- Спать будете прямо здесь, - сказала та. - Подкинем дров - авось не озябнете.
- Разберемся, Энни. Ну-ка, теперь самое вкусное! - Нобби поднял кружку и опустошил ее в честь гостеприимной хозяйки. - Уважила ты нас, родная! Все хорошо, мы тут сами управимся.
- Еще бы, - кивнула Энни. - Я на боковую. Утром расскажете все новости. И ради Бога, не зажигайте свет в передней! Так, подсчитаем убытки… С вас шесть шиллингов - это еще по-божески, вон вы сколько рому выдули.
- По рукам. - Нобби стал рыться в карманах.
Тут мистер Окройд, полный чая, рома, мяса и хлеба, сытый, довольный и сонный, сделал глупость.
- Ну-ка! - вскричал он. - Я вам обязан, так что плачу за всех! Шесть шиллингов, а? - Он сунул руку в карман, но там одиноко лежала монета в шесть пенсов. Видимо, вместе с недельным жалованьем он отдал жене все деньги. Зато в нагрудном кармане у него лежали четыре пятифунтовые банкноты. - Минутку… - По неосторожности мистер Окройд вытащил из старого конверта сразу все бумажки.
- Ну дела! - Фред подался вперед. - Кого это мы подцепили? Мистер Рокфеллер, черт тебя дери! Ты, часом, не банк ограбил?
Мистер Окройд заметил, как все взгляды застыли на его банкнотах, и спешно засунул три бумажки обратно в карман, а одну протянул Энни:
- Разменяете, миссис?
- Еще чего! - озлилась та. - Не разменяла бы, даже если б могла! Мне ваши грязные деньги не нужны. Неплохо устроились, а?
- Спокойно, мистер. Спокойно, Энни. Я заплачу, - ласково вставил Нобби. - Шесть шиллингов так шесть шиллингов.
- Ну, будьте паиньками. Как уляжетесь, сразу погасите свет. - Энни убрала со стола ром, заперла дверцу бара и ушла к себе. Гости дружно зевнули и по совету Нобби ("Ботинки в постель не тащите") сняли обувь. После осмотра комнаты и дальнейших обсуждений мистеру Окройду, как ни странно, выделили старый диван в углу.
- Тебе там поуютней будет, мистер, - серьезно проговорил Нобби. - А честному человеку положен уют, верно я говорю, Фред?
- Так и быть, уступлю, - пробормотал тот и растянулся на двух стульях.
Мистер Окройд с удовольствием покурил бы на ночь "Моряцкого" и послушал байки о Чаффи, Большой Энни, ярмутском деле и Великой северной дороге, но он так устал, так согрелся и так уютно устроился на диване, чувствуя внутри теплое свечение рома, что веки его мгновенно налились свинцом. В полудреме он заметил, как Нобби задул лампу. В темноте поблескивал лишь очаг; мистер Окройд будто бы вновь очутился в тряском кузове - на короткий миг перед ним мелькнула Великая северная дорога, и он сразу же уснул.
II
Хриплый истошный визг огласил кухню. Мистер Окройд заворчал, приоткрыл глаза и зажмурился. На несколько секунд в комнате воцарилась благодатная тишь. Потом опять раздался голос, пронзительный и скрежещущий, как плохая циркулярная пила. На сей раз мистер Окройд пошевелился, встряхнулся и широко распахнул глаза. Увиденное его поразило. Много лет подряд, просыпаясь, он видел перед собой спальню дома 51 по Огден-стрит, Браддерсфорд, и теперь минуту-две не мог сообразить, куда попал. Через некоторое время к нему вернулась память о последних событиях: он сообразил, что настало первое утро его странствий и, вдобавок, последний вторник сентября. Душа его еще дремала, а проснувшаяся ее часть была лишь порождением привычек: чувство оторванности от родного дома не принесло мистеру Окройду ни малейшего удовольствия. И он по-прежнему мучился от недосыпа - голова чуть болела, по затекшему телу разлилась болезненная тяжесть. Словом, пробуждение было не из приятных. Мистер Окройд засыпал в атмосфере дружеского уюта, теперь все было иначе. Он приподнялся, выглянул из-за стола и уперся взглядом в огромную спину хозяйки, выходившей из кухни в коридор. Со двора в комнату вошла чумазая девчушка.
