Оррен Бойл принес жертву на алтарь общественной пользы. Он продал Бюро помощи зарубежным государствам для отправки в Народную Республику Германия десять тысяч тонн конструкционной стали, предназначавшейся для железной дороги "Атлантик Саусерн". "Мне нелегко далось это решение, - сказал он с увлажненным добродетелью взглядом оцепеневшему от ужаса президенту "Атлантик", - но я принял во внимание, что вы - богатая корпорация, а люди в Германии находятся на грани отчаяния. Поэтому я поступил по принципу "помоги нуждающемуся". Если сомневаешься, то сильный должен уступить слабому. Президент "Атлантик Саусерн" слышал, что у самого влиятельного вашингтонского друга Оррена Бойла есть друг в Министерстве снабжения Народной Республики Германия. Никто не поручился бы за то, что именно это послужило мотивом поступка Бойла, а не самопожертвование, да и разницы не было никакой: если бы Бойл свято следовал своему кредо самоотречения, он поступил бы точно так же. Это заткнуло рот президенту "Атлантик", не рискнувшему признаться в том, что его железная дорога ему дороже, чем все население Германии. Не стал он возражать и против принципа самопожертвования.
В течение всего января воды Миссисипи, вздувшиеся от снежных бурь, продолжали подниматься. Ветры превратили реку в бурные потоки, беспрестанно сталкивавшиеся друг с другом и со всеми препятствиями на своем пути. Однажды ночью, в первую неделю февраля, когда хлестал дождь со снегом, мост на железной дороге "Атлантик Саусерн" рухнул вместе с пассажирским поездом. Локомотив и первые пять вагонов вместе с подломившимися балками канули в черные круговороты реки, упав с высоты восьмидесяти футов. Остальная часть состава осталась на трех устоявших пролетах моста.
"Нельзя съесть пирог и одновременно накормить им соседа", - сказал Франсиско д’Анкония. Ярость обличений, которые хозяева свободной печати обрушили на его голову, намного превосходила их соболезнования по поводу ужасной трагедии на реке.
Шептали, что главный инженер "Атлантик Саусерн", в отчаянии оттого, что не удалось получить сталь, необходимую для усиления моста, уволился шесть месяцев назад, сообщив компании, что мост может рухнуть в любой момент. Он написал письмо в крупнейшую газету Нью-Йорка, в котором предупреждал об этом общественность. Письмо не было опубликовано. Шептали, что три пролета моста удержались благодаря усиленным конструкциям из риарден-металла. Но согласно Закону справедливой доли компании удалось получить всего лишь пятьсот тонн металла.
В результате официальной экспертизы два моста через Миссисипи, принадлежавшие дорогам помельче, были закрыты. Одна из этих компаний вышла из бизнеса, другая закрыла наименее перспективную ветку, разобрала рельсы и проложила их до моста через Миссисипи, принадлежащего "Таггерт Трансконтинентал"; так же поступила и "Атлантик Саусерн".
Большой мост Таггерта в Бедфорде, штат Иллинойс, построил Натаниэль Таггерт. Он несколько лет воевал с правительством, которое, исходя из интересов владельцев речных перевозок, заявляло, что конкуренция железных дорог делает эти перевозки ненужными и угрожает благосостоянию общества; поэтому строительство моста через Миссисипи было запрещено. Правительство приказало Натаниэлю Таггерту разобрать мост и перевозить грузовые и пассажирские вагоны через реку на паромах. Он выиграл битву в Верховном суде большинством в один голос. Теперь этот мост остался единственным, связывавшим континент воедино. Дагни, верная заветам, сделала своим главным правилом: можно пренебрегать всем остальным, но содержать мост в безупречном состоянии.
Сталь, отправленная через Атлантику Бюро помощи зарубежным государствам, не достигла Народной Республики Германия. Ее захватил Рагнар Даннескъёлд, но никто за стенами бюро об этом не узнал, потому что газеты давно уже перестали писать о пиратских действиях Даннескъёлда.
