IV
Вот как случилось, что на следующий день она оказалась в нескольких милях от Роусли. Сзади, поверх ее сумок, стояла корзина с театральным реквизитом, собственность Элси Лонгстаф, а в сумочке лежало письмо от Эффи и конверт, в который Дядяртур положил грязную банкноту в один фунт и столь же грязные десять шиллингов - все, что успел наскрести. Она намекнула, что могла бы и сама одолжить Элси немного денег, но Дядяртур отказался. Мисс Трант ни разу не пришло в голову, что ей, незнакомке, доверили столь важную миссию, а Дядяртур с Эффи ни разу о том не обмолвились; все это, согласитесь, делает честь ее новым знакомым.
Дождь, загнавший мистера Окройда под деревья, вынудил мисс Трант поднять крышу автомобильчика. С первыми лучами солнца она остановилась убрать ее, подальше не поехала: машина не заводилась. Мисс Трант крутила ручку, пока не выбилась сил, и давила на стартер, пока тот вообще не перестал подавать признаков жизни, а в перерывах с надеждой заливала карбюратор. Бесполезно: двигатель не заводился, не кашлял и даже не чихал. Мисс Трант с тоской поглядела на таинственные трубки, провода и цилиндры. "Глупость какая! - сказала она себе. - Все выглядит абсолютно так же, как всегда, но почему-то не заводится!" Делать было нечего: только ждать, пока мимо проедет кто-нибудь сведущий. Поскольку на дорогах нынче полно людей, знающих толк в автомобилях, мисс Трант не очень-то переживала. Однако дорога на Роусли в тот день была на редкость безлюдна: прошло десять минут, а мимо никто не проехал. Через некоторое время вдалеке показался чей-то силуэт. Разумеется, то был мистер Окройд, шедший навстречу своим приключениям.
Когда он подошел ближе, мисс Трант заметила у него в руках сумку с инструментами и - подумать только! - старинный плетеный чемоданчик вроде корзины. Потом стало видно, что у этого крепкого работяги средних лет приятное широкое лицо и ярко-синие глаза. Коричневая кепка, нахлобученная на затылок, явно была ему маловата. При виде этой кепки и чемоданчика мисс Трант захотелось расхохотаться, но она просто улыбнулась и спросила, не разбирается ли он, случаем в автомобилях.
Мистер Окройд не снял кепку и даже не приподнял, а еще больше заломил на затылок - таким образом он выразил почтение леди, не умалив при этом собственного достоинства.
- Как сказать… И да и нет, - ответил он на вопрос об автомобилях и улыбнулся в ответ. Его лицо добродушно сморщилось в ярких лучах солнца.
- Надеюсь, ваше "да" относится к этой машине, потому что она не заводится. Вы не взглянете на двигатель? Наверняка вам удастся что-нибудь сделать. - Мисс Трант питала большое уважение ко всем людям, носившим с собой инструменты, и очень бы удивилась, если б узнала, что не все столяры разбираются в двигателях внутреннего сгорания.
- Я чего хотел сказать… - упорно продолжал он свою мысль. - Сам я сроду за руль не садился и по работе с машинами дела не имел. Но там, где я работал, было много грузовиков, и я часто видал, как наши малые их починяют, так что успел кой-чему обучиться. Вы меня поняли, миссис… э-э… мисс?
Его осторожность, северный выговор и диковинные предметы гардероба привели мисс Трант в полный восторг.
- Поняла. Уверена, вы разберетесь, в чем тут дело.
- Мож, разберусь, а мож, и нет. С машинами никогда не знашь, как будет. Но я гляну, ежели просите. Рассказывайте, чего вы делали.
Выслушав ее историю про ручку и стартер с вниманием и серьезностью человека, готового взяться за работу, мистер Окройд изрек:
- Тут или в свечах дело, или в магнето. Коли свечи грязные, машина не поедет. Давайте глянем.
Он весело принялся за дело: сперва достал ящик с инструментами, затем выкрутил одну свечу и вторую.
- Да вродь ничего, свечки-то. Ну лан, почистим их малость, раз уж вытащили.
