- У меня и окромя пособия кое-что есть! Я тебе еще не говорил. - Мистер Окройд отнес свое уязвленное самолюбие к входной двери и там, пуская клубы дыма, предался размышлениям. Он перенес трубку из одного уголка рта в другой и случайно задел локтем карман: там хрустнули четыре пятифунтовые бумажки.
- А, вот и наш стариканчик! - сказал вернувшийся с работы Леонард. Отец прошел за ним в гостиную. - Чай готов, ма? - весело крикнул юноша. - Ну и денек!
- Как прошло, Лен? - спросила его мать, снимая с огня большой пузатый чайник.
- Пре-вос-ход-но! Знаешь, сколько я заработал чаевых? Угадай. Восемь и три! Восемь шиллингов и три пенса! Непыльненько. Умница наш Грегсон!
Миссис Окройд налила своему герою-завоевателю чашку чая.
- Ладно хоть кто-то деньги приносит, - заметила она. - Твой отец ушел от Хигдена.
- Что случилось? - Внимательный наблюдатель непременно заметил бы легкую перемену в лице и тоне Леонарда.
Его отец оказался внимательным наблюдателем.
- Ну хватит, хватит! После поговорим. Что гам у тебя, газета?
В руках у Леонарда действительно была газета, и мистер Окройд забился с нею в угол дивана, где стал упорно и угрюмо изучать страницы "Браддерсфорд ивнинг экспресс", стараясь не слушать перешептывающихся за столом жену и сына.
Четверть часа спустя, открыв шестую страницу, мистер Окройд мог больше не заставлять себя вчитываться. Размещенная там статья целиком и полностью завладела его вниманием. Он уставился на заголовок: "Уличное ограбление. Горожанина обчистили рядом с домом". В глаза бросились обрывки фраз: "Известный житель Браддерсфорда, мистер Джордж Джобли… проживающий на улице Парк-драйв района Мертон-Парк… возвращался вчера вечером домой… Мистер Джобли побывал на нескольких скачках… недалеко от дома разлучился с друзьями… стал жертвой ограбления… пропало по меньшей мере 120 фунтов… необычное дело… самое громкое ограбление за несколько лет… мистер Джобли отделался легким испугом". Мистер Окройд дошел до последней строчки и обомлел: "Полиция заявляет, что владеет важной информацией, которая поможет им найти преступника".
- Слыхали о малом по имени Джордж Джобли? - громко спросил мистер Окройд.
- Да, это букмекер, которого вчера ограбили, - ответил Леонард. - Я с ним не знаком, но видел не раз. Он из наших клиентов.
- А выглядит как?
- Высокий такой, краснолицый. Всегда в клетчатом костюме и штиблетах. А что?
- Ничего, - соврал мистер Окройд. Джордж! Так звали вчерашнего пьяницу! Он опять уставился на статью. "Полиция заявляет, что владеет важной информацией…" "Обождите, так пропало же сто двадцать фунтов, а не двадцать! - подумал он. - Нет, я тут ни при чем…" У невинного человека есть сотни способов оправдаться, но ни один из них не шел в голову мистеру Окройду: его мир рушился, из-под него только выбили очередную опору. Удар за ударом!
Словно в подтверждение этого из дверей раздался веселый рев:
- Добрый, добрый, добрый вечер! Вот она, семейная идиллия! С удовольствием отведаю копченой селедки! Здорόво, Лен! Здрасьте, миссис Окройд! Конечно же, это Альберт, Альберт Таггридж собственной персоной!
- Господи! - простонал мистер Окройд, откидывая газету и поднимаясь с дивана.
- Добрый, добрый вечер! - все так же громко, но уже с обидой в голосе поздоровался Альберт. - Что я натворил?
- Не обращай на него внимания, Альберт. - Миссис Окройд бросила на мужа гневный взгляд и тут же ласково улыбнулась гостю. - Скорей проходи и садись. Мы всегда тебе рады. И кстати: если хочешь, можешь у нас жить.