Потом люди, которые заметили растущую нехватку, а далее и исчезновение с рынка электрических утюгов, тостеров, стиральных машин и прочих бытовых приборов, начали задавать вопросы и слушать сплетни. Тогда они узнали, что ни одно судно, груженное медью "Д’Анкония Коппер", не могло достигнуть портов Соединенных Штатов, потому что ему не удавалось благополучно миновать Рагнара Даннескъёлда.
Туманными зимними ночами матросы в порту шепотом передавали историю о том, что этот пират всегда захватывает грузы судов Бюро помощи зарубежным государствам, но никогда не трогает медь, а просто пускает ко дну сухогрузы "Д’Анкония Коппер", позволяя команде пересесть на спасательные шлюпки. Это передавали шепотом, как легенду, не поддающуюся объяснению - никто не мог понять, почему Даннескъёлд не забирает себе медь.
На второй неделе февраля с целью экономии медных проводов и электрической энергии вышла директива, запрещающая поднимать лифты выше двадцать шестого этажа. Верхние этажи зданий пришлось освободить, а лестницы перегородить некрашеными досками. Специальным разрешением на основании "особой необходимости" было сделано исключение для нескольких крупных корпораций и наиболее фешенебельных отелей. Верхние этажи остальных городских небоскребов погасли.
Население Нью-Йорка никогда прежде не заботила погода. Грозы считались лишь противной помехой, замедлявшей дорожное движение, да еще досаждали большими лужами у входов в ярко освещенные магазины. Шагая против ветра в вечерних туфлях, закутавшись в дождевики и меха, ньюйоркцы считали бурю временным незваным гостем города. Теперь, глядя на снежные сугробы, протянувшиеся вдоль узких улиц, люди с безотчетным страхом чувствовали, что это они - временные гости, а право преимущественного передвижения принадлежит ветру.
- Забудь об этом, Хэнк, теперь это не имеет для нас значения, - ответила Дагни, когда Риарден сообщил ей, что не сможет доставить рельсы, потому что не смог найти поставщика меди.
На "забудь-об-этом-Хэнк" он не ответил, не в силах смириться с первым провалом "Риарден Стил".
Вечером пятнадцатого февраля треснула металлическая пластина рельсового соединения, пустив под откос поезд в полумиле от Уинстона, Колорадо, как раз на том участке, где собирались уложить новые рельсы. Станционный служащий Уинстона, вздохнув, вызвал бригаду с краном: еще одна, не самая крупная авария, такие случались едва ли не каждый день, он уже привык к ним.
В тот вечер Риарден, подняв воротник и низко надвинув шляпу на глаза, рассекая ногами позёмку, клубившуюся у самых колен, топтался на заброшенном угольном карьере в богом забытом уголке Пенсильвании, наблюдая за погрузкой пиратски добытого для него угля. Шахта осталась без хозяина, никто не мог оплатить ее эксплуатацию. Но молодой человек с хриплым голосом и темными злыми глазами, явившийся из голодающего поселка, организовал бригаду безработных и договорился с Риарденом об отгрузке.
Они работали по ночам, складируя уголь в потайных штольнях, получали плату наличными и не задавали вопросов. Виновные лишь в свирепом желании выжить, они и Риарден работали как дикари, в обход закона, права собственности, без контрактов и страховки, лишенные всего, кроме взаимопонимания и абсолютного доверия данному слову. Риарден даже не знал имени молодого человека. Наблюдая за тем, как тот заполняет кузова грузовиков, он думал, что родись этот парень на поколение раньше, быть бы ему крупным промышленником. А теперь он, скорее всего, через несколько лет закончит жизнь как рядовой преступник.
Тем же вечером Дагни присутствовала на заседании Совета директоров компании "Таггерт Трансконтинентал".
