков будет стекаться народ на площадь.
И Гаэтано будет говорить так хорошо, что все упадут на колени и воскликнуть: "Благослови нас, фра Гаэтано, благослови нас!"
И тогда он останется в Диаманте. Он поселится под большой лестницей возле лавки донны Элизы.
И к нему будут приносить больных, и страждущие будут искать у него утешения.
И, когда синдик Диаманте будет проходить мимо, он остановится и поцелует у Гаэтано руку.
Донна Элиза будет продавать в своей лавке изображения Гаэтано.
А крестница донны Элизы, Джианнита, будет низко кланяться Гаэтано и не назовет его больше глупым монастырским мальчишкой.
И донна Элиза будет так счастлива…
* * *
Ах!…
Гаэтано вздрогнул и проснулся. Было совсем светло. Донна Элиза и Пачифика стояли и смотрели на него. Гаэтано сидел на лестнице со шляпой на голове, башмаки лежали у него на коленях, а возле валялся его узелок. Донна Элиза и Пачифика плакали.
- Он хотел убежать от нас! - говорили они. - Зачем ты здесь сидишь, Гаэтано?
- Донна Элиза, я хотел убежать!
Гаэтано отвечал так смело и храбро, как будто дело шло о самой обыкновенной вещи.
- Убежать? - повторила донна Элиза.
- Я хотел уйти на Этну и сделаться отшельником.
- A зачем же ты сидишь здесь?
- Я не знаю, донна Элиза, я, вероятно, заснул.
Теперь только донна Элиза показала все свое огорчение. Она прижимала руки к сердцу, как бы испытывая сильную боль, и горько плакала.
- Но теперь я останусь, донна Элиза, - сказал Гаэтано.
- Ты останешься! - воскликнула донна Элиза. - Ты можешь отправляться куда угодно! Посмотри на него, Пачифика, посмотри на этого неблагодарного! Это не Алагона. Это какой-то бродяга!
Кровь бросилась в лицо Гаэтано, он вскочил и сделал рукой жест, приведший в изумление донну Элизу. Это было движение, присущее всем мужчинам ее рода. Она узнала в нем своего отца и деда, и всех гордых предков рода Алагона.
- Вы так говорите, потому что не знаете, в чем дело, донна Элиза, - сказал мальчик. - Нет, нет, вы ничего не знаете, вы не знаете, почему я должен служить Богу. Но теперь вы это узнаете! Слушайте! Это уж было давно. Отец и мать мои были так бедны, что нам нечего было есть, и тогда отец отправился искать работы, но больше не вернулся, а мать и мы, дети, едва не умирали от голода. Тогда мать сказала: "Пойдемте искать отца!" И мы пошли. Был уже вечер, в этот день шел сильный дождь, и в одном месте дороги образовалась целая река. Мать просила в одном доме пустить нас переночевать. Нет, они прогнали нас прочь. Мать и мы, дети, стояли на дороге и плакали. Тогда мать подвязала высоко платье и решила перейти поток. Она несла на руках младшую сестренку, старшую вела за руку, а на голове у нее лежал большой узел. Я шел сзади, стараясь не упасть. Я видел, как мать оступилась. Узел упал у нее с головы, она хотела подхватить его и выронила сестренку. Она бросилась за ней, но в это время от нее оторвало старшую сестру. Мать кинулась за ними, и поток поглотил и ее. Я испугался и выпрыгнул на берег. Патер Иосиф сказал мне, что я спасся для того, чтобы служить Богу и молиться за умерших. И поэтому прежде я собирался быть монахом, а теперь хотел удалиться на Этну и стать отшельником. Ничего не поделаешь, донна Элиза, я должен служить Богу!
Донна Элиза была потрясена.
- Да, да, Гаэтано - говорила она - но мне так грустно! Я не хочу, чтобы ты покидал меня!
- Нет, я не уйду больше - сказал Гаэтано. Ему было так весело, что он готов был смеяться. - Я не уйду!
- Может быть, ты хочешь поступить в семинарию? - просила покорно донна Элиза. - Я поговорю с настоятелем.
- Нет, вы ничего не понимаете, донна Элиза, совсем ничего! Ведь я говорю, что хочу остаться с вами. Я придумал себе другое.
- Что же ты придумал? - грустно спросила она.
