- Тогда послушай моего совета - не трать время. Нечего там делать, совершенно нечего. Я знаю, что говорю, мой мальчик. Бывал там, и не раз. Я везде бывал. Если поедешь - спроси в "Красном льве", помнят ли они Мортона Митчема. Так меня зовут. Вот увидишь, Мортона Митчема они не забыли. - Словно бы в доказательство своих слов он поднялся и выпрямился во весь рост. В самом деле, такого человека просто так не забудешь. Он был очень высокий, но тощий, и одежда в светлую клетку висела на нем, как на вешалке. Верхней частью головы Мортон Митчем напоминал Шекспира: лысая макушка и густая шевелюра по бокам. Грандиозные косматые брови сразу привлекали взгляд, а крючковатый нос был куда более яркой расцветки, нежели остальное лицо; длинная верхняя губа и заостренный подбородок были голубоватые; чуть впалые щеки - голубоватые снизу и коричневые сверху, а вся кожа имела то любопытное сходство с пергаментом, какое сообщает ей долгое пребывание под жарким чужеземным солнцем. Воротник и галстук банджоиста смутно напомнили Иниго о тенниеловском Безумном Шляпнике. В целом Мортон Митчем производил впечатление необыкновенного человека: его внешность сбивала с толку не меньше, чем диковинный акцент, сочетая в себе приметы колониального плантатора, трагического актера старой школы и довольно неряшливого сенатора какого-нибудь захолустного штата - из тех, что Соединенные.
- Я слышал вашу игру на банджо, - сказал Иниго. - Чертовски здорово! Отличный инструмент, скажу я вам.
- Согласен. И сложный, ты уж мне поверь. Да-да, сэр. Отличный, когда на нем так играют, но часто ли услышишь хорошую игру?
- Ваша правда! - воскликнул железнодорожник.
Мистер Митчем порылся в кармане жилета и выудил оттуда пыльный огрызок сигары с обрезанными концами.
- Индийская черута, - пояснил он. - Стоит войти во вкус - ничего другого курить не сможешь. Однажды в Бангалоре мне подарили двадцать коробок таких сигар. Я так и не узнал, от кого они. "Господину Мортону Митчему от почитателя его таланта" - все, что было написано на бумажке. Почерк женский, разумеется. До сих пор пару коробок храню, вон там. - Он показал на очень большой и очень неприглядный чемодан. - С того дня так и таскаю за собой эти коробки. Правда, без сигар, ха-ха! - Похоже, у него действительно не было сигар в запасе: та, которую он сейчас прикуривал, уже явно использовалась не раз. Мортон Митчем стал укладывать банджо в футляр.
- Ты музыкант? - спросил он Иниго.
- Иногда играю на пианино.
- Профессионал? - Он приподнял кустистые брови.
- Нет, самый посредственный любитель.
- Эх, жалко! - Мистер Митчем опустил брови, но не удосужился объяснить, что его расстроило.
Иниго вдруг вспомнил про шоколад и печенье, которые собрала для него Дейзи Калландер, вытащил их из рюкзака и угостил остальных.
- Да ты настоящий путешественник, труппер и друг! - одобрительно вскричал мистер Митчем, аккуратно затушив сигару и угощаясь печеньем. - Дайте мне печенье, шоколад и пару бутылок виски, лучше ржаного - я горы сверну! Выдержу метель, кораблекрушение - что угодно! Однажды я две недели жил на одном печенье и виски - как сейчас помню, дело было на Черных холмах между Вайомингом и Южной Дакотой…
- Южная Дакота! - восхищенно вскричал Иниго. Он ничуть не усомнился в словах мистера Митчема, поскольку Южную Дакоту нельзя просто выдумать или откопать у себя в голове - там надо побывать.
- Да, Южная Дакота. Нас было двое. Как бишь звали моего приятеля? Ах да, Ширман! Он был бывший уэслианский пастор, держал закусочную в Денвере. В том году, помню, выдалась самая суровая зима за сорок лет. И мы ее пережили.
- Съешьте еще печенья, - воодушевленно предложил Иниго.