- Драствуй! - сказал ей мистер Окройд, вставая и потягиваясь.
Она смерила его скучающим взглядом.
- Здрасьте. Давно пора вставать.
- А который час? - спросил мистер Окройд. Часов у него никогда не было: простые жители Браддерсфорда узнавали время с помощью замысловатой системы фабричных сирен, прозванных в народе "свистухами".
- Полдевятого. Миссус велела вас разбудить.
Мистер Окройд огляделся по сторонам.
- Эй! А остальные-то где?
- Уехали.
- Уехали?! - Он изумленно уставился на девчушку.
- Миссус грит, уехали. Я не видала. Небось до меня еще собрались.
Он выглянул во двор: грузовика нигде не было. Обернувшись, мистер Окройд увидел прямо перед собой Большую Энни, смотревшую на него с явным недовольством. Выпачканная сажей, одутловатая, краснолицая, с жадными налитыми кровью глазками, при свете дня она выглядела даже неприятней и страшней, чем вчера ночью.
- Неужели! - пронзительно крикнула она. - Ваши-то давно уехали, и вы не задерживайтесь. Работать мешаете.
- Ладно-ладно, миссис, - пролепетал мистер Окройд и попробовал улыбнуться, но не преуспел. - Я мешать не хочу, но я ж только встал! Дайте хоть умыться да позавтракать!
- Не дам! - запальчиво отрезала Энни.
- Да в чем дело, миссис? Я при деньгах, могу заплатить.
- Нет, не можете. Не хватало мне здесь таких, как вы.
- Это каких "таких"? - оскорбился мистер Окройд. - Чем я вам не угодил? Назвали б вы "такими" вашего дружка Нобби и его приятеля, я б еще понял. Вот уж кто и впрямь…
- Хватит! - завопила Энни. - Распустили тут язык! Они уехали, и дело с концом. Вы тоже проваливайте, да поживей. Мешаете, сказала же. - Она развернулась и вразвалку пошла к выходу, но в дверях обернулась. - И чтоб я больше вас тут не видела! Вас никто и на порог не пустит, ясно? "Такие"! - Она по-слоновьи фыркнула и повернулась к нему спиной.
Мистер Окройд решительно нахлобучил свою коричневую кепку, обмотал плащом корзину и взял сумку с инструментами.
- Ну, я пошел, - сказал он девчушке. - Уж найду где умыться да закусить. Смотрю, меня тут невзлюбили. Чего она взъелась-то?
- Попробуй разбери. Старая ведьма! - мстительно проговорила девчушка.
- Ну, тебе лучше знать, - высказался мистер Окройд. - Вот только грязный и с пустым брюхом я далеко не уйду. Куда б мне податься? Не знаешь, где тут поблизости можно перекусить да вымыться?
Девчушка вышла за ним во двор.
- Лучше сверните направо и потом идите прямо, - ответила она. - Сперва будет Кэпбридж, но он совсем крохотный, толку с него никакого. Потом дойдете до Эверуэлла. Вот там хорошо, закусочных и чайных хоть отбавляй.
- Еще б, с таким-то названием! - заметил мистер Окройд. - И далеко отсюда этот Эверуэлл?
- Миль пять-шесть будет. Сейчас вам направо и прямо, через Кэпбридж. Мимо не пройдете, точно.
- А трамваи иль автобусы ходят?
- В два часа будет автобус, - ответила девчушка.
- В два! Да я раньше с голоду помру! - вскричал мистер Окройд. - Ладно, пойду пешком. И передай миссус, чтоб она не перетруждалась, поменьше делала добра людям и побольше думала о себе, не то совсем отощает. - Все еще хихикая над своей шуточкой, он вышел за ворота и повернул направо, неся в одной руке корзину, в другой - сумку с инструментами.
День, по всему, обещал быть теплым. Тяжелое осеннее солнце уже рассеивало легкие туманы, и хотя в воздухе по-прежнему стояла прохлада, а на траве и деревьях поблескивала роса, уже через несколько ярдов мистер Окройд перестал дрожать и почти согрелся. Правда, лучше ему не стало: глаза все еще слипались, а внутри было так пусто, что первую трубку "Старого моряцкого" он решил выкурить после завтрака. Мистер Окройд прошел милю по узкой извилистой дороге, никого не встретив, а потом услышал за спиной грохот легкой телеги. Он поставил ношу на землю - руки уже побаливали - и принялся ждать.