- Как вы думаете, чего я делал здесь на лестнице? Я спал, донна Элиза, и мне снился сон: мне снилось, что я собираюсь бежать. Я стоял в лавке и хотел уже отворить двери; но я никак не мог их отпереть, потому что на них висело множество замков. Я стоял в темноте и отпирал замок за замком, но их оставалось еще много. Я страшно гремел ими и думал: "Я наверное разбужу донну Элизу!" - Наконец, двери распахнулись, и я хотел выбежать на улицу; но в эту минуту я почувствовад, как ваша рука схватила меня за ворот и потащила назад, а я отбивался от вас и руками и ногами. Но у вас в руках, донна Элиза, была свеча, и я увидел, что это были совсем не вы, а моя мать. Я не смел больше сопротивляться и сильно испугался, потому что мать моя умерла. Но мать взяла мой узел и начала вынимать из него все вещи. И мать при этом смеялась, и лицо у нее было веселое, и я тоже был рад, что она не сердится на меня. И как странно: она вынимала из узла все те изображения святых, какие я вырезывал, сидя у вас в лавке, и все они были одно прекраснее другого. "Можешь ты теперь вырезывать такие прекрасные изображения, Гаэтано?" - просила мать. "Да" - ответил я. - "Так ты можешь этим послужить Богу", - сказала мать. - "Значит, мне не надо уходить от донны Элизы?" - "Нет", отвечала мать. - И как раз в эту минуту вы разбудили меня!
Гаэтано торжествующе взглянул на донну Элизу.
- Что этим хотела сказать мать?
Донна Элиза задумалась.
Гаэтано откинул голову назад и засмеялся.
- Мать хотела сказать, донна Элиза, что вы должны меня отдать научиться вырезывать прекрасные изображения ангелов и святых, и этим я послужу Богу!
III. Крестовая сестра.
На благородном острове Сицилии, где сохранилось древних обычаев больше, чем где-либо на юге, принято, что каждый человек еще в детстве выбирает себе "крестового брата" или "крестовую сестру", и впоследствии они крестят друг у друга детей.
Но не в этом только заключаются их обязанности. Крестовые братья и сестры должны любить друг друга, помогать один другому и мстить друг за друга. Крестовому брату можно доверить сокровеннейшую тайну. Ему можно поручить деньги и возлюбленную, не боясь быть обманутым. Крестовые сестры так же верны друг другу, как если бы они были рождены одной матерью, потому что союз их заключен перед Сан-Джиованни Баттиста - святым, которого боятся больше всего.
В обычае также, что бедные люди приводят своих детей к богатым и просят принять в крестовые братья своих сыновей или дочерей. А какое прелестное зрелище, когда в день святого маленькие по-праздничному одетые дети проходят по улицам города и ищут себе крестового брата или сестру! Когда родителям удается найти своему сыну богатого крестового брата, они так радуются, словно оставляют своим детям в наследство целое поместье.
Когда Гаэтано приехал в Диаманте, в лавке донны Элизы постоянно вертелась маленькая девочка. На ней была красная пелерина и остроконечная шапочка, из-под которой выбивалось восемь крупных черных локонов. Это была Джианнита, дочь донны Оливии, торговавшей зеленью. Донна Элиза была ее крестной матерью и часто думала о том, что бы она могла сделать для нее.
Поэтому, когда наступил Иванов день, донна Элиза заказала экипаж и поехала в Катанию, отстоявшую в четырех милях от Диаманте. Она взяла с собой Джианниту, и обе они были в лучших праздничных одеждах. На донне Элпзе было черное шелковое платье, отделанное стеклярусом, а на Джианните - белое кисейное с цветной каймой. В руках Джианнита держала корзинку с цветами, на которых сверху лежала спелая граната.
Путешествие прошло благополучно для донны Элизы и Джианниты. Когда они, наконец, приехали в Катанию, сверкавшую своей белизной на черной почве лавы, экипаж их подъехал к самому великолепному дворцу во всем городе.
Это было такое величественное и огромное здание, что маленькая Джианнита совсем оробела при одной мысли войти в него. Но донна Элиза смело вошла в дом, и ее провели к кавальеро Пальмери и его жене, которым и принадлежал дворец.
Донна Элиза напомнила синьоре Пальмери, что они были подругами детства, и просила позволить Джианните выбрать себе в крестовые сестры их дочь.
Синьора Пальмери дала свое согласие и велела позвать маленькую синьорину. Это была маленькая куколка из легкого шелка и венецианских кружев, с большими черными глазами и длинными вьющимися волосами. Ее маленькое тельце было такое тонкое и хрупкое, что его почти не было заметно.