- Спасибо, мой мальчик, обязательно съем. Конечно, виски у нас было хоть отбавляй. Ты можешь подумать, что виски не очень-то хорошо пить вприкуску с печеньем и шоколадом, но поверь мне на слово: это нечто! Если у тебя есть фляжка, попробуй.
- Увы, нету.
- Всегда носи с собой фляжку, - строго наказал ему мистер Митчем и повернулся к железнодорожнику, уплетавшему огромный сандвич: - Как насчет обещанного чая, начальник?
Тот пробормотал что-то в сандвич. По всей видимости, он не горел желанием угощать чаем второго гостя.
- А вас, случайно, не Гарри Бриггс зовут? - спросил Иниго.
Его действительно звали Гарри Бриггс; с восторгом признав этот факт, он расспросил Иниго, откуда тот знает его имя. После рассказа о водителе грузовика Гарри Бриггс сразу проникся симпатией к молодому человеку, и тот почувствовал себя едва ли не коренным даллингемцем. Круглое красное лицо железнодорожника просияло от мысли о тесном мире, и он пошел заваривать чай.
Мистер Митчем закрыл футляр с банджо.
- Это так, маленькое хобби, - беззаботно сказал он, хлопнув по крышке. - Но весьма полезное. Какие я, бывало, вечера закатывал! "Пригласите Мортона Митчема, пусть сыграет на банджо", - говорили люди. Играл в резиденциях, на званых ужинах, все дела… В свое время я выступил перед дюжиной колониальных губернаторов. Чуть на руках меня не носили, ей-богу! Все, кроме старого лорда Стенненфилда.
- А он что? - спросил Иниго. - Бездушный?
- Глух, как тетерев! Пальни у него под ухом медная пушка, он бы и ее не услыхал. Зато такого игрока в бридж во всей Александрии не сыщешь. Его хлебом не корми, дай в бридж сыграть. "Подать карточные столы!" - заорал он прямо посреди моего выступления. Ну, я и ушел. С Мортоном Митчемом так нельзя.
- Правильно, - пробормотал Иниго. - Вы настоящий артист, сэр, я это сразу понял. - Он отсалютовал ему плиткой шоколада.
- Да, все так говорят. Один губернатор даже просил меня давать ему уроки. Я назову его имя, но вы, джентльмены, имейте в виду: это строжайшая тайна. - Он сурово глянул на Гарри Бриггса - тот стоял разинув рот, с чайником в руке. - Его звали сэр Элкин Пондберри. "Черт подери, Митчем! - сказал он мне. - Ты просто обязан научить меня играть на этой штуке". "Весьма польщен, сэр Элкин, - ответил я. - Но, увы, ничего не выйдет". "Выйдет, черт подери!" - крикнул он. "На это уйдут годы", - говорю. А он: "Стало быть, останешься здесь! Не сойти мне с этого места, Митчем, если ты меня не научишь!" А я: "Не выйдет, сэр. Сегодня вечером отплываю в Бангкок". Пришлось ему сдаться. Зато я рассказал ему про Стенненфилда (им скоро предстояла встреча в Сингапуре) и научил, как собрать четырех тузов и четырех королей. "Будь я проклят, если ты не гений, Митчем! - заявил он, когда набил руку. - Испытаю этот приемчик на Стенненфилде". Он и испытал. Потом по всем клубам об этом судачили - слух аж до Гонконга дошел, где я тогда выступал.
- Гонконг! - вскричал Иниго, чувствуя легкое головокружение. - Да вы страшили весь Восток, определенно! Но что за хитрость с тузами и королями? Вы, случаем, не фокусник?
- Не совсем. Иллюзии и механические фокусы меня никогда не интересовали, а вот ловкость рук - это да. Еще одно мое хобби. Чего только не вытворяю с колодой карт!
- Да у вас целая куча талантов, как я погляжу, - сказал Гарри Бриггс, заварив наконец чай. - Мне бы хоть малую долю ваших способностей - я б тут не сидел! На банджо играть вы мастак, ей-богу! Вот, выпейте чаю. У меня только чашка и блюдце, другой посуды нет.