Пока он малость чистил свечи, небо потемнело вновь. В тучах на западе что-то зарокотало, и в следующую минуту хлынул не просто дождь, а самый настоящий ливень. Мистер Окройд спешно закрыл капот и помог мисс Трант поднять крышу.
- Залезайте сюда! - крикнула она, садясь в машину. Помедлив для приличия, он прыгнул в салон, и они стали вместе смотреть на дождь через лобовое стекло - на редкость странная парочка.
- Э, да я ж корзинку там оставил! - воскликнул мистер Окройд и занес ее в машину. - У меня тута все вещи - коли промокнут, сушить потом долго придется.
Последние слова он от волнения произнес с таким сильным акцентом, что мисс Трант едва их разобрала.
- Вы, верно, из Шеффилда? - спросила она, немного помолчав. - Я там вчера останавливалась.
Этот милый незнакомец напомнил ей Дядяртура.
- Не, что вы! - не без удивления ответил мистер Окройд. - Моя родина далеко-далеко. Я из Браддерсфорда. Небось слыхали про Браддерсфорд, мисс?
- Да, там делают шерсть, верно? Это же в Йоркшире?
- Стало быть, там. Скорей уж в Йоркшире, чем в Шеффилде. Самое сердце Йоркшира, так-то. Я прожил в Браддерсфорде всю жизнь, только раз уезжал на юга, а теперь вот решил страну повидать.
- И куда едете?
- Хех, да я сам не знаю. Думал поглазеть на Роусли, но точных планов у меня нету.
- Надо же, и у меня, - удивленно заметила мисс Трант.
- Я тока в понедельник из дома вышел, - чуть мечтательно продолжал он. - Седня у нас чо? Четверг? А мне все кажется, что уж месяц прошел, стока я всего повидал да пережил за эти три дня. Прям как в кино, ей-богу! Всего три дня прошло!
Мисс Трант вдруг захотелось захлопать в ладоши, как она часто делала в детстве и не думала делать уже много лет.
- Чудеса! - воскликнула она. - Со мной такая же история! Я в пути с понедельника, у меня тоже было множество приключений, и я как будто уехала из дома много месяцев назад! Чувствую себя совершенно другим человеком, а вы?
- И я! - Он удивился не меньше.
- Сейчас же расскажите мне про все свои приключения, - строго распорядилась она. - Но сначала представьтесь, пожалуйста.
- Меня зовут Окройд. Старая браддерсфордская фамилия.
- А меня Трант, это тоже старая фамилия - в Глостершире. Ну, теперь рассказывайте, что с вами происходило, начиная с понедельника.
- Приключений было так много, что я прям не знаю, с какого начать. Чай, долго рассказывать-то придется.
- Ничего страшного, мистер Окройд. На улице дождь - пока он не кончится, делать нам нечего. Я хочу знать все!
Немного помедлив, мистер Окройд повел рассказ о своей жене, Лили и Леонарде, о двадцати фунтах и побеге на грузовике, о Великой северной дороге, Нобби и "Кирквортском трактире", о доме на колесах, Джоби Джексоне, ярмарке и Джиме Саммерсе - вкратце, но ничего не упуская. Мисс Трант, которая время от времени задавала ему вопросы и желала знать все подробности, пришла в восторг от его истории и от самого мистера Окройда. Он, в свою очередь, тоже выслушал мисс Трант и убедился в ее искренней любви к приключениям. А потом вновь вышло солнце, и в его лучах заиграли последние брызги дождя.
- Ну, терь можно и свечами заняться, - сказал мистер Окройд, любивший доводить дело до конца. Его "да" увенчалось успехом: машина сразу же завелась. Мисс Трант махнула рукой, приглашая его сесть, и они покатили в Роусли. Город начинался, как и многие городишки подобного сорта, с железнодорожного вокзала. Ярдах в ста от него, на противоположной стороне дороги, стояла лачуга из гофрированного листового железа с вывеской: "Привокзальный буфет Маундеров". Взгляд мисс Трант зацепился за розовую листовку, приклеенную к стене у входа. Она остановила машину и вышла на улицу. Листовка сообщила ей то, что нужно: "Штучки-дрючки" с музыкальным ассорти шалостей и забав выступают в концертном зале Роусли; среди прочих обещанных увеселений значились "лакомые пустячки" от мисс Элси Лонгстаф.