- Эй! - крикнул он возчику, когда телега почти с ним поравнялась. - Часом, не в Эверуэлл едешь, друг?
- Нет, - отрезал тот, даже не взглянув на мистера Окройда.
- Небось еще один из шатии Большой Энни, - пробормотал мистер Окройд себе под нос, провожая взглядом телегу. Он поднял сумки и вновь отправился в путь, правда, уже не так бойко.
Еще через двадцать минут мистер Окройд оказался в Кэпбридже, который состоял из нескольких обвалившихся кирпичных домиков, нескольких куриц, двух чумазых детей, хромой псины и самого настоящего моста - правда, длиной меньше трех ярдов. Именно на этом мосту мистер Окройд вновь остановился дать отдых рукам и с отвращением оглядеться по сторонам. Вид Кэпбриджа почему-то его раздосадовал. "Треклятая дыра, - сказал он себе. - Чую, мне тут ни росинки не перепадет". Рядом с мостом стоял древний указатель: "Эверуэлл, 4 мили". Взглянув на него с изрядной долей тоски, мистер Окройд потопал дальше. "Уж и мили считать разучились, - брюзжал он. - Я прошел добрых три, как пить дать, а эти четыре растянутся на все десять".
Не успел он прошагать и первую милю, как удача наконец ему улыбнулась. С поля в его сторону выехала телега, и на сей раз мистер Окройд уговорил возчика его подвезти, хотя на это и ушло несколько минут: седой дед с усами и баками был глух, как мешки в его телеге. Пока мистер Окройд разъяснил, что хочет умыться, почистить одежду и позавтракать, впереди уже показался Эверуэлл, нищая пыльная деревушка с дюжиной улиц. Складывалось впечатление, что она не сама собой выросла, а кто-то выкорчевал эти улицы из замшелых окраин какого-нибудь города и бросил здесь.
- Отправляйтесь к Попплеби, - дрожащим голосом проговорил старикан. - Это закусочная. Хорошо там, уютно.
- Славно, туда и пойду! - взревел мистер Окройд. - А где это?
- Да, там лучше всего. По субботам я хожу туда на пироги с картохой и мясом. Сперва пропускаю кружечку в "Старой Короне", а потом иду кушать пирог.
- Я спросил, где это место?
- Нет, много с тебя не возьмут, - прошамкал старик и, свернув за угол, показал кнутом в нужную сторону. - Вон Попплеби, можешь тут сойти.
Мистер Окройд слез на землю и взял багаж.
- Вот и славно! - громко прокричал он. - Спасибо, что подвезли!
- Ась? - Старик подался вперед.
- Спасибо, что подвезли! - К этому времени мистер Окройд уже охрип. - Грю, спасибо, что подвезли!
- Конечно, можно, в любое время! - загадочно ответил старик и укоризненно посмотрел на мистера Окройда. - Глупый вопрос, скажу я тебе. - И с этими словами он, ворча и кряхтя, поехал дальше.
Выцветшая надпись на вывеске гласила: "Закусочная Попплеби. Вкусная кухня. Обслуживаем велосипедистов". Мистер Окройд прочел ее с большим удовольствием. В витрине под пожелтевшей кружевной занавеской красовались две бутылки с содовой и соком лайма, четыре сморщенных апельсина, кусок зельца с надписью "Фирменное блюдо Попплеби", несколько кексов, покрытых некогда розовой глазурью, и бесчисленные поколения мух. Мистер Окройд не стал задерживать взгляд на витрине, однако ее вид не испортил ему настроения. Он открыл дверь, и в нос тут же ударил крепкий запах еды: судя по нему, люди ели тут безостановочно последние тридцать лет. У мистера Окройда тут же потекли слюнки. Вот уже полтора часа он страдал от голода и наконец пришел туда, где еды было хоть отбавляй. Закусочная так пропиталась атмосферой стряпни и поедания пищи - клеенки на столах были покрыты крошками и пятнами, стены и мебель блестели от жира, сам воздух будто бы проварили и зажарили, - что посетитель наедался, не успев взяться за еду. Человек не слишком голодный и не чересчур крепкий насытился бы уже на пороге, но такой крепкий и голодный посетитель, как наш мистер Окройд, проголодался бы от запахов еще сильней и поджидал бы мистера Попплеби, исходя слюной.