Джианнита протянула ей корзинку с цветами, и она милостиво приняла ее. Она долго задумчиво смотрела на Джианниту, обошла ее вокруг, и ей страшно понравились ее гладкие, ровные локоны. Она сейчас же побежала за ножом, разрезала пополам гранату и подала половину Джианните. Они ели гранату и, держась за руки, говорили вместе:
"Сестрица милая моя!
Я - твоя, а ты - моя!
Твой - мой дом и очаг,
Твой - моя удача и успех,
Твой - мой уголок в раю!"
Потом они поцеловались и назвали друг друга крестовыми сестрами.
- Ты всегда мне будешь верна, сестрица, - сказала маленькая синьорина, и обе девочки были серьезны и взволнованы.
И они так подружились, что заплакали, когда пришлось расставаться.
С тех пор прошло уже двенадцать лет, и крестовые сестры жили каждая своей жизнью и никогда не видались. Все это время Джианнита мирно жила в родительском доме и ни разу не была в Катании.
Но тут случилось нечто чудесное.
Однажды после обеда Джианнита сидела в комнате позади лавки матери и вышивала. Она была искусная работница и часто была завалена работой. Но от вышиванья глаза быстро устают, а в комнате Джианниты было темновато. Поэтому она приоткрыла дверь в лавку, чтобы к ней проходило больше света.
Только что пробило четыре часа, когда мимо лавки прошла вдова мельника Роза Альфари.
Лавка донны Оливии производила с улицы очень приятное впечатление. В полуоткрытую дверь виднелись корзины со свежей зеленью и спелыми плодами, а в глубине вырисовывалось очертание красивой головки Джианниты. Роза Альфари остановилась и начала болтать с донной Оливией только потому, что лавка ее выглядела так приветливо.
Роза Альфари вечно жаловалась и плакалась. И теперь она стонала о том, что ночью ей придется ехать одной в Катанию.
- Какое несчастье, - говорила она, - что почтовая карета проходит через Диаманте ночью. В дороге я засну, и у меня украдут деньги. И что мне делать в Катании в два часа ночи?
Джианнита вдруг крикнула из лавки:
- Хотите взять меня с собой в Катанию, донна Альфари?
Она спросила это полушутя и даже не ожидая ответа.
Но Роза Альфари с жаром ухватилась за ее предложение.
- Боже мой, девочка, ты хочешь ехать со мной? - говорила она - Ты, правда, хочешь?
Джианнита вышла в лавку вся красная от радости.
- Ну еще бы мне не хотеть, - сказала она, - ведь я двенадцать лет не была в Катании!
Роза Альфари с удовольствием глядела на нее; Джианнита была высока и сильна, глаза ее весело сияли, а на губах играла беззаботная улыбка. Она будет чудесной спутницей.
- Так собирайся! - сказала старуха. - Решено, ты поедешь со мной!
На следующий день Джианнита ходила по улицам Катании и все время думала о своей крестовой сестре. Ей казалось таким чудным, что она где-то тут близко. Джианнита любила свою крестовую сестру и не только потому, что Сан-Джиованни приказывает крестовым сестрам любить друг друга. Она обожала маленькую девочку в шелковом платье, как самое прекрасное, что она когда-либо видела. Она была для нее почти кумиром.
О крестовой сестре она знала только, что та была не замужем и продолжала жить в Катании. Мать ее умерла; но она не хотела оставить отца и осталась хозяйкой у него в доме.
"Надо устроить так, чтобы повидаться с ней", - думала Джианнита.
При виде каждого богатого экипажа Джианнита думала: - "Может быть, это едет моя крестовая сестра". И она пристально всматривалась в проезжающих, стараясь узнать среди них маленькую девочку с густыми волосами и большими глазами.
Сердце ее сильно билось. Она всегда тосковала по крестовой сестре. Сама она тоже была не замужем, потому что ей нравится молодой резчик по дереву Гаэтано Алагона; но он никогда не выказывал желания жениться на ней. Джианнита часто сердилась на него за это, и главным образом потому, что ей не придется пригласить на свадьбу свою крестовую сестру.
К тому же она гордилась своей крестовой сестрой. Она считала себя лучше других, потому что у нее была такая знатная крестовая сестра. Если бы она пошла теперь к ней, раз уж она в городе, это придало бы особый блеск всему ее путешествию.
В то время, как она шла и раздумывала об этом, миме нее пробежал мальчик-газетчик, выкриковавший: "Jiornale da Sicilia! Дело Пальмери! Большие подлоги!"
Сильная Джианнита схватила мальчишку за шиворот, когда он пробегал мимо.
