- Великий человек, всегда такой высокомерный по отношению к слабакам, обходящим острые углы или падающим на обочине, потому что не сумели дорасти до него по силе характера и целеустремленности! Как ты теперь к ним относишься?
- Мои чувства не должны тебя касаться. Ты имеешь право решать, чего хочешь от меня. Я соглашусь с любым требованием, кроме одного: не проси, чтобы я от этого отказался.
- О, нет, я не стану этого требовать! Не верю, что ты сможешь изменить свою натуру. Это и есть твой истинный уровень, скрывавшийся под величием рыцаря от индустрии, выбившегося из низов, благодаря своей гениальности, поднявшийся от шахтера до обладателя хрустальных бокалов и фрачных галстуков! И вдруг он является домой в одиннадцать часов утра! Ты никогда не вылезешь из своей шахты, тебе там самое место, всем вам, самим себя сделавшим князьями кассового аппарата: субботний вечер в салуне, в компании мелких коммивояжеров и танцовщиц!
- Ты хочешь со мной развестись?
- Хорошенькая была бы сделка! Думаешь, я не догадываюсь, что ты хочешь развода с первого месяца нашего брака?
- Если ты это знаешь, почему до сих пор не оставила меня?
- У тебя нет больше права задавать мне этот вопрос! - жестко ответила она.
- Это - правда, - сказал Риарден, полагая, что такой ответ может оправдать только одна возможная причина: ее любовь к нему.
- Нет, я не собираюсь с тобой разводиться. Думаешь, я позволю твоей интрижке с какой-то бабенкой лишить меня моего дома, моего имени, моего положения в обществе? Я буду изо всех сил защищать эту часть своей жизни, пусть она и не нашла опоры в столь зыбком основании, как твоя липовая верность. Не заблуждайся: я никогда не дам тебе развода. Нравится тебе это или нет, ты женат и останешься женатым человеком.
- Останусь, если ты так решила.
- И вообще, я не понимаю, почему ты не сядешь?
Риарден остался стоять.
- Пожалуйста, говори то, что должна сказать.
- Я не допущу также никакого неофициального развода, мы не разъедемся. Ты можешь наслаждаться своей любовной идиллией в метро и подъездах, где ей самое место, но я требую, чтобы в глазах света ты не забывал, что я - миссис Генри Риарден. Ты всегда демонстрировал нерушимую приверженность честности, так позволь мне видеть тебя, осужденного на жизнь лицемера, которым ты был всегда. Я жду, чтобы ты вернулся в дом, официально принадлежащий тебе, но отныне ставший моим.
- Если захочешь.
Она расслабленно откинулась на спинку кресла, расставив ноги, положив руки на подлокотники, словно судья, решившийся, наконец, позволить себе некоторую вольность.
- Развод? - она холодно рассмеялась. - Не думаешь ли ты, что улизнешь так просто? Думаешь отделаться несколькими из твоих миллионов, швырнув их мне в качестве алиментов? Ты слишком привык получать все на свете за свои доллары и не можешь постигнуть простую вещь: не все продается, не все покупается, не все может быть предметом торговли. Ты не способен поверить, что существует человек, не зависящий от денег, не можешь себе представить, что это значит. Ничего, думаю, ты этому научишься. Разумеется, ты согласишься с некоторыми моими требованиями. Я хочу, чтобы ты сидел в офисе, предмете твоей гордости, на своем драгоценном литейном производстве, и изображал героя, который работает по восемнадцать часов в сутки, гиганта индустрии, двигающего вперед целую страну, гения, вознесшегося над стадом скулящих, лгущих, ворующих людишек. Еще я хочу, чтобы ты приходил домой, где тебя будет ждать некая особа, единственная из всех, знающая истинную цену тебе и твоим словам, твоей гордости, твоей честности, твоей хваленой самооценке. Я хочу, чтобы ты, в своем собственном доме, видел ту, кто презирает тебя, и имеет на это право. Я хочу, чтобы ты смотрел на меня, когда строишь очередную печь или разливаешь очередное рекордное количество стали, или слушаешь аплодисменты и восхваления, когда гордишься собой, когда чувствуешь себя чистым, когда упиваешься собственным величием. Хочу, чтобы ты видел меня, когда слышишь о несправедливом лишении собственности, негодуешь по поводу человеческой испорченности и сочувствуешь тем, кто стал жертвой мошенничества или нового вымогательства со стороны правительства - видел и понимал, что ты ничем не лучше, что никого не превзошел, что не имеешь права никого осуждать. Я хочу, чтобы ты смотрел на меня и помнил, какая судьба ожидает человека, пытавшегося построить башню до неба, или долететь до Солнца на крыльях из воска, человека, который мнил себя совершенством!