Они сидели за полированным столом в величественном зале совета, непривычно холодном. Люди, на протяжении десятилетий своей карьеры ради собственной безопасности делавшие непроницаемые лица, произносившие неопределенные слова, носившие безупречную одежду, сегодня чувствовали себя неловко, появившись в нескладных свитерах, обтягивавших животы, в шарфах, намотанных вокруг шей, слыша кашель, разносившийся по помещению, подобно автоматным очередям.
Дагни заметила, что даже Джим утратил свой обычный холеный вид.
Он сидел, втянув голову в плечи, быстро стреляя глазами по лицам присутствующих.
Среди членов совета за столом сидел и человек из Вашингтона. Никто точно не знал его имени и должности, но в этом не было нужды: ведь он - человек из Вашингтона. (По фамилии Уизерби, с седыми висками, длинным узким лицом и ртом, производившим впечатление, будто его хозяину приходилось напрягать лицевые мышцы, чтобы держать его закрытым. Это придавало чопорность физиономии, которая больше ничего не выражала.) Директора не знали, в каком качестве он присутствует - гостя, советника или руководителя совета, и предпочитали не задумываться об этом.
- Сегодня, - начал председательствующий, - главная задача - рассмотреть тот факт, что железнодорожные пути нашей главной линии пребывают в плачевном, если не сказать, критическом состоянии… - сделав паузу, он опасливо добавил: -…в то время как единственные хорошие рельсы у нас на ветке "Линия Джона Голта"… я хочу сказать, на линии Рио-Норте.
Тем же осторожным тоном, ожидая, когда кто-нибудь еще подхватит скрытую цель его соображений, другой мужчина произнес:
- Если мы признаем, что нехватка оборудования стала критической, и если решим окончательно износить его, обслуживая ветку, приходящую в упадок… - Он умолк, так и не произнеся, что же все-таки произойдет.
- По моему мнению, - подхватил худой, мертвенно-бледный мужчина с аккуратными усиками, - линия Рио-Норте становится для нас финансовым бременем, которое компании не под силу, если только не предпринять определенную реорганизацию… - Не закончив мысль, он посмотрел на мистера Уизерби. Мистер Уизерби сидел, как будто ничего не слышал.
- Джим, - сказал председательствующий. - Я думаю, ты должен объяснить сложившуюся ситуацию мистеру Уизерби.
Голос Джима звучал привычно гладко, но это была гладкость ткани, туго натянутой над битым стеклом, и острые края время от времени показывались наружу.
- Думаю, все согласятся с тем, что главным фактором, влияющим на каждую железную дорогу страны, является необычный уровень провалов в бизнесе. Мы все, конечно, понимаем: это всего лишь временные трудности, но на настоящий момент ситуация на дороге достигла той стадии, которую можно назвать отчаянной. Количество заводов, закрытых на территории, обслуживаемой железными дорогами "Таггерт Трансконтинентал", столь велико, что вся наша финансовая структура нарушена. Районы и отделения, ранее всегда приносившие устойчивый доход, сегодня показывают значительные потери. Расписания движения поездов составлены в расчете на большой объем грузов, слишком большой для оставшихся троих грузоотправителей, где раньше работали семь. Мы не можем предоставлять обслуживание в прежнем объеме, по крайней мере… при ныне существующих тарифах. - Он посмотрел на мистера Уизерби, но тот, кажется, этого не заметил.
- Я полагаю, - продолжил Таггерт, и в его голосе послышались резкие нотки, - что наши грузоотправители заняли в корне неверную позицию. Большинство из них жалуются на конкурентов и предпринимают различные меры местного характера, чтобы избавиться от соперничества. Сегодня большинство из них практически стали единственными поставщиками своих услуг на рынке и все-таки отказываются понимать, что железная дорога не может предоставить последним оставшимся заводам уровень тарифов грузовых перевозок, ставший возможным только благодаря налаженному производству целого региона. Мы гоним составы себе в убыток, а они по-прежнему занимают позицию против любого… подъема тарифов.
- Против любого подъема? - снисходительно переспросил мистер Уизерби, умело изобразив изумление. - О, у них совсем другая позиция.