Пока мисс Трант читала афишу, в дверях появилась женщина средних лет. Возможно, то была миссис Маундер, поскольку всем своим видом она выражала скорбное смирение человека, обреченного до конца жизни подавать закуски в привокзальной лачуге из гофрированного железа.
- Не подскажете, эти люди… - Мисс Трант показала на афишу, - …еще в городе?
В тот же миг миссис Маундер вся поджалась, уплотнилась и стала олицетворением горького стоицизма.
- Еще как, - мрачно ответила она. - Они прямо тут.
- Как?! Хотите сказать, они сейчас в буфете?
Миссис Маундер закрыла глаза, полностью вобрала губы в лицо и так сильно кивнула, что закачалось все ее тело.
- Час назад явились, вшестером, - наконец выговорила она. - Заказали чайник чая и тарелку бутербродов с маслом. Два раза уж кипяток им подливала, а некоторые свою еду принесли, наглецы! Сидят себе, болтают, гоняют меня почем зря! Больше они воды не дождутся, - добавила она и строго глянула на мисс Трант, словно предвосхищая ее возможные просьбы о кипятке для артистов.
- Ах, какая жалость! - воскликнула мисс Трант, вспомнив про их бедственное положение.
- Не то слово, мисс. Если б все так делали, пришлось бы мне закрыть лавочку.
- Нет-нет, я про них, - храбро поправила ее мисс Трант.
- Про них! - фыркнула миссис Маундер. - За них не волнуйтесь, у артистов наглость - вторая совесть. Слыхали мы про таких…
- Что ж, я пришла повидать одну из артисток, и тоже с удовольствием выпью чаю. - Мисс Трант отвернулась и позвала мистера Окройда, который все еще сидел в машине. В эту минуту к лачуге подошли двое мужчин довольно потрепанного вида, и в узком дворике между дорогой и порогом едва хватило места для троих. Они хотели пропустить мисс Трант вперед, но сперва один из них, молодой блондин без шляпы и с растрепанным вихром, обратился к миссис Маундер:
- Добрый день, мадам! Не подскажете, "Штучки-дрючки" здесь?
Он произнес это тоном санитарного инспектора, интересующегося какой-нибудь заразой. Мисс Трант улыбнулась, торопливо проходя мимо. Спутник растрепанного блондина крикнул: "Веди меня, Джоллифант!" У него был большой плоский футляр, в котором явно лежал какой-то музыкальный инструмент. "Неужели тоже артисты?" - подумала мисс Трант, и двое скрылись в привокзальном буфете. Следом за ними в дверь нырнул мистер Окройд, а последней, сходив к машине за сумкой, вошла мисс Трант. В дверях она на миг остановилась и прислушалась к удивительному гомону изнутри. "Сгораю от нетерпения!" - радостно подумала она.
Глава 6
В которой Иниго встречает соратника и становится пианистом
I
Последний раз мы видели Иниго Джоллифанта, когда тот сквозь мрак понедельничной ночи спешно покидал усадьбу Уошбери. Теперь, в четверг днем, он прибыл к привокзальному буфету Роусли. Чтобы понять, как он тут очутился, нам стоит проследить за событиями последних трех дней его жизни, или, если точнее, последних шестидесяти четырех часов (с 00.30 четверга).