Именно так и произошло с мистером Окройдом. В комнате было пусто, шевелились только мухи. Он уселся на скамейку, кашлянул и потопал ногами, затем не выдержал и постучал перечницей по столу.
- Доброе утро! - Из-за прилавка, как по волшебству, выскочил человек. Это мог быть только мистер Попплеби. Все его видимые части - большое круглое лицо, верх длинного фартука, рукава рубашки и руки - были одинакового белесого оттенка с легким жирным налетом. Даже бледно-серые глаза блестели, как желе.
- Доброе. - Мистер Окройд воззрился на хозяина. - Э-э… дайте-ка подумать… э-э…
- Чай-кофе-какао-яичница-с-беконом-колбаса-копченая-селедка-яйца-вкрутую-холодное-мясо-хлеб-с-маслом, - отчеканил мистер Попплеби, сверля мистера Окройда немигающим взглядом выпученных глаз.
Мистер Окройд с восторгом уставился на него и стянул с головы кепку - вероятно, в знак восхищения.
- Звучит аппетитно! Мне, пжалста, чаю, две порции бекона и яичницу из двух яиц. Да, и хлеба поболе, мистер.
- Чай-две-порции-бекона-два-яйца-четыре-куска-хлеба. - Мистер Попплеби отвернулся.
- Погодите! - окликнул его мистер Окройд. - А можно мне чуток умыться перед завтраком? Я всю ночь провел в пути, трясся в грузовике, - не без гордости добавил он.
- Конечно, вам можно умыться, конечно, - с невероятной важностью ответил мистер Попплеби. - Судьба привела вас ко мне, и я дам вам умыться. Я не говорю, что это обычное дело - вовсе даже не обычное, - ну так и что с того? Вы не хотите садиться за стол грязным, и я не хочу, чтобы вы садились за стол грязным, вот мы и нашли общий язык, верно я говорю? Идите за мной.
Он вышел из зала, и мистер Окройд последовал за ним. Они шагнули в закуток, где мистер Попплеби взмахом руки обозначил местонахождение маленького эмалированного тазика, большого куска хозяйственного мыла и видавшего виды полотенца.
- Вот, дружище, плескайтесь тут, сколько душе угодно, - сказал мистер Попплеби. - А пока вы моетесь, мы вам поджарим яичницу с беконом. Это по-людски, по-щеловечески, верно? Дай щеловеку все, что он просит - в разумных пределах, конечно, во всем должен быть здравый смысл, - так или иначе, попытайся дать шеловеку все, что он просит, - таков мой девиз. - Придя к этому прекраснодушному заключению, мистер Попплеби удалился.
- Кем он себя возомнил - Ллойдом Джорджем? - пробормотал мистер Окройд, снимая пальто. Конверт в целости и сохранности лежал в нагрудном кармане. - Послушать его, так он мне ванну с шампунями предлагает и миникюр в придачу!
Однако ж, вдоволь поплескавшись над эмалированным тазиком и вытершись единственным незасаленным уголком полотенца, мистер Окройд наконец почувствовал себя человеком. Он вернулся в столовую через коридор, напоенный ароматом жареного бекона, и благодушно взглянул на громадную тушу мистера Попплеби: тот уже заварил чай и выставил на стол тарелку с хлебом, чашку, блюдце, длинный заостренный нож и двузубую вилку.
- Яичница с беконом будут через минуту, - сказал мистер Попплеби, возвращаясь за прилавок.
- Чудесно! - вскричал мистер Окройд, потирая руки. - Признаться, я умираю с голоду.
- Скоро мы это исправим. - Ни один хирург не смог бы произнести эти слова с большей важностью. - Стало быть, вы с дороги?
- Да уж. Всю ночь трясся по Великой северной дороге. - Как ни странно, его слова не произвели ни малейшего впечатления на мистера Попплеби.