Словно сторонний наблюдатель, Риарден хладнокровно отметил мелькнувшую мысль, причем весьма любопытную: в ее системе наказания есть прореха, некое несоответствие понятий - просчет, который разрушит всю схему, стоит только его обнаружить. Он не стал пытаться отыскать его. С удовлетворением зафиксировав для себя этот факт, он попытался заглянуть в отдаленное будущее. Теперь там не осталось ничего, чего стоило ожидать и к чему стремиться.
Его разум оставался практически безучастным, лишь пытался противопоставить последние остатки чувства справедливости невообразимому наплыву отвращения, лишившего Лилиан человеческого облика. Если она отвратительна, думал он, так это я сам довел ее до этого. Так она борется с болью, никто не может диктовать людям форму, в которой они должны переносить страдания, никто не может их упрекать, и меньше всего он, Риарден, тот, кто вызвал эти страдания. Но в поведении самой Лилиан он не замечал свидетельств какой-либо боли. Возможно, внешней неприглядностью она хочет прикрыть свое страдание, подумал он. И он честно старался преодолеть отвращение… Далось ему это не сразу.
Когда Лилиан замолчала, он спросил:
- Ты закончила?
- Да, кажется, закончила.
- Тогда тебе лучше поехать домой.
Когда он решил избавиться, наконец, от вечернего костюма, то почувствовал, что все мышцы болят, словно после долгого дня физического труда. Крахмальная сорочка намокла от пота.
Не осталось ни мыслей, ни чувств, - ничего, кроме ощущения, что последние их осколки растворились, и осталось только громадное облегчение от величайшей в жизни победы над собой: он позволил Лилиан покинуть свой номер живой.
* * *
Доктор Флойд Феррис вошел в кабинет Риардена с благосклонной улыбой, какая обычно свойственна человеку, ни секунды не сомневающемуся в успехе своей миссии. Говорил он с приятной, бодрой уверенностью. У Риардена создалось впечатление, что это уверенность шулера, приложившего титанические усилия для того, чтобы запомнить каждую из возможных комбинаций карт, и теперь являвшего собой олимпийское спокойствие, зная, то каждая карта крапленая.
- Итак, мистер Риарден, - произнес он вместо приветствия, - я и представить себе не мог, что даже такой изощренный знаток светских условностей и тертый калач, как я, почувствует внутренний трепет при встрече с выдающимся человеком, и именно его я сейчас ощущаю, хотите - верьте, хотите - нет.
- Здравствуйте, - ответил Риарден.
Доктор Феррис уселся и сделал несколько замечаний об оттенках октябрьской листвы, которыми любовался по ходу долгой поездки из Вашингтона, предпринятой специально ради встречи с мистером Риарденом лично. Риарден не ответил. Доктор Феррис глянул в окно и прокомментировал вдохновляющий вид литейного производства, которое, как он выразился, является одним из наиболее значимых предприятий страны.
- Совсем не так вы говорили о нем полтора года назад, - отметил Риарден.
Доктор Феррис на мгновение нахмурился, словно допустил незначительную ошибку, едва не стоившую ему игры, но потом крякнул, будто вновь завладел инициативой.