- Неужели? - воскликнул ее муж. - Это кто сказал?
- Я говорю!
- И я, - сурово добавил Леонард.
Мистер Окройд шагнул к сыну, и тот, мгновенно растеряв всю суровость, сжался в комок, точно нашкодивший мальчишка. Но мистер Окройд взял себя в руки и замер на месте, соображая, что предпринять в этом безвыходном положении. В следующий миг он бросился наверх.
У себя в спальне мистер Окройд начал лихорадочно озираться по сторонам.
- Надо что-нибудь прихватить, - пробормотал он. В углу стоял чемодан, гордость мистера Окройда. Нет, его он не возьмет. Был еще жестяной сундук с выпуклой крышкой, слишком тяжелый и громоздкий. Наконец мистер Окройд вспомнил про старую корзинку, последние пятнадцать лет стоявшую в дальнем углу комнаты. Небольшая и легкая, она была всего восемнадцать дюймов длиной и фут глубиной - как раз для самого необходимого. Эту неприглядную тару - по крайней мере одну ее половину, потому что вторая служила крышкой, - мистер Окройд до отказа набил вещами. Он взял с собой ночную сорочку, рубашку, три воротничка, несколько носовых платков, шарф, жилет, брюки и набор для бритья. Нахлобучив поверх всего этого крышку, мистер Окройд вспомнил про свой старый макинтош, завернул в него корзину и стянул все это лямкой, которая по-прежнему выглядела как новая и служила для переноски. Обув крепкие ботинки, мистер Окройд взял корзину и поспешил вниз, навстречу трем удивленным домочадцам.
- Ради всего святого, что ты… - начала его жена.
- Я ухожу, - объявил он.
- Куда? - все еще удивленно тараща глаза, спросил Леонард. - Нельзя так просто взять и уйти! Куда ты пойдешь?
- Хватит, хватит! - Миссис Окройд побелела от гнева. - Пусть катится! Скатертью дорожка! Меня его штучками не проймешь! Даже не подумаю его держать, пусть проваливает. Воротится ласковый и смирный, завтра же воротится!
- Делайте с домом что хотите, - продолжал мистер Окройд. - Он ваш. На столе деньги за неделю, а там и без меня управитесь.
- Управимся! - яростно и презрительно фыркнула его жена. - Еще бы не управиться! Знать, без тебя-то получше будет. Ты давно напрашивался на урок, вот и получай. Катись, катись!
Мистер Окройд молча подошел к дивану, взял сумку с инструментами и поставил ее рядом с корзинкой. Затем сдвинул на затылок старую коричневую кепку и приготовился уходить.
- Постойте, - остановил его Альберт и показал на стол. - А это как же?
- Точно! - подхватил Леонард. - Чуть без карты не ушел. - И протянул отцу страховую карточку.
Точно во сне, мистер Окройд уставился на зеленовато-голубую карту. "Пол мужской… Возраст от 16 до 65… Несвоевременное предъявление карты… Застрахованное лицо…" Все слова были прекрасно ему знакомы и одновременно казались очень странными. Мистер Окройд растерялся, заплутал в непроглядном мраке предупреждений и уведомлений; глумливых "товарищей" и начальников-самодуров; фабричных сирен, не дающих и шагу ступить спокойно; вывесок, которым не суждено увидеть свет; дочерей, которые растут, хохоча и распевая песни, а потом вдруг уезжают за море. И тут в темноте что-то вспыхнуло, заискрило, как ракета, и мистер Окройд совершил преступление.
- А, к черту ее! - вскричал он, порвал карту пополам и бросил клочки в огонь. Затем, оставив за спиной потрясенные лица, взял сумку, корзину и зашагал к двери.
- Что ты творишь? - закричали ему вдогонку. - Куда ты?
- На юга, - ответил мистер Окройд и скрылся в темноте.