- Я вот что скажу, - с еще большей важностью проговорил тот. - Это даже неплохо, если вы правильно все воспринимаете. Ну, то есть, если это делает вас щеловечнее. Если нет - все зря. Я тыщу раз говорил это посетителям, тыщу раз, стоя ровно на этом месте. "Стал ли ты щеловечнее? Если да, то и славно". Я в широком смысле, если я говорю щеловек, то имею в виду щеловека. Я верю… - он вперил в мистера Окройда немигающий взгляд, - в щеловечество.
- Эт хорошо, мистер, - ответил мистер Окройд искренне, но с некоторой философской строгостью в голосе. - Я вас понял и полностью согласен. - Впрочем, яичница с беконом порадовала бы его еще больше. Донесшийся откуда-то сзади стук возвестил о том, что она готова.
- Я так считаю: надо всегда спрашивать себя: "А это по-щеловечески?" Если нет, даже не думай, пройди мимо. Выбрось из головы. Таков мой девиз: щеловечность превыше всего. У нас это главное правило, вы сами убедились, когда попросили умыться. Делай все по-людски, и когда-нибудь тебе зачтется. - Наконец он соизволил услышать стук и принес мистеру Окройду яичницу с беконом. - А вот и завтрак. - Мистер Попплеби произнес эти слова таким тоном, словно не только принес ему тарелку, а собственноручно извлек яйца из далеких курятников, пожарил, закоптил бекон и даже вылепил из глины тарелку.
Мистер Окройд, втайне подумав, что лучше бы повар был менее человечным (яичница оказалась пережарена), с величайшим усердием и прилежанием набросился на еду. Каждый попадавший ему в рот кусочек проглатывался при содействии мистера Попплеби, который перегнулся через прилавок и не сводил глаз с единственного посетителя. Добравшись до третьего ломтя хлеба, мистер Окройд нашел в себе силы продолжить беседу. Ему стало хорошо и спокойно.
- Что меня поразило, - заявил он, - так это надпись на вывеске: "Обслуживаем велосипедистов". Чем же это велосипедисты отличаются от всех остальных?
- В основном ветчиной, - задумчиво проговорил мистер Попплеби. - Падки они на ветчину, ой падки! Бывали субботы, когда к шести у меня всю ветчину подъедали. Не на той неделе, конечно, и не две недели назад, и даже не год назад - еще до войны. Если уж на то пошло, велосипедистов нынче нет, одно название. Изредка приезжает кто-нибудь на велосипеде, но по-настоящему больше не катаются - так чтоб парами, клубами и прочая. Все пропало, и уже не воротится. Когда я тут начинал, по будням у меня столовались возчики, а по выходным только велосипедисты - ну, окромя местных, конечно. А теперь что? Теперь всюду машины да грузовики, а они в нашу глушь не заезжают, сразу едут в города покрупнее. Терплю убытки, друг мой. Теперь не то, что прежде, верно тебе говорю.
- Да, нынче все не то, не то… - проговорил мистер Окройд с добродушной меланхолией. - Я тоже заметил перемены. Взять хоть текстильную торговлю…
Мистер Попплеби не дал ему договорить.
- Вот и я о том. Но отчего так происходит, в чем разница между прошлым и настоящим? Я всегда задаю себе этот вопрос.
- Правильно задаете, - тепло поддакнул мистер Окройд.
- И каков ответ? Каков ответ? - Мистер Попплеби поспешно ответил сам: - Раньше все было щеловечней, вот в чем разница. - Он победно умолк и взглянул на мистера Окройда, занятого раскуриванием трубки - она наконец дождалась своего часа. На добротном фундаменте из яиц и бекона "Старый моряк" пах вкусно, как никогда. Мистер Окройд медленно выпустил в воздух несколько уютных голубых колечек и стал ждать, пока мистер Попплеби заговорит.
- Такому, как вы, незачем объяснять, что такое щеловечность, - продолжал тот. - В нашем мире дружеского плеча не дождешься. Хватай что успел и беги, так-то. Деньги, нажива, барыш - вот что главное. Я повидал жизнь, знаю что говорю. В моем деле каких только историй не наслушаешься! Конечно, и среди моих коллег немало безразличных невежд - а все почему? Потому что они не видят собственного блага. Им бы только клиента обслужить да деньги получить. А я люблю учиться. Я с посетителями разговариваю, они разговаривают со мной, и так было всегда. Вот и от вас я кой-чему научился.