- Что ты сказал? - закричала она. - Ты лжешь, ты лжешь! - И она едва не поколотила его.
- Купите мою газету, синьора, а потом уж бейте меня, - сказал мальчик.
Джианнита купила газету и начала читать. Она сразу нашла "Процесс Пальмери".
"Так как это дело разбирается сегодня в суде", - писала газета - мы хотим дать некоторые подробности".
Джианнита прочла статью и еще несколько раз перечла ее, пока, наконец, поняла в чем дело. И когда поняла, каждый мускул ее тела задрожал от ужаса.
Отец ее крестовой сестры, владелец больших виноградников, совершенно разорился, потому что филоксера истребила весь виноградник. Но это было не самое главное. Он истратил доверенный ему капитал одного благотворительного общества. Он был арестован, и сегодня его должны были судить.
Джианнита смяла газету, бросила ее на землю и топтала ногами. Лучшего она и не заслуживает, если дает такие сведения.
Потом она остановилась, совершенно подавленная тем, что встретило ее в Катании, когда она через двенадцать лет снова приехала в нее.
- Господи, - говорила она, - может быть, это послано тобою?
Дома, в Диаманте, ей, конечно, никто бы не мог сообщить, что здесь происходит. Может быть это было предопределение, что она приехала именно в день суда?
- Послушайте, донна Альфари, - сказала она, - вы можете делать, что хотите, а я должна идти в суд.
Джианнита говорила так уверенно, что ничто не могло поколебать ее.
- Разве вы не понимаете, что ради этого дела, а не ради вас, Господь внушил мне мысль поехать с вами в Катанию, - говорила она Розе Альфари.
Джианнита ни одну минуту не сомневалась, что всем этим руководила Божья воля.
Розе Альфари пришлось согласиться, и Джианнита пробралась в суд. Она стояла между уличными мальчишками и рабочими в местах, отведенных для публики, и видела кавальере Пальмери на скамье подсудимых. Это был изящный старик с седой острой бородой и седыми усами. Джианнита сразу узнала его.
Она слышала, как его приговорили к полгоду тюремного заключения, и Джианните все яснее становилось, что она была послана сюда Богом. "Теперь я нужна моей крестовой сестре" - думала она.
Она снова вышла на улицу и отправилась искать палаццо Пальмери.
По дороге туда ее обогнала карета. Она подняла голову, и глаза ее встретились с глазами дамы, сидевшей в карете. И в ту же минуту ей словно подсказал кто-то, что это ее крестовая сестра. Дама была бледна, сидела сгорбившись, и глаза ее имели умоляющее выражение. Джианнита почувствовала, как сильно она любит ее. "Ты столько доставляла мне радости", - думала она, - "потому что я ждала от тебя счастья. Теперь я смогу отблагодарить тебя за это!"
Джианнита торжественно и умиленно поднималась по высокой, белой мраморной лестнице, ведущей к палаццо Пальмери; но вдруг ее охватило сомнение.
"Что хочет Господь, чтобы я сделала для нее, выросшей в такой роскоши?" - думала она. - "Или Господь забыл, что я всего только бедная Джианннта из Диаманте?"
Она попросила слугу передать синьорине Пальмери ее поклон и сказать, что ее крестовая сестра очень хочет поговорить с ней.
Она была очень удивлена, когда слуга, вернувшись назад, передал, что сегодня ее принять не могут. Неужели она удовольствуется этим? О, нет, нет!
- Передайте синьорине, что я буду ждать ее здесь целый день, потому что я должна говорить с ней!
- Синьорина через полчаса уезжает из дворца, - возразил слуга.
Джианнита была вне себя.
- Но ведь я ее крестовая сестра, ее крестовая сестра, понимаете вы это? - говорила она слуге. - Я должна говорить с ней.
Слуга улыбался, но не трогался с места.
Но Джианнита ни за что не хотела отступить. Ведь она послана Богом.
- Ведь он должен же это понять, - говорила она, волнуясь и повышая голос. - Она приехала из Диаманте и двенадцать лет не была в Катании. До четырех часов вчерашнего дня она и не думала, что поедет сюда. Может же он это понять - о четырех часов вчерашнего дня!
Слуга не трогался с места. Джианнита собиралась уже рассказать ему всю историю, как вдруг дверь отворилась и на пороге появилась ее крестовая сестра.
- Кто говорит здесь о четырех часах вчерашнего дня? - спросила она.
- Вот эта чужая, синьорина Микаэла.