Глава 2
Мисс Трант отправляется в отпуск
I
И снова мы обращаем взор на английские холмы, озаренные тем же сентябрьским солнцем. Однако перед нами уже совершенно другая Англия; темные Пеннинские горы остались далеко позади; мрачные вересковые пустоши, торфяники и черные камни, зловонные котлы низин, - все это исчезло. Мы видим аккуратные зеленые холмики, поросшие травой, которая колышется под вечные напевы юго-западных ветров; поблескивающие озерами долины; домики из серого камня, отливающего нежно-розовым в солнечных лучах; приходские церкви, встречавшие и провожавшие колокольным звоном Тюдоров, Стюартов и Ганноверов; усадьбы, когда-то дожидавшиеся новостей из Нейзби и Бленхейма, из Ватерлоо, Инкермана и Ипра - окна этих усадеб горели ночами напролет, а потом потемнели раз и навсегда, и лишь каменные стены до сих пор выглядят как прежде. В здешних зеленых рощицах могли бы резвиться герои "Сна в летнюю ночь", а великолепные сады с высокими мальвами и крошечными розовыми кустиками, с лужайками, опоясанными мощеными дорожками, как нарочно разбиты для музыки и веселых дурачеств "Двенадцатой ночи". Это и впрямь совершенно другая Англия - зеленый и ветреный форпост Арден некого леса. К западу, за глубокими каналами рек, простираются пограничные земли Уэльса - кельтский край, темные и загадочные холмы которого словно бы вышли из легенд о короле Артуре. Однако здесь, в самом сердце страны, солнечно и благостно, как в саксонской сказке: трава, серый камень, ветер и чистая бегучая вода. Мы покинули северные земли, терзаемые долгой войной, и очутились в крае компромисса: природа здесь сгладила острые вершины, покрыла болота и вереск зелеными коврами, а человек отрекся от безумных индустриальных утех, разбил в долинах пастбища для овец, построил две-три крошечные фабрики и живет себе припеваючи. Да, промышленность и природа заключили тут перемирие, которое длится уже тысячу лет.
К северу от нас расположился Чиппинг-Кэмпден, к югу - Серенстер, к востоку - Берфорд, а к западу Челтнем. Почти на равном удалении от упомянутых чудесных местечек вы увидите серое скопление крыш с квадратной церковной башней посередине - это деревня Хизертон-он-зе-Уол. Порой автомобилисты, торопясь от обеда в Оксфорде к чаю в Бродвее или Чиппинг-Кэмпдене, сбиваются с пути и попадают в Хизертон. Из брошюрок, заготовленных специально для приезжих, они узнают, что население деревни составляет 855 человек, по средам деревня рано закрывается, почту увозят в 17.30, к услугам гостей есть постоялый двор Шеппердс-Холл (стремя номерами), автомастерская "Дж. Харли и сын" и по меньшей мере одна достопримечательность, поскольку список заканчивается указанием: "Посмотрите церковь". Очень немногие приезжие идут на нее смотреть, хотя приходской священник, преподобный Томас Дж. С. Чиллингфорд, не только написал ее краткую историю, но и издал эту историю в виде буклета: "Выдержки из научных трудов археологического общества Бристоля и Глостершира". Любой посетитель, способный по достоинству оценить необычайно добротную алтарную преграду (не говоря уж о двух окнах для прокаженных с северной стороны), может легко приобрести экземпляр этого буклета. Однако автомобилисты уезжают прочь, так и не взглянув на церковь и не заметив, что издалека она напоминает, выражаясь словами мистера Чиллингфорда, "заботливую наседку с поднятой головой". А посему, когда в деревню заезжает дорогая машина, все местные жители (за исключением миссис Фарли из Шеппердс-Холл и Дж. Харли с сыном - они никогда не теряют надежды) готовятся показывать дорогу к другому, более крупному и важному населенному пункту.