- Это было полтора года назад, мистер Риарден, - легко парировал он. - Времена меняются, и люди меняются вместе с ними, по крайней мере, умные люди. Мудрость заключается в понимании того, когда нужно помнить, а когда забывать. Последовательность - не то свойство ума, которое следует практиковать самому или ожидать от других представителей человечества.
Затем он прочел краткую лекцию о неуместности последовательного мышления в мире, где нет ничего абсолютного, кроме принципа компромисса. Он говорил свободно, в непринужденной манере, словно оба они понимали, что не это является главным предметом их беседы. Однако странным было то, что излагал он свои мысли не в тоне вступления, а в тоне постскриптума, когда главный вопрос давно утрясен.
Риарден дождался фразы "Вы так не думаете?" и ответил:
- Прошу вас изложить то неотложное дело, из-за которого вы просили меня о встрече.
На лице доктора Ферриса на мгновение отразились изумление и озадаченность, потом он радостно произнес, словно припомнив незначительную деталь, от которой можно без труда избавиться.
- Ах, это? Оно касается сроков отгрузки вашего металла Государственному научному институту. Нам хотелось бы получить пять тысяч тонн к первому декабря, а с остальным мы согласны подождать до начала следующего года.
Риарден сидел и довольно долго молча смотрел на него. С каждой утекающей секундой игривые интонации голоса доктора Ферриса, еще витавшие в воздухе, казались все глупее. Когда доктор Феррис уже начал опасаться, что Риарден не ответит ему вовсе, тот заговорил:
- Разве тот дорожный полицейский в кожаных крагах, которого вы сюда подослали, не передал вам содержание нашего разговора?
- Да, мистер Риарден, но…
- Что еще вы хотите услышать?
- Но с тех пор прошло пять месяцев, мистер Риарден. Произошли некоторые события, убедившие меня в том, что вы изменили ваше мнение и теперь не станете чинить нам препятствий, точно так же, как и мы со своей стороны, не принесем вреда вам.
- О чем вы говорите?
- Например, о некоем событии, о котором вам известно гораздо больше, чем мне, но и я о нем знаю, хоть вы и предпочли бы, чтобы я не знал.
- Каком еще событии?
- Поскольку это ваша тайна, мистер Риарден, почему бы ей таковой и не остаться? У кого нынче нет секретов? Например, проект "Икс" - секрет. Вы, конечно, понимаете, что мы можем получить ваш металл малыми партиями через различные правительственные структуры, и вы не сумеете этому помешать. Но подобное решение вопроса потребовало бы вмешательства множества грязных бюрократов, - доктор Феррис улыбнулся с обезоруживающей откровенностью. - Да, мы, бюрократы, недолюбливаем друг друга точно так же, как недолюбливаете нас вы, простые граждане. Нам пришлось бы посвятить слишком многих в секрет проекта "Икс", что в настоящее время крайне нежелательно. Как и газетная шумиха в случае, если мы подадим на вас в суд по обвинению в отказе выполнять распоряжение правительства. Но если вам придется предстать перед судом по гораздо более серьезному обвинению, где не замешаны проект "Икс" и Государственный научный институт, и вы не сможете опровергнуть обвинение или не заручитесь поддержкой общественности, что ж, нас это совсем не затронет, а вам будет стоить больше, чем вы можете предположить. Следовательно, единственным практичным поступком для вас остается помочь сохранить наш секрет и позволить нам помочь вам сохранить ваши тайны. Я полагаю, вы понимаете, что мы в состоянии защитить любого бюрократа от вашего судебного процесса так долго, как мы того пожелаем.
- Какое событие, какой секрет, какой суд?
- Послушайте, мистер Риарден, не будьте ребенком! Конечно же, четыре тысячи тонн металла, которые вы отгрузили Кену Данаггеру, - легко ответил доктор Феррис.
Риарден промолчал.