- Хобби не дают скучать… - сказал мистер Митчем и как бы невзначай забрал себе чашку. - Однажды я понял, что эти маленькие хитрости могут пригодиться мне в странствиях, и за несколько лет кой-чему обучился. Карточные трюки мне показал один желтолицый из Шанхая, а в Новом Орлеане я познакомился с офранцузившимся негром, научившим меня парочке хитрых приемов игры на банджо. Но лучше игрока, чем один ирландец из Сиднея, я не встречал - он был на голову выше всех этих нью-йоркских джазменов.
- У меня в Сиднее двоюродный брат, - вставил Гарри Бриггс, - фамилия та же, только звать Джим. Он в прачечной работает, грузовик с бельем водит. Часом, не знакомы с ним?
- Как?! Джим Бриггс из прачечной? - вскричал мистер Митчем, хитро подмигнув Иниго. - Конечно, знакомы! Он говорил, что у него в Даллингеме братишка, велел разыскать тебя, коли нелегкая сюда забросит.
- Какой прозорливый у меня братец, если учесть, что я здесь всего полгода, а от него уже два или три года ни слуху ни духу. Меня не проведете, мистер!
- Ну, я там был лет пятнадцать назад, если не больше, - невозмутимо заметил мистер Митчем. - С тех пор куда меня только не заносило! Я скитаюсь по всему свету, друзья мои. В старушку Европу вернулся пару лет назад - теперь вот езжу из города в город, осматриваюсь, навешаю друзей.
- Конечно, чем еще заняться такому лодырю, как вы, - заметил мистер Бриггс с благоговейной завистью.
- В точку! - тягуче прохрипел Одиссей то ли по-американски, толи по-английски. Затем он вновь выудил из кармана окурок черуты - на сей раз очень маленький и очень пыльный окурок, - поджег его и сладко выпустил облачко дыма, точно сибарит, вернувшийся из бесконечных кругосветных странствий.
- "Heureux qui, comme Ulysse a fait un beau voyage…" - проговорил Иниго, дивясь, что могло забросить столь выдающуюся личность на Даллингемский узел, да еще среди ночи. Поразительно, что этот человек вообще нашел на карте мира наш крошечный островок.
- Вот-вот, мой мальчик, - снисходительно проговорил мистер Митчем. И зевнул. - Ну, где обещанный поезд?
- Прибудет через полчаса, - ответил Гарри Бриггс, постепенно вновь становясь железнодорожником. - Сегодня на час опаздывает. Я пойду прогуляюсь. - И он ушел на перрон.
- Прямо не знаю, садиться на поезд или нет, - сказал мистер Митчем, устраиваясь на скамейке. - Я вообще-то еду в Ноттингем, повидать старых друзей, но с этим можно и до утра подождать. На одну пересадку я уже опоздал.
- Правда? - Иниго зевнул. - А где?
- Э-э… не помню. - Видно, на сей раз феноменальная память его подвела.
Иниго заподозрил, что мистер Мортон Митчем никуда не опаздывал. Мистер Мортон Митчем был необыкновенный человек: толи великий путешественник, то ли великий враль. Иниго решил повнимательней к нему присмотреться.
Однако, присмотревшись, он увидел не Мортона Митчема, а мистера Тарвина. Они вместе брели сквозь сугробы на вершину холма, и где-то на полпути мистер Тарвин остановился, огляделся по сторонам и заявил: "Вот вам и Южная Дакота. Чамха. Позовите-ка мальчиков, Джоллифант". И он позвал мальчиков, хотя поблизости никого не было. В следующий миг их обступила целая толпа неизвестно откуда взявшихся детей, которые издавали странные рокочущие звуки. Иниго разозлился и принялся на них кричать, но мальчики рокотали все громче и громче. Тогда он злобно вытаращил глаза на ближайшего мальчишку, юного Уитингтона, и так натужился, что Южная Дакота исчезла вовсе: он снова был в зале ожидания, а на противоположной скамейке смачно храпел, разинув рот, мистер Мортон Митчем.