Однако бывают дни, когда люди попадают в Хизертон не случайно, а вполне сознательно. Сегодня как раз такой день. Последние три недели вся округа пестрит объявлениями о том, что господа Медворт, Хиггс и Медворт устраивают аукцион без резервированной цены, на котором будут распроданы предметы мебели и обстановки усадьбы Олд-Холл. Хорошо осведомленные жители - а почти все жители Хизертона хорошо осведомлены - ждут этих торгов уже несколько месяцев, с самой кончины полковника Транта. Всем известно, что дела у Трантов не так хороши, как прежде, и что мисс Элизабет Трант, пятнадцать лет ухаживавшая за отцом после смерти матери, будет жить не в Олд-Холле, а в загородном коттедже неподалеку. Все имущество досталось мисс Элизабет, хотя она и младшая из трех полковничьих детей. Впрочем, местные жители убеждены, что она заслужила наследство - и заслуживает куда большего. - поскольку осталась в Хизертоне и присматривала за стариком, с которым последние годы приходилось ой как несладко. Бедолага пропустил две цветочные выставки подряд и не мог доковылять даже до церкви. Все вздохнули с облегчением, когда он наконец упокоился в дальнем углу церковного погоста. Мисс Трант (ей около тридцати семи, но столько ей нипочем не дать, такая она стройная и хорошенькая) заботилась о нем год от года и уже давно не покидала Хизертон больше чем на сутки. Ее брат, судья в Индии, и сестра, удачно вышедшая замуж за лондонца, редко сюда добирались. Все знают, что без пенсии полковника и после выплаты всех долгов мисс Трант останется меньше чем двести фунтов дохода в год. Потому она и решила переехать в загородный дом, куда уже отвезли все нужные ей вещи, и потому же выставила на торги всю усадебную мебель, а саму усадьбу решила сдать.
Господа Медворт, Хиггс и Медворт давно не жаловали своим присутствием Хизертон. Сегодня великий день. К Олд-Холлу съехалось множество машин, миссис Фарли уже открыла вторую бутылку виски, а Дж. Харли и сын заменили две проколотые покрышки и теперь раздумывают, что делать с одним чрезвычайно норовистым магнето. Люди - самые обычные люди, не торговцы - прибыли аж из Бортон-он-зе-Уотер, Уинчкомба и Грейт-Баррингтона. А уж торговцы съехались со всего света: двое были из Челтнема, трое из Оксфорда и один из Глостера, все антиквары, а не какие-нибудь бакалейщики или торговцы тканями, которые держат под магазином каморку, забитую подержанной мебелью. Конечно, есть тут и такие, куда без них? А один господин в очках и с острой бородкой, говорят, представляет крупную лондонскую фирму. Приехал он не специально, просто путешествует по стране, но все-таки он здесь. Помимо профессиональных торговцев в усадьбе собралось по меньшей мере двадцать любителей - это хизертонцы, которые надеются перехватить какую-нибудь вазу или каркас кровати. И, наконец, большинство гостей - самые обыкновенные зеваки. Они пришли, чтобы поглазеть на Олд-Холл изнутри, подвигать вещи и попутаться под ногами - словом, развлечься. Эти посетители, многие из которых привели с собой всех детей, существенно превосходят в численности остальных; они явились первыми и уйдут, несомненно, последними. "Всегда одно и тоже, одно и то же! - вскричал мистер Джеймс Медворт, когда мисс Трант попыталась возразить. - Они придут, и остановить их нет никакой возможности". Мистер Медворт уже много лет толкается в душных комнатах, до отказа забитых зеваками, и теперь относится к их появлению как к чему-то неизбежному. Они хотя бы смеются над его шуточками, а у мистера Медворта таких шуточек большой запас. Это мужчина среднего возраста, с огромным ртом и торчащими вперед зубами, которые делают его похожим на жизнерадостную акулу. Мисс Трант он не по душе, но все же она готова поверить своему адвокату, мистеру Труби из Челтнема, который отозвался о Медворте следующим образом: "Умен, умен. Знает свое дело".