Именно тогда Иниго осознал, что Фонтли прав: зря он не остался в постели. Ночь была не такая уж теплая, и уж точно недостаточно светлая, чтобы с приятностью шагать по дороге - тем более после стольких уроков французского, истории и праздничного вечера. Пить надо было меньше - или больше. "Старый Роб" сыграл с ним злую шутку: выдворил его из школы, из постели, а потом бросил одного; сперва грел ему грудь, но вскоре начал отставать, а спустя полчаса бесследно исчез. Выпей Иниго чуть больше "Роба" или чуть меньше, спал бы он сейчас в теплой постели. Так он спорил сам с собой, шагая по последнему знакомому отрезку дороги, соединяющей Уошбери с остальным миром. Наконец он добрался до магистрали, уходящей на юг и на север - то есть, в сущности, вышел в мир, но что в этом мире происходило, разглядеть было решительно невозможно. Иниго повернул направо, несколько минут раздумывал, какая из едва видных точек на небосводе - Полярная звезда, и еще минут десять размышлял о звездах вообще. Думы, как водится, были безрадостные. Если много думать о подобных вещах, решил Иниго, то волей-неволей станешь астрономом - исключительно в целях самозащиты.
Рокот, некоторое время доносившийся откуда-то сзади, материализовался из темноты в виде грузовика - первой машины за вечер. Иниго развернулся и окликнул водителя, но тот не горел желанием подвозить незнакомца.
- Не бойтесь! - крикнул ему Иниго. - Я пеший турист!
Этого оказалось достаточно. Водитель понял: человек, отважившийся на пешее путешествие, - враг разве что самому себе и опасности не представляет.
- Далеко не отвезу! - крикнул водитель, когда они тронулись. - Миль десять от силы, а там уж мой дом.
- Это где?
- Близ Даллингема. Вот что, отправляйтесь-ка вы на вокзал, там сядете на поезд! Да-да, не удивляйтесь, Даллингемский узел - единственное место на десятки миль, где поезда останавливаются даже ночью!
- Шикарно! - во все горло прокричал Иниго. Грохот стоял такой, словно кузов грузовика был набит плохо упакованными доспехами. - Весьма рад слышать. И не подумаешь, что в местечке с таким названием вообще что-нибудь происходит, верно? Даллингемский узел! И куда же идут эти поезда?
- Не знаю! Должно, в сторону Линкольна или Гримсби, а может, и в Донкастер. Я на них сроду не ездил, но один мой знакомый, малый по имени Гарри Бриггс, работает на вокзале, и сегодня у него дежурство на ночном поезде. Вечно опаздывает, говорит! Уж не знаю, как на этой неделе.
- Что ж, я не прочь взглянуть на ваш вокзал!
- И правильно! - взревел водитель. - Высажу вас неподалеку!
Затем он принялся орать о другом, по большей части о крайне неудачной поездке в Нортгемптон, и так часто спрашивал мнения Иниго, что тот, не желая показаться грубияном, охрип еще в дороге.
Наконец водитель остановил машину и показал пальцем в нужную сторону:
- Вон, гляньте, огоньки видите? Это Даллингемский узел. Ступайте по дороге и скоро будете там. Спросите, работает ли нынче Гарри Бриггс.
Дорога резко спускалась к вокзалу. Сойдя вниз, Иниго увидел сигнальные огни, слабый отсвет железа и тусклое желтоватое свечение самого вокзала. В тот же миг он упал духом: вид Даллингемского узла отчего-то нагнал на него тоску. Необъятный ночной мрак уже не казался таким безрадостным в сравнении с этой вялой попыткой его разогнать, тусклым проблеском света в полной темноте. И тишина стояла мертвая. Неужто сюда вообще прибывают поезда? Это место, казалось, было столь же далеко от обычной вокзальной сутолоки, как от лондонского Паддингтона. Иниго начал спрашивать себя, зачем он вообще сюда явился и не лучше ли вернуться на магистраль, а ярдах в двадцати от входа встал и прислонился к деревянным перилам сбоку от дороги. Даллингемский узел только подтвердил недавнее наблюдение Фонтли: Иниго - юный осел.
Вероятно, он отвернулся бы и ушел (раз и навсегда покинув страницы этих хроник), если бы не услышал поистине удивительный звук. Звук сам по себе был очень приятный, но его вопиющая неуместность сразила Иниго наповал. Он восторженно прислушался и подумал, что поспешил с выводами о Даллингемском узле. Звук этот говорил, что никакой он не осел и судьба еще благоволит уходящим в ночь, а ночлег и завтрак - не самое главное в жизни. Кто-то на Даллингемском узле играл на банджо.