- В свете изложенного всякие разговоры о принципах - не более чем пустая трата времени, - улыбаясь, продолжал доктор Феррис. - Даже если вы захотите стать мучеником, жертвой принципов, при сложившихся обстоятельствах, о которых, возможно, никто другой знать не будет, только вы и я, вы все равно больше не будете героем, создателем замечательного нового сплава, не сможете встретить врага лицом к лицу, ваши действия не произведут впечатления на публику. Вы станете обычным нарушителем закона, алчным фабрикантом, поправшим законы государства, направленные на защиту общественного достояния, героем без славы и без почитателей, не заслуживающим большего, чем половинка газетной колонки где-нибудь на пятой полосе. Готовы ли вы стать мучеником? Потому что сегодня вопрос стоит так: либо вы даете нам металл, либо отправляетесь в тюрьму на десять лет заодно со своим другом Данаггером.
Как биолога, доктора Ферриса всегда завораживала теория, согласно которой животные обладают способностью чуять чужой страх, и он пытался развить эту способность у себя. Наблюдая за Риарденом, он заключил, что этот человек далек от того, чтобы сдаться, ибо не смог уловить с его стороны ни малейшего признака страха.
- Кто ваш информатор? - спросил Риарден.
- Один из ваших друзей, мистер Риарден. Владелец медной шахты в Аризоне, сообщивший нам, что вы получили в прошлом месяце дополнительное количество меди, превышающее обычный месячный тоннаж, потребный для производства месячного объема металла, который дозволяет вам закон. Медь ведь является одним из ингредиентов вашего сплава, не так ли? Этой информации для нас оказалось достаточно. Вычислить остальное не составило труда. Вы не должны слишком уж упрекать хозяина медной шахты. Как вам известно, производители меди сейчас сильно стеснены, поэтому ему пришлось предложить что-нибудь ценное, чтобы получить у правительства преимущество, "важнейшую потребность", которая в его случае частично снимает действие некоторых директив и дает возможность перевести дух. Человек, которому он продал свою информацию, знал, для кого она может представлять наибольшую ценность, и сообщил ее мне в обмен на некоторые послабления, в которых он нуждался. Так что все необходимые доказательства, как и последующие десять лет вашей жизни, находятся в моей власти, и я предлагаю вам сделку. Уверен, что вы не откажетесь, поскольку сделки - ваша специальность. Форма может несколько отличаться от тех, что преобладали в дни вашей юности, но вы - опытный делец, вы всегда знали, как использовать преимущества в изменяющихся обстоятельствах, а обстоятельства в наши дни таковы. Поэтому вам будет нетрудно разобраться, в какой области лежат ваши интересы, и действовать соответственно.
- В годы моей юности это называлось шантажом, - спокойно ответил Риарден.
Доктор Феррис ухмыльнулся.
- Этот так, мистер Риарден. Мы вступили в значительно более реалистичный век.
"Но есть одно странное различие, - подумал Риарден, - между банальным шантажистом и доктором Феррисом. Шантажист злорадствует по поводу провинности своей жертвы и представляет угрозу для нее, а опасность чувствуют они оба. Доктор Феррис - дело другое. Его манера спокойна и естественна, он излучает чувство уверенности, в его тоне нет осуждения, скорее, намек на товарищество, основанное на пренебрежении к самому себе". Внезапное чувство, что он как будто приблизился к разгадке следующего шага на своем едва наметившемся пути, заставило Риардена податься вперед с готовностью и вниманием.
Заметив во взгляде Риардена интерес, доктор Феррис улыбнулся и мысленно поздравил себя с тем, что выбрал правильный подход. Теперь игра стала ему понятной, крапленые карты выпадали в нужном порядке. Другие люди, думал Феррис, уже давно бы все сделали, даже если не называть вещи своими именами, но этот человек хочет откровенности, а он-то надеялся встретить крутого реалиста.