Утром, когда стали съезжаться люди, мисс Трант была в усадьбе, но надолго не осталась. Не то чтобы она очень сентиментальна, да и все ее любимые вещи давно перевезены в коттедж, однако смотреть, как разоряют семейное гнездо, пусть временами приносившее ей одно горе, было неприятно. Вещи казались такими голыми и беспомощными… "Сколько же тут хлама!" - услышала она от одного посетителя, матерого торговца, и поспешно скрылась за углом, где тут же уперлась в гравированный портрет лорда Раглана ("лот № 117") и обнаружила, что его светлость глядит в пустоту, совершенно ее не замечая. Все вещи стали такими: печальными и словно обозлившимися на что-то. Мисс Трант ушла, жалея, что не может взять с собой побольше - коттедж и без того был переполнен.
Дома мисс Трант стала помогать хлопотавшей по хозяйству миссис Пертон. В усадьбе она была кухаркой, а ее муж (как когда-то его отец) садовником; обоих на время перевели в гостевой коттедж. Миссис Пертон аукционов не одобряла, считая их пустой тратой времени, а потому весь день провела в работе по дому. Мистер Пертон, напротив, остался в усадьбе - отчасти потому, что не хотел пропускать такое важное событие, а отчасти потому, что присутствие человека небезразличного должно было пресечь любые кражи, в особенности овощей с огорода. Словом, весь день он ходил за аукционистами из комнаты в комнату, как будто надзор требовался за мистером Медвортом, его работниками и торговцами, а не прочими посетителями. Именно Пертон принес мисс Трант весть о завершении торгов.
- Неужели кончено, Пертон? - вскрикнула она, увидев его в саду.
Пертон подошел, коснулся кепки и, сунув руки в карманы, принялся раскачиваться из стороны в сторону. Он всегда так делал, когда ему было что сказать, и мисс Трант сразу поняла: Пертону не терпится сообщить ей важную новость. Нет-нет, вид у него был самый невозмутимый. Садовник, последние шесть лет получавший первый приз за выращивание лука (сорт "Эйлса-Крейг") на районной выставке (не говоря уж о других, менее важных мероприятиях), мастерски скрывал чувства.
- Нет, мисс, еще не совсем, - ответил он, - но осталась сущая мелочь. Многие уже уходят. А тот большой буфет, который стоял в коридоре… ну, старый такой… - Пертон закачался еще сильнее.
- Я поняла, буфет эпохи Тюдоров! В коттедже для него нет места, а он вроде бы очень ценный. Что с ним случилось?
- Сто сорок фунтов, мисс, - торжественно объявил Пертон. - Сто сорок фунтов, только что продали!
- Ах, как замечательно, Пертон! - Глаза мисс Трант засияли: сейчас никто не дал бы ей больше двадцати лет.
Пертон прекратил раскачиваться, вынул из кармана одну руку и внушительно показан хозяйке три пальца.
- В конце покупателей было трое, представьте себе, трое! Все торговцы. Один из Оксфорда, второй из Челтнема и тот бородатый из Лондона. Трое! Они и словом-то едва перемолвились. Первый раз такое видел!
- Что же они делали?
- Подмигивали. Просто подмигивали. - И Пертон принялся изображать, как эта троица договаривалась о цене, а мисс Трант с трудом сдерживала смех. - Мистер Медворт говорит: "Начальная ставка девяноста фунтов". Один ему подмигивает, и мистер Медворт объявляет: "Девяноста пять". Потом опять подмигивают, и цена поднимается до ста. Потом третий накидывает еще пять. Словом, так они домигались до ста сорока фунтов. Хорошо ушел буфетик!
- Никогда бы не подумала, что он столько стоит, Пертон!
- И впрямь, мисс, разве ж может буфет стоить таких деньжищ? - доверительно заговорил садовник. - Я б не удивился, если б его продали дешевле, но азарт - дело такое. Никакой мочи остановиться. Вот хочу буфет, и все тут! Помню, раз я купил десять ненужных мне уток - толку с них, что с мартышки. На кой они мне сдались, спрашивается? Да просто азарт обуял, вот и весь сказ. Так и с вашей мебелью вышло. Мистер Медворт говорит, что торги были славные. Я счас обратно пойду, мисс, закушу только малость. Помогу прибрать усадьбу. После этих торгашей там все вверх дном!