Иниго вытянулся во весь рост и подложил под голову рюкзак. Минуту или две он слушал храп, а потом вновь уснул, но попал уже не в Южную Дакоту, а в темный омут забытья. Там он и оставался всю ночь: лишь раз или два тишину наводняли таинственные звуки, похожие на сигналы тревоги и пулеметные очереди с каких-то дальних рубежей.
II
Кто-то его тряс. Иниго открыл глаза и увидел перед собой большие, черные и плохо стриженные усы. Их вид так раздосадовал Иниго, что он снова зажмурился.
- Ну-ка, сэр, поднимайтесь! - сказали усы.
Он не удостоил их ответом.
- Вставайте, а то на 6.45 опоздаете, - не унимались усы.
Слова эти были столь неожиданными, что от удивления Иниго вновь открыл глаза. Зал ожидания в лучах утреннего солнца выглядел совсем иначе. Он уставился на дежурного:
- А где Мортон Митчем?
Дежурный покачал головой:
- Небось на другой ветке. Первый раз слышу про такую станцию.
- Это не станция, а человек! Он сидел здесь ночью, болтал о банджо в Бангкоке и карточных фокусах в Сингапуре. Если, конечно, мне это не приснилось.
- Запросто! Я сам такой, - убежденно проговорил дежурный. - Стоит выпить или съесть копченого лосося перед сном - веселье на ночь обеспечено. Что мне только не снилось! Банджо и Сингапур - просто цветочки.
- Чтоб я еще раз польстился на "Старого Роба Роя", - посетовал Иниго. - Он вскрыл мне череп и оставил во рту какой-то мерзостный вкус, такой, знаете ли, темно-коричневый - будто шотландского торфа наелся. Но постойте, где этот… как бишь его… Гарри Бриггс?
- А, вот это другой разговор! Уж он вам точно не приснился, недавно домой ушел. Вы, верно, ночной поезд пропустили? На север едете?
- На север? - Иниго задумался. - Может, и на север, только сперва мне надо попасть туда, где можно принять горячую ванну с морской солью и выпить чаю с тостами. А то и яичко съесть - знаете, такое нежное, молодое яичко, светло-коричневое. Ну, - он вытащил из кармана шиллинг, - что вы думаете о таком раскладе?
- Спасибо, сэр. Я бы вам посоветовал следующим поездом поехать в Грантем. Даллингем не годится, вы уж мне поверьте. Вот в Грантеме полно заведений на любой вкус, на любой! - И при мысли о шумном мегаполисе дежурный облизнул губы.
Так Иниго отправился в Грантем. С первыми лучами солнца он прокрался в гостиницу "Энджел энд Роял", где нырнул в ванну еще до того, как большинство постояльцев увидели первую чашку чая, и приговорил нескольких из них к томительному ожиданию, добрых полчаса проблаженствовав нагишом в теплой воде. Затем он совершил туалет и спустился завтракать, готовый съесть все, что предложат. После еды Иниго выкурил трубку и лениво пролистал несколько газет. Когда он наконец отправился в путь, была уже половина одиннадцатого.
Лишь по одной причине Иниго покидал пешком этот город, суливший путнику бесчисленные транспортные блага: когда-нибудь он все же надеялся закончить свою погребальную песнь пешему туризму - "Последний рюкзак". Надо сказать, шагал он без особого удовольствия: воздух уже прогрелся, пыльная дорога на запад была запружена автомобилями, а разминать ноги вовсе не хотелось. Иниго повеселел, когда свернул на проселочную дорогу - спустя несколько поворотов, грозящих обернуться тупиком, она вывела его к маленькой таверне из красного кирпича, где он выпил пива и закусил бутербродами с сыром. Поговорить оказалось не с кем: хозяин, похоже, нашел дела поважнее, а его жена была так занята, что даже пиво наливала неохотно. Несмотря на отсутствие собеседников, Иниго пробыл в таверне почти до двух, предаваясь мечтательным раздумьям. Наконец он вновь пустился в путь: жнивье на полях и яркие, увядающие леса, пиво внутри и солнце снаружи настроили его на еще более мечтательный лад.