- Если слухи, которым я отказываюсь доверять, все же верны… - вступил председательствующий, но оборвал фразу на полуслове, услышав в своем голосе явные нотки паники.
- Джим, - любезно произнес мистер Уизерби, - я думаю, будет лучше всего, если мы не станем упоминать тему повышения тарифов.
- Я не предлагал прямо сейчас повысить тарифы, - поспешно ответил Джим. - Я просто упомянул о них для полноты картины.
- Но, Джим, - сказал старый господин с вибрирующим голосом, - я думал, что ваше влияние… я имею в виду вашу дружбу с мистером Моучем, станет гарантией…
Он умолк, потому что остальные строго посмотрели на него, в подтверждение неписаного правила: не упоминать о провале такого рода, не обсуждать таинственные и непредсказуемые пути влиятельных друзей Джима и того, почему они его подвели.
- Дело в том, - легко произнес мистер Уизерби, - что мистер Моуч послал меня сюда, чтобы обсудить требования профсоюзов железнодорожников о повышении заработной платы и требования грузоотправителей о снижении тарифов.
Уизерби говорил тоном небрежной уверенности, зная, что всем присутствующим давно известно об этом, ведь требования обсуждались в газетах уже несколько месяцев. Он понимал, что присутствующие боялись не факта, а того, что его произнесут вслух - словно факта не существовало, и только слова Уизерби обладают силой заставить его стать реальностью. Знал, что они ожидают, продемонстрирует ли он эту свою способность, вот он и подтвердил, что обладает ею.
Ситуация давала право на выражение протеста, но его не последовало, никто ему не ответил. Тогда Джеймс Таггерт сказал отрывисто, нервно, но не сумев скрыть неуверенности:
- Я не стал бы преувеличивать важность Баззи Уоттса из Национального совета грузоотправителей. Он поднимает много шума и устраивает дорогие обеды в Вашингтоне; нет, я не стал бы принимать его слишком уж всерьез.
- Ну, не знаю, - протянул мистер Уизерби.
- Послушайте, Клем, мне известно, что на прошлой неделе Уэсли отказался встречаться с ним.
- Это верно. Уэсли - очень занятой человек.
- И я знаю, что, когда десять дней назад Джин Лоусон устроил большой прием, там были практически все, а Баззи Уоттса не пригласили.
- Это так, - миролюбиво признал мистер Уизерби.
- Поэтому я бы не слишком считался с мистером Баззи Уоттсом, Клем. И я не буду об этом волноваться.
- Уэсли - человек непредвзятый, - произнес мистер Уизерби. - Человек, приверженный долгу перед обществом. Ради интересов страны в целом он обязан рассматривать все предложения. - Таггерт выпрямился. Из всех признаков опасности, известных ему, такое развитие беседы было наихудшим. - Никто не в силах отрицать то, Джим, что Уэсли чувствует большую ответственность перед вами как просвещенным бизнесменом, информированным консультантом и одним из своих ближайших личных друзей.
Глаза Таггерта быстро стрельнули в его сторону: дело шло все хуже.
- Но никто не может сказать, что Уэсли стал бы колебаться перед необходимостью принести в жертву собственные чувства и дружеские связи, когда речь идет о благосостоянии общества.
Таггерт по-прежнему казался безмятежным, он никогда не позволял страху отражаться на выражении своего лица. Джим в панике боролся с мыслью, не дающей ему покоя: он слишком долго сам был тем самым "обществом" и понимал, что означает, когда этот магический, святой титул, которому никто не отваживался противостоять, произнесенный заодно с "благосостоянием", передавался особе вроде Баззи Уоттса.
Он поспешно спросил о другом:
- Вы же не полагаете, что я ставлю свои личные интересы выше общественных, не так ли?
- Конечно, нет, - мистер Уизерби почти улыбнулся. - Определенно нет. Не вы, Джим. Ваши понимание ситуации и честное отношение к общественному благу слишком хорошо известны. Вот почему Уэсли ожидает, что вы всесторонне рассмотрите сложившееся положение.