Если это Гарри Бриггс, подумал Иниго, шагая на звук, то малый напрасно тратит время на Северо-Восточной железной дороге: на банджо не просто бренчали, на нем мастерски играли. Ночь стремительно отступала перед напористым дзынь-дилинь, дзынь-дилинь. Иниго обнаружил, что его усталые ноги норовят пуститься в пляс. Окажись вокзал забит улыбчивыми неграми, завален дынями и цветами хлопка, он бы ничуть не удивился.
Через кассы, над которыми горела единственная тусклая лампочка, Иниго вышел на пустой темный перрон. Банджоист, рассыпавший теперь веселые синкопы, явно притаился в зале ожидания. Иниго заглянул в полуоткрытую дверь: в одном конце зала стоял Гарри Бриггс (или его коллега), молодой человек с круглым красным лицом, а в другом развалился на скамье сам музыкант. Один так увлеченно играл, а другой - смотрел и слушал, разинув рот, что несколько минут Иниго оставался незамеченным.
Победно тряхнув головой напоследок, банджоист закончил свое выступление.
- Каково, мой мальчик?! - взревел он и поднял банджо, словно приглашая инструмент разделить овации. - Слыхал? Ну, и где ты еще такое услышишь? Умею я потрепать старое банджо или нет?
- Умеете, мистер, еще как! - пылко ответил его слушатель. - У вас талант, ей-богу!
- Талант, верно. Ты сам сказал, - с достоинством заметил банджоист. Язык у него заплетался, да и другие признаки свидетельствовали в пользу того, что вечером он изрядно принял на грудь. Однако его речь была примечательна и другим: хриплым тягучим выговором, не вполне американским, но и неанглийским. Выговор этот разжег в Иниго любопытство.
- У вас талант, и плевать я хотел, откуда придет следующий! - с жаром выпалил железнодорожник неизвестно о чем. - Может, еще сыграете, мистер? Знаете песню "Кудри золотые"? - Вперив строгий взгляд в музыканта (тот даже слегка испугался), краснолицый юноша медленно и торжественно, с самыми траурными портаменто, какие только возможны, затянул:
Блестели ку-удри зо-олотые,
Когда мы повстреча-ались,
И хоть давно-о они седы-ые,
Мы с кро-ошкой не расстались.
Рука-а в руке…
Тут его перебили.
- Нет, нет! - заорал банджоист. - Эту я не знаю. Между нами, начальник, такие песни не по мне. Шибко сентиментальные и надрывные. Дело вкуса, дружище, дело вкуса.
- Да уж… люблю все задушевное.
- Телячьи нежности любишь, я понял, - сказал банджоист, бросив на него насмешливый взгляд. - Это оттого, что один тут по ночам торчишь, ждешь полуночный экспресс. Видел когда-нибудь "Полуночный экспресс" - драму? Как-то раз я три вечера подряд выступал с нею в Монреале!
Иниго выбрал этот миг, чтобы заявить о своем присутствии.
- Ну-ка, ну-ка! - воскликнул музыкант. - Кто туту нас?
Железнодорожник подскочил на месте, обернулся и тут же пришел в ярость, потому что его напугали.
- Эй, что за штучки? - сердито вопросил он. - Нельзя так подкрадываться! - Потом, хорошенько приглядевшись к Иниго, смягчился: - Прошу прошения, но вы меня напугали. Что вам нужно?
- Мне нужен поезд, - ответил Иниго, хотя до сих пор не задумывался о поездах.
- Тот, что в час двадцать отходит? Куда хотите ехать?
- Куда хочу? Знать бы самому! Дайте-ка подумать… - протянул Иниго. - Может, в Стокпорт?
- В Стокпорт?! Что вы, отсюда нельзя добраться до Стокпорта!
Банджоист вмешался в их разговор.
- Стокпорт, - снисходительно повторил он. - Бывал там когда-нибудь?
- В глаза не видел! - ответил Иниго.