Иниго не знал, где он и куда держит путь - ему это было безразлично. Он летел по воле ветра, как упавший лист по голой дорожке, и ослепительный день мнился ему лишь очередной праздной фантазией. "Среди теней брожу я тенью", - вновь и вновь повторял Иниго про себя: разум его превратился в великолепную мешанину цитат из элегических поэм. Все вокруг купалось в золоте и оттого казалось ненастоящим - пожалуй, кроме пыли. "Светлый отрок ли в кудрях, трубочист ли, - завтра - прах". Так он бубнил себе под нос, ударяя гласные, от которых по всему телу бежали приятные мурашки, пока не добрался до необыкновенно тенистой и умиротворенной рощицы. Тропа здесь переходила в узкую дорогу, а большие ветви образовывали полог над заросшей травой полянкой. В таком месте можно вдоволь подумать и даже вздремнуть. Увы, кто-то бросил здесь свой автомобильчик - сбоку от него еще оставалась тень, но вид автомобиля, суливший шум и хлопоты, не дал Иниго приблизиться. Машина портила всю идиллию. Он смерил ее презрительным взглядом. А потом - изумленным.
Да, в самом деле, понизу лобового стекла шла надпись жирными красными буквами: "Берегитесь, ибо приближается конец ваш". Из багажного отделения торчало несколько плакатов, в два или три фута шириной, на которых красовались еще более жирные красные буквы. Иниго не постеснялся - ему сейчас было не до стеснений - вытащить два плаката и прочесть сперва одну надпись: "И звезды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои. И небо скрылось, свившись как свиток; и всякая гора и остров двинулись с мест своих", а затем вторую: "И видел я и слышал одного Ангела, летящего посреди неба и говорящего громким голосом: горе, горе, горе живущим на земле от остальных трубных голосов трех Ангелов, которые будут трубить!" Осторожно убрав плакаты на место, Иниго растянулся на траве рядом с удивительным апокалиптическим автомобилем.
Стояла необыкновенная тишина. Вдалеке что-то потрескивало и чирикало, но звуки эти словно доносились из другого мира, другой жизни. Лежа в сени деревьев, Иниго смотрел на дивную зелень и золото, раскинувшиеся перед ним. Пейзаж казался иллюзорным, словно его написали на тонком шелке, трепещущем при каждом дуновении. Его хрупкость пугала Иниго; он смежил веки. Однако земля, на которой он лежал, оказалась весьма твердой, а травинки неприятно кололи шею. Иниго вновь открыл глаза. Автомобиль, хоть и слегка помятый, явно был материален: недавно ему даже поменяли шины. Возможно, владевший этой машиной пророк надеялся ездить на ней и тогда, когда города пожрет пламя, а горы растают, точно дым. Он думал проехать прямиком сквозь Армагеддон. Вот это был бы рекорд: безостановочный автопробег к новому небу и новой земле. Бедные духи журналистов и рекламных агентов кусали бы свои призрачные локти, ведь их последнее издание давным-давно отпечатано, продано и забыто! От этой мысли Иниго почувствовал себя еще лучше, хотя внутри по-прежнему зияла маленькая пропастишка - такая же пустая, как мир вокруг. Иниго зевнул, закрыл глаза, подумал, кто мог бы быть хозяином этой машины, и уснул.
Примерно через час он проснулся, сел и обнаружил, что хозяин машины вернулся и возится с двигателем. Минуту или две Иниго мог только моргать, однако вид незнакомца показался ему в высшей степени непророческим. Их взгляды встретились.
- А, здравствуйте! - вскричал пророк. - Никак, я вас побеспокоил? Наверняка разбудил, а? Но вас же тут не было, когда я приехал, верно? Невероятно теплый денек, не находите? - Он разговаривал довольно высоким, напевным голосом, при этом все лицо его светилось. У него были кудрявые каштановые волосы, слипшиеся на бугорчатом лбу, золотые очки, выдающиеся скулы, маленькие усики и слишком многозубов. В аккуратном темно-синем костюме с черным галстуком и вообще во всей его внешности чувствовалось что-то евангелическое.