- Да, конечно. - Джим оказался в ловушке.
- Итак, рассмотрим дело с позиций профсоюзов. Допускаю, вы не можете позволить себе поднять заработную плату, но как тогда им существовать, если стоимость жизни подскочила до небес? Им же нужно есть, не так ли? Это касается всех - и железнодорожников, и… других. - Мистер Уизерби говорил тоном спокойной рассудительности, старательно обходя иные аргументы, скрывая истинный смысл своих слов, и без того понятный всем окружающим. Он глядел на Таггерта, словно подчеркивая важность не произнесенных им слов. - В профсоюзах железнодорожников почти миллион членов. С семьями, иждивенцами и бедными родственниками - а у кого нынче нет бедных родственников? - их число возрастает до пяти миллионов голосов… э-э… я хотел сказать, человек. Уэсли приходится помнить об этом. Он должен учитывать их психологию. И затем, не забывайте о людях. Ваши тарифы были установлены в те годы, когда все делали деньги. Но при теперешнем положении дел стоимость транспортировки стала непосильным бременем для всех. Люди кричат об этом по всей стране, - он взглянул на Таггерта в упор. Он даже не смотрел, а почти подмигивал.
- Их ужасно много, Джим. По многим причинам они сейчас не слишком счастливы. Правительство, сумевшее понизить тарифы, получит благодарность многих людей.
Молчание, послужившее ему ответом, походило на столь глубокую яму, что, упади в нее что угодно, никто не услышал бы звука удара о дно. Таггерт, как и все остальные, понимал, по какому бескорыстному мотиву мистер Моуч принесет в жертву свои личные дружеские связи.
Хоть Дагни и пришла сюда, решив не выступать, она не смогла удержаться; затянувшееся молчание заставило ее голос звучать с надрывной резкостью:
- Вы получили то, о чем просили все эти годы, господа?
Быстрота, с которой все посмотрели на нее, была рефлекторной реакцией на неожиданный звук, но скорость, с которой все тут же отвели глаза - на стол, на стены, куда угодно, только бы не смотреть на нее - явилась знаком того, что ее слова поняты верно.
В последовавшие мгновения она почти физически ощутила, как от негодования воздух в комнате сгущается словно перед грозой, и поняла, что их возмущение направлено не против мистера Уизерби, а против нее. Она могла бы еще вытерпеть, что ее вопрос остался без ответа, но от двойного обмана попросту тошнило: сначала они притворились, что игнорируют ее, а затем ответили в присущей им манере.
Не глядя на нее, голосом одновременно уклончивым и многозначительным, председатель, заявил:
- Все будет в порядке и отлично сработает, если не попадет в руки… случайных людей, облеченных властью, таких как Баззи Уоттс и Чик Моррисон.
- О, я не стал бы волноваться о Чике Моррисоне, - сказал мертвенно-бледный мужчина в зеленом шарфе. - Джо Данфи и Бад Хэйзлтон очень близки к Уэсли. Если их влияние одержит верх, у нас все будет хорошо. Однако Кип Чалмерс и Тинки Холлоуэй опасны.
- Я могу позаботиться о Кипе Чалмерсе, - предложил Таггерт.
Мистер Уизерби, единственный в комнате, не смотрел на Дагни.
Даже тогда, когда его взгляд останавливался на ней, он не отражал ничего; Дагни была единственной в комнате, кого он не замечал.
- Я думаю, - произнес Уизерби, глядя на Таггерта, - что вы должны оказать Уэсли услугу.
- Уэсли знает, что всегда может рассчитывать на меня.
- Что ж, полагаю, что если вы согласитесь поднять заработную плату членам профсоюза, мы сможем закрыть на время вопрос о снижении тарифов.
- Я не могу! - Джим почти кричал. - Национальный альянс железных дорог занял непоколебимую позицию против поднятия заработной платы и исключит каждого, кто откажется подчиниться.