- Вы человек практичный, мистер Риарден, - дружелюбно продолжил доктор Феррис. - Не понимаю, почему вы не хотите идти в ногу со временем. Почему не приспособитесь? Вы умнее большинства людей. Вы человек надежный, мы хотим, чтобы вы работали долго, и когда я услышал, что вы пытались связаться с Джимом Таггертом, я понял, что это возможно. Не возитесь с Джимом Таггертом, он никто, мелкая сошка. Вступайте в большую игру. Мы можем использовать вас, а вы - нас. Хотите, мы займемся для вас Орреном Бойлом? Он нанес вам сильный удар; хотите, мы его немного приструним? Это можно сделать. А хотите, мы построим Кена Данаггера? Я знаю, вы продали ему металл, потому что вам нужно получить от него уголь. Вот вы и рискнули тюрьмой и уплатой огромных штрафов, лишь бы не повредить Кену Данаггеру. И вы называете это хорошим бизнесом? Послушайте, работайте с нами и дайте понять мистеру Данаггеру, что если он не встанет в общую очередь, то отправится в тюрьму, поскольку у вас есть такие друзья, которых у него нет, и тогда вам больше не придется волноваться о снабжении углем. Вот как нужно сегодня вести бизнес. Спросите себя, какой путь практичнее.
И что бы о вас ни говорили, никто не сможет отрицать того, что вы - великий бизнесмен и настоящий реалист.
- Да, я такой, - согласился Риарден.
- Верно, - кивнул доктор Феррис. - Вы достигли богатства в то самое время, когда большинство людей готовились обанкротиться, вы всегда сметали все препятствия на своем пути, поддерживая свои литейные цеха в рабочем состоянии, и делали деньги, поэтому вы не захотите сейчас вести себя непрактично, не так ли? Ради чего? Какая разница, если деньги идут? Оставьте теории людям вроде Бертрама Скаддера, а идеалы - особам вроде Бальфа Юбэнка, и будьте самим собой. Спуститесь на землю. Вы не тот человек, кто позволяет сантиментам мешать своему бизнесу.
- Нет, - медленно проговорил Риарден. - Не позволю. Никаких сантиментов.
Доктор Феррис улыбнулся.
- Вы думаете, мы сомневались в этом? - сказал он, словно желая потрясти провинившегося друга своим коварством. - Мы долго ждали, чтобы получить на вас компромат. С вами, порядочными, одни проблемы и головная боль. Но мы знали, рано или поздно вы поскользнетесь, и вот, дождались именно того, что нужно.
- Вы, кажется, довольны этим.
- Разве для этого нет причин?
- Но, в конце концов, я нарушил один из ваших законов.
- А для чего, вы думаете, они существуют?
Доктор Феррис не заметил быстрого взгляда Риардена - взгляда человека, перед которым впервые открылось то, что он так ждал увидеть.
Доктор Феррис закончил стадию наблюдения, пришла пора нанести последний удар добыче, попавшей в западню.
- Вы действительно думаете, будто мы хотим, чтобы эти законы соблюдались? - начал доктор Феррис. - Мы хотим, чтобы они нарушались. Вам бы лучше запомнить: вы имеете дело не с группой бойскаутов, и время красивых жестов прошло. За нами сила, и мы это знаем. Ваши друзья - паиньки, а мы знаем истинное положение вещей, и вам следует быть умнее. Крайне сложно управлять невинными людьми. Единственная власть, которой обладает правительство - сила, способная сломать преступный элемент. Ну, а если преступников недостаточно, нужно их создавать. Принимается такое количество законов, что человеку невозможно существовать, не нарушая их. Кому нужна нация, состоящая сплошь из законопослушных граждан? Какая от нее польза? А вот издайте законы, которые нельзя ни соблюдать, ни проводить в жизнь, ни объективно трактовать, и вы получите нацию нарушителей, а значит, сможете заработать на преступлениях. Сейчас это вошло в систему, мистер Риарден, это игра, и когда вы усвоите ее правила, с вами станет гораздо легче иметь дело.
Глядя в глаза Феррису, Риарден увидел, что в них внезапно загорелся огонек тревоги, предвестницы паники, как если бы на стол перед доктором упала чистая, не крапленая карта, которой он никогда раньше не видел.